На грани любви и ненависти

POV Дэймон - Здравствуйте, я бы хотел отдать деньги на благотворительность, - передо мной сидела пожилая женщина в платье, она писала что-то на бумагах, но, услышав мой голос, резко подняла голову. В ее глазах читались любовь к детям, чуткость и понимание к людям. Я подумал, что люди верят ей и доверяют своих детей без зазрения совести. - Да, конечно. Представьтесь. - Дэймон Сальваторе, - женщина вновь принялась строчить, но уже на другой бумаге. - Сколько вы хотели бы отдать денег? - Один миллион. Женщина удивленно вытаращилась на меня. Глаза сделались круглыми, как две большие тарелки. Она замерла, и я продолжил: - Я бизнесмен. Вы, наверное, слышали о корпорации Mikaelsons’ corp? Я один из ее владельцев. Женщина подбирала слова, чтобы ответить. Скорее всего, еще никто не делал таких крупных вложений в ее сад. - Да. Конечно, слышала… - она записала цифры в бумагу и подала мне на подпись. Я расписался и вопросительно посмотрел на нее. Маленькие морщинки на ее лице напряглись, а затем вытянулись в знаке доброжелательности. Она села поудобнее и чутким голосом спросила: - У вас здесь есть родственники, вероятно? – я ухмыльнулся, поражаясь ее догадливости. - Да, сын, - честно ответил я и достал банковскую карту из кармана. – Куда мне записать данные своей карточки? - Ах, да. Сюда, - женщина указала пальцем на графу в бумаге, которую я подписал. От изумления она забыла спросить о способе оплаты. - Что-то я не припоминаю детей с фамилией Сальваторе… - осторожно произнесла она, внимательно наблюдая за мной. Я почувствовал на себе взгляд ее миндалевидных глаз, и решил продолжить говорить правду. - Все верно. Мой сын под фамилией Гилберт. - Так вы… Муж той девушки, Елены? Никогда бы не подумала, она не говорила о вас. Я промолчал, не зная, что ответить. Заполнив на бумаге все цифры, я поднялся. - Могу я повидаться с ним? Женщина поправила волосы и одобрительно кивнула мне. В мыслях она, вероятно, уже считала, на что ей следует потратить вырученные средства. Надеюсь, она потратит их с умом. - Да, конечно. Он в игровой комнате. Уже скоро четыре, и вы можете забрать его. - Да, я так и собирался сделать, - я направился к выходу и напоследок решил подсказать ей. – Потратьте деньги на ремонт садика, покупку всего необходимого. У вас тут давно не было обновления. - Так и сделаем, мистер Сальваторе, - не сразу ответила женщина, слегка пораженная моим замечанием. Больше она ничего не сказала, только закусила губу и вернулась к бумагам. Я отвернулся и с улыбкой вышел в коридор, направляясь в сторону игровой комнаты. *** В комнате толпились дети: каждый чем-то увлеченно занимался, будь то игра в игрушки, прятки, догонялки… Генри наблюдал за остальными ребятами и отстраненно играл в конструктор, выстраивая большой разноцветный дом. Я не мог сдержать улыбки от милого зрелища. Я подошел к мальчику и сел рядом с ним на корточки. - Любишь строить? Я понимаю тебя. В детстве я тоже любил играть в конструктор. Генри промолчал, лишь тихо посапывал и продолжал строить. Я понял, что мальчик злится на меня. - Знаешь, еще я любил строить машину рядом с домом, или полностью менять обычные формы вещей. Генри странно посмотрел на меня. - Это как? Я рассмеялся и показал ему. Я стал соединять совершенно разные фигурки, выстраивая немыслимые вещи. На минуту я почувствовал себя ребенком, таким же маленьким невинным мальчиком. Генри внимательно следил за моими движениями. - Но такого нет! – возмущенно произнес он, оглядывая выстроенную мной штуковину. - Вот именно. Можешь придумывать сам, давать имена. – Казалось, я выгляжу глупее его самого. Но Генри выдавил из себя улыбку и стал трогать соединенные фигурки. Вдруг улыбка потускнела, и он резко поднял на меня голову. - Ты обидел мою маму! Бросил ее, когда ей было плохо! – на глаза мальчика наворачивались слезы. Мне хотелось все объяснить ему, прижать к себе маленькое теплое тельце. Но Генри не подпустит к себе без объяснений. - Я не отрицаю, Генри, - начал я. – Но когда мы с твоей мамой были маленькие, я совершенно был другим. Не таким, как сейчас. Генри слушал меня, но, судя по глазам, не очень понимал. Я решил говорить проще. - Ты ведь хочешь к ним, к ребятам? – я показал пальцем на толпу играющих детей. Генри последовал моему жесту взглядом и печально поник головой. - Да, наверное, - грустно прошептал он. - Но чтобы влиться в чью-то компанию, нужно совершать одинаковые поступки. Иметь общую тему, понимаешь? Компанию связывают общие интересы. - Да. Но мне не интересны они. У них странные разговоры, я не понимаю. - Видишь! Так было и у меня. Я хотел быть частью одной очень крутой компании. Но для этого нужно было совершать ужасные поступки. Один из этих поступков и был связан с твоей мамой. Генри резко повернул голову ко мне, услышав упоминание о матери. Он сильно любил ее, это было видно. - Тебе надо было пойти к другим людям! – громко произнес мне. Устами ребенка глаголет истина. - Ты прав. Но я не понимал этого тогда и совершил ошибку. Я хочу, чтобы ты понял, и не повторил мой ужасный поступок, - я улыбнулся Генри, и мальчик осознал сказанное мной. Он улыбнулся и обнял меня за шею своими маленькими ручками. Они едва огибали мою шею, но я крепко сжал своего сына, проникаясь к нему всем сердцем. Умный мальчик, и я так не хотел с ним расставаться. Пожалуй, и не буду. - Вы помиритесь с мамой? – спросил Генри, отстраняясь от меня. Его глаза были такими искренними и доверчивыми, что я не мог соврать. - Это зависит от нее. Я уже извинился перед ней. - Она простит тебя, я знаю! – Генри весело подпрыгнул, будто радуясь собственной догадливости, и я громко рассмеялся, наблюдая за мальчиком. Генри подбежал к другой группе детей. Они тоже играли в конструктор и в кубики, тихо споря между собой о чем-то. Генри присоединился к ним и стал показывать неведомые фигуры, которые только что показывал ему я. Глаза детей округлились от изумления, но они охотно стали повторять за ним. Похоже, Генри нашел свою компанию. Я подмигнул ему, когда он вопросительно обернулся ко мне. Я решил сам забрать его с садика и пораньше, не дожидаясь прибытия кого-либо из знакомых Елены. Я встал с пола, отряхиваясь и поправляя края рубашки. Есть еще около часа или полчаса до конца. Присев на скамейку, я продолжал наблюдать за детьми, в особенности за Генри. Чувство чего-то родного и близкого наполняло меня. Глядя на маленькую копию себя самого, я умилялся и поражался, какие все-таки дети особенные и непохожие друг на друга. Я решил никогда не покидать Генри, быть с ним как можно чаще, несмотря на запреты Елены. «Мы помиримся, Генри» - мысленно пообещал сыну я, поглядев на наручные часы.