california state route

      Ванда едет, пока не заканчивается бензин, а дальше пешком до берега и в океан с разбега. Ботинки тяжелеют, вниз тянут, но у нее жизнь итак на дне уже. И Ванда плывет дальше, глубже, туда, где кончиками пальцев песка не касается. Ее не волнует, что сарафан — мокрый и к телу липнет. Руки болезненными судорогами сводит, но она все равно тянет их к солнцу.       Правая рука зудит, на бледной коже звездами первые черные точки рассыпаются. Ванда знает что это, но молится о том, чтобы ошибаться.       Глаза яркий свет слепит, но очки тонут где-то в водах тихого океана, вместе с ее несбывшимися надеждами и детскими мечтами. Когда-нибудь их прибьет к берегу вместе с причудливыми ракушками, которые люди топчут ногами. И это все, что в память от нее останется.       На берегу тихо и безлюдно, словно все вокруг вдруг исчезли, рассыпались пеплом. Но на душе почему-то спокойно. Так ей со всем справляться проще, привычнее.       Ванда страдает от одиночества, в которое сама же себя и загнала, как в угол, но все равно боится привязываться. Она как маленький испуганный зверек, познавший горечь жестокого мира, заново учится людям доверять. Получается слабо.       Роджерс снова пишет ей сообщение, делано беспокоится, рассказывает о своих проблемах. Ванда не отвечает.       К обеду ее бьет озноб, не такой сильный, чтобы обращаться к врачу, но ощутимый. Ванда понимает, что не ошиблась.       Они ведь держались за руки тогда, в Окснарде.       В трейлере вместе с посудой валяется старый перочинный ножик и Ванда хватается за него, как за единственное спасение. Она сдирает кожу в кровь, чтоб метка навсегда исчезла, ей родственная не нужна. И она не знает страдает ли Стивен сейчас так же, надеется только, что все исчезнет.       Стивен находит ее под вечер, когда солнце утопает в тихом океане, разливаясь красным закатом по волнам, прибивается к берегу. Наблюдает сначала из далека, чтобы не спугнуть.       К ее мокрым ногам прилипает колючий песок Санта-Барбары, а в огненно рыжих волосах теряются искры костра.       Она напевает какую-то песенку себе под нос, и сколько Стивен не вслушивается, понять все равно не может. Ванда себе на уме. Она улыбается ему вроде как чисто и искренне, но там, внутри, душа чернеет, и кошки гадко скребутся когтями прям о сердце, только ошметки оставляют.       — Я нашел тебя, Золушка, — его хриплый голос, заставляет ее повернуться.       Когда Ванда видит Стивена, ей хочется вдруг улыбаться, просто так, без причины. Ему к лицу даже нелепая гавайская рубашка, купленная в Окснарде.       Ванда знает, что нужно бежать от него сейчас, потом будет слишком поздно. Но он, такой притягательно-приятный, садится совсем рядом, своей рукой почти невесомо касаясь ее руки, Ванда вдруг задыхается от нежности.       Звезды видят, как они смотрят друг на друга, с робостью и мучительной надеждой. Вселенная дает глупцам еще один шанс, соединяет невидимой красной нитью, чтоб могли друг друга найти.       Когда Ванда гладит его по голове, пальцами в черные волосы зарываясь, Стивен думает, что смог бы полюбить, со всеми ее душевными ранами-травмами. Но Кристина в его голове все еще за остатки памяти цепляется и тянет за собой туда, где он частичку своей души безвозвратно оставил.       У Стивена внутри тоже пустота, но он все в себе держит, никто не узнает никогда.