На грани любви и ненависти

Постепенно все возвращалось в прежнее русло. На утро всем нам стало немного легче, я проводила Генри до дома его учителя и вернулась домой, ждать Гвен. Она обещала зайти скоро и поговорить. Я ходила кругами по дому в ожиданиях. Уже все было убрано, вымыто, еда приготовлена, чайник вскипел. Я ходила по квартире туда-сюда, посматривая на часы, отсчитывающие каждую секунду. И вот, звонок. Я сразу же подбежала к двери, заглядывая в глазок. За дверью стояла статная женщина со светлой пышной шевелюрой. Я заставила себя успокоиться и открыла дверь, впуская женщину внутрь. - Здравствуйте, - приветливо улыбнулась я, пропуская ее. - Здравствуй, Елена, - женщина тоже оказалась приветливой и доброжелательной. Она лишь с некоторой вызывающей тенью оглянула комнату, в которой очутилась. Я захлопнула дверь, повесила ее ветровку на вешалку и вернулась к Гвен. Женщина прошла дальше и стала осматривать комнаты. Комната сына, спальня, кухня… Я шла за ней хвостиком и предложила выпить чаю. - Спасибо, но нет. Я только что позавтракала в кафе. Не хочу портить впечатления от сладкого капучино, ну вы понимаете. Гвен решила просто посидеть за столом на кухне, обговаривая предстоящие заботы. Охваченная горем, я совсем забыла, что завтра огласят решение по наследству. Гвен уже знала, что Марк оставил мне всю квартиру в завещании. Ей оставалась лишь доля как дочери. Но произносила она свою речь без всякой тени грусти и печали. Мы будто сидели во главе совета и решали очередной вопрос по бизнесу. Мне было очень некомфортно, хотя Гвен казалась мне дружелюбной. Все же весь ее вид напоминал Снежную королеву. Она то и дело отряхивала подол своей длинной юбки, заботясь о том, чтобы ни одна пылинка не застряла на ней. Перед тем, как сесть, она тщательно вытерла стул платком, а затем провела им и свою половину стола. У меня складывались в голове неприятные мысли. Я, конечно, все понимала – Гвен привыкла обедать лишь в богатых домах и присутствовать в гостях у знатных людей, но все ее телодвижения открыто показывали пренебрежение ко мне и моей квартире. Мне было очень неприятно, ведь до этого я, как проклятая, отдраивала квартиру, убирала все вещи, готовила, будто ждала самого президента. И все же, я старательно не давала ей показывать свое недовольство. Я внимательно слушала Гвен и иногда добавляла свое слово. У нее были пышные светлые волосы с легкой рыжинкой, убранные в короткую стрижку. Легкий, ненавязчивый макияж придавал ее лицу деликатность и величавость. Она призналась, что ей сорок лет, но шутливо добавила, чтобы я никому этого не говорила. Если бы не ее признание, я бы сроду сама не догадалась. Выглядела она свежей и приятной женщиной лет на 30-35, не больше. Я высказала свою мысль вслух, что сильно ее порадовало. Стена между нами отошла в сторону, стало легче говорить, но напряжение между нами все же оставалось. - Ну что же, спасибо, что приняли меня и выслушали, - заключила Гвен, приподнимаясь. – Можем пойти вместе на похороны Марка, если вы не против. - Конечно, нет, - вежливо откликнулась я, - но, правда, мне нужно забрать сына с занятий. Мы столько сидели за столом, разговаривая и обговаривая все дела, что я почти не заметила, как пролетело время. Я и Гвен договорились, что я продам ей свою часть квартиры, как только решусь. Изначально она хотела наоборот продать мне свою часть, так как большая доля все-таки находится в моей собственности. Но, услышав мое стремление уехать, Гвен пришлось согласиться. Мое сердце стремилось назад, к родному дому в Мистик Фоллс. Отработав последние сутки в кафе и дождавшись окончание занятий у Генри, мы сразу же покинем Шарлоттсвиль. Я посчитала примерно дату, и это попадало в середину августа. Оставалось чуть больше двух недель, как раз хватит на все приготовление, чтобы закончить оставшиеся дела. «Все это время у буду жить в гостинице, не переживайте, - говорила она, выслушав мои планы. – Так что сразу звоните, как только решитесь. И не торопитесь, здесь у меня как раз тоже есть дела на две недели». Я коротко вымолвила «Все отлично», и пожала ей тогда руку. В голове копошилось множество других вопросов, не относящихся к делу. Но задать их я не решалась. Слишком наглым мог показаться этот допрос: «Почему вы покинули Марка?», «Не звонили, не приезжали к нему?», «Где вы были все это время и что делали?». - О, я понимаю, - прервала мои мысли одевающаяся Гвен, - ваш мальчик наверняка очень смышлен. Повезло, что у такой красивой модели такой умный сын. Я в недоумении уставилась на нее. - Простите, что? – спросила я. – Модели? - А разве нет?... – замешкалась Гвен, тряхнув своей шевелюрой. – Я видела ваше фото в журнале. Она достала из сумки тонкий разноцветный журнал. Взглянув на его обложку, я чуть не вскрикнула от замешательства. Все-таки мистер Голд разместил мое фото. Фотография была прекрасна, как раз та самая, которая нам обоим понравилась. Былые воспоминания нахлынули мне в голову. Фотосессия, домогательства, побег… И встреча со Стефаном. Во мне смешались совершенно разные эмоции относительно этой ночи. Кто знал, если бы я не решилась на эту фотосессию, встретились ли мы со Стефаном? - Ах, это… Нет, я не модель, – наконец вымолвила я. - Это было лишь единожды, по приглашению. - А, вот как. Ну ладно, хотя фотография просто замечательная. Я бы посоветовала вам не покидать это дело. Но, боюсь, бизнес может «сожрать» вас, вы такая чистая и добрая, - откровенно промолвила Гвен, улыбаясь. На мгновение мне показалось, что она стала совершенно другой. Деловой разговор и обычный простой диалог с ней – две совершенно разные женщины. - Пойдемте со мной, я отвезу вас к сыну, - предложила она, и я охотно согласилась. Я быстро переоделась в приготовленное заранее черное платье и черные туфли на невысоком каблуке. О сыне я тоже позаботилась заранее: Генри был одет в черное сутра, так что мне незачем было брать с собой его одежду. Захватив с собой сумку со всем необходимым, я захлопнула за собой дверь и устремилась вместе с Гвен вниз по лестнице на улицу. P.S. Запаситесь платками. На всякий случай. *** Похороны. Самое ужасное событие, которое только можно представить. Около гроба было немного людей, лишь знакомые Марка и случайно подошедшие люди, желающие выразить свою скорбь. Гвен затерялась в толпе, и мы стояли с Генри вдвоем. Все вокруг стояли в черном, спрятав лица в платки. Горе и скорбь висели в воздухе тяжелым навесом. Чувствовался даже запах смерти. Я не прислушивалась четко к словам священника. Они одинаковы для любого умершего, это всего лишь их работа. Поймут ли они сами всю тяжесть утраты? Только тогда, когда потеряют сами. Суровая, но правда. Я дважды потеряла близкого, родного мне человека. Джена, Марк… Встретятся ли они там, в загробном мире? Никто никогда не узнает. Мысли обо всем этом заставили слезы литься из глаз. Я промокнула лицо платком, так же, как и все вокруг. Генри держал меня за руку и шмыгал носом. Струи слез он тоже вытирал своим платком. Я крепко сжала руку мальчика, ободряя его таким способом. Платок сделался мокрым от горьких слез, таким, что его уже можно было выжимать. Я сильно выдохнула и постаралась взять себя в руки. Скоро будет и моя речь, затем прощание. Людям не нужно показывать свое состояние. Они и так прекрасно знают, а мое опухшее красное лицо лишь вызовет жалость. Я быстро заморгала глазами, помахала себя в лицо рукой и постаралась отвлечься. Так, есть ли во всей этой толпе знакомые мне люди? Соседка снизу, соседи сверху, вот и Гвен стоит, крепко сжимая платок и свою сумку… Слева от меня, чуть дальше стояли Майклсоны и Кэролайн. Я не сильно удивилась своей подруге, она знала Марка, но что делают Майклсоны? Никлаус, Финн, Элайджа, Коул, Ребекка… Смутно, но я припоминала их. Из них я хорошо знала только Клауса. Ныне муж Кэролайн, он старался не попадаться мне на пути. Из всех них плакала только Кэролайн. Она старалась скрыть платком всхлипывания, громкие и искренние. Майклсоны выражали молчаливую скорбь и уважение. Внезапно рядом с Клаусом я увидела еще одну знакомую фигуру. Дэймон Сальваторе. Интересно… Я знала, что он друг Клауса и, возможно, пришел за компанию с ним. На мое собственное удивление, Стефана не было. В машине с Гвен я старательно набирала его номер телефона. Но в трубке был лишь голос автоответчика. Я надеялась, что он уже на похоронах Марка. Стефан с ним был знаком не меньше Кэролайн. Я разочаровалась, не увидев его фигуры в толпе. Вдруг в голове пронесся голос Марка, его последние слова: «Я был с ними, Елена. Я видел, как смотрел на Генри Дэймон, и как он на него… Выбирай, что тебе нужно…» Я сглотнула накативший к горлу тяжелый комок. Дэймон повернулся, и мы встретились глазами. Его взгляд был печальным, губы вытянулись в грустную линию. Глаза блестели от недавних слез, и я вспомнила, что один день Дэймон провел с Марком. Кто знает, может, для них обоих это было не одним днем, а целой вечностью. Дэймон улыбнулся мне, попытавшись сделать ее как можно более доброжелательной. Но ощущение скорби не ушло, печать горя никуда не уйдет. Я выдавила из себя ответную улыбку, как бы тяжел мне не было. Речь священника внезапно закончилась, он стал сходить с пьедестала, и я двинулась к нему сквозь толпу. Я встала на то же место, что и священник. Подо мной стоял открытый гроб, в котором лежал мертвый Марк. Казалось, что он просто спит, и даже бледная кожа и отсутствие пульса не смогут переубедить мою фантазию. С каждой секундой, когда я смотрела на него, мне казалось, что сейчас он просто встанет и произнесет свою любимую шутку: «Господа, вы что? Думаете вот так просто покончить со мной? Как бы ни так!» Но, увы, инсульт смог сыграть с Марком злую шутку. Я сглотнула и вытерла платком накатившую слезинку. Достав смятую вчетверо бумажку, я стала читать заранее написанную на ней речь. Я старалась читать холодно и бесстрастно. Будто это обычная речь, которую я обязана произнести. Это просто долг. «Марк был хорошим, добрым человеком. Он никогда не делал ничего плохого даже незнакомому человеку. Я уверена, что душа его вознесется на Небеса и устремится в Рай. Таких людей, как он, в мире очень мало». Все внимательно слушали каждое слово и зааплодировали в конце. Оторвавшись от бумаги, я увидела, что каждый человек в толпе стоял со слезами на глазах. Моя речь вызвала еще большую печаль и вместе с тем и улыбку. Грустная улыбка также стояла на их губах, как бы означая надежду на его счастливую загробную жизнь в Раю. Я не смогла противостоять всем эмоциям людей, которых увидела, и тоже начала плакать. Давно вымокший платок уже не помогал, липкие и соленые ладони рук тоже. Кто-то приобнял меня, крепкое сжатие рук немного облегчило. Я набрала воздух в легкие, подходя к гробу. Гвен уже попрощалась, теперь моя очередь. Глаза закрыты, губы сомкнуты. Белая как простыня кожа, выступающие из под нее синие вены. Синева поблекла, на мужчине совсем не было признаков жизни. Кожа потеряла свой естественный, живой цвет. Слезы снова покатились из глаз, как только я сомкнула губы на его лбу. «Покойся с миром, Марк» - тихо выдавила я из себя, напоследок взглянув в его закрытые, мертвые глаза. Руки скрещены и положены на живот. Его единственный, черный костюм так был ему к лицу. Морщинки больше не вздрогнут, улыбки на губах не будет. Больше не будет доноситься знакомый голос из его губ. Никакой усмешки, никакого упрека. Никакой доброты в глазах. Больше никакого совета. «Покойся с миром, Марк…» Гроб закрыли и положили в яму. Первый бросок земли, второй. Я больше не могла сдерживать рыдания. Изо рта доносились громкие всхлипы. Никакой надежды нет. Я одна, снова одна с Генри. Где мой сын? Отчаяние обуревало мной, я чуть не бросилась в яму, но сильная рука схватила меня и оттащила в сторону. Я увидела рядом с собой Генри и схватила его за руку. Мальчик тоже плакал и кричал. Пусть выплачется, пусть кричит, как и я. Выпустив из себя последние отчаянные крики, мы успокоимся. Когда-нибудь. Всхлипывания нарушили мое дыхания, я периодически задыхалась собственными слезами. Во рту было горько, словно от противного лекарства. Рассудок покинул меня, мне было сложно думать. Пелена стала застилать мой взор, но та самая сильная рука подала мне платок. Я послушно приняла его и вытерла засыхающие слезы. Увидев усыпленную землей яму и крест на ней, я начала потихоньку приходить в себя. «Теперь все кончено. Марка не вернуть, нет. Елена, слезами ты ему не поможешь» - твердил внутренний голос, заставляя разум вернуться. Крики прекратились, всхлипывания стали затихать. Генри тоже стал успокаиваться, кто-то поглаживал его темную шевелюру. Мальчик вытер новым, свежим платком последнюю влагу с лица и глубоко выдохнул. Кто-то гладил мою голову, затем обхватил за плечи. Эти движения успокаивали меня, приводили в чувство, но чьи они были? Порывы прохладного ветра освежили мое опухшее лицо. Я подняла голову и посмотрела на своего помощника. Кто не дал мне кинуться в яму, и кто успокаивал меня и Генри все это время? Ответ был удивительным и неожиданным. Дэймон Сальваторе.