***
— Пойдёшь с нами в баскетбол играть? — на плечо ложится рука вожака. — У нас игрока не хватает, девчонки не любят, а Его Величество принцесса Сокджин отказался. — Потому что не императорское это дело — мяч в корзину бросать, а вы развлекайтесь, чхонмины¹! — старший омега перегнулся через окно кухни и показал им язык. — Это так по-взрослому, хён! — строго заметил вожак, но всё же высунул язык в ответ. — Я не умею, — Тэхёну стыдно: вроде взрослый уже, а такие простые вещи в жизни не пробовал. Чонгук чувствует его смятение и лижет руку парня, оказывая тем самым поддержку. — Я научу. И Юнги учит: объясняет правила, показывает, как вести мяч, ставит в стойку и учит броску. Никто не торопит их, остальные игроки развалились на зелёной траве вдоль площадки, переговариваясь о своём, краем глаза наблюдая за обучением. Тэхён на пальцах удерживает оранжевый мяч и точно, как учил старший, закидывает его в корзину, аккурат с криво начерченной краской трёхочковой зоной. Из-за спины слышится улюлюканье и поздравительный лай. — Юнги-я, ты отличный учитель, — Чансон одобрительно хлопает альфу по спине. — Если сделаете с Чимином ещё двух омег, сможешь стать тренером омежьей баскетбольной сборной, — сейчас они скорее похожи не на волков, а на стаю гиен, которых мясом не корми, дай над лидером посмеяться на тему потомства. — Альфы рождаются от сильных пар, а омеги — от большой любви, ясно вам, придурки? Игра в баскетбол получается весьма занятной, более крупные альфы первое время пытаются нежничать с омегами, чем и пользуется Чангюн, забрасывая три раза подряд. Его пытается заблокировать Хоби, но Джухон, который играет с ним в одной команде, вместо того, чтобы помочь соратнику, бежит защищать омегу, чем тот снова пользуется и мяч вновь летит в кольцо. К концу игры никто уже не помнит счёт, а противники просто толкаются, щекочут друг друга и смеются. Тэхён подбирает никому особо не нужный мяч и несётся с ним к кольцу. Не добежав пары метров, он чувствует, как ноги отрываются от земли и хохочущий Вонхо усаживает его на плечо. Медленным шагом они подплывают к цели, и Тэхён, предварительно заглянув в корзинку, кладёт туда мяч. — Всё, гейм овер, опять победило ваше сумасбродство, — Юнги краем футболки утирает пот со лба. — Чувствую, я никогда не смогу нормально поиграть. Вонхо не успевает снять с себя Тэхёна, так как Чонгук упирается передними лапами в грудь старшего и утробно рычит. — Да не нужен мне твой омега, у меня свой имеется. Чонгук вообще последние несколько дней стал очень ревностно относиться ко всем, кто пересекает одному ему ведомые личные границы Тэхёна. А тот и рад, ему льстит такая собственническая дружба. Он спрыгивает с чужих плеч, чудом не свернув шею, и бросается обнимать косматую ревнивую морду. Он уже как к себе домой несётся в дом Намджуна и Сокджина: последний опять что-то варит у плиты, не замечая, как наглый младший протягивает руку и ворует с тарелки рисовый пирожок с красной фасолью. Разломив его пополам, засовывает часть в рот, спешно жуя и попутно уворачиваясь от поварёшки в руках Джина, а вторую кидает в сторону двери, где в воздухе её ловит волчья пасть. Чонгук благодарно урчит и убегает обратно во двор. — Ну что, опять из затеи Юнги вышел балаган? — вопрос скорее риторический, не впервой уже. — Он раньше в школе играл за сборную, хотя и тогда, мне кажется, это было по большей части из желания покрасоваться перед Чимином. — Они с самого детства вместе? — Тэхён заискивающе пританцовывает рядом, выпрашивая ещё одно угощение. — Аппетит весь к ужину перебьёшь, — но всё равно разрешает стянуть ещё один пирожок. — Возвращаясь к твоему вопросу — нет, они не так давно вместе. Но влюблены, думаю, намного дольше, — про главную пару стаи почему-то никто не говорит, хотя сплетничать тут даже альфы горазды. К примеру, на днях они спорили, побьёт ли Чангюн Джухона, если тот ему цветы притащит — хуже омег, честное слово. — Это мы с Намджуном, сколько себя помним, столько и любим, — продолжает Джин, — папа любит рассказывать, как я украл его, когда он был ещё крохотным — даже глазки открыть не успел, и наотрез отказывался отдавать, говоря, что он мой и я его люблю, — Джин нежно улыбается, думая о своей паре, а Тэхён с белой завистью на хёна смотрит, так же хочет. — Ну ещё Джухон и Чангюн, но это, блин, уже каламбур, — они оба смеются, вспоминая странную парочку. — Это сложно объяснить, мы близкого себе волка хоть с пеленок можем унюхать, вот только не знаем — пара он или нет. Просто волк, родной по природе, вполне может оказаться просто другом, к примеру. Только в первую течку запах омеги формируется, и альфа по нему определяет свою пару окончательно, то есть — навсегда, ведь волки моногамны, в отличие от вас, дворняжек. — Но у нас же тоже есть истинные пары, — младший дует нижнюю губу от такого заявления — ещё бы, он-то собирается раз и на всю жизнь. Джин накрывает тарелку полотенцем и, стянув фартук, устало опускается на скамейку: не хочется старшему чьи-то фантазии рушить, он сам романтик, и смотря на Тэхёна — самого себя видит. Того, что до восемнадцати лет с трепетом ждал, когда Джун его своим назовёт. Сокджин устало выдыхает и объясняет: — Это не так — ваше понятие истинности извращено и опошлено социумом. Годами в вас суют книги и фильмы, рассказывают сказки об идеально подходящих только вам парах, а вы и рады. Альфы и омеги бросают друг друга ради истинного — вот это романтика! Только бред всё это, волк чует запах пары, а у вас даже нюха нет. Поверь, ёкаи, не знающие наверняка, пара они или нет, но уже испытывающие чувства, в ужасе представляют, что это не так, ведь придётся уйти и искать своего волка, а поиски могут длиться хоть до конца жизни. Никто их не выгоняет, нет, но главная цель жизни ёкая — найти пару. Каждый альфа с трепетом и страхом ждёт течки выбранной им омеги, поэтому мы не начинаем настоящие отношения раньше срока. Намджун плакал, когда учуял мой запах и понял, что мы пара, ведь мы так боялись! Представь: быть влюблённым всю жизнь, а потом в один день узнать, что кто-то другой — твой волк. У вас же почему-то даже истинные умудряются разводиться, — Тэхён вздрагивает, вспоминая родителей: и то верно, сейчас они счастливы с другими людьми, хоть и считались истинной парой. На душе кошки скребут: он столько лет верил в это и разубеждаться не хотел. Старший омега тянет его к себе за руку, поглаживая по голове: — Может, оно и к лучшему, малыш, ты — сам творец своего счастья: вот повзрослеешь, и с трезвой головой выберешь того, кого захочешь полюбить, ну или тебя учует волк да своим назовёт, — Тэхён отрывается от утешительных объятий и покрасневшими любопытными глазами смотрит на старшего. — А так можно? Чтобы ёкай с человеком был? — Конечно, можно, глупенький, мы бы вымерли, если бы периодически не находились пары вне вида. У ёкаев давно беда с омегами, альф в разы больше и, к ужасу, они из-за этого часто остаются одни. Над Юнги потому и шутят о детях, что это огромная редкость — три омеги. Счастливчик, верно, видимо, говорит — от большой любви. Так что, может, и у тебя есть свой ёкай. Дни летят с безумной скоростью, вот только вчера он приехал к дедушке с бабушкой, а до конца школьных каникул уже меньше недели. Была бы его воля, он бы тут навсегда остался, только вот кто позволит: мама уже давно распланировала, где и как он должен учиться и жить. Сидя у большого костра, он с тоской обводит стаю взглядом: эти ребята так полюбились ему… Снизу кто-то скулит — Юнбин, этот малыш больше всех привязался к нему. Подцепив щенка на руки, Тэхён чмокает его в морду, а внизу уже пищат братья, требуя, чтобы их тоже погладили. Джин тихонько играет на гитаре, кто-то переговаривается, глаза сами собой находят двух волков, лежащих вдалеке от огня: Чонгук положил морду на лапы, а Чимин примостил свою между его ушами. Тэхёну захотелось плакать: как он его бросит, как оставит друга — не за себя переживает ведь, за волка, что и так безмерно одинок. Хоть и строит видимость отрешённости, и дураку понятно, смотря, как тот с тоскою поглядывает на обращения других, не заходит на кухню во время обеда, будто стыдится, что не способен сесть с ними за один стол. — Я в дом схожу, что-то принести? — чтобы сбежать от грусти, Тэхён решает пройтись да умыться. — О, Тэ, захвати чипсы из шкафа, — просит Намджун. Перед этим самым шкафом он стоит ещё долгие минуты, глотая слёзы. Ну почему он волком не родился?! — Не грусти, ладно? — омега вздрагивает от хриплого голоса. — Ты можешь в любое время вернуться, тут тебе всегда рады, и есть телефон, будем созваниваться. — Только Чонгук не сможет со мной по нему разговаривать, — Юнги, что потревожил его молчаливую драму, понуро опускает голову и согласно кивает: — Не сможет, — повисает неловкое молчание. — Ощущение, будто я его предаю: я же сам не знаю, когда вернусь, и вернусь ли, а он ждать будет, скучать. — Чонгук-и куда более стойкий, чем ты думаешь, да и стая ему поможет и поддержит. Он обычно более весёлый, не обижайся, Тэ, но именно ты напоминаешь ему и нам о том, что он не оборачивается. Из него вырастет очень сильный и стойкий волк, и если бы всё не сложилось так, думаю, он куда лучше меня подошёл бы на роль вожака. Это не успокаивает, но хочется верить. Где-то внутри иголка эгоизма больно колет, боясь, что его волк вообще не будет скучать, а скоро и вовсе забудет, но разум здраво защищает ёкая: тот не забудет. Тэхён не знает, откуда в нём взялась смелость, но поднимает голову и спрашивает в лоб: — Почему вас иногда называют треугольником? — смелость пропадает так же, как и пришла — по щелчку, и он уже тише добавляет: — Ну, тебя, хён, Чимин-щи и Чонгука. — Я обычно не люблю об этом говорить, но ты должен знать, чтобы понять, какой он — наш Чонгук-и, — вожак устало потирает затылок, после чего нехотя продолжает: — Не знаю, говорили тебе или нет, но Чонгука к нам в стаю принесли совсем маленьким. Рос он в моём доме, отец так и сказал: «Это — Чонгук, и теперь он — твой брат». Меня сначала это не очень обрадовало, но со временем я привык и полюбил мелкого, однако было уже поздно — нишу самого важного хёна уже занял Чимин, и мне до него, в сущности, и дела не было бы, если б не Чонгук. Я не обратил бы внимания на несуразного, пухлого омегу, он в детстве цеплял разве что своим цветом глаз в волчьем обличии. Уже будучи в старшей школе, случайно столкнулся с ним в коридоре — и будто другими глазами увидел. Он вырос, стал безумно красивым и притягательным, не знаю, как объяснить, Чимин же чуть ли не каждый день был в нашем доме, а в том коридоре у меня будто глаза открылись. Тянуть начало сильно, я не мог это побороть, и при любом удобном случае старался быть рядом… — он снова трёт затылок и смотрит глазами, полными вины. — Одна проблема: все вокруг были уверены, что они с Гуком — пара, всю жизнь же вместе, и даже Чимин в это верил. Тянулся ко мне, как магнит, но изо всех сил сопротивлялся. Когда я его в первый раз поцеловал, он плакал часа три, не меньше, предателем себя называл… А потом ему пятнадцать исполнилось, и течка началась, мне об этом сказала мама по телефону. Сам я в тот момент был в городе. Я, Тэхён, испугался не на шутку, двое во мне душу рвали: альфа с ужасом думал, что это — не его омега, а брат — что его, и я сбежал. Два дня по горам ходил и выл, а потом… он меня нашёл. Я ещё вожаком не был, поэтому Чонгук меня за шкирку схватил и силком в поселение притащил, до самой чиминовой двери меня волочил и так искренне, радостно заскулил, когда увидел, что я учуял истинного. Ему всего тринадцать лет было, и если бы я не вернулся, Чимин остался бы без пары. Такие омеги могут и не с истинным быть, но ему наше счастье дороже собственного. Тэхён почему-то злится: на всех, на себя, на Чонгука. Почему у всех вокруг нет стольких трудностей, как у этого волчонка? Почему он для него ничего не может сделать? Глаза пеленой застилают слёзы. Уже от двери вожак говорит ему: — Я пойду, а ты умойся и к костру возвращайся. Чем больше будешь рядом с Чонгуком, тем счастливее будут эти дни для него.***
Всё происходит как-то сумбурно и странно. Тэхён засыпает у костра, облокотившись головой на колени Джина и гладя голову Гука, а просыпается от боли в животе и страшного рыка рядом. С трудом разлепив глаза, он стонет, хватаясь за живот и падая на землю, сворачиваясь клубком. — Тэхён, что с тобой? — Сокджин садится рядом и укладывает его голову на колени. — Чонгук, прекрати, — Тэхён поворачивает голову и видит оскалившегося на старших альф чёрного волка. — Что происходит? — испуганно спрашивает Хоби. Мгновение — и рядом оказывается голубоглазый волк. Он тявкает, пытаясь успокоить младшего, а тот что-то урчит в ответ. Воцаряется гробовая тишина, когда Чимин падает и перекидывается в человека. Тэ удивился бы и рассмотрел его чуть пристальнее, если бы не боль, но даже и так ясно было, что тот красивый очень. — У Тэхёна течка, вы что, не понимаете… — несколько пар глаз смотрят на свернувшуюся на земле клубком омегу. «Как — течка?» — думает Тэ. Не может такого быть, он к ней не готов, а следующие слова Чимина окончательно выбивают воздух из лёгких. — Чонгук в нём пару учуял… — Как это? — он отпихивает руки старшего омеги и с трудом садится. — Не может такого быть! — Тэхён бы, наверное, всё отдал, чтобы вернуться в прошлое и никогда не говорить следующих слов: — Это неправильно, мы не можем быть парой, он же даже человеком быть не может! Как вы себе это представляете? Рык стихает, а Чонгук поджимает хвост и скулит, утыкаясь холодным носом в его руку. Омегу накрывает истерика, он отдёргивает руку и сквозь слёзы шепчет: — Нет, уйди, — и волк уходит, точнее, убегает, а Чимин перекидывается и бежит следом. — Тэхёна — в дом, дайте ему обезболивающее и успокойте, а я за братом, — Юнги превращается и убегает вслед за мужем.***
Только начав нормально дышать и перестав выть от боли, он осознаёт, что натворил. Тэхён порывается встать с дивана и пойти извиняться, но сильные джиновы руки не дают ему этого сделать. Входная дверь хлопает, и в проёме появляется мертвецки бледный Намджун. — Тэхён, я тебя умоляю, останови его, он же убьёт себя! Юнги уже поехал за врачом из старой стаи. — Что случилось?! — старший омега подскакивает к своей паре. — Чонгук насильно пытается перекинуться, — ужас промелькнул на лице Джина. Тэхён не понимает, о чём речь, но, вскочив с дивана, мчится к двери. — Где он? — В амбаре. Тэхён рот рукой зажимает, стараясь не заорать от увиденного. Ему больно — это в сто крат хуже физической боли. Он смотрит, не отводит взгляд, ибо просто не может, не имеет права. Волк в нескольких метрах от него бьётся в агонии, его лапы дёргаются, он пытается на них встать, те не слушаются, а звук, вырывающийся из пасти, смесь воя и скулежа — звук боли. Омега проползает пару метров на коленях и замирает. На месте чёрного зверя лежит мальчишка, совсем ещё подросток. Ноги и руки — тонкие ветки, волосы тёмные, длинные и слипшиеся, обрамляют неестественно белую кожу лица. Рот открывается в немом крике, но звук выходит непохожим на человеческий. Веки распахиваются, и Тэхён видит чёрные, как ночь, наполненные болью и диким страхом глаза. Он их знает: пусть у волка цвет другой, но вот глубина их уже родная. Мальчишка руками тянется к нему и рот открывает, только говорить не может — не умеет. И снова волк, и снова вой. Омега не знает, сколько всё это длится: он с трудом доползает до Чонгука и укладывает его морду на колени, гладит дрожащего волка и наблюдает за тем, как снова появляется мальчик, плачущий навзрыд. На плечо ложится рука и чужой голос говорит: — Дай мне его осмотреть, — человек в форме врача наклоняется к зверю, пока рядом стоящий Юнги пытается поднять Тэхёна и отвести в сторону, дабы тот не мешал доктору. Омега вырывается, видя сквозь пелену слёз силуэт на земле, ставший размытым. Он не хочет оставлять его там одного, но вожак не слушает просьб, перебрасывает его, как пушинку, через плечо и уносит в дом, который за это время тот так полюбил. Дом Кимов, что стал укрытием и защитой, сейчас куда больше походил на тюрьму. Он даже не замечает, как Джин что-то вкалывает ему в руку, и через несколько минут внутри начинают отключаться эмоции. — Поспи, милый, ладно? Как только врач его осмотрит, я разбужу, — Тэхён послушно кладёт голову на диванную подушку и закрывает глаза. Вот только спать он не собирается, медикаменты притупили тот ужас внутри, но не отпустили окончательно. Он слышит, о чём говорят на кухне, и если бы не эта корка льда, что покрыла его настоящие чувства, Тэхён, наверное, взорвался бы. — Это твоя вина! — Чимин не кричит, нет, он говорит с ненавистью, почти шипит. — Если бы не ты, щенка просто отвезли в тот день в деревню, и Гук бы никогда не узнал, что у него есть омега, которому он не нужен. — Чимин, заткнись, — Джин старается говорить тише, чтобы не потревожить покой Тэхёна, но тот все слышит и весь сжимается. — Тут нет ничьей вины, ни моей, ни, тем более, детей! — Да? Там в амбаре сейчас на грани смерти пятнадцатилетний подросток, потому что другой эгоистичный ребёнок отказывается ставить крест на своей жизни ради своего альфы, причём истинного. — В своём глазу бревна не видишь, да, Чимин? Тэхён — эгоист? Ты тогда кто?! Осуждаешь его за то, что мальчишка просто хочет счастья, хочет держать своего альфу за руку, говорить с ним, понести от него, в конце концов! Вот только не бывать этому, если Чонгук не сможет в человеческой форме оставаться! Тэхён — не ёкай, Чонгук — не человек. Что же ты тогда со своим милосердным сердцем выбрал Юнги? Знал же, что Гук влюблён в тебя, знал же, что он может счастья своего и не найти никогда? А ты — волк, ты мог бы быть ему парой, а для Тэ он кем будет? Домашним питомцем? Тэхён слышит, как что-то тяжёлое врезается в стену. По щекам текут горячие слёзы, он так себя ненавидит сейчас. Видимо, он всё-таки проваливается в сон, когда его трясёт за плечо Хоби. За столом уже большая часть стаи, никто не разговаривает, как это обычно бывает, а в воздухе можно почувствовать напряжение и страх. Эта ночь никому легко не далась — с улицы заходит Юнги и врач. Тот устало опускается на стул и печально обводит стаю взглядом: — Волчонок ваш жить будет, но вот долго ли, не могу ручаться. Если он ещё раз повторит такой насильственный способ перевоплощения, организм может не выдержать. Да и смысл? Он никогда не был человеком, даже если получится удержать человеческую форму, ему придётся учиться ходить, есть и говорить, ибо всё это есть в его голове только в теории, но за пятнадцать лет он стал полноценным волком. — Он никогда не будет человеком? — Может, и будет, но для этого нужны годы, врачи, разбирающиеся в таком вопросе, и поддержка стаи, но мой вам совет: убедите мальчишку, что волком ему быть лучше. Никто не смотрит на омегу, но тот знает, чего все хотят. Тэхён поднимается и из последних сил расправляет плечи. — Джин-хён, заведи машину, — старший идёт выполнять просьбу. — Доктор, я могу сейчас с ним поговорить? — Если он не уснул после успокоительных, то да. Тэ кивает и выходит на улицу, а врач с вожаком следуют за ним, но перед входом останавливаются. Юнги рычит, заставляя голубоглазого волка выйти из помещения. Тот агрессивно клацает зубами в сторону Тэхёна, когда идёт на зов мужа, только мальчишка не пугается. Ему больше нечего бояться, самое страшное в своей жизни он совершает, когда снова опускается на колени перед мордой Гука. Волк скулит, пытаясь лизнуть ладонь, что гладит его нос. Неестественным, хриплым голосом Тэхён зовёт его: — Чонгук-и, прости меня, но я так не могу. Не могу смотреть на то, как тебе больно, не могу жить в неведении, будем ли мы по-настоящему вместе или нет. Гук-и, я хочу семью, детей, дом. Мы не виноваты, что природа так пошутила, сделав нас истинными. Ни ты, ни я. Прости меня, ладно? — он наклоняется и целует макушку между ушами. — Прости, но тебе лучше оставаться волком, а мне — жить своей жизнью, в которой тебе не место. Он видит, как плачет ёкай, и на мягкой шерсти остаются мокрые полосы. Тэхён перекладывает морду зверя обратно на солому и поднимается. Чонгук тоже пытается встать за ним, но сил на это нет, а потому он лишь жалобно скулит. Тэхён уходит, не оборачиваясь, только руки к груди прижимает, пытаясь сохранить хоть осколок в груди. Он проходит мимо застывших альф и срывается на бег, подлетает к уже заведённому автомобилю и запрыгивает внутрь. На улице, возле дома его бабушки, Джин стискивает омегу в объятиях, чувствуя, как намокает его футболка. — Я всё понимаю, ТэТэ, ты молодец. Звони мне, ладно? Не забывай, — он целует его в лоб и уезжает. Тэхён тихо пробирается в свою комнату и укладывает вещи. Он уедет первым же поездом и больше никогда не вернётся в горы Сораксан. Чхонмин¹ — это «подлый или дешёвый люд». Так назывались в Корее крепостные или социальные группы, которые были к ним приравнены. Например, к таким людям относились сапожники, мясники, или занимавшиеся обработкой шкур животных и т.д. Это была специальная группа презренного люда. Они не считались формально крепостными, но их права были существенно ограниченны.