mamma mia

      — То есть, нет, ты сейчас серьёзно? — Тэйлор хмурит брови и почесывает затылок, взлохмачивая длинные волосы.       — Отстань, Роджер, не все хотят после выступлений нажираться в хлам, не все такие отбитые, как ты, — вступается Брайан, поправляя чистую рубашку и откладывая мокрую, в которой он скакал с гитарой на сцене ещё несколько минут назад.       — Отвали, Брайан, — блондин, кажется, злится. Джон сидит на неудобном диванчике и спокойно кивает в ответ изумленному Роджеру.       — Ты серьезно? — Вновь спрашивает ударник, подходя к диванчику. — Пошли! Не будь занудой, ну же, ты же не этот задрот! — И тыкает пальцем в сторону Брайана, вынуждая того цокнуть языком и закатить глаза.       — Роджи, милый, ты самая надоедливая подружка в мире, — тянет Фредди вытирая собравшийся тональник с морды лица. — Дикки, тебе лучше с ним пойти, он же не отстанет. Она, в смысле, — вокалист посмеивается, — наша подружка-то. Подружайка, — так и прыснул вместе с Брайаном на подхвате. Тэйлор хмурится и бросает в Меркьюри карандашом. Однажды, когда они стояли вчетвером возле бара, в котором только что отработали три песни за гроши, к ним подкрались два паренька, попросили огонька, спросили у Брайана, Джона и Фредди «имя вашей подружки» и до того, как Роджер открыл рот, так и не поняли, что перед ними парень. Дикон улыбнулся, Роджер в отместку пихнул коленом и сидящего на диване, но целью было не отомстить смеющимся, а заставить кого-то пойти вместе с собой.       — Так что? Джон улыбается и смотрит на хмурого тусовщика-забияку. И не может не кивнуть. Роджер хлопает в ладоши, подскакивает на месте, и сборы возобновляются. И только в танцующей толпе Джон понимает, что мог бы просто не соглашаться. Он не танцует трезвым, а алкоголь в этом заведении стоит, как крыло самолета, и денег хватило бы на пару рюмочек водки, но деньги общие и деньги у Тэйлора, который, скорее всего, уже просадил их либо на себя любимого, либо на ещё одну мадам в короткой юбке.       « Домой бы, » — думается ему, пока он неуверенно пробирается к бару, чтобы найти Роджера. Но быстрее, чем он оказывается у бара, его хватают за локоть и притягивают к себе ближе. Дикки не успевает ничего понять, как ему прямо в ухо кричат, стараясь быть громче откровенно дерьмовой, но почему-то качающей музыке:       — Сиги у тебя? Басист кивает, узнавая Роджера просто по запаху, потому что тот слишком, слишком близко, голос — это уже второстепенно. В любом случае, Джон прекрасно ощущает, что друг успел нормально нахлестаться за все то недолгое время, что они тут якобы расслабляются, пока его тащат за локоть на улицу.       — Душновато там, да? — Зачем-то говорит Роджер, оказываясь на свежем воздухе. Джон пожимает плечом, доставая из кармана пачку и спички, и Роджер буквально кидается на них, словно голодающий на кусок хлеба, и первый даже смеётся, глядя на пьяненького товарища.       — Ты же не можешь быть в говно, а? — Джон все ещё смеётся, когда Роджер спотыкается о собственную ногу и едва не падает, вовремя хватаясь за протянутую руку басиста.       — Не могу, — Роджер улыбается, прикуривая со второго раза и выбрасывая дурацкую спичку, — но я в говно. Не знаю, что было в том ликёре, — облокачивается задницей о грязные перила у входа в клуб. Джон изумленно приподнимает брови, закуривая последнюю сигарету.       — Ликёр? И сколько денег ты зажопил? — Он не злится, ему просто забавно наблюдать разомлевшего друга.       — Нисколько! — Роджер выглядит взвинченным, голос звучит обиженно, но наигранность быстро сменяется обыкновенной улыбкой. — Я искал тебя, вообще-то, чтобы поделиться. Но ты же там, как обычно, «взрывал танцплощадку», — Роджер слишком смешно и неловко пародирует танцевальные импровизации Джона, и тот смеётся громче, давясь сигаретным дымом.       — Плохо искал, синяя рожа, — откашлявшись и отсмеявшись, Джон снова перехватывает затанцевавшегося Роджера, но уже крепче и прямо за пояс, чтобы пьянчуга не упал ненароком. — Я не так уж в танце бился, в отличие от тебя. Роджер смеётся, в ответ цепляясь за шею, едва не поджигая волосы басиста, но успешно обходя опасность стороной, пусть и не так успешно стоя на ногах. Дикки смеётся, когда приходится даже крутануться на пятках, чтобы удержать веселую тушу, но Роджер все равно присползает ниже, хватаясь за рубашку странного цвета.       — О, боже, ты точно ликёр пил? Не чистый спирт, а? — Дикки все смеётся, хотя ему не особенно нравится возиться с пьяными друзьями, когда он сам не такой же пьяный.       — Да хрен его знает, — улыбается Роджер, не спеша вставать на ноги и все так же обнимая локтем шею друга. — Может, мне просто нравится, когда ты меня страхуешь? — Хихикает он, проглатывая пьяную икоту и начиная вошкаться в цепкой бережной хватке. — Мы как будто танцуем!       — Вот уж спасибо, таких танцев мне и не хватало, — Джон силится поставить на ноги дёргающегося в его руках Роджера, нечаянно пережимает зубами фильтр сигареты и не по-настоящему хмурится, строго хлопая по заду веселящегося Тэйлора. — Так! Все! Быстро встал! Роджер на секунду замирает, смотрит снизу вверх, но, замечая сдерживаемую улыбку в лице над собой, смеётся ещё заливистее, чем раньше, даже запрокидывает голову, заставляя перехватить себя получше, буквально обхватить, обнять.       — Ой, какой строгий папа Джон, а, папа Джон, — кажется, настроение Роджера просто на высоте; изо рта летят дурацкие шутки, глупые фразы и сигаретный дым, и Джон ловит себя на полупрозрачной мысли о том, что он засмотрелся.       — Я-то ещё не строгий. Радуйся, что тебя Брайан не видит, — хмыкает басист, замечая такси в двух шагах от них. — Давай-ка до дому. Роджер все смеётся и улыбается, еле встаёт на ноги, но все ещё держится за Дикона. Он держится за него даже тогда, когда они сидят в такси: просто обхватывает рукой его руку, буквально обвивает крепкое предплечье, падая тяжелой головой на чужое плечо.       — Пьянь, адрес скажи, — бурчит Джон, и только тогда Роджер останавливает собственное пьяное мурлыканье новой мелодии, которую на завтра он и не вспомнит.       — Нет! — Снова посмеивается он, закрывая глаза. Джон обреченно вздыхает и называет свой. Джон обреченно вздыхает и затаскивает Роджера в квартиру. Джон обреченно вздыхает и кладёт друга на свою кровать. Джон обреченно вздыхает и разворачивается в сторону гостиной, потому что, видимо, ему суждено сегодня спать на костлявом диване.       — А-та-та, — взволнованно мычит Роджер, хватаясь за запястье едва не ушедшего басиста. — Ты куда это намылился?       — Спать, Роджер, и тебе советую, — Джон обреченно вздыхает и встаёт на месте, не надеясь вырвать свою руку из пьяных пальцев.       — Так вот же кровать, давай спать, — глаза не открываются сами по себе, а улыбка становится все скуднее и скуднее, и становится ясно, что Роджер засыпает. Джон закатывает глаза и усаживается рядом. Полуспящий драммер победно перекатывается на бок, освобождая ему место.       — Почему ты не ложишься? — Как будто оскорблено мычит блондин.       — Ты угомонишься, если я лягу?       — Да. Наверное, да. Давай. И Джон ложится, конечно же, обреченно вздохнув. И засыпает, наверное, быстрее Роджера. Тот лишь пьяно смотрит на спящее лицо рядом, улыбается одними краешками рта и чувствует, что опьянение медленно улетучивается. Дикки едва заметно хмурит брови и очень тихо сопит, лёжа на спине и сцепив длинные пальцы в замок на груди. Роджер знает, что тот не очень доволен тем фактом, что пришлось лечь с самым пьяным человеком сегодняшнего вечера, но Роджеру так нравится его бесить, заранее чувствуя, что Дикки никогда не пошлет. Дикки ведь очень добрый. Дикки безобидный и совсем не злопамятный.       — Такой ты, блин, прикольный, — очень тягуче мурлычет Тэйлор, хмыкает под нос и утыкается лбом в чужое плечо.       — Так, — внезапно выдаёт Джон. Басист решительно разворачивается к другу и невероятно недовольно смотрит. Роджер удивленно приподнимает брови, едва удерживая глаза открытыми и по-пьяному недоумевает: «как Дикки так быстро уснул и так быстро проснулся, прошло же только две минуты?». Пьяные часов не наблюдают тоже.       — Тэйлор, спать! — Рука басиста накрывает барабанщика легким одеялом с головой, а потому не совсем музыкальный голос слышится приглушенно. Роджер смеётся в ужасно не ловкой попытке выбраться из-под мягкого одеяла. Руки не слушаются, язык уж тем более, но отчего-то на душе так весело и так здорово, что спать почти что не хочется. И когда все-таки удаётся вынырнуть из тёплого одеяла, Тэйлор не может не хохотнуть: Джон лежит напротив, хмурится и точно готовится что-нибудь сказать по поводу пьяного соседа по койке.       — Ты можешь просто поспать? Просто закрыть глаза, Роджер, это не так уж сложно, — чего только стоит недовольный вид сонного Дикона. — Просто полежать, молча, это значит с закрытым ртом. Ты способен на это? Или нет? И Роджер взрывается смехом. Обычно он начинал драку, когда кого-то не устраивало его поведение, но сейчас все было так именно прикольно, что ни о каких драках и мыслей не было. Роджеру просто нравилось бесить, раздражать и злить самого спокойного человека из всех своих знакомых, заранее зная, что ничего тот не сделает. Не выгонит из квартирки уж точно.       — Спать, Тэйлор! Быстро! Джон лежит на боку, скептически-раздраженно смотрит на хихикающую пьянь, которая в трезвом состоянии именуется Роджером Тэйлором, и не понимает, зачем вызвался пойти с ним в клуб. Знал ведь, чем может закончиться, да ещё и деньги последние вывернул. И ни капли в рот. Немного обидно, но не настолько, чтобы игнорировать не унимающееся тело возле себя.       — Быстро! Вторая попытка укрыть Роджера с головой вышла не такой успешной, как хотелось бы, потому что барабанщик как-то неуклюже, но весьма удачно дергается в сторону Джона, тем самым уворачиваясь от назойливого одеяла. Вот только теперь он по-детски прижимается к басисту, поджав руки к своей шее и утыкаясь носом в чужую. И все бы ничего, конечно, если бы после этого не наступило странное молчание. Настолько странное, что не было слышно ни дыхания, ни сердцебиения. Только рука Джона повисла в воздухе, почти укладываясь на Роджера, почти обнимая, почти накрывая одеялом. Не было неловко, но оба молчали, будто до этого совершенно не говорили. Барабанщик вдруг понял, что, кажется, нужно было послушаться — молча лечь и закрыть глаза. Не было бы тогда этой дурацкой тишины, которую никак нельзя было даже охарактеризовать, пускай пьяный мозг и не был способен на анализ любого рода. Джон замер, совершенно не зная, что делать. Он не ожидал от сегодняшнего вечера внезапных поворотов. Все можно было бы списать на идиотизм и нетрезвость Роджера, если бы тот продолжил ржать и вошкаться, не желая успокаиваться и засыпать. Но тот упорно молчал, казалось, даже не дышал, как будто сделал что-то ужасное и ждал какого-то осуждения. Дикки с удовольствием списал бы все на алкоголь, если бы сам не ощутил рефлекторное желание обнять. Но ведь друзей так не обнимешь, не прижмёшь к себе и не заснёшь в обнимку. А ведь они — друзья, и после такого могут ими и не быть.       — Я просто надеюсь, что так ты уснёшь, Роджер, — подаёт голос Дикки, надеясь на то, что Роджер всего лишь балуется.       — Угу, — согласно мычит он, совершенно не шевелясь. Джон аккуратно опускает руку с одеялом на острое и не такое уж мощное плечо Роджера. В темноте комнаты, утыкающийся носом куда-то в шею, Роджер кажется очень... открытым.       — Спать, — бурчит Джон, одновременно с этим осознавая, что спать-то ему самому уже не очень хочется. Роджер не может даже моргать. Он чувствует, как от движений ресниц еле ощутимо дергается Джон: те щекочут кожу шеи — и ощущает, как в груди растёт дурацкое желание, поддетое нормальной такой дозой алкоголя, вжаться в эту шею лицом посильнее. Дыхание полусбившееся, руки неустанно потирают пальцы, совершенно не спится.       — Роджер, спать, — звучит сверху голос Джона, но ударник даже сквозь свою лошадиную дозу алкоголя перехватывает абсолютно не сонное выражение в нем.       — Сам-то не спишь, — отвечает он, имитируя вредность.       — Потому что ты мне шею сейчас сплавишь, хватит так дышать. Роджер хмыкает: неловкость превращается в азарт. На то, чтобы чуть приподняться на локтях и свесить занавески-волосы на чужое лицо уходит пара секунд.       — Я ещё даже не старался, знаешь ли, — самодовольно и развязно тянет он. Джон лежит неподвижно. Спутанные осветлённые волосы щекочут щеки, и на то, чтобы аккуратным движением заправить их за чужие уши уходит пара секунд. Пара секунд, но Тэйлор вдруг спотыкается; он хотел что-то сказать, но эти нежные пальцы забирают все внимание себе, эти прикрытые жесткими ресницами глаза смотрят прямо в душу, и все кажется слишком притихшим, слишком заметно замершим, будто бы даже пыль в воздухе более не покачивалась, чтобы не отвлекать от Джона. Роджер склоняется немножко пониже, очень осторожно и медленно. Он сам не понимает, чего это его так ведёт, чего это он тянется к лицу своего друга, он действительно не понимает, но делает.       — Роджер, — сигнал: «остановись». Роджер смотрит вполне себе вменяемо, реагирует тут же, как будто совсем не пил, но Джон прекрасно знает, что тот пил, да ещё как, да ещё и сколько. Джон также прекрасно знает, за чем к нему тянулся Роджер. Джон смотрит ему в глаза, щурится и не двигается. Роджер кажется напряженным и смущенным, словно бы ему вдруг стало стыдно.       — Черт, чуть не уснул прям так, прикинь, щас бы клюнул тебя, пиздец, — нервозно посмеивается он и быстро ложится на место, где должен был лежать изначально. Джон беззвучно хмыкает и закрывает глаза. Конечно, Роджеру стало стыдно. Конечно, они сделают вид, что никто ничего не хотел и не понял.       — Спи, пожалуйста. И, конечно, Роджер будет подергиваться от каждой фразы в свой адрес, потому что свои эмоции и чувства он скрывает откровенно хреново.