Пригубить бокал вина — все равно что ощутить на губах капельку из реки времен. (К. Фейдимен)
Сегодня Вэй Ину исполнилось семьдесят пять. Прекрасное число! Как там говорил великий Данте: «человеку Богом отмерено семьдесят пять лет»… Из зеркала теперь смотрело осунувшееся лицо с болезненно горящими глазами — старость никого не красит. Отражение вяло усмехнулось, словно соглашаясь. Жизнь казалась чем-то мгновенным, но в тоже время нудным. Интересно, как можно этот миг поместить в огромные талмуды автобиографии? Где-то внутри небольшой кладовой тихо звякнули, соглашаясь, пузатые бутылки с вином. Наверное, вино было единственной слабостью, которая сопровождала его всегда. Во всяком случае так говорили, но сам Вэй Ин вино слабостью никогда бы не назвал. Вино было его автобиографией. В каждой бутылке игриво поблёскивала маленькая часть его жизни, его часть. Разве это не единственное волшебство, пережившее и драконов, и фей, и богов? Так сказать, любительская алхимия. Вино Вэй Ин делал сам, и часто называл себя в шутку алхимиком. Вино развязывало язык, говорило и заставляло творить — ну разве не волшебство?! В кладовке стояли ряды носатых бутылок, их сургучные носы упрямо смотрели вверх, а на боках с приклеенными листочками значились год и название. Губы сами растянулись в улыбке. Захотелось попробовать и вспомнить. Рука, повинуясь возникшему желанию, потянулась и пробежала по стеклянным свидетелям его жизни. «1984 год. Валлес» Название тогда пришло само, заиграло на языке согласными и перетекло на небольшой листок, чтобы потом стать опорной точкой для обратного отсчёта воспоминаний. На свету вино было мутноватым, будто свернувшейся от лимона молоко, только тёмного цвета. Вэй Ин звонко цокнул языком и поддел ножом сургуч. Тот поддался и обнажил небольшую пробку. Пробка тоже не заставила себя ждать, и в нос ударил чуть терпковатый кислый аромат. Вот он, 1984 год. Вино весело струилось наполняя собой небольшой графин. В бутылке осталось ещё больше половины, и Вэй Ин снова заткнул горлышко пробкой. Бутылку отнёс обратно в кладовую, но поставил на полку рядом с дверью. По пути захватил из серванта бокал. Для воспоминаний больше всего подходила гостиная. Здесь тоже были воспоминания, только запечатлённые в небольших фотографиях в рамках. А ещё было большое зеркало, в котором Вэй Ин помещался полностью: и он, и даже стоящий сзади стеллаж с классикой. Было ещё радио, но оно давно пришло в негодность, а чинить Вэй Ину было лень, да и хрипело оно вполне музыкально. Раньше он боялся старости. Ему всё казалось, что она заберёт у него всё, но получилось наоборот. Она дарила ему то, чего у него не было в юности. И дело не в ноющих коленях и седых волосах. Старость подарила ему время и воспоминания. Времени, конечно, было мало, зато воспоминаний было много, и в кладовой хранилась автобиография с нужным градусом. Сегодня настроение располагало вспоминать и не сожалеть. Хотя, сожалел Вэй Ин редко.***
В свои давние сорок он был уже женат и имел двоих детей. Жену он совсем не любил, но со временем свыкся. Притёрлись, так сказать. Детей же обожал. Два мальчика так похожих на него и характером, и внешностью, и жестами. Он был благодарен Мянь-Мянь за прекрасных сыновей, был благодарен, что ей удалось воспитать в них то, чего не хватало Вэй Ину. Небеса наградили их, и они были им благодарны. Брак был бракованным в прямом смысле. По пьяни и от большого горя - переспали, потом от безысходности - поженились. И через девять месяцев появились близнецы. Дети их сплотили, но любви так и не было. И вот в сорок лет Вэй Ин встретил Лань Чжаня. Лань Чжаню было двадцать, и это ощутимо било по самолюбию мужчины. У Лань Чжаня были золотые глаза. Они казались такими тёплыми, но на деле были застывшим янтарём. Лань Чжань был его большой слабостью, которую себе позволять нельзя, а он позволил. Поддел и сковырнул застывшую воском оболочку, а внутри кипел океан. Чем же он думал, когда бросался в его пучину? Лань Чжань числился одногруппником его сыновей, и навряд ли бы дети его поняли. Они любили мать, а Мянь-Мянь была прекрасной и умной женщиной. Может быть, сложись всё по-другому, он бы любил её без памяти. Но сложилось всё так, как сложилось. Их связывал брак, а над бездной, в которой сгорал Вэй Ин, стоял Лань Чжань с его золотыми, непроницаемыми глазами. Ситуация была смешной до икоты, но заведомо проигрышной. Наверное, он сильно прогневил кого-то на небесах. Вэй Ин сам себе казался отвратительным. Хуже всего было то, что его чувства были взаимны. Почему юноша бледный со взором горящим избрал именно его, мужчина не интересовался. Требовалось срочное решение текущей проблемы, и он её решил. Они переехали. Жена понимала к чему такие резкие перемены, но молчала, дети остались учиться, но на особо удачные выходные навещали их. Может это был некий путь к отступлению? Он не стал уговаривать и настаивать, просто спросил, а сыновья ответили. Вот он «1984 год. Валлес». Своеобразный и насыщенный, как и сам год. На вручении диплома они снова встретились. Лань Чжань хотел заговорить, Вэй Ин это видел, но тогда он бы обрёк себя на постоянный гнёт вины. Поэтому, когда Лань Чжань, улучив момент к нему подошёл, Вэй Ин лишь покачал головой и твёрдо произнёс «нет». Дома он разрыдался, было больно и страшно и за себя, и за Лань Чжаня. Понимающая Мянь-Мянь обнимала его и утешала. А через неделю она погибла в аварии. Вэй Ин в тот день остался дома и готовил с сыновьями ей подарок. Потерять жену оказалось слишком больно — они были хорошими друзьями. Звонили знакомые и близкие, выражали соболезнования. Звонил и Лань Чжань, говорил, что приедет, но Вэй Ин запретил — если его мир рушится, то пусть рушится весь, до основания. Он разделил горе со своими сыновьями, это был их мир на троих. Но дети выросли, женились, разъехались. А он остался в своём доме. С садом и прекрасной, как и выбирала Мянь-Мянь, террасой. Лань Чжань, по слухам уехал и стал прекрасным врачевателем людских душ… Сейчас уже образ юноши с золотыми глазами выцветал, но ноющие чувства остались, правда превратились в некую горьковатую иллюзию, которую редко хотелось смаковать. Ушла и страсть, и желание, остались лишь светлые и печальные воспоминания. Но Вэй Ин был благодарен небу за всё и за всех, кого встретил на своём пути. Он был счастливым человеком.***
За окном сгущались сумерки, мысли плавно текли рекой, переплетаясь с воспоминаниями. В бокале мягко поблёскивало вино с привкусом грецких орехов. Вэй Ин улыбался своим мыслям, лицо его разгладилось и он снова стал похож на себя сорокалетнего. Когда-нибудь ему снова захочется вспомнить 1984, и тогда терпкое ореховое вино с мягкими нотками вишни вернёт его в прошлое.