Нежный зверь и весенняя роза

      Проснувшись пораньше, Сулейман быстро собрался и повелел принести в покои завтрак. Это утро он хотел посвятить сыну. Нужно было отвлечь ребёнка от отъезда матери, а после… После Мустафа будет поручен Валиде и Хатидже. Если уж Махидевран не сумела должным образом заниматься воспитанием шехзаде, то его мать и сестра справятся с этим лучше. Султан был уверен, что рядом с ним, бабушкой и любящей тётей Мустафа не заметит отсутствия матери.       Стук в дверь отвлёк Сулеймана от мыслей. В покои вошёл Ибрагим и спешно склонил голову.       — Ибрагим! — Сулейман улыбнулся. — Я как раз хотел тебя позвать. Нужно сходить за Мустафой. Не хочу, чтобы мой сын видел отъезд матери. Скажи, пусть моего шехзаде поскорее приведут. Мы с ним позавтракаем, а после я отправлю его к Валиде.       — Повелитель, тут такое дело, — Ибрагим не знал, как сказать Султану то, о чём сам совсем недавно узнал. Безусловно, эта новость не придётся по душе Сулейману. Узнав об этом, он придёт в ярость. Ещё бы… Подобный поступок не останется незамеченным. За такое накажут всех. Однако, несмотря ни на что, в этой ситуации лишь два человека волновали Ибрагима: Махидевран Султан и шехзаде Мустафа.       — Ибрагим, о делах после. Сперва я хочу видеть сына.       — Мой Повелитель, дело в том, что… — Ибрагим не знал, как преподнести шокирующую новость. — Видите ли… Шехзаде нет в покоях Махидевран Султан.       — Он у Валиде? — осведомился Сулейман.       — Нет. У Валиде его нет. Мы… Мы не знаем, где сейчас шахзаде.       Нахмурившись, Сулейман подошёл к Ибрагиму и пристально посмотрел на него. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего. Сулейман не любил, когда ему морочили голову.       — Ибрагим, что происходит? Вы что, допустили, чтобы мой славный шехзаде заблудился во дворце? Куда смотрели слуги? Махидевран! Она почему не следит за сыном?       — Повелитель, Махидевран Султан… Её тоже нет, — спешно произнёс Ибрагим. — Судя по всему, она и Мустафа этой ночью бежали из дворца.       — Что? — Сулейман схватил его за грудки. — Ибрагим, что ты такое говоришь? Как… Как моя наложница могла покинуть дворец, да при этом ещё и забрать с собой самое дорогое, что здесь было?       Эта новость… Она была как снег на голову. Султан до конца не мог и не хотел поверить в то, что услышал. Как так? Он Падишах всего мира! Он решает судьбы своих врагов и своих близких. Ему подчиняются все! Его слово закон! Как посмела какая-то рабыня пойти против его воли?       — Найти! — прорычал Сулейман. — Найти и вернуть моего сына во дворец! А Махидевран… Казнить эту змею! Никакой милости за ту подлость, которую она совершила!       — Мой господин, — пробормотал Ибрагим. — Безусловно, Махидевран Султан виновата, но она мать шехзаде. Уверен, что на это она пошла от страха потерять сына.       — Не смей! — вскричал Сулейман, отталкивая Ибрагима. — Не смей оправдывать её! Кто она такая? Как посмела так себя повести? Аллах свидетель, я терпел все её выходки, но теперь она зашла слишком далеко! Я должен был казнить её ещё после того случая с Хюррем, но простил. Простил и дал шанс доказать мне своё послушание и покорность, а она… Вместо того чтоб смириться и принять моё решение, Махидевран сбежала, забрав моего сына. И теперь после случившегося ты по-прежнему смеешь оправдывать её? Нет, Ибрагим. Махидевран достойна наказания! Её казнь послужит уроком всем, кто решит воткнуть мне кинжал в спину! Найди… Найди их и немедленно доставь во дворец!       — Слушаюсь, Повелитель, — Ибрагим склонил голову. — Я сейчас же займусь этим делом и всё выясню.       Он уже собирался уходить, как двери распахнулись и в покои Султана вошла Валиде. Спешно поприветствовав её, Ибрагим покинул комнату Сулеймана.       — Сулейман, сын мой! — произнесла Валиде с ласковой улыбкой. — Да сделает Аллах этот день для тебя счастливым!       — Матушка, не сейчас, — Сулейман никак не мог успокоиться. — Сегодняшний день мы все запомним надолго. Он долгие годы будет сниться нам в кошмарных снах. Если у вас нет ничего важного, то возвращайтесь к себе и молите Аллаха о том, чтобы этот день поскорее закончился, а вместе с ним — и великая печаль, которая обрушалась на нас.       — О чём ты, сынок? — Валиде была поражена его грубым тоном. — Кто-то заболел?       — Даже болезнь не так страшна, как то, что произошло. Махидевран! — Сулейман с раздражением посмотрел на мать. — Не стоило мне вас слушать. Надо было выгнать её ещё тогда, когда она позволила себе поднять руку на мою фаворитку.       — Да что произошло? Махидевран вновь провинилась? Когда она успела? Ей же в дорогу пора и…       — Валиде, она уже в дороге, — воскликнул Сулейман. — Эта змея покинула дворец под покровом ночи, прихватив Мустафу.       — О чём ты говоришь? — встревожилась Валиде. — Что с Мустафой? Где он?       — Мой сын! Наш славный шехзаде неизвестно где, и это всё ваша вина!       — О, Аллах! Сынок, что ты такое говоришь? При чём здесь я?       — Вы, Валиде, постоянно прикрывали Махидевран. Вы скрывали от меня её недостойное поведение и умоляли меня прощать ей её прегрешения. Я прощал! Видит Аллах, я дарил ей свою милость, и вот… Вот чем эта змея нам отплатила за доброту. Украла моего сына! Отняла у меня самое дорогое!       Глядя на разгневанного сына, Валиде понимала его чувства. Он горевал о сыне, от того, как поступила с ним та, кому он доверял. Порой Сулейман был несправедлив к Махидевран, но это не давало ей права так дерзко заявлять о себе. Она мать Мустафы, но он принадлежал не ей, а великой династии Османов. Хотя… Если смотреть с другой стороны, то, может, это наказание свыше? Сулейман хоть и повелитель всего мира, но даже он обязан соблюдать законы и древние традиции. Он пренебрёг женщиной, которая подарила ему ребёнка. Откровенно отталкивал её и прилюдно демонстрировал, что предпочитал другую. Сулейман так увлёкся русской рабыней, что ничего вокруг не замечал, а ведь всё буквально кричало ему о том, что эту девушку нужно оставить. Так может, это кара Аллаха? Может, Всевышний наказывает его таким образом?       — Сулейман, я понимаю, что тебе сейчас тяжело, — вздохнула Валиде, с горечью и сожалением посмотрев на сына. — Однако, прежде чем обвинять других, подумай, нет ли в случившемся твоей вины.       — Хотите сказать, что я виноват? Я был добр к Махидевран!       — Это ты так считаешь. Другие видят ситуацию иначе. Ты не поставил на место свою фаворитку, когда она начала дерзить матери твоего ребёнка. Естественно, Махидевран была вынуждена сама отвечать на оскорбления, которые исходили от Хюррем. И что? Что делал ты? Ты наказывал свою хасеки только за то, что она смела защищаться!       — Валиде! Не смейте впутывать сюда Хюррем! Она не виновата!       — О да, — горько усмехнулась Валиде. — Хюррем ни в чём не виновата. Она лишь глупая, не знающая наших правил рабыня. Девчонка, которая привыкла жить иначе. А ты, вместо того чтобы всему её научить, умилялся её детской непосредственности и тому, что она не похожа на наших тихих и обученных правилам женщин. Не встав на защиту Махидевран в первый раз, ты показал Хюррем, что она особенная и что у неё есть право вести себя так, как она того пожелает. Естественно, что получившая власть девочка не смогла ею правильно распорядиться. Хюррем, Махидевран… В этой войне не их вина. Твоя, Сулейман. Ты всё это допустил. Падишах, покоряющий мир, не смог успокоить своих женщин. Стыдно, Сулейман. Стыдно.       — Валиде!       — Довольно, сынок, — во взоре Валиде читалось, что она не намерена продолжать этот разговор. — Я уже поняла, что во всём случившемся ты обвиняешь меня. Пусть так, если тебе от этого проще, — она взглянула на Сулеймана. — Я буду у себя. Если что-то узнаешь о моём внуке, дай знать.

***

      Покинув покои Повелителя, Ибрагим спешно направился к себе. Сжимая кулаки в бессильной злобе, он яростно дышал, пытаясь сдержать рвущийся наружу гнев. Как так? Как госпожа на такое осмелилась? Как она могла выкрасть шехзаде? А слуги? Куда смотрели все эти олухи? Им же было ясно сказано: глаз не спускать с Махидевран Султан, докладывать о каждом её шаге, — а они умудрились проспать её побег!       — Стража! Немедленно привести ко мне служанок Махидевран Султан!       Войдя в свои покои, Ибрагим принялся ожидать слуг. Он надеялся, что прислужницы Махидевран сумеют пролить свет на эту дикую ситуацию. Не может же такого быть, чтобы никто не знал о планах госпожи. Это просто невозможно! Султанша в разборках с соперницей не отличалась разумными действиями, а уж совершить побег… Нет. Ей кто-то помогал. Без посторонней помощи Махидевран не удалось бы покинуть этот дворец.       — Войди! — крикнул Ибрагим, услышав стук в дверь. Внимательно посмотрев на перепуганную Гюльшах, которая вошла в покои, он задумался. Интересно, она знала о планах госпожи? Наверняка! Гюльшах уже давно прислуживала Махидевран и пользовалась её доверием. Однако если Махидевран Султан посвятила служанку в свои планы, то почему оставила её здесь? Почему не взяла с собой такую преданную девицу?       — Ибрагим-паша, — испуганно произнесла Гюльшах. — Вы хотели поговорить со мной?       — Нет, Гюльшах, — отозвался он. — Я не собираюсь с тобой разговаривать. Я жду от тебя ответов на свои вопросы. И от тебя зависит, чем закончится наш разговор. Поверь, в твоих интересах говорить мне правду.       — Паша, я сказала всё, что знала, — спешно заговорила девушка. — Я не знаю, где госпожа. Пришла утром, чтобы готовить её в путь, а комната пуста. Я сперва решила, что Махидевран Султан пошла попрощаться с Валиде, а потом…       — Что потом?       — Потом я заметила, что среди вещей Махидевран Султан нет драгоценностей и денег. Наряды сложены, а ценностей нет.       — Ты что, бесстыжая, рылась в вещах своей госпожи? — возмутился Ибрагим.       — Что вы, Паша! Аллах свидетель: я только проверяла, всё ли мы уложили! Когда я заметила пропажу ценностей, то направилась к покоям Валиде, чтобы узнать, там ли Махидевран Султан, а когда выяснилось, что её там нет, я тут же прибежала к вам. Прошу вас, Паша, поверьте мне. На мне никакого греха нет. Я не знаю, где моя госпожа.       Пристально посмотрев на неё, Ибрагим вздохнул. Судя по всему, Гюльшах не врала. Слишком уж она встревожена. Хотя это, может быть, и не тревога вовсе, а страх случайно проговориться и раскрыть тайну своей госпожи. Нет, не стоит так быстро сдаваться. Надо получше допросить эту глупую курицу.       — Так значит, ты не знаешь, где Махидевран Султан?       — Не знаю. Аллах мне свидетель — не знаю!       — Что-то мне не очень в это верится, — Ибрагим подошёл ближе. Схватив Гюльшах за подбородок, он крепко сжал пальцы, причиняя ей боль. — Кого ты пытаешься обмануть? Ты из всех служанок была ближе всех к Махидевран Султан. Она делилась с тобой и радостями, и горестями. Хочешь сказать, что она не посвятила тебя в такую важную тайну? Не гневи Аллаха, Гюльшах. Говори правду! Уйдя из дворца, Махидевран Султан подвергла себя и шехзаде опасности. Лишь Аллаху ведомо, какие трудности и ужасы ожидают их в пути. Если тебе хоть немного дорога твоя госпожа, если ты её хоть немного любишь, то говори. Говори: где Султанша и шехзаде?!       — Клянусь жизнью, Ибрагим-паша, — запричитала Гюльшах. — Я ничего не знаю. Султанша ничего мне не говорила. Она лишь переживала, что ей придётся расстаться с шехзаде. Плакала весь вчерашний день. Под вечер накричала на меня за то, что я не так уложила её наряды и отослала к остальным девушкам.       — Хранитель покоев, — в комнату спешно вошёл Сюмбюль-ага и почтительно склонил голову.       — Чего тебе, Сюмбюль? — осведомился Ибрагим, отталкивая Гюльшах.       — Нам удалось кое-что выяснить. Судя по всему, госпожа покинула дверец, воспользовавшись одним из подземных ходов. Утром, когда стража менялась, двух воинов нашли спящими. Они клянутся, что их сморило после ужина.       — Бросьте этих идиотов в темницу — я допрошу их позже, — произнёс Ибрагим.       — Есть ещё кое-что, — робко начал Сюмбюль. — Из гарема пропала девица. Она прислуживала Махидевран Султан. Быля нянькой у шехзаде Мустафы.       — О ком это он? — Ибрагим взглянул на Гюльшах. Странно, но он — хоть убей — не мог вспомнить девушку, которая сопровождала Мустафу. Она всегда была рядом, но… Почему он не мог вспомнить её лица и как она выглядела?       — Эсма, — поспешила ответить Гюльшах. — Её зовут Эсма. Она при шехзаде с самого его рождения и…       — Не мели ерунды. Будь она при Мустафе с рождения, думаешь, я бы её не заметил?       — Я поклянусь чем хотите, но это правда. А то, что её никто не замечал, не удивительно. Эсма была странная. Она не интересовалась ни украшениями, ни нарядами. Никогда не рвалась выслуживаться перед Султаншей. Всегда была такая тихая, что раздражала одним своим видом.       — Откуда она родом и как попала в гарем? — спросил Ибрагим.       — Не знаю, — растерянно отозвалась Гюльшах. — Эсма была неразговорчивой. Она всех сторонилась, и с ней тоже не слишком-то желали общаться.       — Что? — Ибрагим недобро посмотрел на служанку. — Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? В гареме рядом с Султаншей и шехзаде была девица, о которой никто ничего и знать не знает? Ты в своём уме, Гюльшах? Тебе доверили безопасность госпожи. Ты должна была оберегать её и докладывать мне обо всём подозрительном, а ты… Что делала ты? Тебе для чего голова дана: интриги плести и о нарядах думать?       — Паша…       — Замолчи! Ты хоть понимаешь, что натворила? Своим молчанием ты поставила судьбу Султанши и шехзаде под угрозу. Что, если эта Эсма шпионка? Что, если госпожу и её сына похитили наши враги?       — Ой, спаси нас Аллах, — простонал Сюмбюль, который всё ещё был в покоях Ибрагима.       — Хватит причитать, Сюмбюль! Гюльшах и остальных служанок Махидевран Султан в темницу, — Ибрагим подошёл к евнуху и недобро посмотрел на него. — С тебя, Сюмбюль, я тоже спрошу. Как ты допустил такое? Как посмел ничего не выяснить о той, кому доверили жизнь нашего шехзаде? Немедленно… Слышишь меня, немедленно всё разузнай об этой Эсме. И молите Аллаха, чтоб с госпожой и сыном Повелителя ничего не случилось, иначе я лично вас на тот свет отправлю.

***

      День прошёл в томительном ожидании хороших новостей. Сулейман надеялся, что вот-вот раскроются двери и в его покои войдёт Ибрагим, который принесёт радостную весть. Однако время шло, но о Махидевран и Мустафе не было ни слуху ни духу. Воины искали шехзаде и наложницу по всему городу, Ибрагим допрашивал всех кого можно, только результатов ни то, ни другое не принесло. Махидевран и Мустафа как в воду канули.       Яростно вздохнув, Сулейман крепко сжал ладони в кулаки. Его переполняли гнев и злость. Он жалел, что в ту ночь не забрал у Махидевран сына. Жалел, что в очередной раз проявил милость к этой несчастной. Если б он не поддался на её слезливые уговоры, если б настоял на своём… Сейчас бы его сын был рядом.       Шум за дверью отвлёк Сулеймана от размышлений. Устало вздохнув, он окликнул охрану, что стояла у его покоев. В комнату тут же вошёл один из стражников.       — Что там случилось? — поинтересовался Сулейман.       — Повелитель, пришла Хюррем-хатун. Мы говорили ей, что вы заняты, но девушка отказывается уходить. Она кричит и бранится, требуя, чтоб мы пропустили её к вам.       — Пусть войдёт.       Стражник поклонился и вышел в коридор, а через миг в спальню вошла Хюррем.       — Сулейман, — произнесла она, склонив голову. — Мой господин.       — Что тебе, Хюррем? — устало спросил Сулейман, жестом показывая, что наложница может подойти.       — Я всего лишь хотела узнать, как ты. В гареме переполох. Все только и говорят о пропаже Мустафы. Зная, как ты его любишь, я даже подумать боялась о том, каково тебе сейчас. Сулейман, мне… мне так жаль.       — Я благодарен тебе за сочувствие. Однако я уверен, что Мустафу скоро найдут и вернут во дворец. Наша разлука не будет долгой.       — Я молю Аллаха, чтоб так и было, — Хюррем присела рядом с ним и осторожно дотронулась ладонью до плеча. — Да убережёт Всевышний шехзаде от всех напастей. Он… Он ведь ещё так мал. Поверить не могу, что Махидевран на такое отважилась. Как мать она должна оберегать сына, а вместо этого подвергла его такому испытанию.       — Хюррем, не нужно, — Сулейман взглянул на свою наложницу. — Я не хочу даже слышать о Махидевран. Её поступок… Так мог поступить лишь самый безжалостный враг. Никогда! Слышишь, никогда не прощу ей такого предательства!       Правильные слова, подобранные для разговора, были услышаны. Гнев и обида в душе Сулеймана всколыхнулись с новой силой. Теперь остаётся лишь подбрасывать дрова в этот костёр, который выжжет из сердца Сулеймана всё хорошее, что связывало его с Махидевран. Ещё немного — и он будет принадлежать лишь ей! Все его мысли будут только о ней — о его Хюррем.       — Это всё моя вина, — горько вздохнув, Хюррем опустила голову. — Если б я не рассказала о том, кто на меня напал, то ты бы не рассердился на Махидевран и не приказал ей уехать. Ах, Сулейман, мне так стыдно. Гневаясь на меня, она сорвала злость на тебе и бедном Мустафе. Разлучила вас, чтоб причинить боль тебе. Прости меня, Сулейман. Сама того не желая, я стала причиной твоих несчастий.       — Хюррем моя, — Сулейман осторожно дотронулся пальцами до подбородка девушки и приподнял её голову. Взгляд его возлюбленной выражал раскаяние и печаль, и это не могло не тронуть сердце. — Милая моя Хюррем. Не стоит винить себя в том, к чему ты не имеешь отношения. Не нужно брать на себя чужие грехи. Ты самое чистое и нежное существо в моём дворце. Ты моя поддержка и опора в этот горький миг, что наполняет мою жизнь тьмой.       — О, Сулейман! — прошептала Хюррем, обнимая его и утыкаясь лбом в плечо. — Я никогда не устану благодарить Аллаха за то, что он явил мне свою милость и позволил быть рядом с тобой. Я ещё никогда не встречала таких людей, как ты. Ты не только справедлив, но и милосерден. У тебя доброе сердце. Знаю, это не моё дело, но прошу… Когда Мустафа вернётся, то ради него не наказывай его мать сильно. Она не ведала, что творила. Я же со своей стороны простила ей все обиды и то избиение. Даже то, что перед побегом она украла мой перстень, я забыть готова.       — Что? — чуть отстранившись, Сулейман посмотрел на возлюбленную. — Твой перстень пропал? Махидевран его украла?       — Возможно, она, а возможно, и нет. Вчера он ещё был, а сегодня пропал, но это не важно, — Хюррем провела ладонью по щеке Султана. — Сулейман, ради тебя и твоего спокойствия я готова отдать что угодно. Что мне перстень, если твоя душа болит?       — Любимая моя. Нежная моя. Моя Хюррем, — произнёс Сулейман, обнимая возлюбленную. — Ты госпожа моя. К твоим ногам я брошу весь мир. Я одарю тебя ещё более богатыми украшениями.       — Твоя любовь, Сулейман, для меня дороже всего, — прошептала Хюррем, довольно улыбаясь.       Она понимала, что сердце Султана ещё не завоёвано. Однако именно в этот момент ей удалось оставить в нём самый заметный след, который Сулейман никогда не забудет. Он всегда будет помнить, что в трудной для него миг рядом была не Валиде и не Ибрагим — а она. Хюррем! Его госпожа! Его любовь! Будущая мать его детей! Правительница целого мира!