Хищева невеста

Просыпается Пёся на рассвете — солнышко уж легонько лучиками девичьи пятки босые щекочет. Нет в лесу петухов, не будит ее никто. Хорошо самою себе хозяйкою быть, мужу лишь кланяться, ворчания злобного не слушать! В пещерке туман утренний клубится, за ноги голые Пёсю хватать пытается. Но не зябнет девка — муж, словно печка, горячий, сопит сонно и к себе прижимает — не шевельнуться. Улыбнулась Пёся, Чудищу в лицо своему заглядывая. Расслабился он слегка, спит спокойненько с женою рядом. Какой же он! Вроде и страшный, словно Боги Изначальные ящерицу да паука между собой соединили, помешали, а потом на ноги человеческие поставили и отпустили. Но вот чего Боги ему не пожалели — так разума его, острого, хоть и странного. Да доброты вволю отмерили. Коли б деревенскому какому жена попалась, не говорящая, да не понимающая — он бы точно колотить начал, чтобы понимать научилась. А Чудище, хоть и Зверь лесной — а ещё ни разу руку на нее не поднял, наоборот, обогрел да к себе поближе уложил! Вылезти аккуратненько, чтоб мужа не будить, Пёся попыталась из-под лапы его. Но только двинулась супружница зверева, тут же глаза свои странные Чудище открыл, глянул слегка сонно на девку. Замерла на миг Пёся, засмотревшись — впервые так близко увидела их и рассмотреть смогла. А ведь глаза-то у него почти человечьи, глубоко посаженные, зелёным светятся, но человечьи — разум в них плещется не звериный, мысли мелькают да чувства разные. Проворчал что-то Зверь, зевнув от души, и на Пёську смотрит вопросительно. — И тебе доброе утро! — Подумалось почему-то Пёсе, что про ночь прошедшую ее спросили. — Горячий ты, как камень на Солнце нагретый — давно так сладко не спала! Вздохнул Зверь, глаза закатив, лапу убрал и машет, мол, иди отсюда! Ну чисто бабушка Ивушка, когда дела Пёськины сделаны и идти гулять ей можно. Дважды предлагать Пёське и не надо — встала, рубашечку поправив. На секунду снова на мужа своего засмотрелась. Сидит Зверь, череп один взял, в пальцах крутит, когтем длинным, черным узор какой-то режет по кости. Не удержалась вдруг Пёся — подошла к нему быстро и — чмок мужа в бровь крутую, только щетина черная да острая губы и кольнула — и вон из пещеры, порыва своего смутившись. Зашипел ей вслед муж о чем-то, удивленно, кажется, но не оглянулась Пёся — стыдно перед самой же, что в Зверя страшного влюбилась, что девчонка сопливая, малолетняя. К сказкам любовь до добра не доведет! До реки Пёся добралась, поуспокоилась немного. Водицей студёной в лицо плеснула, умываючись, в сторону деревни своей пошла, ягоды в подол оборванный собирает, песенку негромко под нос поет. — Пёська! Вскинулась девка — а к ней Чуж, словно лучик солнечный, метнулся быстро, обнял за живот. Удивилась Пёся, аж слезы на глаза навернулись от счастья — важна она кому-то хоть была! Обняла в ответ мальчонку. — Ты что в лесу-то делаешь, Чужик? — Тебя ищу, чего ж еще-то? — Гордо фырчит паренек. — Подумал я, что сказки это про чудовищ всяких! Решил тебя найти вот, и обратно привести! И пусть видят — не нежить ты, а Пёська обыкновенная! Ты как из пут-то выбралась? Засмеялась девка. — Не сказки это, Чуж! Муж у меня и правда Зверь лесной — он меня от веревок и освободил. Глаза у Чужа — словно два рубля золотых. — Так не врут сказки?! — Не врут! — Кивает Пёся. — А ты домой беги — не любит муж мой гостей! Не говори никому, что живая я, лады? — Но почему ж не сказать-то? — Решат, что нежить ты, раз меня видел! — Пугает мальчонку Пёся. — Ни слова! Наш секрет, лады? — Лады… А может, ты меня с собой заберешь? — Вопрошает Чуж. Взлохматила волосы парнишки рукой девка. — Не могу, Чужик, не возьмет тебя любимый мой! Давай, беги домой скорее! Убежал Чуж — только пятки засверкали. Засмеялась тихонько Пёся и домой возвращается. Села на камень у реки, ягоды собранные по одной клюет. И вдруг — слышит шепот человечий: — Девица-красавица… Оглянулась Пёся, не увидела никого. — Под дерева корнями я! — Снова слышит Пёся. Присмотрелась к иве, на берегу растущей — и правда, сидит ребятенок смуглый, черноголовый, к траве жмется, мешок какой-то на спине болтается. — Кто ты? — Пёся вопрошает. — Уходи! Тут Чудище живёт. — Да знаю я, девица, про Чудище! Как звать тебя мне? — Пёсей кличут, а ты кто таков будешь? — Дубком зовут, — кивает неустанно мальчишка, оглядываясь. Нос Пёся морщит — поняла уж, откуда прибежал. В лесу давно, аж до того ещё, как предки Пёськины сюда пришли, жили тут укуйники, как звери дикие, в лесу — в холмах пещеры рыли, рыбачали да зверье били, не сеяли, не пахали, животину полезную не водили. Дикари, что и скажешь! Улыбнулась мысли своей Пёся — а ведь и она сейчас не лучше живёт. Вместо избы — пещера, вместо коровки с молочком да творожком — оленя туша… — Зачем пришел, укуйник? — К тебе пришел, хозяюшка! — Кланяется, как может, Дубок. — Просить пришел! — О чем? — Благодарность нашу мужу своему передать! — Улыбается во весь рот укуйник. Вытащилась на него Пёся. — Откуда знаешь, что за Зверем я замужем?! И как узнал, где пещерка наша?! — У нас-то глаза по лесу всему есть! Видели мы, как в жертву тебя ему принесли, как тебя сюда он приволок. — А благодарность за что? — Не удивляться решив, спрашивает Пёся. Оскалился Дубок. — Люди злые вчера пришли! Все разграбили, шкуры забрали, жемчуг отняли, еду загребли, даже предков черепа забрать хотели! Грабители, как есть! Мужчины на охоте были почти все, а много ль девки отбиваться смогут? Снасильничать Шойку попытались — бой-девка, одного так скалкой отоварила… А муж твой дивный увидел, как обижают нас — и налетел с ревом да рыком на злодеев! Я сам под домом прятался, видел в щелочку, как начал он с разбойниками гадкими махаться! Всех перебил, головы у них отрезал, кожу снял да на ветку тела рядочком и развесил! Наверно, чтоб знали все — село наше под защитой Чудовища лесного! — И что ж? — Обиду в душе чувствует Пёська, злость да ярость кислую. — Тоже девку пожертвуете? Шойку эту вашу отдадите? — Не-е-е! — Ухмыляется Дубок. — Не слепые чай! Любишь ты Чудище свое, а девки наши — боятся только, ревмя ревут, не желают в лес идти, с чудищем жить! Не будет счастья семейного, коль жена мужа боится! Так что мы собрали, что могли — и тебе принесли! Не знали, что дарить, так что всего, что было, притащили. А ты уж сама время да подарок подходящий найди, мужа от нас поблагодарить! И мешок свой заплечный Пёсе протягивает. Взяла девка, кивает: — Отблагодарю, слово даю! — Вот спасибо, Пёсенька, девица-красавица, хозяюшка лесная! — Радуется Дубок. Расцвела от похвалы Пёся, улыбается, кивает. — А не страшно ли к зверевой жене идти было? — А мне-т чего бояться? — Хихикает укуйник мелкий. — Известно всем — детишек младых, стариков старых да девок красных не трогает Чудище лесное, а ты и вовсе человек обычный, голову не откусишь! — Ну спасибо тебе и племени твоему, Дубок, от меня, и от Чудища за жертву вашу! Засиял укуйник, снова поклонился и прочь кустами пополз. Раскрыла мешок Пёся — и крик счастливый еле сдержала. И горшочки глиняные, и ножи острые, ниток моток, холста свёрток, мехов — пук целый… Видать, все ценное в деревне собрали да принесли, за спасение благодарить. Даже солюшки в мешочке немножечко есть и трав сушеных, для лечения подходящих положили! Вот и вышло — как вылез из пещеры Зверь, с черепами вражескими наигравшись, так и встретил его запах вкусный, на углях мяса с приправами в горшочке томящегося. Пёся и сама успела слюною три раза захлебнуться, пока готовила. — Отведай, родной мой! — Мужу на блюде деревянном, укуйниками притащенном, кусок здоровенный оленины горячей Пёся протягивает. Обнюхал мясо Чудище, язык свой длинный вывесил, лизнул осторожненько, подливу пробуя. Глаза вытаращил удивлённо — и как на мясо набросится! Смех Пёся едва сдерживает — сразу видно, не было жены ласковой да заботливой прежде, не пробовал он еды горячей и вкусной. Доел он — и жену как притянет к себе поближе! Поднял, устроил на колене, мордой в волосы ткнулся, заурчав тихонечко. Чувствует Пёся, что тает сердечко девичье от ласки такой неуклюжей, душевной и искренней. В ответ прижалась к мужу своему… И поцеловала всё-таки в кончик жвала страшного. И не противно вовсе оказалось!