***
Мягкий свет, проникающий в комнату через высокое окно, оставляет на стенах яркие следы солнечных зайчиков: блики играют на матовой поверхности, изображая причудливый танец. Кора тихо вздыхает, перебирая в тонких пальчиках разноцветные резинки — они так и не смогли решить, какой цвет выбрать сегодня. Стайлз аккуратно переплетает смоляные пряди, уже не надеясь на то, что его умений хватит, чтобы изобразить хотя бы подобие косички. Он никогда не умел плести, да и не думал, что это понадобится — но сейчас жалеет, что не освоил такого смешного занятия. Это отвлекает, помогает не думать, равно как и успокоительное, медленно растворяющееся в его крови. Благодаря этому он смог убедить самого себя, а главное — Кору, что все в порядке и волноваться не о чем. Ситуация под контролем, и плевать, под чьим. Ему не страшно, не больно, и ночью его не душили воспоминания — всего один кошмар до спасительного укола не в счёт. Питер, тот самый Питер, почему-то понимал всё. Он не задавал бессмысленных вопросов, не разглядывал его, будто по дулом пистолета, просто сказал закатать рукав, и Стайлз был согласен. Его хватило на то, чтобы суметь убедить Кору не беспокоиться и лечь спать — он даже смог рассказать ей сказку и мягко улыбнуться в конце, словно ничего плохого не случилось. С того момента прошло двенадцать часов. Кора протягивает ему завязку нежно-сиреневого цвета, вопросительно заглядывая в глаза. Стайлз знает, о чем она спросит, и не испытывает облегчения от ответа, который должен дать. — Мне все ещё нельзя к папе? Стайлз фиксирует косу, отмечая, что вышло несколько лучше, чем он предполагал сначала. Кора послушно смотрит в протянутое зеркальце, и на обеспокоенном лице появляется слабая улыбка, таясь в уголках прищуренных глаз. Стайлз укладывает косу на её плечо, поправляет выбившуюся прядь и кивает, понимая, что Кора ждёт его слов. — Ему нужен отдых. Надеюсь, что к вечеру твоему папе станет лучше, и мы сможем навестить его. Сам Стайлз пойдет туда прямо сейчас — Кора отправится завтракать вместе с Питером, а он будет с Дереком это время. Несмотря на внутреннее спокойствие Стайлз все равно ждёт подвоха: срыва компенсационных возможностей, инфекции, кровотечения. Дерек стабилен уже больше десяти часов, и это мало и много одновременно. Нельзя исключать любой вариант развития событий, что, к счастью, понимает не он один. И все же Питер непоколебимо уверен в племяннике, будто Дерек по меньшей мере бессмертен. Для Стайлза это дико, потому что он знает, что однажды она придет за каждым. И будет неважен возраст, пол, умения врача и слезы близких — потому что свеча догорела, и точка невозврата уже пройдена. Стайлз тоже верил. И больше не хочет попадать в эту ловушку. — Ну вот и все. — Стайлз подхватывает челку Коры блестящей заколкой. — Кажется, я слышал, что сегодня на завтрак блинчики. Идём? Твой дядя наверняка заждался. Она улыбается ему — доверчиво, радостно — вкладывает свою узкую ладошку в его. Сердце пропускает удар при мысли о том, что станет с ней, если Хейл умрёт. Думать об этом нельзя, и Стайлз старается улыбнуться в ответ, пропуская Кору вперёд. От этого Дерек не придет в себя, а ему не станет легче — так есть ли смысл мучить себя неизвестностью? Придётся заняться тем, что он умеет хуже всего. Ждать.***
Он проводит с Дереком почти целые сутки, убивая время за чтением книг. От того, что он может наблюдать за ним, становится спокойнее — обман психики, чертов псевдоконтроль, но и этого оказывается достаточно. Будь здесь Лидия, она прошлась бы по нему, не оставив живого места, но лучшей подруги здесь нет — Стайлзу вполне хватило её ругани по телефону. Он знает, что они справятся без него, и от этого на душе хорошо — потому что рядом люди, на которых можно положиться и которым можно доверить самое дорогое. Как бы ни злилась Лидия, как бы ни расстраивались Джексон и Эллисон, он уверен в них даже больше, чем в себе самом. — Тебе нужно отдохнуть. Стайлз трёт глаза, оборачиваясь к вошедшему Питеру. Тот проверяет показатели датчиков, закреплённых на теле Дерека, и оборачивается к сонному Стайлзу, кивая на дверь. — Поешь, отоспись и езжай домой. Тебе пора возвращаться к своей жизни. От последней фразы становится неприятно и трудно объяснить — почему. Он вообще не должен был оставаться здесь, не должен был делать того, что сделал. Чего ещё ему нужно теперь? — Стайлз, я не собираюсь лезть в ваши с Дереком отношения. — Питер окликает его перед самым выходом, заставляя обернуться. — Но я благодарен тебе за то, что ты помог ему. И мне не важно, почему ты это сделал. Его хватает лишь на то, чтобы кивнуть — скомканно, неловко — и быстро выйти из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. В ванной комнате рядом Стайлз долго плещет в лицо водой — прохладной, практически ледяной. Он не совершил ничего дурного или неправильного, но почему-то опять ощущает себя дураком, который чего-то не уловил. Ему понятно все: сложившаяся ситуация, слова Питера, состояние Дерека, но неясно одно — собственная реакция на происходящее. Разве это правильно? В комнате его ждёт ужин, но Стайлз не чувствует голода, притрагиваясь только к воде. Хочется спать, но сон не идёт к нему — он беспокойно меряет помещение шагами, не зная, как перебороть странное волнение. Можно уехать домой уже сейчас, просто вызвав такси, но кажется неправильным уйти вот так — сбежать, не сказав никому не слова. Он даже не сможет попрощаться с Корой, потому что она спит, а будить её Стайлзу хочется меньше всего. Как же он в самом деле устал. За окном медленно падает снег: тихо кружит между припорошенных елей, серебря темно-зеленые иглы. Стайлз опускается на мягкий ковер, устремляет в окно задумчивый взгляд. Природа полна умиротворения, чудесной неторопливости, которой так не хватает ему сейчас. Там все выглядит простым и ясным, словно мир подвластен чёткому распорядку, заботливо придуманному кем-то мудрым. Нет места суете, беспричинным волнениям, страхам — лишь безмятежность, осознание чего-то важного, что пока недоступно Стайлзу. Да и вряд ли ему одному. — О чем молишься, док? Чтобы я умер? Почему-то он совсем не удивляется хриплому голосу за своей спиной. Стайлз оборачивается, бросает на вошедшего Дерека внимательный взгляд. Тот выглядит таким бледным, что синяки под глазами и заострившиеся скулы придают ему сходство с ожившим мертвецом. На секунду становится интересно — а в самом ли деле Дерек стоит напротив него? Сейчас он должен лежать в постели, на грани жизни и смерти, но вместо этого прожигает Стайлза взглядом, совсем как при их первой встрече. — Об этом мне не нужно молиться. Ты все равно умрёшь рано или поздно, как и все. Стайлз поднимается с колен, не зная, что делать дальше. Присутствие Дерека, живого Дерека, действует на него странным образом: внутри все переворачивается, дрожит, и он считает, что это просто нелепо. Нужно сказать, чтобы Хейл вернулся в постель, позвать Питера в конце концов, но он молчит, нервно сжимая кулаки. — Старина Питер сказал, что я обязан тебе жизнью. Стайлз отрицательно качает головой, складывая на груди мелко дрожащие руки. Неужели ты очнулся ради того, чтобы сообщить мне об этом? — Он соврал. Ты обязан жизнью ему, потому что он зашил тебя. К тому же ты ещё нездоров, поэтому лучше вернись обратно в постель. Хочется уйти самому, на улицу, босиком — он согласен идти домой вот так, лишь бы сбежать отсюда. Хейл загораживает собой проход, не позволяя ему покинуть помещение, и Стайлз хмурится, поднимая на Дерека тяжелый взгляд. — Потому что ты позвонил ему и не дал мне истечь кровью. Знаешь, что я думаю, Стайлз? — Дерек смотрит прямо в глаза, не позволяя малодушно отвести взгляд. — Ты должен был позволить мне умереть. О, да. Он лишь неслышно усмехается в ответ. Но я не смог этого сделать. — Я врач, и я давал клятву. — Нет, не давал. — Хейл в упор рассматривает его, словно от этого зависит как минимум чья-то жизнь. — Никто из вас больше ее не даёт. — Слушай, Дерек, что тебе нужно? — Дрожь в руках становится сильнее, распространяясь к груди и горлу. — Ты жив, так что оставь меня в покое. Сейчас тебе… Красное пятно медленно расползается на белоснежной повязке, и, боги, Стайлз не знает, чего именно хочет в этот момент. Он испытывает, кажется, всю гамму чувств, на которую только способен человек. Кривая усмешка на лице Хейла, горящие темным огнем глаза — все, что Стайлз видит перед собой, пока сокращает расстояние между ними. Он успевает подхватить Дерека, почти взваливает на себя, ощущая, как сильно тот дрожит — неужели поднялась температура? — Питер! Сюда! Питер! Голоса раздаются далеко, а Дерек уже практически виснет на нем, тяжело дыша куда-то в шею. Низкий шёпот заставляет сильнее сжать ладони на чужом теле, и Стайлз вдруг понимает, что трясет вовсе не Дерека. Это его колотит, будто в припадке. — Уже ничего. — Сухие губы царапают кожу хуже наждачной бумаги. — Мне достаточно того, что ты назвал меня по имени. Петля внутри разрывается, рассыпаясь тысячей горячих осколков прямо в животе. Стайлз не слышит окриков Питера, не чувствует чужих прикосновений, смотря лишь на Дерека — в глаза, утягивающие его за собой на самое дно. Он вовсе не собирался нырять, не собирался тонуть, но вода уже касается его лица — солёная и чуть горьковатая на вкус. Нет сил выбраться из её плена, нет сил прекратить поток: Стайлз покорно закрывает глаза вслед за Дереком и позволяет слезам свободно упасть туда, где ковер уже пропитали первые капли алой крови. Все равно он не смог бы иначе.