Топкапы. Дворец Султана Сулеймана.
— Мехмет, сокровище моё. Сыночек мой. Мой шехзаде. Как же вовремя ты появился. Теперь, вместе с тобой, ко мне пришла сила. Больше никто не посмеет относиться ко мне, как к простой наложнице. Отныне я не просто фаворитка Султана Сулеймана, но и мать его главного и единственного наследника. Сидя на постели, Хюррем прижимала к груди новорожденного сына и, глядя на него, улыбалась. Она уже успела понять, что в этом дворце мало иметь расположение Султана. Нужен наследник. Шехзаде. Что же… Теперь у неё и Султан, и шехзаде. Теперь она стала сильнее. Её враги пожалеют, если попытаются с ней связаться или навредить. Однако не стоит забывать, что Султана нужно держать на коротком поводке, а других наложниц — подальше от его покоев. Больше ни одна девица не должна пройти по золотому пути. Участь Махидевран Хюррем помнила хорошо и не хотела оказаться на её месте. — Спи, мой сыночек. Набирайся сил. Станешь взрослым и не позволишь никому меня обижать. А я… Я сделаю так, чтобы у тебя не было конкурентов. От твоего брата Мустафы мы, слава Аллаху, избавились. Не допустим и появления других. — Хюррем-хатун. — В покои вошла Нигяр-калфа. — Как ваше самочувствие? — «Султан»! — недовольно прошипела Хюррем, стараясь не испугать ребёнка. — Сколько раз повторять, что теперь меня следует называть Хюррем-султан! Неужели так трудно запомнить? — Простите, Хюррем-султан, — отозвалась Нигяр, вежливо склоняя голову и стараясь сдержать усмешку. — Меня лекарша прислала. Нужно отнести ей Мехмета, чтобы она его осмотрела. — Сюда пусть идёт и тут осматривает. Я уже сказала, что не позволю кому бы то ни было забрать у меня сына. Я тут никому не верю. Знаю, что мне тут зла желают. Валиде мне пропажи Мустафы не простила. Наверняка спит и видит, как навредить моему ребёнку. — Хюррем-султан, что вы такое говорите? — пробормотала Нигяр. — Как можно? Валиде очень внуку рада. Мехмет ведь сын Повелителя. Никто здесь и помыслить не посмеет о том, чтобы навредить шехзаде. — Чего ты с ней беседы ведёшь? Тебе было велено отнести моего внука к лекарше, а не спрашивать на это дозволения у этой нахальной рабыни. Увидев Валиде-султан в своих покоях, Хюррем поспешила склонить голову. Надо признать, она вообще не ожидала увидеть тут Валиде, ведь та совсем не проявляла интереса к её беременности. Все девять месяцев она лишь изредка интересовалась самочувствием Хюррем, и то только тогда, когда рядом оказывался Сулейман. Она даже не явилась, когда Повелитель давал имя сыну. Но вот сейчас Хюррем позволила себе нелицеприятно отозваться о Валиде — и она оказалась не где-нибудь, а именно тут! Вредная старушенция! — Валиде, как хорошо, что вы нас навестили, — с улыбкой произнесла Хюррем. — Не старайся, Хюррем, — отозвалась Валиде. — Нигяр, возьми шехзаде и отнеси его к лекарше. — Госпожа, прошу, не надо. Не отнимайте у меня сына. — Если б я хотела отнять у тебя своего внука, то сделала бы это, — холодно произнесла Валиде. — Прекрати вести себя, словно ты неразумная девчонка. Ты далеко не дура и понимаешь ценность жизни шехзаде. Ему никто не посмеет навредить. Глядя на Валиде исподлобья, Хюррем вручила сына Нигяр-калфе. Спорить было бесполезно. В противостояниях с матерью Султана Хюррем часто получала кучу неприятностей. Да, после её жалоб Сулейману всё вставало на свои места, но теперь всё иначе. У неё есть сын, и она должна быть осторожнее. Нельзя вступать с Валиде в открытый бой. Надо действовать осторожнее. От Махидевран и Мустафы она уже избавилась. Избавится и от Валиде. — Госпожа, вы сердитесь на меня. За что? — Хюррем старалась быть кроткой. — Я же хорошо себя веду, ни с кем не ругаюсь. Я очень люблю вашего сына и подарила вам внука. Однако вы холодны ко мне. За что? — Хюррем, я тебя любить не обязана. Твоя задача — делать Сулеймана счастливым и дарить нашей династии наследников. Тебя и так выделили больше, чем других наложниц. Старайся не задирать нос. И не жди, что в этом дворце тебя будут любить и обожать. — Однако Махидевран вы любили, — заметила Хюррем. — В чём же между нами разница? — Махидевран знала своё место. Она не дерзила, не скандалила. Вела себя, как настоящая госпожа. — Что? Вы себя слышите? — воскликнула Хюррем. — Да эта ненормальная постоянно на меня набрасывалась. Всё время со мной ругалась, унижала меня. Она даже избила меня. К тому же она вашего внука украла. И вы… вы, несмотря ни на что, продолжаете её покрывать. — Прикуси язык, — грозно сказала Валиде. — Кто ты такая, чтобы так со мной говорить? Махидевран тебя первой не трогала. Ты и до её появления вела себя как хабалка. И потом… Махидевран боялась потерять любимого и билась за него, как могла. Ты ведь тоже злишься, когда рядом с Сулейманом оказывается другая. Ревнуешь, боишься потерять… Ты ведь даже свою подругу Марию не пожалела, когда узнала, что она ходила к Султану. Избавилась от бедняжки и глазом не моргнула. Ответь мне, Хюррем, чем же ты лучше Махидевран? — В отличие от Махидевран, я действую наверняка, — отозвалась Хюррем. — Я не оставляю соперницам шансов. Что же до Марии… В том, что с ней случилось, нет моей вины! Если б вы не стали плести интриги за моей спиной, то ничего бы этого не было, но вы… вы решили разрушить наши с Сулейманом чувства. Захотели сделать мне больно. Мою единственную подругу отправили в покои к Султану. Это вы… вы виноваты в том, что произошло с Марией. — Единственная подруга? Брось, Хюррем! У тебя нет подруг. Ты никого не любишь. Махидевран из ревности тебя просто избила, а ты избавилась от Марии. Пусть мы не можем этого доказать, но… придёт время — и ты ответишь за свои грехи. А пока наслаждайся временной властью. Отдыхай. Но не забывай следить за тем, что ешь и пьёшь. И по коридорам осторожней гуляй. Мало ли что… Когда Валиде покинула её комнату, Хюррем яростно вздохнула. Нет, эта старуха просто невозможна! Почему она не может успокоиться и принять, что Сулейман сделал свой выбор? Сколько ещё она будет всем видом напоминать, что избранница её сына рабыня? Махидевран тоже была рабыней — но её Валиде любила. Гюльфем так вообще не пойми кто. Мало того что рабыня, так ещё и забытая Султаном наложница, но её принимают. — А я? Чем хуже я? — прошептала Хюррем не в силах сдерживать раздражение. — Что же… Сами напросились. Я вам ещё покажу. Вы все у меня увидите, кто тут истинная госпожа.***
Вечером в покои Хюррем пожаловал Султан. Радость, что у него родился сын, переполняла его, и потому каждый свободный миг он старался уделить ей и Мехмету. Сулейман никак не мог нарадоваться, что у него есть ещё один шехзаде. Правда, счастье омрачалось мыслями о Мустафе. Его первенец так и не найден. Где он, что с ним, жив ли он… Никто не мог дать ответы на вопросы, которые постоянно мучали Сулеймана. Даже во сне, даже в минуты, когда у него на руках был Мехмет, Султан постоянно вспоминал о Мустафе. — Всё хорошо? — Хюррем с улыбкой посмотрела на Сулеймана. — Тебя что-то огорчает? — С чего ты это взяла? — произнёс Султан, глядя на сына, которого держал на руках. — У меня всё хорошо. Всё хорошо. Как же… Опять мыслями не здесь, а рядом с Мустафой. От Хюррем не могло укрыться, что, как бы Сулейман ни радовался Мехмету, в его взгляде всё равно проскальзывала тоска. Поначалу Хюррем, хоть и радовалась, что соперница покинула дворец, всё же сочувствовала боли возлюбленного. Его скорбь по Мустафе даже какое-то время её умиляла. Если мужчина так тоскует по ребёнку, значит, он будет прекрасным отцом. Однако теперь, когда у неё родился Мехмет, Хюррем раздражало, что Сулейман постоянно думает о Мустафе. Как он мог? Как можно думать о том сыне, когда рядом есть другой? Видимо, её надеждам не суждено сбыться. Она-то решила, что раз ей удалось заставить Сулеймана позабыть о Махидевран, то и Мехмет заставит его забыть о Мустафе. Но всё совсем не так, как ей хотелось. — Сулейман, любовь моя, — нежно произнесла Хюррем. — Ты снова загрустил по Мустафе? — Хюррем, я не хочу говорить об этом. — Почему? Ты можешь рассказать мне всё. Я пойму. — Хюррем тихо вздохнула. — Думаешь, я не вижу ничего? Ты на Мехмета смотришь, а Мустафу вспоминаешь. Наверное, моменты, когда он был маленьким и ты держал его на руках. Жаль… Жаль, что он сейчас не с нами. Уверена, он бы обрадовался тому, что у него есть братик. — Я тоже в этом уверен, — отозвался Сулейман, взглянув на Хюррем. Понимая, что ей удалось привлечь внимание Султана, Хюррем решила не останавливаться. Присев на мягкий диван, она продолжила свои хорошо продуманные речи. — Не понимаю… Как Махидевран отважилась на такое. Она же не только у тебя Мустафу отняла, но и тебя — у Мустафы. Как подумаю, что бедный малыш тоскует о тебе, так места себе не нахожу. Знаешь, Сулейман… Я каждую ночь молю Аллаха, чтобы он поскорее вернул Мустафу домой. Мне так хочется, чтобы ты наконец стал счастливым. И Валиде… Быть может, присутствие Мустафы пойдёт ей на пользу. Меня так тревожит её состояние. — О чём ты? — осведомился Сулейман, отдавая Мехмета прислужнице, которая поспешила удалиться. — А ты разве не замечаешь? — произнесла Хюррем. — Валиде сама не своя. И всё это происходит с того самого момента, как Мустафа пропал. Она так по нему тоскует. Я понимаю её чувства, и мне хотелось бы, чтобы Мехмет хоть немного отвлёк её от горестных мыслей, но… Валиде злится на меня. Она винит меня в том, что Махидевран пропала. И я… я так боюсь, что злость, которую Валиде испытывает ко мне, она перенесёт на моего Мехмета. — Брось, дорогая. — Сулейман присел рядом с Хюррем. — Моя Валиде тебя вовсе не ненавидит. Возможно, она тебя недолюбливает, но относится к тебе с уважением. Ты всё-таки моя любимая женщина и мать наследника. — Сулейман, я всё это знаю, но… сегодня Валиде была у меня. Вначале она повелела отнять у меня Мехмета, хотя понимает, как сильно я боюсь за сына. А потом… потом Валиде сказала, что мать из меня никакая, что по сравнению с Махидевран я невоспитанная деревенщина. Я просто хотела напомнить ей, что люблю тебя, напомнить, как подло с тобой поступила Махидевран, но Валиде разозлилась. Она сказала, что в том, что Мустафа и его мать пропали, моя вина, что если бы не я, то вашу семью не постигло бы великое горе. Понимаю, что это она не со зла. В Валиде сейчас говорит горе и тоска по внуку. Однако прошло столько времени. Я переживаю за её состояние. — Хюррем, ты преувеличиваешь. — Сулейман поднялся и прошёлся по комнате. — Я не требовал от тебя искать общий язык с Махидевран, но… постарайся найти общий язык с моей Валиде. Мне надоели эти битвы в гареме. В своём доме я хочу покоя. Занимайся сыном, а с матерью я разберусь сам. — Конечно, Сулейман, — поспешила сказать Хюррем. — Я верю, что ты позаботишься о ней. Она ведь наша Валиде и твоя мать. Ты не допустишь, чтоб её состояние ухудшилось. Сегодня она грозила мне. Сказала, чтобы я аккуратнее ходила по дворцу, следила за тем, что ем и пью. Угрозы — это пустяк. Главное — чтобы она себе случайно не навредила. — Хюррем! Следи за языком! Моя мать не сумасшедшая! Чтобы я больше не слышал ничего подобного. После этих слов Султан поспешил удалиться из покоев. Проводив его взглядом, Хюррем довольно улыбнулась. Словами Сулейман показал, что главный здесь он. Однако было ясно, что на деле он не пропустил мимо ушей то, что она ему рассказала. Повелитель, несомненно, поговорит с матерью. И пусть этот разговор лишь небольшой шаг к избавлению от Валиде, но рано или поздно это случится. Эта старая гарпия покинет этот дворец, и больше никто… никто не встанет между ней и Сулейманом. Никто не посмеет мешать их большой и чистой любви. — Сулейман, я на всё пойду, чтобы быть рядом, — прошептала Хюррем. — Я избавлюсь от всех, кто захочет нас разлучить. Я буду единственной женщиной — в твоих покоях и твоём сердце. И лишь мои дети будут подле тебя. Наступит день, когда все в этом дворце склонят предо мной головы. Я стану здесь хозяйкой. Я буду править миром.***
Сулейман направился прямиком к матери. Он не собирался терпеть скандалы между женщинами, которые были ему дороги. Бессмысленная война между его Валиде и матерью его ребёнка Султану была ни к чему. Хватило тех распрей, которые творились в присутствии Махидевран. Хюррем он уже высказал всё, что думает, — осталось поговорить с матерью. Хочет она этого или нет, но ей придётся примириться с Хюррем. Войдя в покои Валиде, Сулейман застал её сидящей на тахте рядом с камином. — Валиде, у меня к вам разговор. Серьёзный. — Разговор — это когда говорят несколько человек, — устало вздохнула Валиде, взглянув на Сулеймана. — Судя по твоему выражению лица, будет очередное нравоучение. Чем ты недоволен на сей раз? Я в чём-то провинилась? — Валиде, не передёргивайте! Не нужно уподобляться Махидевран и разыгрывать вечно обиженную и униженную жертву. Посмотрите, во что вы превратились. Вы настолько погрузились в распри с Хюррем, что позабыли о своих делах. Вы забросили гарем. Дела шли настолько плохо, что я был вынужден передать гарем в управление Хатидже. Что с вами, Валиде? Как так можно? Вы мать Повелителя мира, а ведёте себя, как дерзкая и непослушная рабыня. — Не смей так со мной говорить, Сулейман! — нахмурилась Валиде. — Ты Падишах. Повелитель мира, но… не забывай, что перед тобой твоя мать. Я заботилась о тебе, воспитывала тебя. Я столько сил вложила в то, чтобы ты стал тем, кем являешься. Я спасла тебе жизнь, когда твой отец на тебя покушался. И после всего этого всё, что я от тебя заслужила, это вечные претензии? Внимательно посмотрев на мать, Сулейман нахмурился. Эти женщины его с ума сведут! Почему они не могут довольствоваться тем, что имеют? Почему им обязательно надо спорить, ругаться и строить друг другу подлянки? С того момента, как Хюррем появилась в его жизни, гарем превратился в улей. Женщины постоянно спорили друг с другом, скандалили и даже готовы калечить соперниц. Просто уму непостижимо. — Валиде, не стоит проверять пределы моего терпения. Безусловно, вы одна из самых важных персон в этом дворце и заслуживаете уважения, но… вы и сами должны относиться с уважением и почтением к другим. — Я уважаю тех, кто того заслуживает, — отозвалась Валиде. — Уважать кого-то по твоей просьбе или приказам, увы, я не могу. — Хюррем моя возлюбленная. Она мой воздух! Жизнь моя! Она мать моего шехзаде и заслуживает того, чтобы к ней относились с должным почтением! — Серьёзно? — Поднявшись с тахты, Валиде пристально посмотрела Сулейману в глаза. — Махидевран тоже была матерью твоего шехзаде. Была не просто наложница, а Хасеки. Что же ты не требовал от Хюррем должного почтения для неё? Почему тогда не кричал и не топал ногами? — Тихо вздохнув, она покачала головой. — У тебя странные представления о справедливости, Сулейман. То, что запрещено одному, позволено другому. Почему? Скажешь, что считаешь это уместным? Ну тогда почему ты удивляешься моей реакции на твою несправедливость? Я не была бы против Хюррем. Даже если б ты особо выделял её, я бы тоже приняла, но… ты не просто выделил её. Ты наградил её вседозволенностью. Она унижает мать твоего сына, а вместо наказания её ожидают дары. Она при всём гареме дерзит мне, а ты вместо того, чтобы объяснить Хюррем, что её поступок неуместен, вытаскиваешь её из темницы и срываешь раздражение на мне. Ты сам виноват в том, что происходит. Наплевав на нас и наши чувства, ты вынудил нас защищаться, а теперь удивляешься, почему мы не любим Хюррем. — Валиде! — Сулейман повысил голос. — Прекратите! Я уже всё сказал. Хюррем мать моего сына, и я требую, чтобы её уважали. Я запрещаю вам унижать мою возлюбленную, а также угрожать ей. Если с головы Хюррем упадёт хоть один волос, то я с вас спрошу. Хотите вы того или нет, но в моём дворце будет наведён порядок! Резко развернувшись, Султан подошёл к дверям и, распахнув их, вышел прочь. Его переполняли злость и негодование. У него столько дел, столько забот. Впереди новая война, новые завоевания. Возвращаясь во дворец, он желает лишь одного: покоя. Однако вместо этого приходится вмешиваться в битву, которую у него под боком ведут женщины из гарема. Нет… Пора положить этому конец. Пора всем показать, кто тут главный.