Fanfiction

      Влюблялись ли вы когда-нибудь в человека, не понимая, как это могло произойти или чем этот человек мог вас зацепить? Все-таки правильно говорят о том, что ты влюбляешься и перестаешь отдавать отчёт своим действиями, теряешься во времени и думаешь только об одном. Смолов напрягался из-за того, что он перестал отрицать факт влюбленности, но все равно испытывал чувство окрыленности. Казалось, он сможет выйти на поле и сделать дубль – по голешнику на брата. Сможет, как в матче с Зенитом.       Матч с Ростовом прошёл мимо него, и Смолов снова начал сомневаться в своих способностях. Ему не хотелось уступать молодой тезке, разрывающей чемпионат сейчас, только он казался на фоне Чалова пустышкой и героем на один день. Приближался день рождения, отчего мысли из героя на один день переросли в то, что он так и не смог ничего доказать.       У футболистов ведь карьера заканчивается очень быстро, нужно уложиться буквально в десяток лет, а Феде осталось два-три года. Это раньше можно было думать: «Да чего мне, всё ведь ещё будет впереди?», а теперь все потихоньку остаётся позади. Куча наград самому стильному, самому модному, самому красивому футболисту и ни одной по делу, кроме двух раз, когда он становился лучшим бомбардиром. Всего два раза, существующие антирекорды и прозванный среди народа бревном.       Имена Аршавина, Кержакова, Павлюченко войдут в историю российского футбола, а его будут вспоминать только как чувака, разбившего редкий экземпляр дорогой тачки сразу после домашнего чемпионата, где он успешно облажался, пока на его фоне феерил Артем.       А он ведь ничем не хуже, с жалостью думает Федя, и выключает очередной ролик на ютубе.       Сейчас все уже мимо него – домашний чемпионат, награды лучшему из лучших, возможно, одна случайная травма, после которой даже продолжение карьеры пройдёт мимо. Ближе к тридцати люди начинают задумываться о том, чтобы заработать побольше денег, найти более выгодное место, позаботиться о своём будущем, а Смолову не нужны лишние деньги, да и работу на будущее он всегда сможет найти. Необязательно после неудачного пенальти идти в тренеры задрипанной команды, как в хайповом фильме «Тренер».       Федор впервые задумался о том, что вся его жизнь – кучка неправильно расставленных приоритетов, которые привели его к всему тому, что мужчина имеет сейчас: не достигнутые вершины, пустая квартира, бесконечное самокопание, не дающее бороться дальше, а заставляющее опускаться на внутреннее дно.       Если бы он старался играть, если бы не старался удержать рядом с собой красивейшую девушку страны, если бы задумался хоть на секунду, когда был молодым в душе и бесспорно глупым. И Тарасов, как он раньше думал, на самом деле не такой уж и гандон, бросив Бузову, – Дима хотел играть в футбол, а не играть на публику, и Настя не заменяет ему собой все пространство, а даёт уверенности, стабильности, потому что он знает, что девушка с ним рядом и поддержит любого, забившего в свои ворота или удалившегося за пять минут. Она не будет просить фотки в Инстаграм, а он сам захочет выложить её, такую красивую и родную, дающую ему того, о чем только может мечтать мужчина.       И Фёдор никогда не признаётся, что он даже немного завидует Диме. Его брак – пример любви. Если бы Федя был менее приближенным к полузащитнику, то был бы уверен, что Настя для него – лишь очередное достижение, но Тарасова стала для него музой, дополнением к нему самому, правой рукой и смыслом жизни.       Настя взяла его фамилию, родила очаровательную дочь и направляет его на правильный путь, а Викос когда-то давно сразу поставила его на место, высказав о беременности всё, что думает. И родила от другого человека, более надежного.       Возможно, если бы тогда все пошло по-другому, то его собственный путь не пришёл бы к Миранчукам. Будь у него ребёнок, он бы никогда не потянулся к первым людям, оказавшим ему какое-никакое внимание. С Антоном было весело шататься по магазинам, а с Лешей обсуждать какую-нибудь школьную классику, потому что в школе Леша был отличником и отлично разбирался в произведениях, пока не наступила долгожданная свобода от вопросов: «Что хотел вложить автор в своё произведение?». Наверное, где-то тогда же Леша отточил скилл разбираться в людях, особенно после Хамелеона Чехова, раз Миранчук так хорошо помнит этот рассказ.       А что хотели вложить в свои действия похожие? И были ли вообще какие-то предпосылки в их словах, намеки в объятиях или странное поведение в компании? Если он придумал всю свою успешную жизнь, то ему ничего не мешало бы придумать взаимность со стороны Миранчуков. Он ничем не хуже фикрайтеров, только те составляют свою реальность, а он искажает настоящее, додумывает лишнее.       И наверняка испортит жизнь Миранчукам, если вмешается со своей глупой влюбленностью. Они достойны более лучшего и точно не заслуживают даже мыслей с его стороны о том, что между ними хоть что-то может быть. У Миранчуков – девушки-модели, счастливая жизнь и в будущем крепкая семья, а он справится без сочувствия с их стороны, если такое вообще можно ожидать. Если такое вообще прощается.       – Братья и Смол, – экранный Баринов удивленно смеётся, то ли от их совмещения, то ли от неудачного совмещения. Федя фокусирует взгляд впервые за ролик и думает, что нужно будет отключить автопроизведение, иначе он может наткнуться на что-то более ужасное, чем глупое видео от Матч ТВ, в котором зачем-то участвовал Антон.       – Смолончуки, короче, – женский голос кажется знакомым, но режет слух, поэтому Смолов не останавливается на том, чтобы вспомнить, кто это, хотя заканчивается всё на том, что он досматривает видео с глухо пульсирующими висками, а от напряжения его буквально разрывает. Последние сорок секунд для него проходят сквозь плотный скафандр его неверия в то, что действительно Смолончуки.       Черт возьми, никто даже всерьёз не воспринимает того, что Смолончуки действительно могут существовать, для них это глупая шутка и желание быть ближе к фанатам, а он влюблен, по-блядски влюблен в двух близнецов сразу с полной капитуляцией и желанием сломать себе обе ноги, лишь бы быть с ними рядом хотя бы на минуту дольше положенного. Иметь право, как тогда на площади, приобнять Антона и притянуть к себе за шею.       Это просто насмешка, плевок в него, в его чувства, плевать, что никто не знает о том, что это всё правда. Все равно неприятно, все равно обидно.       Смолов телефон отключает совсем и в тишине переворачивается на бок, не желая больше прикасаться к смартфону. Хватит с него на сегодня. Убедился уже, что Смолончуки для всех – гениальная забава, а он чёртов клоун. Главная потеха для тринадцатилетних девочек, которые вместо домашки по алгебре лепят постельные манипы по ним, лишь бы лайков срубить.       На стене размеренно движется стрелка часов, тикает в полной тишине, потому что Тарасова пока нет, а самому тишину хочется разорвать только воем, но сил нет даже на это. Он не проебался, перепутав то, что придумали девочки-шипперы с тем, что он чувствовал сам, а просто конкретно проебался. Если бы перепутал, то из этого можно было бы выбраться, а теперь он увяз.       Как же он увяз в смехе Леши и глубоких глазах Антона. По самое не хочу, а теперь хочется и в голову не приходит, что с этим делать дальше. Ему лишь остаётся прикрыть глаза и слушать собственное дыхание, вдох-выдох, думай, Смолов, выдох-вдох.       Он перестал считать щелчки минутной стрелки, когда те отбили шестьдесят раз. Мужчина помнил зависимость от моделей и как разлагался в их постели, но сейчас Фёдор разлагался в своей постели совсем один. А всего лишь влюбился не в тех людей, у которых не может быть ничего ответного к нему. И как дальше?       Все вокруг воспринималось сквозь пелену, лишь стрелка часов разрезала тишину, придуманную для собственного успокоения. Очнуться Смолов смог, почувствовав прикосновение мягких ладоней к собственному запястью, заботливо обволакивающих теплом замерзшие руки. Он резко распахнул глаза, но, несмотря на свет, не зажмурился, даже почувствовав неприятные ощущения.       Рифат ласково улыбался ему, загораживая собой весь обзор, поэтому Федя не мог видеть кого-то ещё, хотя вряд ли ему хотелось бы знать, что на соседней кровати сидит Баринов, Рома неловко мнется в проходе, а Тара уже давно, скрестив руки на груди, подпирал собой косяк.       Дима знатно перепугался, когда понял, что Федя не спит. Не спит и не отвечает, вскоре перестал двигаться и интуитивно сжимался в комок от холода, давно скинув одеяло на пол. Полузащитник позвал его ещё два раза, но и так Смол не откликался, поэтому первым, кто пришёл на ум, оказался Рифат. К медикам Дима идти не хотел, потому что так бы близнецы узнали все одними из первых, а узнай, кто стал причиной Фединого состояния, они бы расстроились вдвойне.       – Господи, вы не смогли уследить за одним человеком, конспираторы, – покачал головой Жемалетдинов, убирая со лба Смолова прилипшие пряди отросших за сборы волос. Федя молчал, внимательно глядя на парня, и тот всё также продолжал улыбаться, только более грустно. – У него же наверняка нервное истощение.       – Он взрослый мужик, я не знал, что его нужно сторожить вместе с дочерью, – покачав головой, ответил Тарасов. Он правда даже представить не мог, что за сутки из состояния воодушевленности можно перейти в состояние глубокой задумчивости, а потом скатиться в апатию. – Насколько это серьёзно?       – К медикам придется обращаться все равно, такое невозможно спрятать и вряд ли он завтра может готовиться к матчу. Проверь телефон, – он кивнул на смартфон, лежащий рядом, использованный явно давно и сто процентов отброшенный.       Баринов кивнул вместо другого Димы и аккуратно взял чужую лопату, надеясь не убиться вместе с ней. За лопату Федя простит, а вот за самоубийство его Рифат достанет из-под земли и саморучно убьет. Облегченно вздохнул, заметив, что пароля нет, и сразу же упёрся взглядом в своё же лицо на обложке, припоминая это интервью и…       Смолончуки, короче.       Он развернул телефон экраном ко всем остальным, и Рома шумно сглотнул, окончательно ступая в номер. Дверь с хлопком закрылась, и Федя вздрогнул. Взгляд карих глаз приобрёл большую ясность, чем Рифат мог надеяться.       – Отдай, – ком в горле мешал нормально говорить, да и в целом горло от долгого молчания начало саднить, пришлось долго прокашливаться и благодарно принимать бутылку минералки из рук Рифата, все ещё заботливо поддерживающего его. – Я буду готов и к этому матчу, и ко всем остальным. Это Спартак. Я не могу пропустить! Не могу!       Невысказанное осталось комом в горле. О том, что не может подвести близнецов, они ведь так хотят выиграть этот кубок, уже всем вместе получить новый трофей, а он подведет их из-за своих девчачьих загонов? Не может, не может подвести их.       Влюблялись ли вы когда-нибудь с желанием стать лучше, чтобы быть рядом чаще? Если ты лучший из лучших, то к тебе всегда внимания больше. У тебя всегда больше шансов, а Смолову достаточно одного, чтобы показать близнецам, насколько он хорош.       Хорош для них настолько же, насколько в них же увяз.       – Ты сейчас не можешь не лежать овощем, загоняясь о Миранчуках, – зло поставил его на место Тарасов, но после смягчился и сел с другой стороны от Рифата: – И не должен. Ты боец, конечно, базара ноль, а у бойцов иногда бывают моменты, когда им конкретно стучат по башне. Вот и тебе настучало по башне собственными домыслами. Сам себя ушатал, как будто об стенку лбом решил ебануться.       – Почему ты считаешь, что это не может быть взаимно, даже если это ненормально? Это Миранчуки, они абсолютно настолько же больные, насколько отбился по ним ты, – Рома отказывался внутренне подходить к Смолову, что совсем сейчас не мог походить на того уверенного, с обложек глянцевых журналов о самых сильных людях России, а Смолов для них всех – икона. Только такого Фёдора Тугарев боится ещё больше, чем того уверенного с обложек. – Ты не можешь быть уверенным в том, что это не взаимно, если не попробуешь. Даже в том дерьме, которое ты…       Мелкий быстро понял, что ляпнул лишнее, и он прокашлялся, тихо извиняясь. На больное и в полную точку, чересчур правдиво. Даже в том дерьме, которое читает Смолов, герои напрямую пошли к Смолову-придуманному. И новая глава тому подтверждение.

« Разговаривать вмиг расхотелось, и Антон с радостью бы спрятался, деградировал, забыл все слова на русском и выученные на английском, лишь бы не пришлось сейчас объясняться, лишь бы не пришлось умолять простить его. Антону было очень страшно, все тело трясло, а колени подгибались. Парень не понимал, с чего можно начать серьёзные разговоры, наверное, из-за того, что в его жизни их было не так уж много, да и тем маленьким количеством старался рулить Леша, более правильный и милый из них, достойный того, чтобы быть старшим братом, а он сам – неразумный младший, у которого на языке вертятся всякие глупости. Прости, что я тебя люблю. Прости, я тот ещё ублюдок. Прости, давай встречаться. Федя выглядел не очень, начиная с опухшего лица, потухшего взгляда, немыслимо быстро пожирающего в нем все живое, и заканчивая синяками на запястье, с тонким контуром его собственных пальцев, поэтому Миранчукам поспешил сцепить руки за спиной, чтобы не вызвать триггера. Он раскаивался, сильно раскаивался в совершенном, настолько, что оборванный с ветки запретный плод теперь казался горьким, никак не сладким, каким был сначала. Он перчил, в горле оказалось по минимуму влаги, отчего парню стало казаться, что стоит подождать ещё немного и придётся задыхаться. – Выглядишь ужасно, – приветственно оповестил Федора Джикия и прошёл внутрь, не глядя на Миранчуков, но будучи уверенным, что они последуют за ним. – А Антон тебе кое-что сказать хотел. – Удивительная точность, я ему тоже кое-что хотел сказать. С удовольствием бы написал, но этот идиот забыл у меня свой телефон, – Смолов говорил сорванным голосом быстро, чётко и яростно. Миранчук сжался ещё больше, совсем теряясь. Он даже не представлял, можно ли хотя бы попробовать извиниться перед таким Федей, и собственный посеянный телефон не волновал его. Точнее, волновал, но гораздо меньше, чем состояние Феди. – Очень жалко, что ты пропустил встречу с Нестеровой. Она хотела прыгнуть тебе на член с размаха, но не учла, что я пьяный нравлюсь тебе гораздо больше, чем все её шпагаты. И губы у меня выглядят естественней, правда же, Антон? – Прекрати, – Миранчук отвернулся и наткнулся взглядом на их совместное фото. Вот они все: Джи посередине, они с братом на разных концах, даже Рифат здесь, хотя он вряд ли теперь вспомнит весь этот день. – Я… я очень некрасиво поступил с тобой. Как гниль. God man, я не знаю, что можно сказать, чтобы ты меня простил! Это невозможно простить, я знаю, но я не могу без тебя! – Зато я без тебя отлично справляюсь. Лучше Машу ублажи, а то она тебя потеряла, – телефон полетел, в ста процентов случаев он бы обязательно разбился, в чем нельзя было бы винить Федю, только реакция сработала раньше, чем мозг. Оставалось лишь облегчённо вздохнуть и вызвать этим злорадную улыбку мужчины: – Чаю? »

      Нахождение кого-то рядом быстро привело Федю в порядок, тихие разговоры на удивление успокаивали. Когда темы для переговоров закончились, Тугарев сбежал первым, чувствуя себя откровенно лишним, и мужчина рассмеялся от Димы, спалившего, куда на самом деле смылся мелкий. Рифат замялся, поскольку ему быстро стало боязливо уходить и оставлять Смолова без должной поддержки, которую Тарасов не сможет организовать. Даже если с ними останется Баринов. Они втроём взрослые дети, за ними нужен глаз да глаз, но, чуток поразмыслив, Жемалетдинов пришёл к выводу, что один из этих детей ему дороже, поэтому вскоре в номере остались лишь полноценные хозяева.       – Поговори с ними, Смол, я серьёзно тебе говорю, – Тарасов опустил планшет и внимательно сканером вместо глаз осмотрел друга на наличие новых загонов, которые наверняка появились после того, как Федя узнал, что они вмешались во все это дерьмо наравне с ним. – Вам нужно поговорить.       – Хорошо, – кивнул Федор, отрезая разговор на корню, правда, и Тарасов не хотел продолжать, где-то в душе осознавая, что им в жизни не поверят. Слишком щепетильная тема, возможно, Рифат снова оказался прав с тем, что им не стоило вообще разбираться в этих запутанных отношениях.       Сегодняшний день жутко его утомил, и мужчина обрадовался, что он наконец-то закончился. Смолов лег на край кровати и наконец-то поднял одеяло с пола.       Про всё можно было подумать завтра.