Фрески

Соль в воздухе чувствовалась особенно остро после месяца, проведённого на суше. Корабль попал в шторм и ему требовался ремонт. Едва они довели судно до ближайшего порта, Антон, одному Богу известно как, добился разрешения им остаться в городе, а судно отвести на верфь¹ и отдать рабочим. Уже на суше, в одном из насквозь прокуренных кабаков, капитан разделил добычу между членами команды и, распустив их на месяц, каждый день ходил на верфь, чтобы лично следить за прогрессом работ над восстановлением корабля. В шторм они неплохо держались благодаря его чутью и грамотному управлению, но когда корабль зарылся², и в воду смыло двух матросов, даже первый помощник начал сомневаться в благополучном исходе дела. Однако… Арс вышел из каюты на палубу и, сощурившись от яркого солнечного света, осмотрелся. Море было спокойным. Мягкие гребешки крошечных волн то и дело поднимаясь над поверхностью воды, тут же опадая и растворяясь в изумрудной соли. Вдалеке ещё орали чайки, своим отвратительным голосом напоминая о близости порта. Они вытянулись на рейд³ всего пару часов назад, и Арсению пришлось задержаться в каюте, решая финансовые вопросы. Быть помощником капитана — непростая задача. Он поднял голову и, приставив руку ко лбу, осмотрел рулевого. Тот, крепко держал штурвал и глядел вперёд. — Эй, салага. Как там наверху? — блеснув ослепительно белыми на фоне загорелого лица зубами, поинтересовался Арс. — Полный штиль. Тебе нечего бояться, старик, — не остался в долгу рулевой. Зазвучала рында⁴, и оба, подняв голову, посмотрели на мостик, на котором стоял сигнальный. Мальчишка, нанятый в порту в качестве юнги, счастливо помахал им и чуть не свалился, но смог устоять. Он тут же ухватился за леер⁵ и полез обратно на мачту. Судно чуть поскрипывало. Пахло свежей древесиной. Грот-мачта⁶ теперь была светлее остальных, ровно как и сама палуба местами. Пират невольно передёрнул плечами, вспоминая шторм. Проверив, что матросы находятся на своих местах и не отлынивают, он спустился на нижний ярус. Осмотрел спящих в койках парней, заглянул к коку и, убедившись, что там тоже всё в порядке, направился в каюту капитана. Стоило открыть дверь, в нос ударил розовый аромат. Арсений прикрыл глаза на миг, впитывая тонкий запах, стараясь его запомнить. К нему тут же примешался дух мыла, не самого дорогого, а оттого, не самого пахучего, и грязного тела. Он услышал тихий всплеск и, улыбаясь, пошёл вглубь каюты. Заглянул за ширму, склонив голову к плечу, насмешливо взглянул на капитана. Тот, пристроив крошечное зеркало на двух гвоздях, вбитых в стену, пытался бриться. Какой чёрт дёрнул обычно резкого и бескомпромиссного капитана сбрить бороду, помощник не мог даже предположить, да и не пытался. Самодуром Антон не был, значит есть причина. — Позвольте, я вам помогу. Капитан опустил лезвие бритвы и, глянув на пирата, молча протянул ему инструмент. — К чему такие жертвы? — пеня мыло, поинтересовался Арсений. Он встретился с капитаном взглядом в крошечном овале серебряного зеркала и приподнял брови. — Не хочу казаться варваром. А с бородой я точно викинг. — Вы пират, мой капитан, — Арс мягко нанёс пену на щёку и, рукой склонив голову мужчины, принялся аккуратно брить. — В первую очередь я моряк, — продолжил Антон, как только лезвие оказалось в нескольких сантиметрах от его кожи, — и имею право выглядеть как пожелаю. — Согласен, — ответил первый помощник и перешёл к бритью второй щеки. Капитан, удивительно податливый сейчас, вызывал странные мысли. Он, прикрыв светлые глаза, безропотно позволял водить остро заточенной бритвой по своей шее. Одно неловкое движение — и Антон, захлёбываясь, будет заливать пол алой кровью. Что уж говорить о намеренном желании причинить вред! Но на заметно помолодевшем лице не дрогнул ни один мускул, когда он, задрав голову и оголив шею, позволил закончить нехитрую процедуру. Арсений, отложив бритву, вытер лицо и шею своего капитана полотенцем и, осмотрев его, мягко улыбнулся. — Теперь вы выглядите слишком молодо. Матросы перестанут слушаться. — Тогда приказы будешь отдавать ты, — бросил мужчина и, поднявшись, мягко поцеловал первого помощника. — Ты колючий, — пробормотал он, снова втягивая его в тягучий, нежный поцелуй, так неподходящий пирату, не знающему ни милосердия, ни жалости. Северному Дьяволу Антонио, как звали его на юге.