Sanctify

      Все казалось таким знакомым, словно он был здесь раньше. Четвертый помнил эти голубые кафельные стены, бассейн, компьютеры и разбросанную всюду бумагу. Бэкхен удобнее устроился на узком бортике и опустил ноги в воду. Из-за температуры та ощущалась совсем невесомой, будто её не было вовсе. Парень не спеша водил стопами вверх и вниз, наслаждаясь приятным чувством. Ноги словно парили. И его ничуть не смутили ни намокшие штаны, ни темнота, сгущающаяся на дне бассейна. ― Чанель, поднимешься? ― спросил Четвертый, обернувшись. Бён бросил взгляд на лестницу, надеясь увидеть Шестьдесят Первого. Но за спиной никого, лишь бледная скучная плитка. ― Чанель? ― настойчивее позвал Бэкхен, хмурясь и вытягивая шею.       Не мог же он прийти сюда один. Опять Пак где-то завис и заставил его нервничать. Сейчас тот должен был появиться и тогда… «А, действительно, что тогда?» ― Бэкхен неуверенно поджал губы. Парень напряженно пытался вспомнить, почему находился в этой комнате. Зачем он здесь? Явно не для того, чтобы поплавать в теплой водичке, да и одежда не подходила. ― Ну где же ты? ― одними губами произнес Четвертый, сжимая пальцами белый край бортика.       Он пытался внушить себе, что это было очередное странное свидание, и Шестьдесят Первый непременно ему все объяснит, как только вернется. Стоило лишь спокойно дождаться. Отчего-то настроение в комнате изменилось, словно воздух стал тяжелее. И игнорировать беспокойство, кусающее затылок, становилось сложнее. Четвертый бросил беглый взгляд на лестницу и напряженно выдохнул. «Перестань», ― мысленно приказал себе Бэкхен, зачерпывая ладонью немного воды. Прохладная жидкость холодила кожу щек, а во рту появился привкус соли и хлорки. Обтерев мокрые пальцы о ткань штанов, парень слегка отклонился назад и прикрыл глаза. Ожидание казалось невыносимым.       Время как назло тянулось бесконечно, и Бён решил, что досчитает до тридцати, и если Чанель не появится, то он просто уйдет. Все это походило на неудачную шутку, и оставаться здесь в одиночестве дальше ему совершенно не хотелось. ― Раз, ― уверенно начал Бэкхен, размышляя о том, что у него все-таки есть гордость. ― Два, ― продолжил Бён, активнее перебирая ногами от скуки. ― Три. ― Четыре…       Рывок, и резко стало нечем дышать. Вдруг поверхность оказалась настолько далеко, что он не мог всплыть, сколько бы не делал рывков руками. Мутная вода душила. Бэкхен тонул. Что-то с огромной силой тянуло Бёна за лодыжки на самое дно. Адреналин захватил все тело, но это не помогло: парень беспомощно барахтался в толще воды, чувствуя, как нечто норовит обездвижить его полностью. Черные нити опутывали живот, руки и тянулись выше. «Чанель, помоги мне!» ― мысленно выл Четвертый, пока жидкость заливалась в нос. ― Зелёный, ― раздался рокот возле уха, и Бэк застыл, ― Как ты спишь с кровью на руках?       Не успел он опомниться и хоть что-то осознать, как его бросило в сторону. Бён с силой влетел в одно из окон, находящихся в каждой стенке бассейне. Плечо болезненно пульсировало. Муть немного рассеялась, и за стеклом он увидел Чанеля. Бэкхен был готов разрыдаться прямо там, под водой, и плевать возможно это или нет. У него появилась надежда.       Наплевав на боль и всякий страх, Четвертый начал яростно бить кулаками по окну. Он отчаянно звал его по имени, кричал, игнорируя пузыри, застилающие взгляд. Его последние остатки кислорода. Но Чанель не шелохнулся.       Тот словно не хотел обращать внимание на эти мольбы о помощи, хотя смотрел в упор и стоял совсем близко. И тогда Бэкхен заметил то, что испугало и ранило его намного сильнее чудовища за спиной. Глаза Шестьдесят Первого были холодными и равнодушными. Чужими. И вместо блеска янтаря их застилала густая черная тьма. Ужас отразился на лице Четвертого, и это вызвало ядовитую усмешку у Пака. Чанель пожал плечами, сделал два демонстративных шага назад и ушёл. Просто ушёл.       Бэкхен резко проснулся и тут же подскочил, сев на постели. Парень никак не мог успокоить разгулявшееся сердце. Он нервно сжимал на груди футболку и пытался отдышаться, шумно втягивая носом внезапно такой драгоценный воздух. После обретения сил ему перестали сниться кошмары, и этот дурной сон был первым за долгое время. Бён уже успел забыть об этом липком чувстве страха, и было отвратительно испытать его вновь. Он испуганно дернулся, когда на спину легла теплая рука. ― Ты в порядке? ― обеспокоенно поинтересовался тихий голос. После сна он звучал более хрипло и низко. ― Нет, ― честно признался Бэкхен и несильно прикусил язык от легкого чувства стыда. Видимо он так шумел, что разбудил Чанеля посреди ночи. ― Как тебе помочь? ― продолжил задавать вопросы Пак, лениво поглаживая чужую поясницу через футболку.       Четвертый обернулся, чтобы поймать его взгляд, но глаза Шестьдесят Первого были закрыты. Тот продолжал пребывать в полусне, и это заставило Бёна испытать вину с двойной силой. ― Спи дальше, прости, что разбудил, ― отозвался Бэкхен, покрываясь мурашками от мягких касаний Пака. ― Не хочу, ― ответил он, откровенно солгав. Было видно, что Чанель держался из последних сил. ― Не говори ерунды, ― возразил Бэк, ― Спи. ― Тише, иди сюда, ― Шестьдесят Первый на ощупь нашел запястье Бёна и потянул того на себя.       Бэкхен послушно лег обратно, не видя смысла в сопротивлении. На этот раз он расположился лицом к Паку, и был так близко, что мог чувствовать его размеренное, слегка горячее дыхание. Чужая рука накрыла озябшие плечи одеялом, а позже легла на талию. Чанель сдвинулся вниз по подушке, чтобы мазнуть губами по макушке Бёна. ― Вот теперь можем спать, ― прошептал Пак, а после затих.       Странные эмоции цепями стискивали Четвертого. С одной стороны, он испытывал нежность и бесконечную благодарность к Шестьдесят Первому. Тот заставлял Бэкхена чувствовать себя нужным, значимым, любимым. Но с другой… В мыслях то и дело появлялся образ холодных глаз. Парень никак не мог перестать думать об этом предательстве, оно сильно ранило и без того слишком мнительное сердце Бёна. И пусть это всего лишь сон, отчего-то он вызывал тревогу. Самую настоящую, словно это было предупреждение об опасности. Чутье никогда не подводило его, а сейчас голос внутри кричал: «Берегись!» ― Чанель, ― нетерпеливо позвал Бэк, касаясь его груди. Парень не смог справиться с этим сам. ― М? ― помычал Шестьдесят Первый, все так же не двигаясь. ― Знаю, сейчас не время для этого и прозвучит очень странно, но мне это нужно. Пообещай, что никогда не причинишь мне боль. Ответа не последовало, и Четвертый от волнения перестал дышать. Тишина казалась оглушающей, накрывшей его, будто вакуум. ― Чанель? ― сделал еще одну попытку Бён, прежде чем хватка на талии усилилась. ― Ты такой глупый, Бэк, ― прошептал Пак тому в волосы.       Бэкхен зажмурился, и на секунду ему не захотелось слышать продолжение. В действительности, демоны, с которыми он так отчаянно боролся, родились лишь благодаря обычной паранойи. И может это все на самом деле глупость? Пора Четвертому перестать ждать предательства от всех вокруг, тем более от человека, что держит его в руках, пока спит. ― Обещаю. ― Спасибо, ― выдохнул Бён.       Чанель произнес скомканное: «Засыпай», и ровно задышал, давая понять Бэкхену, что все последующие вопросы можно будет задать только утром. Пак уснул практически моментально, и Четвертый даже начал слегка завидовать ему. Сон окончательно покинул тело и уже не мог спрятать Бёна от мучительных мыслей. Виски пульсировали от нарастающей боли. Откуда эта тревога? Неужели кошмар на него так повлиял? Но он был не первым, а одним из десятка, и далеко не самый жуткий. Так что же происходит?       Бэкхен шумно вздохнул. Ночь ― подруга и спутница навязчивых размышлений, она буквально толкала темными пальцами в пучину самоанализа. От него некуда деться, некуда бежать во всех смыслах. Парень понял, что пора расставить все по местам, пока тревога не сожрала его целиком. Нужно как можно быстрее понять в чем дело. «Хорошо, Бэк, думай», ― мысленно велел он себе. Боль в голове мешала мыслить трезво, она сковывала сознание прозрачными барьерами. И Бэкхен пробирался сквозь них на ощупь.       Во всех снах всегда присутствовал Чанель, незримо или напрямую ― это константа. Он был защитником, лекарством от яда кошмара, источником безопасности. И это касалось не только снов, Пак вел себя точно так же и в реальности. Поэтому Бэкхен так цеплялся за него. Ему было жизненно необходимо чувство защищенности, которым окружал его Шестьдесят Первый. Это единственное, что не давало Четвертому окончательно сойти с ума. Пак построил между ними и остальными невидимую стену из огня. И никто не мог добраться до них, пока они находились по ту сторону.       Но в этом кошмаре все было иначе. Чудовище, выглядящее абсолютной копией Чанеля, ударило по самой уязвимой точке ― доверию. Ведь если Шестьдесят Первый однажды предаст его, то вся вновь выстроенная жизнь Бэкхена разрушится, словно карточный домик. Бён ненавидел себя за слабость, за то, что так легко отдал в руки другому человеку всего себя. Однако он прекрасно понимал и знал почему. Ответ был до смешного прост: Бэкхен любил. И сомнения исчезли так же легко, как голографические цветы в той комнате. Потому что Чанель был единственным, кого он боялся потерять. Пак был единственным, с кем Четвертый хотел бы вернуться во внешний мир. И даже если им предстояло нечто невероятное опасное, они справятся с этим вместе. ― Кажется я по-настоящему люблю тебя, ― одними губами произнес Бэкхен, не чувствуя в себе сил произнести это вслух.       Словно кто-то за спиной караулит его хрупкое счастье, и стоит добавить словам голоса, как некто тут же все уничтожит. Это первое ответное «люблю», и в эту секунду незримая рука, держащая за горло, отпустила, и дышать стало легче. Пазл наконец сложился, позволив появиться готовой картине их спонтанной любви. Четвертый впервые ощутил себя таким свободным. Вихрь поднявшихся в груди чувств заставил Бёна захотеть чего-то сумасшедшего, вроде ― наброситься на Чанеля и целовать его, пока не закружится голова. Четвертый прикусил губу. Нельзя, как бы не хотелось. Необходимо было успокоиться и позволить себе уснуть. Бэкхен удобнее устроился и закрыл глаза.       Подступающий сон пришел только через четверть часа. Он паутиной опутывал тело, и перед тем, как отдаться ему целиком, Четвертый успел закрепить в голове следующую мысль: «Необходимо спросить у Минсока, что значит прозвище «Зеленый».

***

― Побег? ― уточнил Чунмен и спрятал ухмылку за чашкой. ―Я серьезно! ― осадил его Сехун полушепотом. ― Ты буквально рассказываешь мне о чем-то, что может создать нам крупные проблемы, в общей столовой, так еще и на полном серьезе? ― Мён с издевкой приподнял бровь. ― А где мне еще тебя поймать? ― О положил локти на стол и приблизился к собеседнику. ― Например, в спальне? Мы живем вместе, забыл? ― чашка с характерным стуком встретилась с блюдцем. ― Когда снова будешь ночевать там, тогда и будем говорить в комнате. А пока я могу тебя видеть только здесь. ― Не делай вид, что обиделся и тебе не нравится спать одному. Мне казалось все подростки любят личное пространство. ― Личное пространство и одиночество ― разные вещи. Чанель теперь вечно где-то пропадает, Лухан занят в Совете, ты тоже непонятно где. Мой последний блокнот для эскизов практически закончился. У меня осталось всего два листа! Видишь? Я умираю от скуки и тоски! ― Ну прости, что перестал тебя развлекать. Хочешь, достану тебе еще один? ― фыркнул Чунмен. ― Ты отвратительный, ― Девяносто Четвертый демонстративно закатил глаза, ― И зачем я пытаюсь спасти твою задницу от смерти? ― Сехун, ты должен перестать произносить такие вещи в месте, где члены Совета сидят через несколько столов. Тем более, если ты не шутишь. Ты либо не понимаешь всю степень опасности и ответственности, либо неудачно разыгрываешь меня. ― Но Чонин! ― начал возражать О, но тут же был прерван. ― Остановись прямо сейчас, ― приказным тоном велел Первый. ― Так это еще и не ты один придумал, надо же. Чонин, кто еще с тобой?       Девяносто Четвертый насупился и начал безучастно помешивать ложкой сахар в чае. Её стук о фарфоровые стенки стакана усиливал напряженную тишину между ними. ― Сехун, кто еще замешан в этом? Не скажешь ты ― пойду к Восемьдесят Восьмому. ― Кажется, меня Лухан зовет. Я пойду… ― Сидеть, ― лицо Чунмена казалось спокойным, но О чувствовал, что тот крайне раздражен, ― Я тебя никуда не отпускал, пока не назовешь все имена. Я жду. ― Кенсу, ― Девяносто Четвертый буквально выплюнул имя своего союзника, ― Доволен? ― Кто еще? ― Это все! ― Повторю: кто еще? ― Чунмен, это все! Я назвал тебе всех! ― Хорошо, ― Ким удовлетворенно кивнул, ― Значит, вас всего трое? Саму идею и это слово на «п», ― он бросил на подростка выразительный взгляд, ― Обсуждать здесь нельзя, но какие-то подробности мне знать нужно. Чья идея? Кто еще знает? ― Идея их, ― честно признался Сехун, ему абсолютно не нравилось, что Чунмен отчитывал его на пустом месте. Как тот не может понять, что О лишь пытается помочь? ― И они попросили рассказать мне? Зачем? Нужна помощь с дезертирством? ― Мён ядовито хмыкнул. ― Нет! ― огрызнулся Девяносто Четвертый, ― Я рассказал тебе, потому что ты мой Хён, и я не хочу тебя бросать! Но ты, кажется, мечтаешь остаться здесь навсегда. Прекрасно, можешь забыть об этом разговоре. ― Он демонстративно отодвинул от себя чашку. ― Сехун, я знаю, что происходит в этих стенах. Я был первым зачисленным кадетом, неужели ты думаешь, я совсем слепой и не вижу, что пропадают люди? ― последние слова подростку пришлось прочитать по губам. ― Тогда в чем твоя проблема?! ― О пытался кричать шепотом, и его горло неприятно саднило. ― В том, что у меня был свой план, но будет интересно услышать ваш. Но только не здесь, ― Чунмен поднял руку, призывая Девяносто Четвертого к молчанию. ― Кому ты еще рассказал? ― Только тебе. ― Это отлично, пока держи язык за зубами. Сможешь? ― Он дождался, пока О кивнет. ― Принесешь нам еще по чашке чая? ― С каких пор я прислуга? ― С тех самых пор, как облажался. Ну же, поторопись, пока еще есть, что брать. ― Чунмен наигранно тепло улыбнулся и кивнул в сторону выдачи. ― Там такая очередь, ты меня ненавидишь, да? ― Да, ― Ким указал рукой, куда ему нужно было идти. ― Ужасный, ― Сехун со вздохом поднялся, ― Ужасный ты, Хён.       На лице Чунмена появилась бесстрастная маска, как только он остался один. Обманчиво спокойная мимика скрывала плотно сжатые кулаки под столом. Этот разговор с Сехуном заставил его не на шутку напрячься. Судя по всему, О действительно не врал, и часть кадетов собирается бежать. И если Девяносто Четвертый так открыто об этом заявляет, значит он должен состоятся совсем скоро. «Неужели они нашли чертежи?» ― Ким нахмурился. Не может быть, они с Исином ищут их уже несколько месяцев и все безрезультатно: бункер похож на самый настоящий лабиринт, и у Чунмена было ощущение, что его стены передвигаются по ночам.       Первый боковым зрением сканировал интересующий его стол. Знает ли Лухан о том, что должно случится? Мужчина очень надеялся на смекалку и разум О. Ведь если Хань узнает ― ни у кого не будет даже шанса. ― Пожалуйста скажи, что он не смотрит мне в спину, ― взволнованно произнес Сехун, ставя перед Чунменом две чашки. ― Кто? ― Первому пришлось отвлечься от своего размышления, он вопросительно уставился на О. ― Бэкхен! ― сгорбившись на своем стуле, шептал Девяносто Четвертый. Ким поднял взгляд чуть выше его плеча и встретился с хмурым Четвертым. Тот выглядел слегка недоуменным и однозначно разочарованным. ― Почему Бён смотрит на нас с видом брошенного щенка? ― Чунмен слегка вытянулся и приветственно махнул Бэкхену рукой. ― Я его проигнорировал, ― как ни в чем не бывало ответил Сехун, отпивая некрепкий чай от тонкого края. ― Зачем? Сложно поздороваться? Где твои манеры? ― Ким удивленно посмотрел на спокойного подростка. ― Не в этом дело, просто я хочу ограничить общение с ним после последних новостей. Мало ли что может произойти. И ты сам прекрасно все знаешь, я же давал тебе читать все документы и заключения. ― А в твоей дурной голове не возникло предположения, что не стоит это делать так прямо? У всех наших общих знакомых появятся вопросы, и что ты им скажешь? Правду? Я так не думаю.       Чунмен коснулся кончиками пальцев горячих стенок чашки, они слегка обжигали нежную кожу, но мужчина знал, что напиток остынет в считанные минуты. Ему казалось, что он скоро закипит сильнее, чем чай в чайнике. ― Конечно я никому не скажу. За кого ты меня держишь? ― О сделал вид, что оскорбился. ― Тебе сказать правду? Сехун, ты разочаровываешь меня сегодня. ― Первый дал ему жесткий взгляд. ― Ты мне не отец, чтобы я оправдывал твои ожидания, ― выплюнул Девяносто Четвертый, с шумом ставя чашку на стол. Несколько капель темной жидкости расплескались по столу. ― Почему ты такой злой? Чунмен, что происходит? ― Прости, ты прав, ― выдохнул Ким. Он лениво пошевелил пальцами, и разлитый чай в считанные секунды оказался в пустом блюдце. ― Последние дни выдались напряженными. И мне не хочется, чтобы ты подвергал себя малейшему риску, а все, что я слышу от тебя сейчас, заставляет меня нервничать еще сильнее. Давай договоримся: про свои намерения дать отсюда деру не говоришь больше никому, сам тему не поднимай, пока тебя не вовлекут в разговор об этом. А про часть с Бэкхеном… Веди себя как раньше, будь умнее, избегай его другими способами. К тому же, если ты открыто возненавидишь Четвертого, то оттолкнешь от себя Пака. Ты готов к этому? ― Чушь, ― отмахнулся Девяносто Четвертый, ― Не думаю, что мое общение с Бэкхеном на это повлияет. Чанель как и раньше будет проводить время со мной. ― Ситуация изменилась, Сехун. Он может расставить приоритеты не в твою пользу. ― С каких пор? ― С тех самых пор, как твой Чанель начал стабильно есть вместе с Бёном и держать его за руку под столом. И я прямо сейчас вижу, как Четвертый что-то недовольно нашептывает твоему ненаглядному Паку. Может, уже настраивает против тебя? ― Чунмен поиграл бровями. ― Серьезно? ― Девяносто Четвертый попытался обернуться и посмотреть, но был остановлен старшим. ― Не так очевидно, Се, ― увлеченно шептал Ким, наклонившись чуть ближе. ― О, он уже показывает на тебя пальцем! Смотри что ты наделал, теперь не видать тебе Шестьдесят Первого. Сехун в мгновение поник, низко опустив плечи. Взгляд утонул в остывшем чае. Подросток откровенно не желал продолжать эту тему. ― Я, ― начал он, но ту же замолчал. ― Эй, Се, ты в порядке? ― Чунмен попытался взять О за руку, но тот быстро убрал ладони со стола. ― Я же пошутил. ― Не смешно, ― отрезал Девяносто Четвертый, откидываясь на спинку стула, ― Почему ты не можешь хотя бы на день снова стать тем Хеном, каким ты был для меня в первые несколько недель? Сам же прекрасно знаешь, как я отношусь к вам обоим. Фактически ты и он ― единственные, кто заговорил со мной, как только я поступил сюда. И что происходит сейчас? Ты изменился. Озлобился, стал нервным. Чанель отдалился и теперь не хочет видеть меня лишний раз. Я понимаю, у всех свои проблемы, но мне чертовски страшно. Я чувствую себя брошенным, и что мне делать с этим? ― Сехун, ― мягко позвал Чунмена. Он пребывал в ступоре от внезапного откровения, и не думал, что в душе подростка кипят подобные чувства.       Если быть до конца честным, Ким действительно стал уделять намного меньше внимания О. И это привело их к этому разговору сейчас. Оправданий не было. Чунмен в самом деле стал более раздражительным в последний месяц и часто срывался на тех, кто попадался под руку. Сказывались постоянный недосып и неудачи в построении плана побега. Голова шла кругом. ― Если нечего сказать, то просто молчи, Мён. Я устал от такого отношения к себе. И если это все, то я ухожу. ― Стой! ― Я не собираюсь тебя снова слушать, ― О отодвинулся на стуле назад, готовясь подняться. ― Да нет же, стой! Лухан идет к столу Бёна. ― Чунмен едва заметно кивнул в их сторону. ― Правда? ― На полном серьезе. ― Ким уверенно кивнул. ― Черт, ― прошипел Девяносто Четвертый. Подросток придвинулся обратно, во второй раз мерзко процарапав металлическими ножками пол. ― Я смотрю Бэк пользуется популярностью, что все в нем нашли? ― Может, голубые глаза пошли ему на пользу? ― хохотнул Мён и тут же добавил: ― Извини. ― Ну в этот раз я могу различить шутку, спасибо, ― Сехун закатил глаза. ― Что они делают? ― Лухан сел напротив Бэкхена, и они оживленно о чем-то говорят. Чанель выглядит напряженным, ― Ким слегка прищурился, чтобы лучше считать их эмоции. ― Что Лухану понадобилось от них? ― Хань хотел поговорить с Бёном о чем-то у себя в кабинете еще вчера, но он вроде не упоминал о чем. ― Сможешь выяснить это? ― Зачем нам знать, о чем шел диалог? Может это совершенно неважно? ― Нужно быть во все оружии Се, ― Чунмен облокотился подбородком на сложенные в замок руки, ― Поиграем в шпионов. Чем больше будем знать, тем меньше опасности нам будет грозить, понимаешь? ― Не совсем, ― честно признался О и нахмурился. ― Любая информация, которая может тебе показаться не нужной может внезапно стать ключом к разгадке тайны. Ты хочешь уйти отсюда живым? ― Спрашиваешь еще, ― Сехун поежился. ― Тогда сделай, как я тебе сказал и все расскажи мне. Вместе мы придумаем, что с этим делать, договорились? ― Ладно, ― выдохнул Девяносто Четвертый. Он быстро обернулся назад, чтобы поймать взглядом затылок Лухана и сформировать в голове примерный план действий. ― Надеюсь, ты прав.

***

― Думаешь, нам стоит идти? ― задал вопрос Бэкхен и заглянул в лицо Паку.       Они были вновь в своем любимом месте: комнате Шестьдесят Первого. Тренировки и очередной ненужный вечер позади. Чанель лежал головой на коленях Четвертого, позволяя тому перебирать свои волосы. Теплое мерцание нескольких свечей разливалось по стенам, создавая в спальне уютный полумрак. Аромат тающего воска навсегда осел в легких Бэкхена. Он превратился в ассоциацию, воспоминание, и действовал на него не хуже успокоительного. Стоило оказаться здесь и услышать знакомый, едва различимый запах, как вмиг тревоги рассеивались. А все потому, что Пак упорно не признавал электрическое освещение, считая, что стихия должна властвовать в его «доме». И пусть Четвертый был первое время с ним не согласен, позже принял это странное правило и даже увидел некую романтику в свечах. ― Как же я их обожаю, серьезно, ― Произнес Бэк, прокручивая вишневую прядь между пальцев, ― Такие мягкие, они определенно моя слабость. Пак под его руками практически урчал, он даже прикрыл глаза, наслаждаясь приятными ощущениями. ― Чанель, не спи, ― Бён коснулся его щеки. ― Не сплю, ― отозвался Шестьдесят Первый, демонстративно открывая один глаз. ― Так я и поверил, тогда ответь на вопрос. ― Вопрос? ― сонно переспросил Пак, перехватывая ладонь Бэкхена и сжимая её в своей. ― Напоминаю, если ты забыл: Чондэ позвал нас сегодня в ту комнату с ванной, сказал, что теперь это секретное место встреч и ему есть чем поделиться. Я раздумываю, стоит ли идти. Чондэ не производит впечатление человека, хранящего серьезную тайну. ― Бэк, ты должен пойти. ― Чанель прочистил горло и поймал взгляд Четвертого. ― Не нужно пренебрегать друзьями из-за меня. В последнее время ты начал целенаправленно избегать их всех, а так нельзя. ― Но я хочу этого, они уже давно не мои друзья. Ты ― мой друг! ― Возмутился Бён. ― Друг? ― Пак поднял бровь. ― Ну хорошо-хорошо, ― закатил глаза Бэкхен, и тут же быстро наклонился, чтобы оставить на губах Шестьдесят Первого короткий поцелуй. Он фыркнул: ― Мой чудесный друг с привилегиями. ― Не играй с тем, с чем не сможешь справиться, Бэк ― опасно прищурился Чанель, ― Ты мой, и только попробуй сказать, что это не так. ― Не знал, что ты такой собственник, ― Бён не удержался от короткой ухмылки, ― А если серьезно, ты сказал «я должен пойти»? То есть ты хочешь, чтобы я пошел на встречу без тебя? ― Мое присутствие всех смутит, ― Шестьдесят Первый неловко отвел глаза в сторону. ― Да и меня там не ждут, так что иди без меня. ― Я не хочу слышать это больше никогда, понял? ― в голосе Четвертого звучали серьезные нотки. ― Либо они примут тебя, либо пойдут куда подальше. И кого ты там собрался смущать? Чондэ? Максимум, кого он позвал еще ― это Минсок. ― Минсок меня ненавидит, ― протянул Пак. ― За что?       Бэкхена поразила эта внезапно вскрывшаяся неуверенность Чанеля. Сблизившись с Шестьдесят Первым, он успел забыть, как реагируют на него другие люди. Пак был одиночкой и производил впечатление холодного и опасного незнакомца. В реальности его характер был совершенно иным. Присущая ему молчаливость родилась не от надменности, а, наоборот, скромности. Чанель внимательный и заботливый, и Четвертому безумно хотелось поделиться этим знанием с остальными. Они должны были узнать его настоящего, пускай обложка у этой книги была отталкивающей. ― За то, что я отнял тебя у него. ― Не говори ерунды, дело не в тебе, а в том, что я его совсем не помню. ― Бён задумчиво прикусил щеку. ― Идешь со мной или я вообще никуда не пойду. ― Не оставляешь мне выбора? ― Не-а. Кстати, если мы не хотим опоздать на «важное собрание Чондэ», то мы должны поторопиться. ― Ты помнишь дорогу туда? ― Нет, ― Бэкхен игриво улыбнулся, ― Но ты знаешь. ― Так вот зачем я тебе оказывается нужен? Чтобы путь показал? ― Чанель фыркнул. ― Тсс, это тайна, ― Бён ему подмигнул, ― Идем.

***

      Бэкхен соврал, что не помнил путь. Невозможно вырвать из памяти столько моментов, проведенных с Чанелем, ведь каждый сантиметр дороги был связан с ним. Парень беспорядочно бегал глазами по стенам, захлебываясь в вязком болоте воспоминаний. Здесь Пак впервые взял его за руку, а впереди коридор, где они сидели на полу и с опаской, по капле узнавали друг друга. Завершает путь лестница. Чанель нес его на руках и шептал, что все будет хорошо.       Четвертый бросил неосознанный взгляд на профиль Пака, что шел рядом. А ведь тогда Бён не воспринимал их общение таким образом, но сейчас влюбленный голосок внутри легким движением переворачивал все с ног на голову. Бэкхен тихо усмехнулся. «Вот, что с людьми делает любовь». Любовь. Парню нравилось, как звучит это слово в голове. Почему-то одна мысль об этом делала походку легче, и настроение буквально взлетало вверх. Он не мог вспомнить своих предыдущих влюбленностей, и все эти чувства казались новыми. Отчасти, Четвертый был даже рад потере воспоминаний. Это стечение обстоятельств позволило ему перезаписать и заново испытать некоторые ощущения. «Можно ли считать, что мой первый поцелуй был с тобой, если я не помню предыдущих?» ― веселился внутри Бэкхен, чувствуя себя откровенным дурачком. Но почему-то именно с Паком он не боялся быть таким. Четвертый протянул руку, чтобы заключить ладонь Чанеля в свою, и тут же почувствовал, как тот сжал пальцы в ответ. ― Сколько можно вас ждать? Вы последние! ― недовольно произнес Чондэ, стоя со скрещенными руками у основания лестницы. ― Быстрее давайте! ― Последние? Кроме нас будет кто-то еще? ― удивленно спросил Бён, пока Двадцать Первый заталкивал его в комнату. ― Ну конечно! ― бодро отозвался Дэ, пропуская Пака и позже закрывая за собой дверь. ― Девочки и мальчики, теперь мы в сборе! ― Кого же еще мы могли ждать, как я не догадался, ― недовольно протянул голос. Бэкхену даже не надо было смотреть, чтобы понять, кому он принадлежит. Кенсу. Его тяжелый взгляд чувствовался сразу, во лбу словно зияла рана от пули. ― Хватит злиться, Су, они тоже хотят повеселиться, ― ухмыльнулся Чондэ, выходя из-за спины Чанеля.       Бён тяжело сглотнул, не решаясь сделать даже шага от двери. Все эти глаза, разглядывающие их обоих, как под микроскопом. Бэкхен немного удивился, заметив среди них Чунмена. Восемь человек, некогда друзья, а ныне ― чужие люди. Теперь они находятся по разные стороны баррикад, каждый ненавидит сидящего рядом. Когда это произошло? Та же комната, облезлый диван и ледяная ванна. Мертвая тишина. И все они снова здесь. Только зачем? ― Зачем мы здесь, Дэ? ― первым подал голос Чонин, избавляя Четвертого от этого вопроса. ― А сами как думаете? ― Двадцать Первый заговорчески подмигнул Минсоку, и тот моментально закатил глаза. ― Мириться будем! Мин, доставай! На низком столике внезапно выросли три бутылки виски. ― Не знаю, хватит ли этого. Но если что, мы с Чонином метнемся еще за одной, да? ― Фыркнул Чондэ, обводя компанию горящим взглядом. ― Откуда? ― только и смог произнести Чунмен, он был явно удивлен поворотом событий. ― И зачем ты тогда позвал Сехуна? Он еще несовершеннолетний. ― Упс, ошибочка, ― Дэ пожал плечами, ― Прости, малыш, сока нет, будем надеяться, что твой «папочка» даст добро на поднятие духа! ― Отвратительно, звучишь, как алкаш, ― Чунмен скривился, стоя за диваном. ― Ты не ответил на вопрос, ― напомнил Кенсу, его мягкие черты лица были привычно изогнуты в маске серьезности и неодобрения. ― Где взял, там уже нет, ― Двадцать Первый опустился на пол возле низкого столика, ― Ну чего вы такие кислые, нам точно надо выпить! ― Это и есть твой секрет? Ты хотел рассказать нам все о том, как украл алкоголь у руководства? ― Бэкхен вопросительно поднял бровь. ― Серьезно? ― Ага, и я считаю, что это лучшее из того, о чем бы я мог вам рассказать. ― Быстрым движением ловких пальцев крышка отлетела и мгновенно исчезла из поля зрения, закатившись под диван. ― Либо вы со мной, либо я пью в одиночестве. ― А если я не пью? ― Чунмен стоял на своем. ― То мне тебя очень жаль. С одной стороны я даже завидую тебе: от такой жизни сложно не запить. А ты еще и добровольно отказываешься, когда есть возможность. Кто еще в команде с нашим скучным трезвенником? ― Чондэ изучающим взглядом прошелся по своим «гостям».       Тяжелая атмосфера царила в каждом углу комнаты. Казалось еще немного, и кто-то вытащит спрятанный нож и начнется резня. Объяснить эту липкую неприязнь друг к другу казалось невозможным, ведь весомых причин не было, как и открытых конфликтов. ― Так стоп, что происходит? ― Двадцать Первый призывно ударил ладонью по столику. Хлопок показался оглушающим в образовавшейся тишине. ― Почему вы все ведете себя так? Я чего-то не знаю? ― Люди меняются, Дэ, ― ухмыльнулся Кенсу и тут же скривился, получив тычок под ребра от сидящего рядом Чонина. ― И что же, черт возьми, в вас всех поменялось за последние две недели?! ― рыкнул Чондэ, ― Из нас всех изменился только Бэкхен, да и то не по своей воле. Пусть хоть один из вас попробует свалить все на него, и я надеру ваши нахальные задницы. ― Но… ― попытался возразить Сехун, но Чунмен, стоящий за ним, резко зажал его рот рукой. ― Есть стаканы? ― побежденно выдал Первый, усиливая хватку на челюсти брыкающегося О. ― А ты смешной, ― фыркнул Дэ, прежде чем сделать три больших глотка прямо из горла. Последующий кашель сменил звонкий смех. Парень встряхнул свою идеально ровную челку, ― Как я скучал по этому вкусу, чувствую, сегодня будет весело! ― К черту! Дай сюда, ― Кенсу протянул руку, чтобы подхватить со стола вторую бутылку. Двенадцатый шептал под нос проклятия, избавляясь от ненужной крышки. ― Чтоб вы знали, я вас всех ненавижу, ― бросил он, прикладываясь губами к горлу. ― Это мой мальчик! Горжусь! ― радостно воскликнул Двадцать Первый. ― Давайте, кто следующий? Минсок? Кстати, Бэк, неси свой тощий зад сюда и бери Чанеля с собой, хватит уже стоять у двери, ― кадет указал на место рядом с собой. ― У тебя какая-то ненормальная фиксация на задницах, Дэ. ― Хмыкнул Чунмен, забирая алкоголь у Кенсу. ― Что поделать, я их очень люблю, ― Чондэ фыркнул и кокетливо ему подмигнул. ― Эй, малыш Се, займитесь с Мином музыкой, а то такая тишина неприятная. Он тебе все покажет.       Та буря, что бушевала в голове Бэкхена, наблюдающего за всем этим, могла разрушить целый город. Ему не хватало ни слов, ни мыслей, чтобы понять происходящее. Парень чувствовал острую, ничем не скрытую неприязнь от большей части людей, которые находились в этой комнате, и она граничила с агрессией. Это было действительно сродни потрясению: Четвертый был готов к тому, что они не примут Чанеля, но ощутить нечто подобное на себе оказалось чем-то неожиданным. Возникал вопрос, зачем вообще позвали сюда их обоих, если они ― нежеланные гости? Бэкхен бросил быстрый взгляд на Пака. Тот замер безликой статуей, и, казалось, был готов слиться со стеной, если бы не яркие волосы. Бён даже представить не мог, что творилось у того внутри. Груз вины аккуратно касался плеч: «Не надо было идти».       Но был здесь и тот, кто относился к ним иначе. По крайней мере к нему точно. Игнорировать тоскливое выражение лица Минсока казалось практически невозможным. Он смотрел так, словно Бэкхен спас от смерти его семью. Было там что-то еще, что Четвертый не мог различить. И, если быть честным, не хотел различать. Какое-то глубокое неизвестное чувство. Четвертый неловко повел плечом, пытаясь делать вид, что не замечает всего этого. И он ощутил, насколько стало легче дышать, когда Девяносто Девятый ушел разбираться с музыкой.       В любом случае Чондэ был прав: оставаться у двери не имеет смысла. У Бэкхена было два пути: взять Чанеля за руку и увести отсюда куда подальше, либо опять же взять Чана за руку, но чтобы привести его к столу. И как бы Четвертый не хотел поддаться соблазнительному первому варианту, головой парень понимал, что в эту ночь может произойти что-то важное, и уходить нельзя. Поэтому, затолкнув поглубже свое затронутое эго и растрепанные чувства, Бэкхен двинулся вперед. ― Чонин, я возьму? ― спросил Бён, садясь на пол возле Дэ. Чанель последовал его примеру, разместившись рядом. ― Не собираюсь пить с тобой из одной бутылки, боюсь заразиться беспамятством. ― хмыкнул Двенадцатый, демонстративно отбирая алкоголь у Кима. ― Су, прекрати, ― нахмурившись, осадил его Восемьдесят Восьмой. ― Кенсу пьет штрафные за ту мерзость, что вылетает из его рта! ― вклинился Чондэ. ― Серьезно, тебе обязательно быть таким сегодня? ― Обязательно. ― Мин, включи погромче, я не могу их больше слушать! ― произнес Чунмен, между глотками, ― Какая же это гадость. ― Я выбрал лучшее из того, что было, ― пожал плечами Двадцать Первым, ― Наслаждайся чем есть.       Из небольших колонок старого компьютера полилась музыка. Электронное, слегка скрипучее звучание плавно заполнило все пространство. Бэкхен слышал эту песню впервые. Ритмичные басы стучали в унисон с ударами сердца, а мужской тенор пел что-то о сумасшедшей любви. Четвертый начал невольно покачивать ногой в такт, чувствуя, как начинает расслабляться. В этот момент музыка показалась ему спасительной силой. И правда: общее настроение постепенно менялось, подобно песку, что осел на дно, сделав муть прозрачной водой. Напряжение рассеялось, сменившись нарастающим весельем.       Бэкхен удивился, когда рука, до этого сжимающая его пальцы под столом, потянулась за алкоголем. Чанель выхватил виски у Чондэ и начал жадно пить. Ни один мускул не дрогнул на его лице, словно за толстым стеклом было не крепкое пойло, а простая вода. Новая грань Пака сейчас открывалась перед ним, и знакомство с ней будоражила внутренности Четвертого. ― Вот это я понимаю, ― присвистнул Двадцать Первый, ― Бэк, ты следующий! Не отставай! ― Держи, ― хрипло произнес Чанель, протягивая ему спиртное. Бэкхен неуверенно сжал дутый край бутылки. Понеслась.       События завертелись как быстрая карусель. Музыка ритмично била по ушам, а восемь человек в полумраке не стесняясь отрывались ей в такт. Припасенный алкоголь вскоре кончился, и Чондэ с Чонином, пьяно хихикая, исчезли на несколько минут, чтобы вернуться со второй партией. Как у них получилось сделать это дважды и так быстро, было загадкой. Остаться трезвым не было шансов. Это коснулось даже Сехуна, что с рвением отпивал из бутылки Мена, каждый раз, когда тот отворачивался. В какой-то момент Бэкхен буквально повис на Чанеле, устав танцевать. Он прижимался горящей щекой к его плечу, чувствуя, как черные глаза смотрят с ответным блеском. ― Больше не могу, хочу сесть, ― прошептал Четвертый в ухо Пака, разрывая объятия.       Бэкхен упал на потрепанный диван и блаженно выдохнул. Парень с интересом наблюдал за развернувшейся картиной. Чондэ прыгал, выкрикивая строчки очередной песни, и крепко держал за руки смеющегося Кенсу, заставляя того прыгать вместе с ним. А Чонин же не мог отвести от него глаз, полных обожания. Чунмен между глотками что-то увлеченно рассказывал Минсоку, от чего тот периодически прыскал от смеха. Но видимо история была приукрашена, ведь Сехун то и дело его прерывал, объясняя, как было на самом деле. Бэкхен нахмурился, не увидев Шестьдесят Первого в этой толпе, и в эту же секунду диван прогнулся под весом еще одного человека. ― Как ты? ― спросил Пак, придвигаясь к нему. ― Лучше не бывает, ― счастливо выдохнул Четвертый. ― Рад слышать.       Бэкхен прикрыл глаза, чувствуя, как жар растекается по телу. Внутри была невероятная легкость: голову не одолевали тревожные мысли, исчез страх. Сейчас Бёну казалось, что они обычные люди, которые отдыхают вместе, и завтра их не ждут никакие тренировки, не будет никаких битв. Совет и больница ― дурной сон. «Хорошо», ― единственное, что приходило на ум. Ему хотелось, чтобы так было всегда. Бэкхен по привычке закусил губу и ощутил незнакомое покалывание. ― Чанель, мои губы! ― встревоженно произнес Бён, растирая их рукой. ― Что такое? ― Я их не чувствую! ― хмурился Четвертый. ― Наверное онемели от алкоголя, ― фыркнул Пак. ― Как странно, ну же, потрогай! ― А мне то зачем? ― усмехнулся Чанель, но вопреки словам коснулся губ Бёна, поглаживая их большим пальцем. ― Ну? Теперь понимаешь? ― доверительно спросил Бэкхен, и в следующее мгновение его накрыло осознание. ― Ой… Грудной смех обрушился на Шестьдесят Первого при виде этого растерянного лица. ― Прости, сам не понял, что несу, ― неловко отозвался Четвертый. ― Все в порядке, хочешь проверим чувствительность другим способом? ― Как?       Бэкхену пришлось краснеть во второй раз. Чанель медленно склонился к нему, чтобы захватить губы в сладкий плен. Тягучий поцелуй запускал по венам тысячи электрических зарядов. Четвертый с упоением вел губами против паковских, ощущая горячую волну, поднимающуюся в животе. Жарко, мокро и так хорошо. Бэкхен улыбался в поцелуй и шумно вдыхал носом новую порцию воздуха. Чанель оторвался первым, чтобы заглянуть в глаза Бёна, и Четвертый прочитал них такое кричащее и откровенное: «люблю». ― Ну что, вернулась чувствительность? ― Еще как, ― облизнулся Бэк и игриво прошептал: ― Не хочешь повторить? Шестьдесят Первый не успел ответить и ему пришлось отодвинуться, чтобы уступить место Сехуну, вклинившемуся между ними. ― Не помешал? ― наивным тоном произнес О, устраиваясь удобнее. ― Нет, все в порядке, ― соврал Бэкхен, игнорируя кричащие протесты внутри. ― Чем занимались? ― Да так… ― Чунмен жутко напился, я посижу с вами, ладно?       Бён пожал плечами в знак согласия и, словно отступая, откинулся на спинку дивана. Наступила тишина, каждый думал о своем, и даже не пытался продолжить диалог. Атмосфера стремительно перерастала в неловкую. ― Как твои успехи в рисовании? ― предпринял попытку Чанель. ― Эй, это секрет! ― шикнул на него Девяносто Четвертый. ― Ты рисуешь, Сехун? ― удивленно спросил Бэк. ― Немного… ― Он потрясающий в этом, ― поддержал его Пак. ― Ухты, я хочу взглянуть на твои работы. Покажешь мне как-нибудь? Никогда не подумал бы, что ты будешь заниматься чем-то подобным. Сехун нахмурился и долго молчал, прежде чем сокровенно и слегка отчаянно произнести: ― Бэкхен, ― подросток с силой сжал колени Бёна пальцами. Его глаза блестели алкогольной пеленой. ― Бэкхен, не забирай у меня Чанеля, прошу. ― Что? ― Четвертый не верил своим ушам.       Слова О выбили парня из колеи, это было, мягко сказать, неожиданно. «В каком смысле не забирай?» ― вертелось в голове Бёна. Сехун явно ревнует, но зачем? Бэк никогда бы не подумал препятствовать их общению, даже наоборот. Но видимо в мальчишке играли другие чувства. И Четвертый смог найти им объяснение: в последнее время они с Чанелем и вправду проводят время исключительно вдвоем, поэтому О заскучал. Бэкхен инстинктивно обернулся, когда услышал приближающегося к ним Чунмена. Мужчина практически бежал, путаясь в ногах. ― Ты что рассказываешь им про побег?! ― выдал Ким, тыча пальцем в сторону Сехуна. Он громко икнул и тут же закрыл рот рукой от осознания того, что сказал. ― Тише, Чунмен! ― крикнул на него О, мгновенно побледнев. Четвертый ошарашенно уставился на Мена в ожидании продолжения. «Побег?!» ― внутренний крик готовился вырваться наружу. ― Ой, ухожу, ― заторможено ответил Первый, делая шаги назад. Он схватился за стоящего неподалеку Чондэ, как за спасительную соломинку, и сразу увлек того в диалог, чтобы у парней не было шанса добраться до него. ― Может объяснишь? ― с нажимом произнес Бэкхен. ― Сехун, отойдем, нужно поговорить, ― раздался тихий голос Пака сбоку.       Чанель схватил подростка за руку и утащил к двери. Четвертый провожал их немигающим взглядом. «Что происходит?» Бён пытался анализировать произошедшее, но спиртное в крови мешало собрать мысли в кучу. Хотелось разобраться в ситуации, однако не было сил и желания во все это лезть. Бэкхен потянулся к остаткам виски. Последний глоток. Крепкий напиток слегка вязал язык, а по горлу текло жидкое пламя. Парень закрыл глаза, ощущая, как пространство вокруг него кружится. Он не знал, сколько сидел так, пока не услышал настойчивое: ― Бэкхен. Чанель стоял перед ним, протянув руку. Тот был слегка на взводе, но тяжелое дыхание и голодный взгляд, скользящий по Бёну, говорили за него. ― Пойдем ко мне. И Четвертый все понял, уверенно вкладывая в раскрытую ладонь тонкие пальцы.

***

       Шестьдесят Первый несся по коридору гигантскими шагами, и Бён норовил перейти на бег, чтобы успеть за ним. Они буквально за пару минут оказались у знакомой невзрачной двери. Щелкнула ручка, и парень почувствовал, как все сжалось внутри от этого звука. Шаг за порог, и его тут прижали к двери. Чанель шумно вдохнул, касаясь носом чувствительной кожи. Жар разогнался по телу словно по щелчку пальцев. Пак горячо дышал ему в шею, изредка задевая ее губами. Тот не решался идти дальше, будто ожидая разрешения. Четвертый инстинктивно вцепился в вишневые волосы и прижал его ближе. И это послужило спусковым крючком.       Огонь Чанеля обрушился него вместе с поцелуями, которыми он покрывал каждый сантиметр кожи. Бэкхен в свою очередь отклонялся в сторону, открывая ему больше пространства. Ошейник мешал подобраться к самым нежным местам, и парень был готов завыть от несправедливости. Даже сейчас он не мог полностью забыться. Четвертый зажмурился, когда сильные руки потянулись к бедрам. Они ласково гладили и спустились к ягодицам, властно сжимая их, отчего Четвертый несдержанно выдохнул. Бён нетерпеливо ерзал, неосознанно вставая на носочки, и Шестьдесят Первый подхватил его под коленями, поднимая выше. ― Чанель… ― томно шептал Бэкхен, словно в бреду схватившись за него всем телом. Ткань тонкой футболки собиралась складками и казалась такой ненужной сейчас. Лишней.       Пак терзал его ключицы, однако Четвертый жаждал коснуться губ. Он позвал еще раз и воспользовался моментом, вовлекая Шестьдесят Первого в такой желанный поцелуй с привкусом виски. Кровь кипела, превратилась в кипяток, и Бён плавился от этого жара. Чанель пробежался языком по губам, приоткрывая их, а Бэкхен тут же пустил, позволяя хозяйничать в своем рту. Парень довольно промычал, когда Пак ущипнул его за задницу, и сильнее вцепился в него, почувствовав, как спина отрывается от двери.       Чанель нес Бёна на руках в сторону кровати, продолжая попутно выцеловывать челюсть и щеки. Матрац с тихим скрипом прогнулся под весом двоих. Четвертый дезориентировано моргнул, распластавшись на постели. Шестьдесят Первый склонился над ним, требуя еще один поцелуй, но Бэкхен игриво ушел от ласки и нырнул пальцами под футболку, касаясь голой пылающей кожи. ― Бэк, ―звучно дышал Пак ему в ухо, ― Не верю, что ты моя реальность. ― Сними, ― Четвертый вел ладонями вверх, волнами собирая черную ткань.       Чанель усмехнулся и стянул мешающую футболку. Темный комок приземлился на пол, а Четвертому открылся вид на точеный торс. Пак был чертовски красив. И пусть парень уже видел его в душе однажды, сейчас он давился слюной. Приподнявшись, Четвертый приник к груди поцелуем. Под языком влажная соленая кожа, под пальцами упругость рельефа, и Бэкхен дурел от этой адской смеси. Бён тянулся к Чанелю всем естеством, сильнее вжимался в крепкое тело, желая раствориться в нем. По спине побежал холодок, а на смену ему пришли теплые руки, они согревали и гладили: Пак пытался раздеть его тоже. Контрастные мурашки кусали поясницу, а он ключицы Шестьдесят Первого.       Бён утонул в мягких простынях и тихо застонал, стоило губам любовника опуститься на живот. Внутри разливалась сладкая истома, подогреваемая влажными поцелуями. Чанель не сдерживался и с особым напором продолжил путь вниз, изредка задевая зубами кожу и вызывая в Бэкхене крупную дрожь. Он ощущал все происходящее таким правильным и необходимым, словно глоток воды в пустыне: то, в чем он нуждался всю жизнь. Это походило на сумасшествие.       На мгновение Пак оторвался и одарил его долгим взглядом черных глаз. Расширенные зрачки смешивались с цветом радужки, утягивая Четвертого в свою темноту. Тяжелое дыхание перебивало сердце, гулко бьющееся в груди. Бэкхен задыхался от душащих чувств, что искали путь наружу, и жадно обхватил лицо Шестьдесят Первого, увлекая его в чувственный поцелуй. Губы горели от ненасытных касаний, Чанель перехватил инициативу на себя и целовал так, как не сможет никто другой: жгуче и страстно, словно дикий зверь. Бён без ума этого зверя, что был приручен его любовью. Напряжение между ними набирало обороты и искрилось, подобно свету под кожей Четвертого.       Несдержанный стон покинул губы, стоило руке Чанеля оказаться там. Горячие пальцы разносили по телу волны наслаждения, заставляя Бэкхена скулить. Возбуждение сжигало его изнутри. Парень отчаянно сминал губы любовника, цепляя зубами нижнюю и оттягивая, что мотивировало Шестьдесят Первого ускориться. Торопясь, они избавились от остатков одежды, и пальцы Бёна тут же накрыли чужое крепкое естество. Смущение кусало щеки до красных пятен. Четвертый неловко вел ладонью сверху вниз, полагаясь на инстинкты и пробуя новые для себя ощущения. Не было сил взглянуть на Чанеля, но по сбитому дыханию и неразборчивому «Бэкхен», он понял, что действует в нужном направлении. Шестьдесят Первый мягко развел колени Бёна в стороны, устраиваясь между ними, и приподнял бедра выше. Чанель вновь вытянулся над ним, чтобы вытащить из-под подушки небольшую бутылочку. ― Что это? ― отвлекся Четвертый, пытаясь разглядеть маленький предмет. ― Смазка, с ней будет легче. ― Откуда она у тебя? ― Тсс, расслабься, это неважно, ― шептал Чанель ему в губы, ― Я не причиню тебе боли.       Внезапно появился страх, картинно отразившийся на лице Бэкхена, однако тот мгновенно исчез, когда губы Пака накрыли его в жаждущем поцелуе. Он был пленен силой, исходящей от него. Он был готов довериться ему. ― Сначала будет немного неприятно, ― звучал родной голос словно издалека. ― Но потом станет легче, готов?       Четвертого хватило на слабый кивок, и парень закрыл глаза, чувствуя, как чужие ладони ласково очерчивают ягодицы. Слух уловил тихий щелчок. Бэкхен вздрогнул от прикосновения прохладных влажных пальцев к нежной коже и весь сжался, ощутив их внутри. Чанель исступленно терзал взмокшую шею, прикусывал под ошейником особо чувствительные места, вновь и вновь припадая к ней губами. Бён дышал глубже и чаще, чувствуя, как постепенно боль от первых толчков уходит, освобождая место невероятному удовольствию. Вдруг по телу пронеслось электричество, вызывая у Бэкхена несдержанный стон. Между собственными криками он услышал короткий смешок Пака, но не смог его никак распознать из-за рук, творящих с ним что-то сумасшедшее. ― Чанель… ― в бреду бормотал Бён, зарываясь руками в алые пряди. Пальцы исчезли, и Четвертый заскулил от внезапной пустоты. ― Посмотри на меня. Бэкхен увидел янтарные искры, танцующие в чужих глазах. Вихрь чувств окатил его с ног до головы, от чего сердце пропустило удар. ― Я люблю тебя, ― смог прочитать он по губам.       Пак толкнулся вперед, заполняя его целиком. Четвертый ахнул и в изумлении распахнул глаза от непривычных ощущений. Жар Чанеля сжигал Бёна, как тонкую спичку. Было слегка дискомфортно и одновременно хорошо, до дрожи во всем теле. Парень метался на постели, двигал бедрами навстречу, позволив желанию завладеть им без остатка. Прямо сейчас он был готов кричать о любви, но изо рта вырывались лишь протяжные стоны. Звуки, издаваемые им, становились громче, и Бэкхен осознавал, что близится к пику. Чанель потянул его на себя, меняя положение и усаживая сверху. Глубже. Четвертый уткнулся ему в шею, понимая, что больше не может. Парень чувствовал сильные руки на спине, слышал усилившие стоны Пака. Он больше не сможет без него. Разрядка встретила его приятными спазмами, ползущими по телу. Чанелю потребовалось еще несколько толчков, чтобы закончить следом. И вдруг стало просто невыносимо горячо, будто разверзся пол, и он провалился в ад. Следом вспышкой оглушила боль, а со спины словно содрали всю кожу. ― Отпусти меня! ― страшно взревел Бэкхен, пугая криком обоих.       Четвертый свалился с кровати на пол и начал медленно отползать назад. Агония пронзила тело быстрее, чем осознание того, что произошло. Адреналин впрыснули в кровь будто шприцом. Его глаза были полны чистейшего ужаса: перед ним был не Чанель, а самое настоящее чудовище. И сейчас разница стерлась. ― Что ты сделал? ― Бён инстинктивно обернулся к источнику боли, и в зеркале на стене увидел спину, окрашенную красным. ― Ты обжег меня? Черт, почему так больно? Бэкхен пытался дышать, в уголках глаз собирались предательские слезы. ― У меня ожоги из-за твоих рук, Чанель? ― задушено произнес Четвертый, пытаясь отвлечься от пылающего костра под кожей. ― Бэкхен, ― Пак встревоженно подорвался с постели, протягивая к нему руку. ― Не подходи! Не смей! ― рявкнул Бён. ― Дай мне помочь тебе, ― Шестьдесят Первый был белый, как полотно. Он всеми силами хотел прижать его к себе, залечить глупые раны, но не решался сделать и шага. Знал, что спугнет, и это станет началом конца. ― Почему, Чанель? ― голос дрогнул, Четвертого крупно трясло. ― Ты обещал мне! ― Бэкхен, это случайность! Пожалуйста послушай, я не… ― Заткнись! Ты, черт возьми, обещал мне! ― он сорвался на крик.       Адская боль прожигала тело от малейшего движения, но Бён заставил себя кое-как натянуть штаны, удачно подвернувшиеся под руку. Парень тяжело выдыхал через зубы, проталкивая ноги в путающуюся ткань, и упорно игнорировал отчаяние, волнами исходящее от Шестьдесят Первого. Поднявшись, он двинулся к выходу. Дрожащие пальцы сжали до боли породнившуюся ручку двери, а глаза в зеркале поймали уничтоженный взгляд Чанеля. ― Не могу поверить, что я действительно любил тебя, ― выпалил Бэкхен и тут же испугался собственных слов, видя, как на лице Шестьдесят Первого вырастает знакомая мертвая маска. Безжизненный тон разбил вдребезги двух человек в этой комнате. Пути назад нет. Первое его «люблю», произнесенное вслух. Роковое. Последнее. ― Не приближайся больше ко мне никогда! Хлопнула дверь.