Хищева невеста

Год прошел со сражения с войском князевым — словно и не видели. С укуйниками Пёся сдружилась. Да и те любят Хозяйку Лесную, ласковую да нежную, и мужа ее страшного, но справедливого. Любовь Пёськина к мужу Лесному нисколько не угасла, только сильнее разгорелась. Через три недели после сражения с дружинниками князевыми и вовсе Чуж, не удержавшись, снова к сестренке названной прибежал, подкараулил там же, где в прошлый раз подругу встретил. Поймал за рукав, и как начнет, захлебываясь, рассказывать: — Князь гонца прислал! — Что, опять?! — Взвыла возмущенно Пёся, руки в бока уперев. — Сколько можно?! Еще дружинники?! — Нет! — Как захохочет Чуж. — Наоборот, не будет никаких дружинников! Решил князь эти леса мужу твоему пожертвовать в дар! Чтоб он разбойников гонял, а мирных людишек не трогал! Мол, коли воин такой славный решил тут поселиться — то грех ему, полководцу мудрому, людей зазря гробить, если можно миром договориться! Дань обещался платить, если разрешит чудище твое через леса по дорогам ездить, да лихих людишек будет окорачивать! — Я с ним поговорю! — Надменно нос вздернула Пёся — не абы кто она, а Хозяйка Леса, пристало ей не сразу ответ давать, а с мужем советоваться. Не против муж оказался, лапой махнул в сторону черепов горы — тела дружинников, как только оправился от раны, собрал, головы поотрывал, очистил, любуется теперь изредка на коллекцию свою — и башкой согласно мотнул. Мол, дань так дань. Из леса Пёся вышла, по деревеньке гордо прошлась — ох, как душу-то зависть сеструх названных греет! И объявила: — Согласен муж мой славный! Не только сильный да храбрый, но и мудрый зело! Не будет он вреда люду простому чинить, ежели и вы нас обижать не будете. А коли попробуете — так знайте, череп лишний мужу забрать у вас несложно будет. Так князю и передайте. Понял все гонец, в седло вскочил, умчался по дороге прочь. А вскоре и дань доставили — мехами, серебром да златом. Посмеялась Пёся, в деревне на подарки княжеские все, что для дома нужно, выменяла, только меха и оставила, чтоб на чем спать-почивать было. Хорошо с тех пор зажили! Разбойники, правда, кончились быстро — не дураки люди окрестные оказались! Но муж, словно бы кровью напившись, не рвется больше никуда — охотится на дичь разную, отдыхает, с женой милуется да гордо по лесу ходит, уже под маскировкой своей диковинной не прячется. За год пещера необжитая в дом уютный превратилась. Своеобразный, конечно, дом — со стеной черепов напротив кровати супружеской… Но видела Пёся — тревожит что-то мужа ее любимого. И однажды поняла, что именно. С неба колесница серебристая в ночь беззвездную слетела, широким хвостом небосвод перечеркнула. А через час подходит к ним тень прозрачная. Не шевельнулся даже муж Пёськин, с лавки широкой, уличной не поднялся. Сидит, супругу обнимает, нарочито внимания на пришельца не обращает. Женщина молодая тоже вставать не спешит — раз муж знаков почета гостю не оказывает, так и ей не следует. Спицами постукивает, из шерсти теплой свитерок вывязывает, к мужу плечом привалившись. Тоже делает вид, что не видит никого. Потоптался гость пару минуток, ожидая, чтобы окликнули его, поляну оглядывая обжитую — за год успели Пёся, муж ее рукастый, да укуйники добрые пещеру в дом уютный превратить. Потом запястья своего касается, точно как Чудо Лесное, чтоб маскировку дивную свою сбросить. Глядь — и этот тоже переливаться перестал. Крупный, выше мужа Пёськиного на голову, собакой деревенской рыжится, пятна темные, подпалинами на боках, но внешне — похож сильно. Явно друг или товарищ верный. Урчит что-то то ли недовольно, то ли вопросительно. Фыркнул Чудо, жену лапой приобнимает. Потом все-таки взмахом ладони сесть на пень удобный пригласил гостя. Присел чужак. Разговор завязался. Щелкают, шипят, порыкивают. Потом ткнулся Чудо мордой в макушку жены, словно бы поцеловал, встал, вместе с гостем в пещеру ненадолго зашли. Нахмурилась Пёся, поднялась тяжело, вслед за мужем пошла, присмотреть за гостем. Черепа гость рассматривает, цокает завистливо. Обернулся Чудо, жену свою любимую увидел на пороге — к ней поспешил, на руки поднимает, ласково мордой об волосы трется. Урчит что-то нежное. — Не волнуйся, — пророкотал, успокоить жену пытаючись. Та засмеялась, в ответ мужа обняла. — Да я и не волнуюсь. На них глядючи, шутку какую-то чужак отпустил — прострекотал коротко и смешком поперхнулся. Как рыкнет в ответ на него Чудо! Аж подпрыгнул насмешник! Понял, что зарвался. Что за жену свою Чудо убивать будет. Извинился, кажется, после вопрос почтительно задает — а Чудо башку задрал, гордо ответил. Опять защелкали, заурчали, между собой какие-то дела решая. Башкой муж любимый трясет уверенно, фырчит сердито. Вздохнул чужак, на черепа, на стенах развешанные завистливо косится. Потом протянул что-то Чуду Пёсиному любимому. Принял тот предмет ему протянутый, спрятал в наруч свой диковинный. Кивнул гость странный, развернулся и обратно в лес ушел, словно и не было его. Нежно Чудище Пёсю на землю ставит, лапы на жены животик округлый кладет, глаза счастливо щуря. Как потяжелела Пёся, так муж, и без того ласковый, и вовсе словно пес верный, вокруг вьется, ходить толком не дает, на руках носит, заботится, чтоб ни в чем его любимая не нуждалась… Повезло Пёське невезучей с мужем! А скоро и обещание, Радьке данное, исполнится — подарит мужу она сына… Повезло седьмой дочери, повезло!