Исход

      Фоме удалось заснуть лишь глубокой ночью. Но даже во сне его не отпускало назойливое возбуждение. Ему снился Бродяга - невыразимо прекрасный, обнаженный, сияющий божественным светом. Он звал, просил вернуться, обещал все блага мира, но Фома его почти не слышал: все внимание неизменно притягивало тело Старшего Брата - сильное, тренированное, украшенное сложной вязью неисчислимых шрамов. Казалось, они составляют некий сложный орнамент, найдя закономерность в котором, Фома постигнет если не смысл жизни, то что-то очень близкое по значимости.       Ему хотелось подойти ближе, проследить пальцами, а затем и языком каждую отметину, каждый росчерк пореза, след от нитки или скобы, бугристую стяжку ожога…       Фома уже почти решался сделать шаг, но раз за разом просыпался - дрожащий от желания, обманутый собственным подсознанием. Мучился от разочарования и презрения к себе, снова засыпал, и все повторялось вновь.       На рассвете он, разбитый и невыспавшийся, в очередной раз поплелся в соседнюю комнату, где, скорчившись в позе эмбриона, на груде прогнивших матрасов и жестких диванных подушек, мертвым сном спал Бродяга.       Вопреки собственным намерениям, Фома не стал его тормошить с порога, наоборот - замер, почти не дыша, разглядывая спокойное лицо - перечеркнутый тонким шрамом нос, густые ресницы, чувственные губы. Знакомые прежде черты казались сейчас средоточием совершенства. И как он раньше не замечал, насколько Бродяга красив?       Взгляд скользнул ниже - на выглядывающую из-под ворота мешанину шрамов, на плечо, на талию, пробежался по длинным ногам и, поднявшись обратно, прикипел к обтянутому серым камуфляжем бедру.       Фоме казалось, что голова его горит, будто ватный шарик, пропитанный спиртом. Виски покрылись испариной, во рту скопилось целое озеро слюны, а мышцы размякли и ослабели. Он даже всерьез опасался, что сдвинется с места - ноги подогнутся, и он рухнет на спящего Бродягу.       Хотя… Фома был бы совсем не против.       А что, если?.. Он и не проснется…       Но Старший вдруг рывком вскинулся, и Фома замер, подняв руки. Потому что взгляд у Бродяги был дикий и неосмысленный, а в руке он сжимал свой «глок», дуло которого смотрело аккурат в грудь вошедшему.       Немая сцена затянулась на долгие мгновения, но Фому направленный на него ствол странным образом нисколько не беспокоил. Он даже не думал, как бы поудачнее уйти из-под прицела: просто не мог отвести от Бродяги взгляд, словно ничего другого, достойного внимания, на свете не осталось.       Наконец, Старший сам опустил пистолет и со стоном потер виски.       - Как я понимаю, часовых выставить никто из вас без приказа не сообразил? - усмехнулся он, и повертел головой, - Впрочем... Ох, бля. Провалялся я больше пары часов, да?       Видимо, от долгого лежания все тело его затекло, и двигаться Бродяге было мучительно больно. У Фомы аж пальцы зачесались от желания размять ему плечи.       - Почти двенадцать, - виновато признал он, - Я пытался будить, но ты даже на пинки не реагировал.       - Что ж, ожидаемо, - кивнул Бродяга. - Ладно, буди Тихого, да пойдем.       Среди братьев Тихий был одним из самых адекватных и даже интеллигентных, но Фому все равно расстроило, что они идут не вдвоем: он не хотел, чтобы кто-то еще присутствовал при разговоре. Впрочем, другого шанса могло и не случиться.       Старший повел их в дальнюю часть поселка. Там, в густых зарослях кустов, под грубо сколоченным деревянным щитом обнаружился колодец с относительно чистой водой.       - Класс! - обрадовался Тихий, - Наконец-то хоть сполоснуться можно.       Фома был с ним согласен: в «Монолите» подход к высокой культуре быта основательный - круглосуточные душевые, баня, химчистка. Каково-то им будет, этаким чистоплюям, снова привыкать к полускотскому сталкерскому существованию?       А в подвале почти до основания разрушенного дома рядом с колодцем нашелся схрон с неплохими запасами провизии, патронов и кое-каких специфических медикаментов, доступных только монолитовцам.       Судя по всему, собирал все это сам Бродяга - долго, методично и понемногу. Сколько же он продержался в клане, осознавая происходящее, вынужденный день за днем терпеть весь этот ад? Еще и скрываться от самого Монолита? Раз за разом сбегать из-под его недремлющего и всевидящего ока? Натуральный Штирлиц! От такого у кого угодно кукуха бы съехала. Ну, у самого Фомы - точно…       На обратной дороге, подгадав момент, когда Тихий слегка отстал, он поспешно нагнал Старшего, но заставить себя тронуть его за плечо не смог - к собственному немалому удивлению - банально постеснялся. Но тот, словно почуяв его замешательство, остановился, обернулся, уставился вопросительно.       - Слушай, - нерешительно начал Фома, краем глаза следя за тактично «уставшим» Тихим, - Тот случай… со мной, - он собрался с духом и все-таки посмотрел Бродяге в глаза. В конце концов, это не ему должно быть стыдно! - Зачем ты это сделал? Это же был твой приказ, я знаю. Нахрена было загонять меня обратно, да еще и таким образом? Я же очнулся тогда! Сам!..       - Очень не вовремя, - ответил Старший. Выдохнул и вдруг уселся прямо на землю. Фома понял, что неловкого разговора не избежать: ему, видимо, тоже нужно было объясниться, а возможно - и оправдаться, - На тот момент у меня уже был план. Подготовка заняла много времени, а ты бы все сорвал. И в одиночку не сбежал бы, даже оставь я тебя в той квартире.       - И ты вернул меня в «лоно церкви»? - невесело усмехнулся Фома.       - Что-то вроде, - сказал Бродяга, тоже наблюдая за остановившимся поодаль Тихим, - Пришлось. Слишком многое было на кону.       - Ты же тогда понимал, что делаешь?       Бродяга, помедлив, кивнул.       - То есть, мало того, что меня пытали по твоему приказу, так ты еще и самолично и вполне сознательно выеб меня в мозг…       Старший тяжко вздохнул - видимо, вспомнил, что не только в мозг. Фома тоже это помнил, и сейчас молился всем богам, чтобы дурацкое тело не выдало преследующих его в последнее время желаний.       - А что бы ты делал на моем месте? - поинтересовался Бродяга, подняв на него взгляд. Именно поинтересовался - ровно, спокойно - а не кинулся в ответную атаку. - Мне нужно было сохранить иллюзию преданности. От этого зависело все. Как бы я выглядел в Его глазах, не заметив твоего «отступничества»? Или - что еще хуже - спустив его на тормозах?       - Но ты мог хотя бы сделать это сам! Один! - не выдержал Фома, и тут же сжался от иррационального ужаса: он посмел повысить голос на Старшего! И кажется выдал себя с головой…       Бродяга глянул внимательно - наверняка понимая, в чем дело - но промолчал.       - Неужели нельзя было обойтись без остальных? - не сдавался Фома.       - Можно, конечно, - кивнул тот, - Только вот банальный сговор или прямая перенастройка без наказания выдали бы меня с потрохами.       Он понимал, что Бродяга прав: по части всякой псионики Монолит был дока, и сознание взламывал на раз. Фоме при всем желании не удалось бы скрыть свое состояние: ни сил, ни знаний для подобных подвигов он не имел. Но внезапно проклюнувшаяся одержимость не давала это признать. Его мучили не столько воспоминания о пережитых пытках и насилии, сколько осознание собственной… измены, пожалуй. Весь мир был сейчас сосредоточен на Бродяге, и мысль о том, что совсем недавно самого Фомы касались чужие руки - и не только - причиняла почти физическую боль.       - А железка с паяльником тоже были обязательны? - устало спросил он, усаживаясь рядом.       - Я старался минимизировать ущерб, - Старший пожал плечами, тускло улыбнувшись, - Но я ж не всесилен.       Ужасно не хотелось признавать, что он поступил правильно.       - Фома, поверь, я прекрасно все понимаю. Неприкосновенность, в том числе половая - бесспорно, ценная штука, но в нашем случае - непозволительная роскошь. Попадись я, и всех вас ждала бы смерть, долгая и крайне болезненная: Он перестраховщик, так что отправил бы под нож всю «зараженную ячейку», просто на всякий случай. А я хотел вас вывести.       - Ладно, - вздохнул Фома, - Последний вопрос: почему нас до сих пор кроет? Мы же избавились от влияния. Но, к примеру, для меня ты все равно… не знаю… свет в оконце?       - Потому что я - Старший, - Бродяга снова пожал плечами, - Он не то чтобы меняет людей, Он их в фарш перемалывает. А потом уже лепит, что хочет. Глянь на Сомика вон - тесто, не человек. Но к моменту, как ему бы дали новое имя, Монолит пересобрал бы его заново - фанатичным защитником своих интересов - младшим братом. А дальше - простая, но действенная схема разделения прав и обязанностей: младшие подчиняются Старшим. И это не устав, не убеждения, не личные предпочтения, это наша физиология: я должен командовать, вы - подчиняться. Не уверен, что систему вообще можно сломать… Но это даже хорошо.       - Чем же? - напрягся Фома, - Неужто так нра…       - Тем, что удалось вывести кого-то еще, - оборвал его Бродяга, - Много среди вас Старших Братьев?       Фома покачал головой.       - Как думаешь, почему?       - Добровольно они бы за тобой не пошли, - ответил он, начиная понимать, - Еще и вопросы бы лишние стали задавать.       - Вы бы тоже стали. Если б могли, - хмыкнул Бродяга, - Но я просто приказал, и вы последовали за мной. Или ты предпочел бы остаться?       Фома ощутил, как вдоль позвоночника пробежал мерзкий холодок. Он не знал, от чего именно: от мысли, что до сих пор мог бродить по Припяти - совсем один! - этаким куском мяса как для других Старших, так и для самого Монолита, или от осознания, какая власть доступна Бродяге, и как им повезло, что он воспользовался ею, в том числе, в их интересах.       - А что с Моржом? - спросил вдруг обнаружившийся рядом Тихий. Подошел он, соответствуя имени, совершенно бесшумно, и Фома не представлял, какую часть разговора ему удалось услышать.       - С Моржом все плохо, - вздохнул Бродяга.       - Но ты же знаешь, как помочь? - гнул свое Тихий, - Если все это про Старших правда, просто прикажи ему прийти в себя. Или забыть. Ты же можешь?       Бродяга глянул на Тихого, едва заметно поморщился - от чего тот ощутимо вздрогнул, смутился и отшагнул назад - и торопливо покачал головой.       Судя по всему, несмотря на свое «благородство», Старший рассказал им далеко не все.       - Иди, - сказал он, обращаясь к Фоме, - Нам нужно поговорить.       Поначалу Фома послушно двинулся к их временному обиталищу, но пройдя несколько метров, остановился. Оглянулся.       Бродяга все так же сидел на земле и что-то объяснял. Тихий, мрачно-задумчивый, стоял поблизости, внимательно слушал и смотрел куда угодно, лишь бы не на него. Что-то в объяснениях Старшего его крайне нервировало.       Фому кольнуло беспокойством: что же они такое обсуждали, о чем ему знать не положено? Он так и остался топтаться неподалеку, пытаясь угадать по лицам, что происходит.       Но если Тихий хмурился, закусывал губу и о чем-то напряженно размышлял, то на лице Бродяги не отражалось ничего, кроме усталости и легкого сожаления.       Наконец, Тихий нерешительно кивнул.       Старший какое-то время молчал: казалось, он до крайности удивлен ответом. А потом вдруг мягко улыбнулся. У Фомы в груди что-то сжалось. Но Бродяга, даже не посмотрев в его сторону, поднялся и зачем-то пошел обратно - к схрону.       Тихий прикрыл глаза, тяжело вздохнул и последовал за ним.       Фома окончательно растерялся. Он не знал, что делать дальше: тревога и банальное любопытство требовали выяснить, в чем дело, но останавливало недвусмысленное предупреждение. Долгие минуты он топтался на месте, раздираемый противоречиями, не в силах сделать правильный выбор.       Тихий и Бродяга тем временем дошли до развалин с подвалом, но не остановились, а направились дальше – к стоящему совсем на отшибе домику - небольшому и для разнообразия двухэтажному. Видимо, при жизни это был какой-то административный корпус.       Да, Фоме наверняка не понравится то, что он увидит. Но он должен знать, о чем умолчал Бродяга.       Разрешив, наконец, таким нехитрым способом моральную дилемму, он осторожно двинулся следом.

***

      Серп вышел на улицу размяться. Хотя, на самом деле это была попытка сбежать - от раздражающего присутствия троих хоть и соклановцев, но чужаков, которых хотелось удавить, как котят, от пропахшей кровью, похотью и безумием духоты - теперь это их запах: въевшаяся под кожу вонь «Монолита» - уютная, знакомая, ласковая…       Да, Серп понимал, что у него едет крыша. Иначе с чего бы ему снился Бродяга в образе живого воплощения Монолита - этакого порно-Иисуса? А еще - прежние жертвы: долговцы, свободовцы, одиночки - окровавленные, изуродованные, безглазые и безъязыкие, но каждым своим движением выражающие покорность и желание? Еще и этот вечный недо-стояк: едва не с самого «пробуждения» все тело зудело от желания не то доброй драки, не то злой ебли.       Серп припомнил, что в последний раз был с Фомой - как раз, когда они поймали пару анархистов. Их он тогда тоже трахнул, но это было совсем не то - ритуал, обязанность, служба, чтоб ее… Со своими-то всегда лучше. Но кто ж ему сейчас даст? Все, кончилась халява. Совсем кончилась, чтоб Бродяге пусто было!       Серп сбросил под стену броник с винтовкой, отстегнул куртку, оставшись в одной майке, глубоко вдохнул прохладный лесной воздух. Потянулся, ощущая, как привыкшие к ежедневной нагрузке мышцы радуются работе.       Почти закончив заученный до автоматизма комплекс разминочных упражнений, Серп заметил маячивший в кустах поодаль силуэт. Свои? Броня? Приставлен следить?       - Чо надо?! - обернулся он, втайне мечтая, чтобы это оказался кто-то из чужих, желательно, Винт. Серп бы просто по-тихому свернул ему шею: чем-то этот мудила его ужасно бесил.       Но там стоял свободовец. Спокойно так стоял, не двигался.       Серп дернулся, было, к вещам - за беспечно брошенным поверх одежды оружием, но осознал вдруг, что анархист пялится на него кровавыми провалами на месте глаз.       - А, это ты… - ухмыльнулся он, узнавая одну из последних жертв: как-никак, собственноручно глаза ему вырезал, - Неужто так понравилось, что за добавкой пришел?       - Глюки? - флегматично поинтересовались из-за спины.       Серп узнал голос Брони. Он кивнул, не спуская глаз с, признаться честно, нагоняющего жути молчаливого призрака.       - Не говори с ними, - посоветовал здоровяк.       Он хотел сказать что-то еще, но с другой стороны дома послышался вскрик, звон стекла, а следом - глухие удары.       Серп мигом забыл о призраке и кинулся на шум. Броня поспешил за ним.       За углом обнаружился Винт, осатанело пинающий что-то неподвижное, слишком светлое на фоне сочной травы. Он сжимал в руках здоровенный нож, но в ход его пускать пока что не спешил. Рядом топтался Сильвер, равнодушно наблюдая за происходящим.       Броня в два размашистых шага обогнал Серпа и протаранил плечами обоих, отбросив их в разные стороны. Наклонился и вздернул на ноги - ну кто бы сомневался! - порядком помятого и местами порезанного Сомика.       Послушник был в одних трусах, тощий, как подросток, хотя и довольно жилистый. Белую, давно не знавшую солнца кожу пятнала грязь и кровь, поверх налипла хвоя, шелуха и прочий мусор. Подоспевший Серп услышал, как стучат его зубы.       - Ты! - Броня ткнул в Сомика пальцем, - Идешь со мной. Понял?       Парень мелко-мелко закивал.       Серп ухмыльнулся: а здоровяк-то так и не смог до конца побороть Исповедниковы привычки! Вот и сейчас по старой памяти тащит убогого под крылышко. Впрочем, каждому свое - кто-то ножи собирает, кто-то - уши неверных, а Броню хлебом не корми - дай с молодежью повозиться. Одно слово - «нянька».       - Где твоя снаряга? - тем временем допытывался тот у парня.       Сомик пытался что-то сказать, но выходило только невнятное мычание. Челюсть ему сломали, что ли? Отчаявшись объясниться словами, он кивнул на уже поднявшихся Сильвера и Винта. Последний явно раздумывал, не кинуться ли в драку.       - Где его барахло? - обратился к ним Броня. За что они напали на парня, он не спрашивал - может, догадывался, а может, плевать хотел. Второе вероятнее.       - А тебе зачем? - ухмыльнулся Винт, поигрывая ножом и дразня всех присутствующих мельканием лезвия, - Без тряпок-то сподручнее. Можешь даже спасибо сказать, что заранее озаботились.       - Тебе вопрос задали, уёбок! - мигом окрысился Серп: эта гнида еще и огрызаться смеет! - Или зубы лишние?       Винт без предупреждения бросился вперед, совершенно бездумно замахнулся, метя клинком Броне в шею. Тот, так и не отпустив послушника, блокировал удар, поймал запястье, буквально выдавил нож из ладони, и чуть докрутил, разворачивая Винта спиной к себе. И все это одной рукой! Все же дури у Брони - на троих.       - Может, миром разойдемся, мужики? - предложил явно более здравомыслящий Сильвер.       - Только пусть верзила нам мясо вернет, - вставил Винт, бросив из-за плеча хищный взгляд на жмущегося к боку Брони пацана.       Серп невольно восхитился: едва ведь не хрипит от боли, сучонок, а все равно улыбается так, словно уверен в собственной безопасности! Или же ему на нее абсолютно плевать.       Броня оттолкнул Винта - легко, беззлобно, но и этого хватило, чтоб тот едва устоял на ногах. Сильвер, не стесняясь, тут же пнул собрата под колено. Винт проворчал что-то, но кидаться на него не стал - свой, как-никак. Лишь подобрал и спрятал нож.       Судя по всему, этот дебил до сих пор не осознал, что их тут вообще-то двое против шестерых. И будь на то желание группы или воля Бродяги - обоих давно послали бы на все четыре стороны, а то и унасекомили каким-нибудь особо занимательным образом.       - Парня мы забираем, - сказал Броня.       - Ладно, - пожал плечами Сильвер, - Шмот тоже отдадим, не вопрос…       - Отлично. Жду, - он взял послушника за плечо и потащил за собой в дом.       Серп, поначалу решивший продолжить тренировку, заметил по-прежнему маячивших на периферии зрения безглазых призраков - теперь их было двое - и тоже предпочел вернуться под крышу, поближе к своим.       - А может, все же поделитесь? - со смехом крикнул Винт им вслед, - Хотя бы крылышко! Куда вам целый-то?       Броня, не оборачиваясь, поднял руку и показал ему средний палец.       На том и разошлись.