Вспомнить всё

Переливающийся зелёным цветом овальный камень в тонкой золотой оправе теперь висит у Кары на шее. Он бы скорее был рад синему, какой бы шёл к большинству его одежды, но раз это подарок Ичи, то Кара даже не думал о своих цветовых предпочтениях. Он носит его всегда и везде, зажимает в кулак, когда волнуется, водит по нему пальцем, когда задумывается. Каре кажется, что этот камень намного драгоценнее, чем выглядит. Ичи подарил его на день рождения и не сказал ничего. Просто дал и поздравил. Сам же Ичи знает, что это за камень, и подарил его с определённым намерением. Намерение заключается в возможности вытащить Кару из любой передряги, где бы он ни был. В шипастом лесу, в заоблачных горах, за морем, у себя дома — Ичи всегда сможет почувствовать неладное. У алхимика под слоями одежды висит точно такой же камушек. Если Кара вляпается во что-то угрожающее его жизни, то камень Ичи нагреется, и тогда с помощью алхимического круга он сможет телепортировать Кару к себе. Он умышленно умолчал о назначении своего подарка. Зачем кому-то знать, что он волнуется, когда Кара не заглядывает к нему неделю? Две? Конечно, у всех свои дела, но лучше перестраховаться и никогда не воспользоваться камнем, чем не смочь однажды помочь (дорогому) человеку. Кара впитался сладковатой дымкой в жизнь Ичи, а тот тайком ею наслаждается. Кто его осудит, если никто этого не знает? Так как Ичи по своей природе не очень общительный, его устраивает всё таким, какое оно есть. Разговоры, способные всколыхнуть его жизнь, никогда не приветствуются. Поэтому никогда не происходят. Сейчас, когда солнце уже скрывается за землёй, и листья слабо отражают убегающие лучи, Ичи при свете лампы подбирает рассыпавшиеся по полу орехи. Одежда и кулон с камнем свисают вниз и не касаются кожи, поэтому Ичи громко шипит от боли, когда, поднявшись, чувствует на груди сильное жжение. Свободной рукой он вынимает кулон, который из-за температуры светится ярче, чем обычно, почти жёлтым. Держать в руке тоже неприятно, поэтому Ичи снимает его и бросает на стол, сжимая пальцами орехи так, что с них сыпется тонкая кожура. Пот прошибает, голова не хочет думать. Ичи знает, что должен что-то сделать, но тело его не слушается. Куда занесло Кару? Что с ним происходит, если камень нагрелся так сильно и неожиданно? Если не поторопиться… Алхимик выпускает из пальцев орехи, и они летят туда, откуда их только что подняли. Он несётся к шкафчику, из которого достаёт мел и дрожащей от напряжения рукой чертит около стены круг. Линии пересекаются в ненужных местах, буквы выходят кривыми и нечитабельными, но на аккуратность у Ичи времени нет. Вдруг он уже опоздал? Камень почти впечатывается бледной рукой в центр круга, алхимик встаёт и с закрытыми глазами как можно чётче проговаривает нужное заклинание. Дым начал подниматься над полом. Под конец заклинания, когда рисунок полностью скрылся в белом облаке, Ичи почти пришёл в себя и был готов к чему угодно. Он так думал. С пола раздался чужой хриплый кашель. Ичи опускается в рассеивающееся облако и оказывается сбоку от Кары. Кары, изо рта которого при хлюпающем кашле брызгает кровь. Растрёпанный волосы прилипли ко лбу, лицо измазано грязью и испещрено ссадинами. Не дыша, Ичи переводит взгляд с зажмуренных глаз на тело. Кое-где уже проступают синяки, опять куча кровоточащих царапин. Он замечает расползающееся по деревянному полу тёмное пятно и боится смотреть дальше. Сглотнув, чуть-чуть поворачивает голову, чтобы увидеть уже незамутнённое волшебным дымом кровавое месиво на том месте, где должна быть правая нога. Точнее, она ещё есть, но будет правильнее считать, что она теперь существует отдельно от тела. Разорванная ткань штанины даёт ему увидеть разрозненную кожу и выглядывающие из-под неё куски дроблёной кости. Нога лежит под совершенно неестественным углом и соединяется с бедром только костными остатками и оплетающими их венами. Видно, что это было сделано большими зубами, потому что вокруг разрыва виднеется ещё несколько глубоких укусов, а остаток ноги пытались разжевать. Из шокового состояния Ичи вытягивает тихий голос: — Где я? В объятьях смерти? — смотря невидящим взглядом в стену сквозь еле поднимающиеся веки, спрашивает Кара, и голос обрывается очередным приступом кашля, от которого его всего передёргивает. Боясь любым прикосновением сделать хуже, Ичи, почти крича и упираясь руками в пол, начинает спрашивать: — Как это произошло? Кара, ты держишься? Тебе очень плохо? — совершенно глупые вопросы беспорядочно повалились изо рта, но Ичи пока не знает, что может сделать. Сердце разгоняет кровь по телу с такой же скоростью, как когда-то во время пожара. Ему страшно. Ему ужасно. Но ещё хуже сейчас Каре. — Ичи? Почему? — Кара с усилием заставляет себя смотреть на алхимика, чьё лицо сейчас бледнее луны, а глаза раскрыты шире, чем когда-либо. Он одновременно чувствует всё и ничего, кровь обжигает всё тело, и самый жгучий фонтан брызжет из правой ноги. Сквозь орущую на него стену боли Кара слышит отголоски испуганного голоса, но они тонут в присоединяющемуся к голосам высоком писке, который пронизывает его мозг от уха до уха. Кажется, что он даже может видеть этот тонкий звук, но пелена потихоньку всплывает перед глазами. Если он здесь, то где Накамура? Холод и жар одновременно захлёстывают. — Кара! Не двигайся! Я… Я придумаю! Что-нибудь! — в панике оглядывая комнату, Ичи прикидывает, на что вообще способен. На вызов врача. Врача, который доберётся до его дома за минут двадцать, если не больше. Но без него он не сможет помочь. Щёки Кары пылают сквозь слой прилипшей пыли, но остальные части лица выглядят так, будто кровь к ним вообще не поступает. Ичи осторожно кладёт руку на мокрый от пота лоб, который, к удивлению, совершенно холодный. Мертвецки холодный. — Ты можешь чем-нибудь пошевелить? Рукой, пальцем? — с надеждой спрашивает алхимик, нагибаясь к гонщику. Несколько секунд ничего не происходит, Кара еле заметно поджимает губы и расстроено поднимает брови в знак своего бессилия. Ичи хмурится и отворачивается. Похоже, существо, которое сделало это, умеет выделять парализирующий яд. Насколько он опасен? Он распространяется только на опорно-двигательную систему? А на нервную? Ичи очень надеется, что вторая мысль не подтвердится. Иначе… Никаких иначе. Пора что-то делать. Ичи ещё раз осматривает парня. Лужу крови, успевшую скопиться под ним. Если не поспешить, то будет поздно. Сглотнув, Ичи решает, что сейчас необходимо остановить кровотечение. Для этого… Придётся ампутировать ногу. Он не сможет её перевязать такой, какая она сейчас есть. Отрезать будет не очень сложно, учитывая уже нанесённый ущерб — раздробленная кость и упругие вены легко поддадутся. Теоретически звучит правильно и логично, но практически… Ичи не готов. К горлу подступает тошнота, и он закрывает рот руками, сгибаясь на месте. Только сейчас он осознал, что в комнате стоит стойкий железный запах. И так тихо. Лишь камин тихо потрескивает на фоне тяжёлого сдавленного дыхания. Ичи не понимает, чьё оно — его или Кары. На ватных ногах алхимик в несколько неуклюжих шагов добирается до шкафа и достаёт из него большой нож, предназначенный для резки тростниковых растений, что растут на другом конце города. Также он берёт свою кожаную перчатку со стола и опускается обратно. Ичи не может, не хочет смотреть Каре в глаза. Но нужно. Алхимик опускает руку ему на плечо, но парень не реагирует. Он не может повернуться, потому что парализован, или потому что нет сил? Вторую руку Ичи кладёт на холодное лицо и медленно поворачивает тяжёлую голову со слипшимися чёрными локонами к себе. Чужие глаза не открываются, поэтому ему приходится приподнять одно веко пальцем. Горячее утихающее дыхание скользит по ладони. — Кара, мне придётся отрезать тебе ногу, — не сразу сфокусировавшийся на чужом лице зрачок испуганно сжался в коричневой радужке, грудь еле заметно дрогнула. Ичи чувствует, как к горлу подступает комок, но пока проглатывает его и крупно дрожащей рукой разглаживает тёмные волосы. — Без этого нельзя, только так я смогу помочь. Не злись на меня потом, ладно? — бледные губы шепчут что-то в ответ. Ичи не понимает, но вкладывает в рот Кары свою перчатку. — Надеюсь, ты знаешь, зачем это. Алхимик опускает его голову обратно на стену и пересаживается ближе к повреждённой конечности. Впопыхах сняв с себя сиреневый шарф, Ичи перевязывает им бедро Кары — из-за трясущихся рук даже такие большие узлы не получается завязать сразу. Перекрыв путь крови к разорванному участку тела, он снова осматривает колено и сглатывает. Вечерние птицы затихают за окном, свет больше не падает на пол. Одновременно с глубоким, но поспешным вздохом Ичи сжимает мачете и подносит его к тёплым ошмёткам кожи и костей. Крупные слёзы незаметно для него катятся по щекам. Осознание того, что он плачет, приходит только тогда, когда солёная вода ударяется об уже успевшую запечься кровь. Заглушенные крики касаются ушей Ичи, словно тупая пила дерева. Отказываясь смотреть на Кару, глотая собственные всхлипы, алхимик медленно и аккуратно (настолько, сколько позволяют шаткие руки) отделяет остатки костей друг от друга. Они поддаются с хрустом, а гонщик в агонии находит силы, чтобы сжать пальцы и зубы, не давая голосу быть услышанным вне дома. Сквозь зажмуренные наглухо веки всё равно проступают слёзы. Если бы Кара мог сейчас связно думать, то, наверное, предпочёл бы уже смерть этим страданиям. Ичи думает, что творит что-то ужасное. Что-то непоправимое и неправильное. Сейчас он закончит с этим ужасным делом, остановит кровь, а что дальше? А получится ли её остановить? Он слишком долго мешкал, слишком долго думал и собирался переступить через себя. Если бы было что-то, что решило хотя бы часть проблемы. Неужели он насколько бесполезный?.. В голову ударяет воображаемый, давно забытый пряный запах, от которого руки покрываются невидимой сыпью. Бадьян. Тот самый, противный, ненавистный бадьян, мазь из которого поможет затянуться любой ране. При воспоминании о лекарстве нож утыкается в пол, а Ичи бросается затянуть шарф сильнее и обратно к шкафу, чтобы найти там небольшой банку со звёздочками. — Сейчас я всё сделаю, Кара! Н-не засыпай! — в панике он, не заботясь ни о чём, раздвигает все склянки, корзинки и мешочки, переворачивая и рассыпая. Мокрые всхлипы дают Ичи понять, что Кара ещё в сознании, и шанс у него есть. В самом дальнем углу он находит наполовину пустую банку с нужным растением. Не теряя времени, он перемалывает их в ступе и высыпает в небольшой котелок, залив водой и бормоча себе под нос что-то, что должно успокоить и себя, и Кару, который, к сожалению, его не может услышать с пола, да и из-за состояния вообще. Утирая собственные слёзы рукавом, Ичи чертит ещё один круг около Кары для того, чтобы быстро вскипятить воду — на обычном костре этого не сделать. Без остановки переводя взгляд с Кары на воду, а с воды на Кару, Ичи читает заклинание и мешает загустевающий раствор. За минуту, которая казалось вечностью, в течение которой каждый шорох со стороны Кары врезался в сердце, лекарство наконец-то приобрело нужный вид. Даже не думая о том, что субстанция ещё горячая, Ичи перекладывает её в миску и, обжигая пальцы, начинает намазывать ею часть не задетого колена. Пот струится по лицу от пара и напряжения. Белая кожа начинает медленно срастаться, и облегчению Ичи нет предела. — Работает! Сейчас всё будет хорошо, — подняв взгляд на Кару, алхимик увидел силой сведённые брови и искривлённый рот, всё ещё сжимающий перчатку. Улыбка сошла с лица, Ичи молча продолжил потихоньку заживлять колено. Каре от этого становится легче? Он надеется. Когда колено полностью затянулось, алхимик принёс кувшин с водой, разбавленной солью, и забрал перчатку. — Тебе нужно выпить воды, слышишь? — не ожидая от себя такого хриплого голоса, сказал Ичи. Кара не дал никого ответа, но всё ещё дышал. Алхимику пришлось открыть ему рот и по чуть-чуть вливать жидкость. То, что протекало мимо рта, смешивалось с кровью на подбородке и насыщенным ярким пятном мозолило глаза. Смоченным водой рукавом он протёр чужое лицо от грязи. На прохладные, но жгущие небольшие царапины на лице прикосновения гонщик отреагировал. Покрасневшие глаза приоткрылись, безэмоционально глядя на Ичи. Тот измученно улыбнулся и убрал волосы с чужого лба. — Выпей ещё стакан, потом можешь отдыхать. — Видя хоть и каменное, но спокойное лицо Кары, алхимик потихоньку успокаивался. Всё тело кажется таким тяжёлым, он сам еле двигается, поэтому, наверное, врача он уже вызвать не сможет. Может, через десять минут. Ведь всё уже прошло, да? Ставя стакан на пол, Ичи кладёт голову на чужое плечо. И закрывает глаза. Крик заставляет открыть глаза обратно. В проёме стоит Тодо и закрывает рот руками. Перед ним пол, украшенный тёмными, размазанными по всей комнате лужами, огромный нож, рядом с которым лежит почти неузнаваемая часть тела, и двое перепачканных кровью людей, выглядящие еле живыми. Ичи думает, что друг зашёл как раз во время. — Тодо. — Да?! Боже, что произошло? Кто? Как? Отвечай быстро, чёртов алхимик! — заикаясь, кричит парень. — Вызови врача. — Ты меня просишь это сделать?! А сам?! Буду через десять минут, не двигайтесь с места! — Тодо убегает, и Ичи снова остаётся в тишине. Гонщик сквозь густой чёрный сон всё ещё чувствует огромные острые зубы на своей ноге, боль, что вольно плещется под кожей. Грузное дыхание Кары убаюкивает измождённого нервным давлением Ичи обратно, и больше он сегодня не просыпается.