Исход

      Фома очнулся в лесу.       Он был в форме, при оружии, но совершенно не помнил, как здесь оказался. Голова раскалывалась, болели под бинтами почти зажившие запястья, а каждую мышцу, казалось, скручивало судорогой.       Позади кто-то со стоном рухнул на четвереньки и проблевался.       Фома осмотрелся, пытаясь понять, что произошло.       Был день, внутренний хронометр подсказывал, что время - немногим после обеда. Над головой шумели сосны, дубы и прочие елки, а меж ними сверкали, шипели и гудели на разные лады многочисленные аномалии. Судя по висящим в воздухе мерцающим сферам, похожим на гигантские елочные шары, вокруг раскинулся Рыжий Лес: пространственные пузыри в таком количестве водились только в нем.       Впереди идущий остановился, обернулся, мучительно знакомый...       Осознание было сравнимо с ударом под дых. Первая мысль - застрелиться. Потому что Фома вспомнил все. Он зажмурился, не зная, куда деться от нестерпимого и неопределимого по эмоциональной окраске - он даже слов подходящих подобрать не мог! - чувства. Хотелось просто зарыться в сырую лесную подстилку и исчезнуть.       - Отпустило? - спросил Бродяга, ни к кому конкретно не обращаясь.       Ответом ему был нестройный хор стонов и ругательств.       - Отлично, - выдохнул он с заметным облегчением, кивнул на сереющие меж деревьев стены: - Подъем. Метров двести осталось. Привал устроим.       Черт знает, каким чудом все они доползли до ближайшего здания - сквозь облака щелочного пара и залитый газированной кислотой буреломный овраг, мимо невидимых на фоне мельтешащей зелени Трамплинов и Каруселей и хищно раскинувшихся под деревьями Электр. Что за магия заставила их шевелить ногами. Возможно - прямой приказ Старшего. Фома склонялся именно к такому выводу. Сам он не хотел никуда идти, но после слов Бродяги ноги будто сами собой потащили его вперед.       Крошечный, затерянный в лесу поселок по самые крыши зарос одичавшими плющом, виноградом и малиной. Его окружал низенький покосившийся забор - защиты никакой, но в общем дворе было на удивление мало аномалий: словно бы несерьезная ограда сдерживала их натиск.       Приземистое одноэтажное кирпичное строение встретило их сырым сумраком и вонью гниющих листьев и дерева: полов, рам, сваленных друг на друга остовов мебели. Изнутри его насквозь пронизывал длинный узкий коридор, по обе стороны которого темнели рассохшиеся, покрытые плесенью и лишайниками двери, ведущие в одинаковые квадратные комнаты. Фоме этот дом напомнил сельскую школу, но с тем же успехом это могла быть и казарма, и бытовка общажного типа, и даже поселковый медпункт.       Едва оказавшись под прикрытием стен, все расползлись по углам, стараясь лишний раз не смотреть друг на друга. При этом - предпочли остаться в одной комнате.       Фома и сам ловил себя на желании уйти, спрятаться, отгородиться от всех, но что-то ему не давало - некое ощущение… неправильности, пожалуй, подобного решения.       Он украдкой оглядел остальных.       Тихий свернулся на прогнившем диване, не обращая внимания на сырость. Закрыл глаза и то ли заснул, то ли потерял сознание.       Морж подпирал спиной стену, мерно раскачиваясь взад-вперед и разглядывая собственные руки так, словно только что осознал, что они у него вообще есть.       Флегматичный Броня смотрел прямо перед собой, задумчиво жуя какой-то батончик из своих многочисленных заначек. Заметив взгляд в свою сторону, он кивнул на шоколадку, без слов спрашивая - будешь, мол?       Фома передернул плечами, отвернулся и потер занывшие с новой силой запястья: неожиданно ярко вспомнилось, как этот здоровяк недавно вбивал в них арматуру.       Бродягу же - кажется, единственного из всех - шоковый ступор миновал. Но на то он и Старший. Он уже успел разжечь в центре комнаты небольшой костер и поставил греться несколько банок тушенки. Правда, выглядел при этом тоже неважно: заросший неопрятной щетиной, с черными кругами под глазами, Бродяга сейчас больше походил на зомби, чем на нормального человека.       - А это кто такие? - спросил вдруг Серп, кивнув на присутствующих в комнате троих незнакомцев. Они сгрудились в дальнем углу, поглядывая на остальных так, будто в любой момент ожидали, что на них кинутся с ножами. Все трое были одеты в стандартные монолитовские комбезы, но Фома их не помнил.       Впрочем, определить ранг это не мешало. Двое - те, что постарше и помассивнее - были такие же младшие, как и он сам.       - Винт и Сильвер, - представил их Бродяга, - из группы Шакала.       При упоминании этого имени даже Серп поморщился. Ходили слухи, что Шакал - настоящий садист. И это в «Монолите»-то, где все Старшие так или иначе вынуждены проявлять определенные палаческие таланты!       И все же Фома им сейчас даже сочувствовал. Каково это - оказаться в такой ситуации без привычного вышнего руководства? Как ни крути, а присутствие Бродяги успокаивало, дарило какую-никакую надежду. Хотя состояние все равно было, словно только что вынырнул из проруби и тут же получил багром по башке. Этим же наверняка в разы хуже.       - И… - Бродяга улыбнулся третьему: - тебя как звать-то, кстати?       Последний из чужаков - совсем еще пацан - был даже не младшим, а послушником - из недавно обращенных. В клане это означало подошву «пищевой цепочки»: бери кто хочешь, делай что хочешь. Выживет - хорошо, перейдет в разряд младших братьев, нет - так и не жалко. Фома ничего не знал о его талантах и боевых навыках, но выглядел парень соответственно статусу, то есть не ахти: бледный, зашуганный, комбез висит, как на вешалке, на шее - подживающие синяки, а под волосами длинная глубокая царапина, словно с него хотели срезать скальп, да передумали.       - С-с-сомик, - прошептал тот еле слышно.       Парень явно опасался всех присутствующих, но особенно его пугал Бродяга - аж до нервного заикания: еще бы - настоящий Старший Брат!       - Так вот, Сомик и остальные попались мне по дороге, - словно бы между делом сообщил Бродяга, двигая в костре консервные банки. Казалось, что тушенка интересует его гораздо больше присутствующих. - Теперь они с нами.       Никто не обманулся его непринужденностью: последняя фраза звучала, как приказ. По сути, она и была приказом: Фома очень недвусмысленно ощутил его силу.       Серп презрительно хмыкнул, демонстративно отвернулся и уставился на заросли ближайших кустов.       Фома тоже не понимал, на кой им понадобились эти трое - в конце концов, у двоих из них был свой Старший - а потому чувствовал некоторую ревность. Неужели Бродяге мало своего отряда? Он им не доверяет? Считает, они не способны справиться без поддержки?       - А что мы тут вообще забыли? - злобно фыркнул Серп, оторвавшись от разглядывания кустов. - Зачем остановились? До наших… До Припяти рукой подать!       - Куда-то опаздываешь? - сонно, совершенно без выражения спросил Тихий.       - Не горю желанием возвращаться, - ответил Серп. - Наверняка нас уже ищут. А когда найдут… Думаешь, обойдется малой кровью? Как с ним вон? - он кивнул в сторону Фомы.       Того будто кипятком окатили. Руки задрожали от желания вцепиться ублюдку в глотку…       - Не ищут. Но если будете истерить, могут обнаружить, - Бродяга сказал это очень тихо, но все вздрогнули, даже пребывающий в прострации Морж. - А мне нужно отдохнуть.       - Ну так отдыхай. А мы дальше двинем, - предложил Серп, но голос его подвел: получилось без прежнего задора - неуверенно, с плохо скрытой опаской.       - Я с вами никуда не пойду, - буркнул из своего угла Винт.       - Тебя никто и не зовет! - с готовностью огрызнулся Серп.       Видимо, сам понял, что катить бочку на Старшего Брата, едва освободившись - да и освободившись ли? - от вбитого в подкорку почтения и послушания, у него пока кишка тонка. Слишком жесткой и непререкаемой была иерархическая структура клана. Зато пособачиться с равным - неплохой способ стравить негатив.       Да и кого, как не Бродягу, благодарить за вновь обретенную свободу воли? Мог ведь уйти в одиночестве, и наверняка сделать это было в разы легче, чем уводить из Припяти почти десяток наглухо зомбированных младших.       Видимо, эта мысль одновременно посетила всех.       Винт так и не ответил, насупившись еще больше, и в этот момент Фома даже ощутил к нему что-то вроде благодарности.       Но тут…       Морж тонко заскулил. Он почти сразу зажал себе рот, пытаясь сдержаться, но лишь слегка заглушил рвущиеся наружу всхлипы. Было что-то жуткое и даже противоестественное в том, что взрослый здоровый мужик так откровенно расклеился.       Фома с тоской подумал, что это только начало. Сам он, к своему удивлению, больше не чувствовал желания удавиться или перебить всех присутствующих. В душе было неправдоподобно тихо, глухо и спокойно - словно эмоции накрыли стеклянным колпаком.       А вот Моржу становилось все хуже. Настолько, что он уже бился затылком в стену и даже не рыдал, а выл на одной ноте. Остальные наблюдали за ним в смешанных чувствах, не пытаясь что-то сказать или сделать: никто просто не знал, как на это реагировать.       Никто, кроме Бродяги.       Он поднялся и осторожно, как к больному животному, приблизился к впавшему в истерику подчиненному. Присел напротив.       Морж словно бы очнулся, глянул почти осмысленно и вдруг бросился на него с невнятным «Тыыы!..»       Бродяга скрутил его без особых усилий, придушил до потери сопротивления и связал его же ремнем.       - Серп, присмотришь за ним, - как ни в чем не бывало сказал он, обернувшись.       - А что я-то сразу? - вскинулся тот.       - Потому что это приказ, - все так же спокойно ответил Бродяга, и столько знакомой власти было в его голосе, что Серп натурально подавился следующей фразой. Зыркнул недовольно, но возразить не посмел.       - Отлично, - кивнул Бродяга. - Жрите давайте.       Они разобрали тушенку. Фома есть не хотел, но все же взял банку и теперь смотрел на нее с сомнением, раздумывая, не сохранить ли на черный день: уходили-то, не зная, что насовсем, имея лишь то, что несли на себе. Так что консервы эти - все, что у них есть. Дальше им грозит только добытая охотой кабанятина, да и то - в лучшем случае.       Винт и Сильвер тоже взяли себе по банке. А вот Сомик так и не набрался решимости вылезти из своего угла. Но ничего, голод не тетка, жрать захочет - осмелеет.       Почему-то послушник Фому не сильно напрягал. Может, потому что он не считал его равным, а значит - способным заменить кого-то из отряда? Парень воспринимался скорее капризом Старшего, этаким питомцем - бесполезным, но в целом безвредным.       Бродяга ковырнул в своей банке, глянул на Фому.       - Я сейчас спать, - тихо сказал он, точно обращался лично к нему, - потом сходим к схрону, тут недалеко. С голоду не помрем, но мне понадобится помощь.       - Я пойду, - так же тихо ответил Фома.       Вызвался он не просто так: очень надеялся, оставшись один на один, задать мучивший его с момента «пробуждения» вопрос.       Бродяга кивнул и протянул свою тушенку.       - Разбуди через пару часов, - сказал напоследок и ушел в соседнюю комнату.       Побродил там с минуту, судя по скрипу половиц, и, наконец, затих.       Фома надеялся, что Страшему удастся заснуть. Он все еще не очень понимал, что и как с ними произошло, но подозревал, что их благополучный исход из Припяти - целиком и полностью заслуга Бродяги.       Что он совершил, чем пожертвовал - никто не знал. Но факт оставался фактом: Старший Брат каким-то чудом умудрился прикрыть их от «всевидящего ока» Монолита. Так что живой, здоровый и полный сил он по-прежнему оставался для всех залогом пока лишь слегка забрезжившей на горизонте свободы.       Разбудить Бродягу не удалось ни через пару, ни через три, ни через пять часов. Он спал, как убитый, не реагируя ни на голос, ни на присутствие в комнате посторонних, ни даже на тычки. И это тревожило.       Снаружи давно стемнело. Но света вплотную расположенных к ограде аномалий вполне хватало. Интересно, это только кажется или днем они действительно сидели дальше от забора? В некоторых домах из окон тоже светило - бледно-зеленым и электрически-белым.       Винт и Сильвер предпочли свалить куда-то в самые дальние от выхода комнаты. Сомика они дернули с собой, и тот без возражений поплелся следом. Зря. Оставшиеся без руководства младшие непредсказуемы и для послушника гораздо опаснее, чем один из самых адекватных и справедливых командиров. Но откуда Сомику об этом знать? Фоме было жаль его, но ни он, ни другие вмешиваться не стали: в давно знакомом коллективе всяко уютнее и безопаснее.       Морж вроде бы очнулся, но впал в натуральную кататонию: не двигался, казалось даже - не дышал, смотрел в никуда и ни на что не реагировал.       Фоме было любопытно, что именно он вспомнил. К нему самому прошлое так и не вернулось, как он ни старался - разве что голова разболелась. Возможно, это и к лучшему. Вряд ли он смог бы спокойно спать, вспомнив, кем был раньше: все они многое отдали Монолиту, а жертва Моржа была, видать, непосильной для человека.       Серп пытался его растормошить или хотя бы накормить, но в итоге плюнул, уложил все еще связанного брата поудобнее и оставил в покое.       Фома достал сбереженную тушенку. Греть не стал: с костром возиться было лениво. К тому же опасно: днем, пусть даже в сумраке леса, огонь не настолько заметен, как ночью. Так что он просто открыл банку, подцепил кусок... и тут же уронил на грязный пол: руки все еще плохо слушались.       Из-под рукава показался кипенно-белый бинт. Он здорово выделялся в окружающем мраке, притягивая взгляды - болезненное напоминание о недавних событиях. И хоть Фома знал, что подобное случалось и с остальными, знание это помогало слабо.       Броня с Тихим тактично отвернулись.       Фома не был медиком даже отдаленно, но подозревал, что арматура вошла точно между костей. Броня, на его счастье, оказался хирургическим гением. Или же просто повезло. Но все равно острая и немного щекотная боль, при малейшем движении простреливающая до самых плеч, а порой и до затылка, здорово осложняла жизнь.       Как же он функционировал до сего момента? Ведь держал как-то оружие, ложку, молнии и пуговицы застегивал, и руки не дрожали…       - Больно? - поинтересовался Серп, присаживаясь рядом и кивая на запястье.       - Тебе-то что? - Фоме больших трудов стоило не отшатнуться. Он торопливо натянул рукав на повязку.       - Ты вообще помнишь, откуда это?       - Помню, - ровно ответил Фома. - Чего хотел-то?       - Да ничего, - пожал плечами Серп и, не спрашивая, выловил кусок мяса из его банки. - Помочь разве что. Мало ли, может, у тебя память отшибло? Я-то все помню...       Начинается... Социальные манипуляции. Игры в доминантность.       Серп откровенно нарывался. Видимо, временное отсутствие Бродяги развязало ему руки. И язык.       - Я тоже, - вдруг угрожающе рыкнул Броня. - Отцепись от него. А то могу припомнить, как месяца три назад ты сам…       - Бля, народ, ну нахера так сучиться? - перебил их Тихий. - Все мы друг друга поимели, не по разу и во всех возможных смыслах и комбинациях. Смиритесь уже.       - Угу, - как-то разом успокоившись и погрустнев, кивнул Броня, - У меня с прошлого раза еще ногти не отросли.       Фома ждал, что Серп окончательно взбесится, зашипит, но…       - Прости, - сказал тот с неожиданно искренним сожалением, - не знаю, что это. Зачем я…       - Ломка, - подсказал Тихий. - Мы были Его едой. Захоти Он, и мы бы с восторгом нарезали себя ленточками.       - Насчет того случая… - хрипло начал Фома и осекся. Ему необходимо было понять. Но что именно - он не знал. Тема эта раз за разом всплывала в сознании, лезла вперед, заслоняла собой все остальное, так что лучше уж заранее максимально расковырять эту мерзость. Может, повезет и весь скопившийся яд - стыд, страх, обида и ненависть к себе - выйдет, и остатки его души потихоньку начнут заживать? Собравшись с духом, он обвел братьев взглядом и все-таки спросил: - Это же Бродяга приказал?       - Да, - грустно признался Броня. - Но я не хотел! Точнее, хотел. Не знаю… Это казалось правильным, понимаешь? Все казалось правильным.       Он виновато и беспомощно глянул на Фому.       Тот кивнул. Он помнил это ощущение - происходящее воспринималось как данность, как единственно возможное развитие событий. Мысль о том, что творимое ими было дикостью, никому даже в голову не приходила - словно кто-то выкидывал ее за пределы сознания, как несущественную.       Хотя почему «кто-то»?       - Я тоже участвовал, - кивнул Тихий, перевернулся на живот и подложил руки под подбородок. - Да и кому когда удавалось избежать этой, с позволения сказать, «обязанности»?       Фома снова кивнул - значит, он правильно угадал: вторым был именно Тихий.       - А меня ты даже видел, - вздохнул Серп. - Пиздец. Как вспомню - аж передергивает. И ладно бы что… Но после другого мужика? Фу, бля!.. Извини уж…       Фома пожал плечами. Он сам бывал в подобных ситуациях в роли палача, и сейчас его тоже тошнило от одних только воспоминаний.       - Боже, в каком дерьме мы жили… - тоскливо протянул Броня.       - И каким дерьмом мы были, - согласился Фома, вспомнив о других, не выживших жертвах.       Но самым страшным было то, что у него встал. И, судя по скованным позам и смущенному молчанию - не у него одного.