* * *
Он поспешил скрыться сразу же, как только Чейз выложил на стол свою камеру в знак доверия. Учитывая, что она являлась практически единственным источником света на многих участках, то это был высший знак доверенности и преданности. А значит, Чейз Миллер был сейчас в безопасности. Пока что. Отец Мартин явно спустится за Майлзом в подвал, главное, чтобы они успели оттуда уйти. Ну а если не успеют, то Воронёнка там точно не должны были увидеть. Воронёнок вышел в холл, где недавно вытаскивал осколок из ноги Чейза. На полу всё ещё были невысохшие следы крови, принадлежавшие Миллеру. Если психи, обитающие здесь, действительно тупые, то они даже и не посмотрят, куда ведут эти следы, но а если кто-то обладает достаточным количеством мозгов, как тот же Воронёнок? Только плохо будет. — Поднимись туда, где тебя нашёл Чейз, — подумал Воронёнок. Скорее всего, там его искать не будут. Мартин знал, что Воронёнок слишком глуп для того, чтобы придумать какой-то план побега, но слишком умён, чтобы попасться ему в лапы. Вообще, если так посудить, то Воронёнок не считал себя глупым или необразованным. Да, он не знал своего настоящего имени и фамилии, да, он не мог правильно выстраивать длинные и сложные предложения, но это всё из-за влияния морфогенетического кондиционирования. До того как родители сдали его сюда, надеясь получить за это хоть малейшую сумму денег, Воронёнок был вполне себе умным парнем. Учился на первом курсе медицинского университета, причём с отличием. Его мечта была стать хирургом, чтобы чувствовать себя нужным и важным. Однако, тяжёлые времена настигли их семью внезапно: отца уволили, из-за чего он стал много пить. Конечно, матери это не нравилось, что являлось причиной постоянных руганей и скандалов. Им с сестрой оставалось лишь прятаться в комнате, в надежде на то, что отец не решит вновь впутать в ссоры их. Воронёнок преодолел лестницу быстрее, чем подумал об усталости. А усталость действительно пришла, стоило ему перешагнуть последнюю ступень. Слишком много он за сегодня бегал, слишком часто приходилось говорить и думать. Обычно, когда Маунт-Мэссив ещё не был такой разрухой, Воронёнку позволяли передвигаться на инвалидной коляске, а вместо разговоров он рисовал. Арт-терапия шла на пользу большинству пациентов, и ему в том числе. Однако, позднее, её отменили вовсе. Это повлекло за собой ряд эмоциональных срывов у пациентов, а также у многих произошёл психологический регресс. Но Воронёнок не был в их числе. Да, он по-прежнему не мог делать никаких сложный действий, но и хуже ему не стало. Наоборот – ему стало проще передвигаться на дальние расстояния. — Вот так, прекрасно, — мысленно выдохнул парень, когда дверь в комнату за ним закрылась. Здесь он чувствовал себя, как минимум, безопасно. Если Чейз додумается прийти сюда, то у него ещё будут шансы на спасение, но если нет, то придётся вечно прятаться под этим столом от более агрессивных психопатов. Парень рукой подтянул к себе наручники, валявшиеся здесь всё это время. Даже если его и не найдут вовсе, то обнаружив здесь наручники, сразу догадаются, что Воронёнок помогает Чейзу. Или наоборот. Это ещё не ясно.* * *
— Как ты думаешь, где та махина? — громким шёпотом спросил Майлз. Чейз, который в это время осторожно выглядывал из-за угла, вздрогнул. — Какая махина? — переспросил Миллер и прищурился: ничего не видно. Когда они с Воронёнком шли сюда, то свет горел, но, видимо, когда второй уходил, то и свет вырубил. Где он включается – одному Богу только и известно. Ну и Воронёнку. — Ну которая меня с окна сбросила, чёрт подери, — раздражённо пояснил Майлз. Чейз пожал плечами и требовательно протянул руку. Апшер непонятливо приподнял левую бровь. — Камеру, — утвердил Чейз. Майлз вдруг усмехнулся и посмотрел на свои руки, к каждой из которых была привязана камера: его и Миллера. — Знаешь, я всё ещё не могу быть уверенным в том, что как только ты получишь свою камеру назад и мы не выйдем за поворотом, ты не пристукнешь меня по башке. — Майлз обеими камерами посвятил Чейзу в лицо, заставляя того сощуриться. — Это кощунство! — почти что выкрикнул Чейз. — А если нам придётся разделиться? Я по темноте пойду? — Ничего личного, но отснятые материалы должны быть только у меня, а иначе я зря сюда приехал, — медленно пояснил Майлз. Чейз замешкался. Ему и возразить-то нечего было, но даже просто стоять без камеры в руках, для него уже было пыткой, что уж говорить про предстоящий путь наверх? Нет, так точно не пойдёт. — Слушай сюда: мне пришлось проследовать за тобой по всему этому аду, убегать от здоровенного психопата, общаться с менее здоровым, но тоже психопатом, а ещё я вообще не знаю как тут оказался. Ты сам отправил мне письмо, без понятия, как ты умудрился подложить мне его в машину, но ты САМ это сделал! А сейчас ты просто отбираешь у меня камеру, ссылаясь на то, что не можешь мне доверять? Да я бы... — гневная тирада Чейза прервалась резким приступом кашля. Причём настолько сильным, что Миллеру пришлось согнуться напополам, чтобы не задохнуться и случайно не выплюнуть свои лёгкие. — Миллер? — Майлз нервно похлопал Чейза по спине, чем ещё больше усилил приступ. Чейз повалился на спину, глубоко вдыхая и выдыхая. Его лицо посинело, глаза налились кровью. Казалось, что он вот-вот склеит ласты прямо тут. — Инг...алятор... — просипел Чейз. Майлз непонимающе нахмурился и принялся трясти парня за плечи. — Я тебя не понимаю! Что ты делаешь? — почти что истерично выкрикнул Майлз. Скорее всего, они уже перебудили своими криками всех, кого только можно, но тогда ни один из них об этом не думал. — Умираю, — выдавил из себя Чейз. — Ингалятор... — Ингалятор? — растерянно переспросил Майлз. — Какой ингалятор? — В карма...не... — Чейз вновь залился кашлем, не договорив фразу до конца. Дрожащими руками, Апшер перевернул Чейза на бок. Один из его карманов выпирал, будто в нём что-то лежало. И не будто, а лежало. — Он... Это он?! — завопил Майлз. Чейз утвердительно кашлянул и шумно втянул воздух в нос. — Побыстрее! — жалобно заскулил Миллер. — Хорошо. — Майлз глубоко вдохнул и медленно выдохнул, собираясь с мыслями. Хоть он и понимал, что на это абсолютно нет времени, поступить иначе он не мог: паническая атака была бы совершенно лишней, особенно в данной ситуации. После этого парень сунул руку в карман Миллеру и пальцами выудил оттуда маленький ингалятор. Однако, что делать дальше – он вообще не понимал. Ингалятор выглядел очень просто, но одновременно очень сложно. В то время, как Чейз задыхался у него в ногах, Майлз пытался разобраться в этом чудо-приборе. — Как это работает?! — не выдержал наконец Апшер. — Просто. Дай. Мне... Его! — Чейз вновь закашлял. Он больше не смог вытянуть из себя ни слова, лишь требовательно вытянул руку. Майлз вставил ему в пальцы ингалятор и, на всякий случай, отошёл подальше. Чейз из последних сил воспользовался своим спасительным прибором. Буквально пару секунд он молчал, даже не дышал. Майлз было подумал, что тот всё-таки откинулся, но резкий шумный вдох заставил его облегчённо выдохнуть. — Жив? — спросил Апшер. — Жив. — Чейз ещё немного полежал на боку, приводя в порядок мысли. Но долго ему это делать не дали: громкий рёв из коридора, куда недавно выглядывал Чейз, заставил вздрогнуть обоих парней.* * *
Сначала было тихо. Абсолютно ничего не тревожило слух и взгляд. Впрочем, даже если бы и попытались, то он бы все равно не увидел. Темно. Раньше, когда было скучно, то Воронёнок решал сложные математические задачи, но не сейчас. Сейчас же проблемой было сложить семь и шесть. — Рисуй, — практически приказал внутренний голос. Единственное, на чём тут можно было рисовать – это пыльный письменный стол, под которым он, собственно, и сидел. Воронёнок вылез из-под стола. В любом случае, было по прежнему тихо, так что потревожить сейчас его не должны. — Что будешь рисовать? — мысленно спросил себя парень. И тут же ответил: — Себя. Нарциссизмом он никогда не страдал, но рисовать себя – это лучшее, что могло успокоить ему нервы. Ещё во времена арт-терапий он усвоил, что рисуя что-то другое, ты отвлекаешься, да. Однако, если ты хочешь не просто отвлечься, а что-то решить, то надо рисовать себя. Себя, во всей красе. Таким, каким ты себя видишь. Воронёнок неуверенно провёл пальцем по столу. Потревоженные пылинки взлетели вверх, забиваясь в нос и глаза парня. Парень отпрянул в сторону, дабы не сдуть весь "холст" и чихнул. Не громко, но если бы кто-то стоял за дверью, то точно услышал бы. Но никого не было. Ни за дверью, ни вообще в коридоре. Поэтому Воронёнок вновь приблизился к столу и продолжил своё занятие. Один штрих, второй, закругление, снова штрих, снова закругление. — Ты хороший художник... — похвалил его внутренний голос. Воронёнок невольно улыбнулся, разглядывая своё творение: просто человечек, от которого исходили большие трубки. Человечек, которого мог бы нарисовать любой дошкольник, едва научившийся держать в руке карандаш. Палочки вместо рук, ног и тела. Кружочек вместо головы. — Тебя бы похвалили, будь это сеанс у доктора. Но это просто рисунок на пыльном столе, — пронеслось в голове у Воронёнка. Трубки за его спиной складывались в причудливый узор. Что это за трубки? Он не помнил. Пытался вспомнить, думал о них, когда засыпал, когда доедал остатки пищи, когда просто сидел под столом. Думал, но не вспомнил. Просто знал, что они там должны быть. Скорее всего – это что-то из прошлого, до катастрофической потери умственных способностей и части памяти. Парень сфокусировал взгляд на самой отдалённой точке рисунка. Их было две. Из них обоих исходило по две линии: две соединялись в середине чуть пониже, а другие две входили в Воронёнка. Вообщем, своеобразная буква «М». Минуты две, не меньше, Воронёнок внимательно её разглядывал. Просто буква, просто М. Но почему именно она? Почему не другие тридцать две буквы? Внезапно, дыхание у парня перехватило. Он глубоко втянул в себя воздух, но выдохнуть не смог, подавшись назад и застыв, с вылупленными глазами. — Откатите его в сторону! Что он там делает вообще? Воронёнок будто бы услышал этот голос рядом с собой. Но он был уверен, что в комнате один. Да и того кто говорил, он не знал. Хотя, голос, безусловно, знакомый. — Он проник в кабинет одного из сотрудников! Мы нашли его с ручкой в руках, он что-то впопыхах писал. Воронёнок прижал руки к вискам. Кровь бешено бурлила в теле, а сердце колотилось, словно он снова проходил лечение электрическим током. Да и боль в голове была точно такой же. — Заберите его в кабинет, где проходит процедура морфогенетического кондиционирования. Кажется, наш Марвин совершенно вышел из-под контроля... Воронёнок вскрикнул и упал на колени. Голоса прекратились, снова наступила гробовая тишина, нарушаемая лишь часто и сильно бьющимся сердцем. Но руки от висков парень по-прежнему не убирал: он думал. Судорожно думал, думал так, как не думал со времён своей прошлой жизни. Сильно уйдя в себя, Воронёнок и забыл, что так и не начал нормально дышать. — Марвин... Меня зовут Марвин... — одновременно с выдохом, произнёс Воронёнок.