Может, поиграем?

…живым не нужны мертвые и наоборот.©

      — Только мы-ы с коне-ем! По полю-ю иде-ем! Только мы-ы с конем по по-олю иде-ем! — верещит Мирослава во всю глотку, опираясь на ветвистые перила широкого круглого балкона.       Намо снова кривится, зажимая уши ладонями. Однако это не останавливает девушку. Экзекуция продолжается уже около часа, а может и больше. Время в этих краях течет иначе. Понять, прошла минута или лет сто, невозможно. Совершенный вакуум. Пузырь, который никогда не лопнет. Каждый попавший сюда, может наслаждаться бесконечностью покоя. Мир живых существует отдельно от этого места и в это же время рядом. Мертвые всегда знают, что происходит в ярких цветущих краях, но их это не волнует. Безмятежность покрывает всё, существует повсюду, заглядывая в каждый уютный уголок прекрасного места.       — Ох, Мира, вроде в эльфийское тело тебя перенесли, а петь ты так и не научилась! — жалобно пищит повелитель чертогов.       Мира сурово окидывает взглядом вала, хмыкает и разворачивается всем корпусом обратно к прекрасному морскому пейзажу.       — Это русская душа! Не нравятся русские песни? Спою иностранную! — губы кривятся в злобной усмешке.       Мира начинает стучать ногами и хлопать в ладоши, нарочито противно начиная петь.       Пам-пам, хлоп! Пам-пам, хлоп!       — Ви-и-и ве-е-е, ви-и-и ве-е-е вра-кью! Ви-и-и ве-е-е, ви-и-и ве-е-е вра-кью! — писклявый голос поднимает целую стаю птиц с соседних деревьев.       Пернатые друзья поспешно хлопают крыльями, улетая как можно дальше от противного песнопения. Даже воздух начинает заметно дребезжать. Мандос скручивается в позу эмбриона на кресле, зажимая уши и боясь, что скоро из них потечёт кровь. Хотя это и невозможно, но с этой дамой всё становится возможным.       — Мстишь?! — верещит Намо, пытаясь перекричать ужасный вой девушки.       Мира резко разворачивается, испепеляюще взирая яркими желтыми глазами. Ох, как она хочет сейчас сжечь божество на месте.       — Не, ты не прифигел ли?! Ты выдернул меня прямо из постели прекрасного мужчины, в которого я влюбилась по самые помидоры! И ты еще спрашиваешь, мщу ли я? Естественно! Я долгое время была в его облике, и только пару минут мне дали насладиться его приятным обществом, будучи на своих местах! — Мира хватает графин с мраморного столика и швыряет в Намо. Тот, конечно же, уворачивается, не прилагая особых усилий. Посуда разлетается на мелкие кусочки где-то в просторах светлой комнаты. Но валар достаточно махнуть пальцем, чтобы графин целый и невредимый занял своё прежнее место, что, собственно, и происходит.       Мандос встает со своего места, озираясь вокруг, как будто помещение ему неприятно, противно. Мягкий солнечный свет озаряет комнату, отражаясь от белого камня, соленый морской воздух наполняет легкие. Где-то там, за окном плещутся волны, разнося шум океана.       — Скажи спасибо, что вообще дал закончить, — лукавая улыбка скользит по светлому лицу.       — Ой, да что вы говорите, ну спасибо огромное! — Мира издевательски приседает в реверансе.       Мандос становится серьезнее, выходя на просторный балкон, вставая рядом с золотоволосой девой, оглядывая песчаный пляж вдалеке.       — Ты не выполнила условия сделки, теперь ты принадлежишь мне, — сияющие очи даже не обращены к собеседнице.       — Я вспомнила все еще когда проснулась в теле Трандуила. Но ты ничего не говорил о сроках.       — Надо было читать мелкий шрифт, — Мандос снова улыбается.       — В договоре, который не был прописан? Говорил мне начальник: «все заверяй на документах, а то потом не докажешь, что не осел!» Надо было слушать, — Мира выразительно фыркает.       — Ты же понимаешь, что не добилась его любви.       Мира грустнеет. Взгляд тяжелеет, направленный далеко за океан, словно в надежде увидеть хотя бы тень статной высокой эльфийской фигуры.       — Слишком мало времени, — горько шепчет Мира, накручивая на палец длинную прядь. — Все могло получиться. Возможно, если бы мне дали еще немного времени, и я была бы в своем облике. То он бы увидел то, что увидела в нем я.       — Я познакомлю тебя кое с кем, — Мандос отрывается от перил и плавно направляется в сторону комнаты.       Мира изгибает бровь.       «Он летает или ходит?»       Вала останавливается и задирает подол своего одеяния, показывая голые ступни, которые твердо стоят на каменном полу. Хитро улыбнувшись, снова отворачивается, продолжая двигаться в сторону расписной арки.       — Многомиллионная практика плавно передвигаться, но могу и летать, — мурлычет Мандос.       — Позёр! — бормочет Мирослава, но следует за владыкой в чертог.       Они идут очень долго, по извилистым коридорам и светлым комнатам, огибая одну арку за другой. Каждая комната — произведение искусства. Гобелены с узорчатыми сверкающими нитями висят в некоторых помещениях, притягивая теплой тканью, ордера, напоминающие сплетение композитных орнаментов и ионических узлов. Полуколонны идеально вписываются в углы пространства. Фрески, изображающие не просто рисунки, но целые произведения живописного искусства. В искусных мазках можно прочесть всю историю не только Средиземья. На секунду девушка останавливается около одной из фресок, на которой изображен огромный дракон, напавший на армию эльфов. А там, среди толпы, один в сверкающих доспехах, занеся меч над головой и воинственно бегущий на огромное чудовище. Пламя полыхает вокруг оранжевым и красным закатом, оканчиваясь желтыми языками. Этот огонь оплетает светловолосого эльфа со всех сторон, но тот словно не замечает пожарища вокруг, смело желая отрубить крылатой ящерице голову.       Мира прикладывает ладошку ко рту, мгновенно узнавая фигуру на рисунке, пальцы скользят по шероховатой поверхности осторожно, с трепетом.       — Именно в этом бою он получил свой шрам, который, как я думаю, до сих пор пожирает его в моменты воспоминаний о сражении, — мелодичный певучий голосок заставляет Миру оторваться от созерцания картины и повернуться.       В свете солнца стоит прекрасная дева. Тонкую фигуру облегает просторное серебряное с белой вышивкой платье с капюшоном. Бледное, слегка болезненное лицо, на котором четко выделяются алые губы и огромные небесно-голубые глаза, аккуратненький вздернутый носик. Волосы серебряной волной перекинуты через плечо. Дева держит руки в замке перед собой, стоя прямо посреди зала, в котором и останавливается Мира.       Без сомнения, это ее статуя стоит в лесу, давно поросшая травой и мхом, потрескавшаяся в некоторых местах. И именно этот образ никогда не затмить золотоволосой эльфийке.       Мирослава не хочет выглядеть подавленной, удивленной или еще какой-то нерешительной. Ну уж нет! Хоть Мира и знает, что не выиграла битву за сердце Владыки Эрин Ласгален, но вести себя будет более чем достойно перед соперницей.       — И зачем же этот хитрец решил привести тебя? — Мирослава не хочет относиться к этой светлой особе с агрессией, но внутри все само по себе клокочет.       Прекрасная эльфийка нежно улыбается, проходя вперед, мимо Миры, останавливаясь у рисунка, который всего минуту назад девушка рассматривала с таким благоговением.       — Жаль тебя, дитя, — шепчет бывшая королева.       Вот тут-то Мира бы с удовольствием вспомнила подростковые годы и оттаскала эту дамочку за шевелюру прямо по прекрасному мраморному полу.       Золотоволосая дева шумно вздыхает и также тяжело выдыхает.       «Мира, ты не поведешься на эту провокацию».       — Позволь поинтересоваться, почему ты меня жалеешь?       Небесно-голубые глаза блестят в свете солнца.       — Потому что я забрала его сердце с собой, — в этом голосе и горечь, и злорадство. Но чего больше, Мира понять не может.       Мирослава готова поклясться, что могла бы сравнить прекрасную королеву с какой-нибудь актрисой дешёвого русского сериала про любовь. Оглядеть со всех сторон. Безупречна, прекрасна, нежна. И голос, словно поет соловей. Только есть в этом превосходном что-то скрипящее, острое и незаметное. Как иголка.       — Тогда почему ты улыбаешься? — Мира хмурится, словно злобная кошка.       — А тебе бы не было приятно, что мужчина даже спустя столько лет после твоей смерти продолжает тебя любить и помнить, отвергая всех и каждого, лелея чувства в своей душе, — яркие голубые глаза сияют как два топаза, подсвеченные люминесцентными лампами ювелирного магазина.       Где-то в районе груди золотоволосой девы колется, как если бы туда подбросили острый осколок дорогого бокала. Вроде бы крохотный кусочек, и ты не сразу понимаешь, что это, а только спустя время из раны начинает сочиться кровь. Вот и сейчас так же.       Слишком прекрасный день. Слишком прекрасная комната. СЛИШКОМ прекрасная дева стоит сейчас перед простой русской девушкой Мирославой. Ну, не совсем простой. Ведь, Мира, закаленная этой жизнью. И проминаться под этим взглядом невинно чистых небесных глаз не будет.       — Вот ты мне лучше расскажи, а о сыне ты так же думаешь, как о своем муже? — Мира складывает руки на груди.       С лица белокожей эльфийки тут же спадает улыбка, а глаза тускнеют. Мира даже на секунду сомневается в своем вопросе, но ответ возвращает мнение Мирославы о бывшей королеве обратно. Потому что снова злорадно-жалостливая улыбка скользит по губам серебряной девы.       — Леголас сильный мальчик, сильнее, чем его отец.       О, Мира бы сейчас голыми руками задушила эту дамочку. Где Люсиль, когда она так нужна? Почему хорошей дубинки, обмотанной колючей проволокой, нет рядом?       — Скажи честно, ты мужские сердца на завтрак с кровью ела? Или так, по контейнерам раскладывала и по кусочку откусывала? — яд так и начинает сочиться с уст.       Королева лишь взмахивает серебром своих волос, снисходительно улыбаясь. Больше нет смысла находится тут, и прекрасная дама идет в сторону дверей.       — Если ты раз с ним переспала, это не значит, что теперь ты заняла мое место.       — Согласна, только ты тоже давно поросла мхом, мертвая королева.       На мгновение эльфийка с серебряными волосами останавливается, глядя через плечо.       — По сравнению со мной, ты — лишь пыль на его сапогах.       «И кто сказал, что в мире мертвых возможно найти спокойствие? Глупости!»       Тем временем народ встречает своего Владыку, оправившегося от болезни. Каждый подданный радуется возвращению правителя. Но вот только за счастьем и восторгом скрывается легкая грусть. Из Итилиэна везут повозку с телом, накрытым легкой белой тканью, а все, кто сопровождает его, опустили голову. Пусть дева из далеких земель появилась не так давно, но она завоевала доверие короля, была одной из приближенных. Да чего греха таить, золотоволосая эльфийка раззадорила лесной народ забавами и смехом, как по волшебству. Сейчас, конечно, эльфы не так часто берутся за колоды, но некоторые компании порой играют вечерами за кружечкой ароматного вина.       Трандуил идет во главе отряда с высоко поднятой головой, глядя только вперед. Синголо бросает изредка взгляды на друга, понимая, что за всей этой напускной уверенностью, Владыка воет, подобно одинокому волку на склоне.       Именно Синголо был тем, кто первый вбежал в покои Трандуила, едва услышав крик. Смотреть на своего лучшего друга было невозможно. Советник все понял сразу, как вошел в комнату, и тут же захлопнул за собой двери.       Трандуил все также сидел в постели, обмотанный простынями. Пустой взгляд направлен в окно, куда-то туда, далеко, за верхушки деревьев, словно правитель не тут. В крепких объятиях Трандуил держал бледное тело обнаженной златовласой эльфийки. Уже холодное, с потускневшей волной недавно золотых волос. Дорожки слез высохли на щеках статного мужчины, оставляя липкие полосы. Ороферион слегка покачивался в постели, а губы что-то шептали, но беззвучно, совсем не слышно.       — Трандуил, это ты? — Синголо осторожно прошел вперед, протягивая руку.       Владыка слышал, что к нему обращаются. Рассудок остался на месте, не покинул светлую голову, но Трандуил был бы рад потерять ясность ума. Ведь ощущать эту боль невыносимо. Только снова потеряв, он понял, кого потерял.       — Мертва, она мертва, — Трандуил опустил глаза на тело в своих руках, бережно укутывая одной из простыней, дабы скрыть от чужих глаз изгибы мертвого обнаженного стана.       Синголо приложил руку к губам, не зная, что сказать. Как он мог утешить своего друга сейчас?       Эльфы пропускают отряд, почтенно склоняя головы. Это до боли напоминает иной эпизод, когда также прощались с другой эльфийкой. Странно, но в то же время так правильно. Хотя Мирослава не была королевой, и все же, ее влияние за этот короткий срок оказалось не менее сильным и внушительным.       Мира не собирается останавливаться. Если один раз её уже вернули к жизни, может, и второй смогут. Как говорится — за спрос в нос не дадут.       — Ну, Ма-а-андос, ну зайка, солнышко, лапушок! Ты же такой прекрасный Бог! Кто на свете всех милее? Мандос! — Мира ходит вокруг вала, пытаясь заглянуть в глаза.       Владыка чертог закатывает глаза, однако такое внимание со стороны Миры его забавляет. Зря что ли он забрал ее к себе? Мужчина останавливает движение, медленно поворачиваясь лицом к настырной девушке.       — Прежде чем что-то просить у меня, подумай, что ты можешь дать взамен, — в светлых очах проскальзывает темный огонек.       — Могу целый день выполнять твои поручения, — сразу спохватывается Мира.       Мандос морщит нос. Но улыбнувшись, приближает свое лицо вплотную к лицу Мирославы.       — Ты же понимаешь, что ты и так принадлежишь мне, и я могу делать, что пожелаю, — в глазах пляшут чертята.       — Если бы хотел, давно бы уже сделал, я тебе как сто лет не сдалась, ты же женат. Ты вскользь как-то проболтался. Не паясничай. Дай шанс, — Мира хватается за локоть вала и тянет на себя.       Мандос закатывает глаза, понимая, чего у него просят.       — Не могу я этого сделать, глупая ты девчонка! Все в руках Эру, я здесь не властен.       — Так дай я с ним поговорю! Я уговорю его.       Мандос откидывает голову назад и громко смеётся. На глазах даже выступают слёзы. Мужчина хлопает себя по коленке в невозможности остановить накативший смех. Когда Намо заканчивает смеяться, он выпрямляется, смахивая слезинки с уголков глаз.       — Я не прогадал, выбирая тебя. Ты хотя бы осознаешь, с кем говоришь? Понимаешь, что и у кого просишь?! А тем более, ты хоть чуть-чуть воображаешь, что именно просишь?       Мира ненавидит, когда ее считают глупой. Да, она часто дурачится, что неприемлемо для дам ее возраста. Да, она порой рассеянна, грубовата и неотесана. Но никогда, ни разу не глупа. Изящные бровки сдвигаются, хмурясь, губы сжимаются в тонкую полоску. Девушка отходит на пару шагов от Мандоса, слегка кланяясь.       — Я прекрасно понимаю, с кем разговариваю, Бог. А также понимаю, о чем прошу, Повелитель Жизней. И прекрасно знаю, что Эру куда могущественней тебя. И вот как раз я догадалась, что за наш с тобой спор ты получил от своего начальника по шее. И теперь просто боишься снова нашалить. Я правильно поняла, Мандос — Владыка Мира Мертвых? А ещё я знаю, что тебе забрать у меня нечего, жизнь я уже отдала, — произносит дева, выпрямляясь и горделиво вздергивая носик.       Сзади раздаются хлопки, и Мира разворачивается на сто восемьдесят градусов, замечая позади ещё одного мужчину очень похожего на Мандоса. Только вот одежда, покрытая чешуей, и синие волосы очень сильно напоминаются о водных просторах. Бог Воды медленно хлопает в ладоши, широко улыбаясь.       — Мое имя Улмо, — мужчина учтиво и коротко кивает. — Теперь я понимаю, почему столько шума вокруг обычной смертной.       Мира обиженно хмурится.       — Не смотри на меня так враждебно. Похоже, почитать Богов тебя не учили, — улыбка становится ещё шире.       — Если вы не в курсе событий, то мои Боги от меня отвернулись, так что, да, не почитаю, — если и отстаивать свой характер, то до конца.       В бирюзовых глазах проскальзывает жалость.       — И сколько ты намерена ходить за Намо хвостиком, как насекомое, пресмыкаясь, выпрашивая встречи с тем, кому ты даже не нужна, — в голосе Бога Воды звучат металлические нотки.       И правда, Мира не понимает, зачем она это делает и для кого? Для себя? Потешить свое самолюбие? Но ведь она давно поняла, что ее, правда, все послали на все четыре стороны, а прекрасный Бог пригрел местечко у себя в раю. Вот только после встречи с королевой почему-то возникло непреодолимое желание все же убедиться в правдивости всего того, что вертится в голове. Потому что сомнения росли с гиперболической скоростью. Ведь Мира не знала, сколько времени понадобилось, чтобы Трандуил начал испытывать чувства к королеве. А она? Мало того, что его сердце занято, так ещё и ко всему она пробыла всего-ничего. Нечестная игра.       — Я хочу поспорить, — Мира смотрит прямо в глаза Улмо уверенно, непоколебимо.       С Мандосом дел иметь уже нет смысла, а вот с этим есть, что. Самовлюбленность — вот грех водного Бога.       — Ты обращаешься ни к тому вала, — Улмо кривится в усмешке.       — Правда? Я докажу, что ты не прав. Я нужна ему. Или ты испугался? — Мира понимает, что делает ставки, тыкая пальцем в небо, но больше шанса, возможно, не будет. Ведь действительно, сколько ей ходить за Мандосом попятам?       Владыка воды изумленно вскидывает брови.       — Боюсь? Забавная. Хорошо, я покажу, что ты глупа, словно беспозвоночное существо! Глупая смертная девчонка, возомнившая себя лесной нимфой. Ну, так я разочарую тебя, — Улмо заглатывает наживку, с хрустом ее прожевывая.       — Если я окажусь права, и в его сердце я все же заняла прилично так места, то вы возвращаете меня обратно, упросив Эру не кидать меня в очередной раз в твои чертоги, Намо, пока либо время меня не испещрит, либо не помру от внешних воздействий.       — Эй! — решает вставить свое «но» правитель чертог. — Я уже выиграл спор, не забыла моего разрешения спросить?       На эти слова Мира лишь снисходительно улыбается.       — Будто ты сейчас станешь отрицать, что тебе неинтересно, — ведет бровью Улмо, увлеченный предложением. — Ладно, но если это не так, то ты будешь вечно наблюдать за одной очень заманчивой картиной, пока эти двое не растают в воздухе.       Мира, протягивая руку, на секунду задерживается, внезапно понимая, какую ставку делает. Если она проиграет, то до конца дней королевы и короля Эрин Ласгалена будет наблюдать за их безмерным счастьем, сама подписавшая себе этот приговор. Но она так сейчас надеется, что хоть немного, но, все же, зацепила сердце короля. Хотя бы немного. Самую малость. Правда же?