Wolfpack

Длинные пальцы барабанят по кухонной столешнице в такт играющей музыке. Тэхён заставил себя полюбить классику, модерн в архитектуре, модные показы, словом, всё то, что раньше вызывало отторжение. Он планомерно годами лепил из себя другого человека. — Хоум, поставь Мэнселла, — музыка тут же меняется, и Тэхён довольно улыбается: управление для умного дома, которое он программировал, работает безупречно. В этом месте вообще всё безукоризненно, каждый сантиметр проработан вместе с дизайнером и архитекторами: если пересечь огромную светлую гостиную и пройти сквозь стеклянные двери на террасу, предстанет вид на идеально подстриженный газон и правильно спроектированный сад. Подхватив аккуратную фарфоровую чашечку с только что сваренным эспрессо, омега направляется по этому маршруту, пробегая пальцами по белоснежной стене. Умостившись на плетённом кресле, он делает глубокий вдох, наслаждаясь запахом любимого напитка и цветущей рядом магнолии. Ногу щекочет мягкая шерсть, и Тэхён сперва пугается, но потом смеётся и подхватывает на руки одну из своих детских мечт. — Привет, Тани, — он целует в нос лохматого щенка померанского шпица, а тот, по-своему выражая любовь, лижет подбородок хозяина. Тэхён, вообще-то, мечтал о большом псе, но с кучей работы и регулярными переездами было бы жестоко постоянно оставлять питомца на передержки. С Ёнтаном всё проще: переноска, дополнительные деньги — и они везде и всегда вместе, никто не смог бы устоять перед этими нахмуренными бровями. Такие утренние посиделки всегда вдохновляют и настраивают на рабочий лад, но не сегодня. Тэ снова снятся сны о прошлом, и уже ни чёрный кофе, ни музыка, ни собака не могут изменить направление вектора его настроения. Сердце неприятно тянет и, как всегда в такие моменты, он выуживает из кармана джинсов мобильный. Как же редко он звонит по этому номеру, хотя знает его наизусть. Чаще Тэхён просто открывает контакт и смотрит на такое уже далёкое имя. Гудки сменяются вздохом и шуршанием, а после родной голос с теплотой шепчет: — Привет, малыш! — Привет, хён, — улыбка расцветает на лице, а в уголках глаз собираются предательские слёзы. — Как твои дела, Тэ? Больше года не звонил, совсем забыл про своего хёна! — Как я мог забыть о тебе, Джин-хён! Просто очень много дел: меня повысили, я теперь тимлид, поэтому частенько летаю по миру в офисы иностранных представителей на конференции, да и работы прибавилось, живу за компьютером. С таким графиком сложно найти на что-то время. А так, всё в порядке — собаку вот завёл… Ты как? — он гладит мягкую спину щенка и слегка дрожит: эти разговоры всегда даются непросто. — О, я отлично, еле хожу… — повисает пауза, и старший поясняет: — Я на пятом месяце беременности! — даже через трубку слышно, как Сокджин улыбается. — Оу, хён, я так рад за вас, поздравляю! — Спасибо, конечно, но так себе опыт. Я то спал, то меня тошнило, а теперь спина адски болит, так что ещё сто раз подумай перед тем, как пойти на это, — Тэхён смеётся, а сам смотрит на левую руку, где на безымянном пальце красуется дорогое обручальное кольцо из платины с огромным бриллиантом. Ему оно никогда не нравилось: он бы предпочёл тонкое, еле заметное, изготовленное из обычного золота, но, как говорится, дарёному коню в зубы не смотрят, тем более, уже давно пора добавить в пару к нему — свадебное. — Как дела у остальных? — Всё хорошо. Ынжи тоже беременная, Хоби сияет ярче солнышка, хотя срок ещё маленький, он всё равно каждому желающему и не очень снимки УЗИ пихает. Намджун ревнует, уж шибко ему нравилось быть единственным альфой с беременной омегой, Чансон привёл-таки омегу спустя столько лет поиска, Чангюн и Джухон всё такие же странные, хоть и женатые. Вонхо и Хёнвон уехали путешествовать, у Джебома и Хёчжин всё ещё нет своих пар, Югём решил стать преподавателем танцев, пока трудится в ближайшей школе, потом планирует уехать на пару лет в Сеул. Юнги с Чимином в порядке, три Ю в следующем году идут в школу, думаю, вся стая расплачется от счастья, когда хотя бы пару часов в день эти чертята не будут переворачивать всё с ног на голову. — Передавай там всем привет, скажи, что я скучаю. — Обязательно, они тоже скучают, мог бы и приехать! — Не мог бы, хён… — повисает очередная пауза. Тэхён не задаёт главный вопрос, да ему и не нужно — Джин всё понимает и говорит сам: — Я не знаю, как у него дела, Тэ, он с тех пор, как ты звонил в прошлый раз, так и не появлялся. Чимин иногда убегает на пару дней — ищет его, и последний раз они виделись месяца три назад. Больше ничего не знаю, прости. — Да ладно, хён, за что?! Я рад, что он хотя бы жив… — Не вини себя, Тэ, ладно? Как сложилось, так и сложилось, вы оба просто жертвы обстоятельств, — Тэхён пару мгновений молчит, проглатывая ком в горле. — Да, да, я понимаю. Ладно, мне бежать пора, я обязательно позвоню ещё. — Да, конечно, Тэ, я понимаю, только вот я, наверное, скоро обернусь и в ближайшие несколько месяцев не смогу взять телефон лапами, — хихикая с собственной глупой шутки, добавляет Джин: — Я сам наберу, как вернусь в человеческий облик, хорошо? — Конечно, хён, лёгкой тебе беременности! — Спасибо, малыш, скучаю по тебе, — но в трубке уже слышны гудки. Мокрым носом Тэхён зарывается в собачью макушку и даёт волю эмоциям. Он старается как можно реже возвращаться к теме ёкаев и собственным поступкам. Двадцатитрёхлетний Тэхён рассуждает логичнее, нежели семнадцатилетний, одна беда — тот Тэхён думал, что поступает верно, нынешний же готов возненавидеть себя, слыша в очередной раз, что никто не знает, как живёт одинокий чёрный волк. Рука по привычке поднимается и гладит левую часть груди, где осталось единственное осязаемое напоминание о собственном прошлом. Спустив Ёнтана на настил, он идёт на второй этаж, в свой кабинет, решая отвлечься самым действенным способом — работой. Перед окончательным погружением в процесс он отправляет стандартное сообщение Богому и принимается за дело. Уйдя с головой в себя, Тэхён не сразу замечает, что за окном уже закат, а в дверь звонят несколько минут подряд. С хрустом размяв затёкшую от одной позы шею, он лениво плетётся вниз, мысленно делая ставку, кто ломится в его обитель — злая соседская аджумма или господин: «Прости, детка, я опять забыл ключи дома». За дверью его взору предстаёт чья-то спина: видимо, не дождавшись ответа, нежданный гость решил уйти. — Простите, я заработался и не сразу услышал звонок, вы что-то хотели? — обладатель спины вздрагивает от неожиданного звука и испуганно озирается. Тэхён цепенеет: нет сил сказать что-либо или даже просто пошевелиться. Перед ним абсолютно незнакомый парень, причём безумно красивый незнакомый парень, одетый в светлые рваные джинсы и заправленную в них жёлтую рубашку. Незнакомец нервно трёт руки и смотрит из-под чёрной чёлки взглядом, полным страха и тоски. Тэхён эти глаза в реальности видел лишь однажды, но сколько же раз они приходили к нему во снах… Мир бы рухнул, он бы сам сошёл с ума, но эти глаза узнал бы из тысячи. Ноги предательски подкашиваются, и он оседает на крыльцо. — Чонгук… Парень перепрыгивает через ступеньки и падает на колени перед Тэхёном. — Тэхён-хён, что с тобой? — он озирается по сторонам, надеясь увидеть хоть одного прохожего и попросить о помощи, но его метания прекращает тёплая рука, ложащаяся на щёку. Омега молчит, жадно всматриваясь в каждую чёрточку лица напротив, впервые слышит голос младшего, которым он назвал его хёном, впервые прикасается к тёплой коже… Он запоминает каждое мгновение, помня, как перебирал старые воспоминания и понимал, что начинает забывать, какой он — его ёкай. Теперь нужно запастись на будущее. Рука сжимает чужое острое колено, дабы убедиться, что это не сон, но как? Немой вопрос пробегает во взгляде, а Чонгук лишь пожимает плечами. Старшему необходимо знать, но не тут и не так. Собрав последние силы, он поднимается, перехватив руку парня и сжимая её покрепче, боясь, что та исчезнет и Гук окажется игрой воображения. Он молча проводит гостя в гостиную, а сам идёт на кухню, дрожащими пальцами нажимая кнопку кофеварки, себе же наливает стакан воды. Уже сидя на диване вполоборота, он слушает историю, которая скручивает его внутренности в узел. — Я почти сразу после твоего ухода сбежал, год скитался по горам в надежде, что встречу медведя, и тот порвёт меня и закончит всё это, — омега ставит кружку на журнальный стол, понимая, что просто не может её удержать, и виноватый взгляд упирается в пол: он не может посмотреть в эти глаза, не имеет права. — Вместо медведя я встретил старого ёкая-отшельника, и тот рассказал, как потерял свою пару и просто ушёл из стаи. Уже двадцать лет он бездумно скитается… Старик тогда мне знатную трёпку устроил, узнав причину побега, мол, у него пара мертва, а моя всего-навсего от меня отказалась, — и снова укол совести. — Именно с ним я опять попытался перекинуться: это было ужасно, если честно, в какой-то момент я думал, что умру от этой боли, но спустя несколько месяцев постоянной агонии мне удалось удержать человеческую форму, — Тэхён краем глаза наблюдает радостную улыбку. Чонгук рядом с ним такой красивый, такой счастливый, при том, что говорит о таких страшных вещах! — Потом очень много времени ушло на то, чтобы освоиться, старик помогал учиться ходить и говорить, а позже я сам нашёл реабилитационный центр для людей с замедленным развитием, где занимаюсь до сих пор. Никто из стаи не знает: Юнги сошел бы с ума, а Чимин и так периодически оставляет детей, дабы убедиться, что я жив, он бы точно не отошёл ни на шаг, узнав о моей затее, — волк замолкает, выжидающе смотря на собеседника. С кухни слышится звук выключения кофеварки, и Тэхён срывается к ней, лишь бы дать себе хоть минуту вдохнуть, ибо рядом с Чонгуком и его историей сделать это мучительно сложно. Вернувшись в гостиную, он застал Чона, стоящего у каминной полки и с грустной улыбкой рассматривающего их совместные с Богомом фотографии. — Твой парень? — Жених, — они оба не знают, что сказать. Ёкай переводит взгляд на левую руку, сжимающую чашку с кофе, и видит кольцо, такое дорогое и красивое, он бы в жизни не смог себе его позволить. — Чонгук, я… — но тот не даёт договорить. — Я понимаю, хён, и не обижаюсь, слышишь? Я пришёл не для того, чтобы тебя вернуть или показать, мол: «Вот видишь, я смог», а чтобы сказать — я не злюсь на тебя и понимаю твоё решение. Ты правильно поступил, я видел твои глаза тогда, и ни одно ломание костей во время превращения не сравнится с болью, что плескалась в них. Я уверен на все сто процентов, ты все эти годы ненавидел себя и винил, но, хён, в том, что произошло — нет виноватых, ты всё сделал правильно. Мне нужно было показать тебе, что всё хорошо, я жив-здоров и собираюсь продолжать начатое, а тебе не за что себя корить. Хочу, чтобы ты был счастлив, и для этого тебе нужно отпустить и себя, и меня, — Тэ не может сдержать слёз, что прозрачными дорожками стекают по щекам: этот огромный дом враз становится ненужным, его мечты и стремления оборачиваются пылью и мусором, это всё ничего не значит в сравнении со словами, что сейчас прозвучали. Чонгук его простил, возможно, и он сможет однажды простить себя. — Я пойду, хён, — не дождавшись ответа, Чонгук бредёт ко входной двери и уже на ступеньках оборачивается, ободряюще улыбаясь. — Будь счастлив, Тэхён-хён, — омега делает шаг, падая в чужие объятия, и чувствует, как ёкай зарывается носом в его волосы, глубоко вдыхая аромат пары, воруя и себе крупицу новых воспоминаний. Губы невесомо касаются виска и тихий шёпот обрывает что-то внутри Тэхёна: — Прощай, Тэ.

***

Богом находит его в полном опустошении, свернувшимся клубком на кровати. Без лжи и утаек Тэхён рассказывает о произошедшем. Вся их близость строилась на доверии и понимании, за три года отношений они даже не ссорились толком. Богом знал, какой рискованный шаг делает, выбирая переломанного омегу, но всё окупилось с лихвой безмерной заботой со стороны Тэхёна. Он отдавал больше в сто крат, чем брал или просил, будучи благодарным ему за этот выбор. Гладя вздрагивающего от очередного приступа слёз омегу, Богом улыбнулся собственным мыслям: он знал, что рано или поздно тема волков всплывёт в их жизнях, правда, предполагалось, что Тэхён однажды сорвётся к стае. Но сложилось так, как сложилось, и альфа рад, что эта извечная проблема разрешилась. Он с трудом выносил ту тоску, что порой проносилась в глазах жениха. Ему не понять: вся жизнь шла по расписанию и почти без осечек, неспешно неся его по своему течению. Стороной обошли и тяжёлые переживания, несчастная любовь и прочие прелести становления, иногда ему самому казалось, что он попросту не осознает весь тот ураган горести, живущий внутри Тэхёна. Иногда даже злился на него за это, ну сколько можно? Теперь всему этому наконец пришёл конец, они поженятся, заведут детей и проживут жизнь вместе, как он и планировал. Главное — гнать давно живущую на периферии сознания мысль: «А любовь ли это?» Тэхён засыпает ближе к полуночи: Богом уже давно спит, уставший после трудового дня и взрыва чужих эмоций. Объятия Морфея длятся недостаточно долго, старый кошмар навещает снова, причём почему — не ясно, ведь всё же разрешилось, корчащийся в муках ребёнок из прошлого счастлив, и больше не нуждается в нём. Заставив себя распахнуть глаза и подняться, он бредёт на кухню за водой. Пол обжигает холодом, но сил дать команду подогрева нет. Взгляд устремляется в кухонное окно с видом на их тихую улицу: там брызжет рассвет, окуная макушки деревьев в туман. Глаза цепляются за единственное яркое пятно посреди серости — человек в жёлтой рубашке сидит на самой нижней ступени его дома, поджав колени к груди и съежившись от холода. Почему? Время замирает внутри него, заставляя задуматься, сказать правду самому себе и открыть наконец-то глаза. Тэхён никогда не сможет вернуть прошлое и всё исправить, но здесь и сейчас у него есть шанс пустить воду в другое русло. Опустив стакан на столешницу, Тэ срывается вверх по лестнице. Спать на улице — не лучшее решение. Чонгук иногда проваливался в дремоту, но тут же просыпался от холода. Ему бы в волка перекинуться, но в городе опасно, да и вещи жалко: он так долго выбирал эту рубашку и копил на неё, желая выглядеть достойно, придя сюда. Плеч касается что-то тёплое. Волк вздрагивает, за собственными мыслями не заметив присутствие кого-то другого. Чужая куртка согревает теплом и приятным ароматом хозяина. — Заболеешь ведь, — ёкай вскакивает, озираясь на Тэхёна. — Хён, прости, у меня просто поезд только в восемь утра, и я больше нигде тут не был, вот и решил подождать у твоего дома. Извини, пожалуйста, я сейчас уйду, — и он действительно делает несколько шагов в сторону, но рука, цепляющаяся за предплечье, не даёт ему двинуться. — На, — он передаёт ему ручку небольшого чемодана, стоящего рядом. Гук только сейчас замечает большой дорожный рюкзак на плече и переноску с собакой. — Я еду с тобой. Они молча идут под шуршание колёсиков чемодана. — Сейчас на шоссе выйдем, оттуда вызову такси, а то тут неудобный разворот, только время потеряем. Так они и добираются до своих мест в салоне скоростного поезда. Тэхён показывает, что купил им места через приложение, тянет на вокзале в кофейню, поит любимым эспрессо, который на вкус просто ужасен. Нежные волчьи рецепторы готовы взбунтоваться от этого отвратительного вкуса, но ёкай только кивает послушным болванчиком на всё, что говорит старший, да мерзкий напиток прихлёбывает, боясь рот открыть. А что, если Тэхён передумает и уйдёт? И зачем он вообще с ним едет, наверное, стаю повидать… В то лето Тэ со всеми сдружился и не мог приехать годами, чтобы проведать их, из-за чувства вины. Через минут сорок дороги, омега засыпает, прижавшись лбом к стеклу, а Чонгук выскальзывает в тамбур, желая подумать немного. Рядом с Тэхёном это делать решительно не получается. Не успевают электронные двери закрыться за спиной, как слышится: — Ты куда? — позади него стоит Тэхён и трёт кулаком заспанные глаза. — Просто хотел постоять немного, спина затекла, — врёт Гук. — Ты чего, иди, поспи. — Не хочу! Если ты тут, я тебя одного не оставлю. — Хён… — страшно, но спросить он должен. — Ты надолго едешь? — Навсегда, — глухой стук колёс совпадает с биением волчьего сердца внутри. — В смысле? — В прямом, — омега устало облокачивается на стену, отвернув голову к двери. За стеклом проносятся поля и деревья. — Я совершил большую ошибку шесть лет назад. Каждый твердил мне: «Ты не виноват», но это не так. Смотря на тебя, стоящего на своих ногах, я понимаю, что виноват. Я мог бы быть рядом, а не сбегать, неважно, смог бы ты быть человеком или нет. Нельзя было рубить с плеча, возможно, тебе никогда не пришлось бы переживать всю ту боль и одиночество, если бы один глупый подросток хотя бы попытался. Мне никто не мешал дать нам шанс, но я устроил акт самопожертвования, в реале принеся в жертву тебя. Мы шесть лет не жили, а существовали, ты всё это время шёл ко вчерашнему дню, и не ради себя, а ради того, чтобы облегчить мою боль, хоть представляешь, насколько ты удивительный? А я? За шесть лет не было и дня, чтобы в голове не проносился твой образ, ты течёшь по моим венам, ни на секунду не отпуская. Я разорвал помолвку, снова ужасно поступая по отношению к хорошему человеку, но не ради искупления грехов или чувства вины, а для тебя и меня, — Тэхён задирает подол толстовки. На золотистой коже чуть выше груди набита татуировка — чёрный волк, воющий на луну, внутри которой нарисован компас. — На совершеннолетие набил, как память. Это — карта места, где я навсегда оставил своё сердце, компас — дорога к нему, а чёрный волк — тот, кому оно принадлежит. Пальцы пробегаются по собственному портрету на чужом теле: неужели его всегда помнили, скучали, любили? Первый поцелуй получается с привкусом слёз и счастья. Чонгук неумело жмётся своими губами к чужим, ему бы умереть прямо здесь и сейчас. Тэхёна хочется раздавить в собственных объятиях. Любит, любил и будет любить со всей той нерастраченной силой, что за всю жизнь накопилась внутри, с тех самых пор, как он увидел испуганного мальчишку с разбитой бровью, и до конца своих дней.