***
Роше очнулся, ощущая во рту мерзкий солоноватый привкус. В голове звенело так, что впору было искать колокола на потолке, однако острая боль в затылке свидетельствовала, что звук идет непосредственно из черепной коробки. Знатно его приложили, однако. Дернув руками в попытке ощупать затылок, Вернон понял, что они крепко связаны за спиной, и тотчас липкие волны нарастающего беспокойства заставили послать боль в голове куда подальше и осмотреться. Роше обнаружил, что лежит на грязном дощатом полу в одной лишь рубахе и штанах. В воздухе пахло пылью и сыростью, полумрак тесной комнаты слабо разгоняли полосы света, проникающие сквозь прохудившуюся крышу и заколоченное окно. Свет? Когда они вышли из чащи, была почти что ночь. Неужели он пробыл без сознания так долго? Кроме покосившегося стола, в поле зрения Роше была дверь наружу, по углам хибары стояли лавки, а напротив двери было нечто абстрактное, немного напоминающее печь. Командир медленно обвел глазами помещение и заключил, что оказался в изрядно прогнившей, давно покинутой кметской конуре, наверняка одной из деревенских, к которой их с Иорветом вывела тропинка. Иорвет... Неужели одноглазый уебок воспользовался появлением гуля и вырубил его? Чтож, в таком случае оставался вопрос, почему белка не прирезал заклятого врага на месте, не скормил гулю, да и вообще, поступил так халатно: оставил командира Полосок не обыскав как следует, одного, даже ноги не связав? Не похоже на Иорвета, пусть даже его и считают сумасшедшим. В любом случае, эльфа нигде не было видно. Что же случилось? Вернон прокрутил в голове события до момента, как появился гуль, пытаясь не обращать внимания на ноющий затылок. Он отчаянно искал какие-либо подсказки о нападавшем, ведь не монстры же подкрались к ним, оглушили и связали. Тем не менее, ничего странного Роше не припомнил, разве что сам гуль. Этот трупоед был один, хотя Роше знал, что гули и альгули ходят стаями, это не раз подтверждал ему и Геральт. Да еще и шел он как-то странно, будто пьяный. А потом... Только боль в затылке и темнота. Иорвет... Где же он? Все ли с ним в порядке? Роше не мог об этом не думать. Не хотел, но поделать с подлыми мыслями ничего не мог. Тревога за жизнь того, кого надо бы самолично кинуть в волчью яму, начинала серьезно нервировать командира Синих Полосок. От воспоминаний темерца отвлек гогот и раскрывшаяся с неприятным скрипом дверь. Трое, одетые как солдаты-наемники, втащили за собой предмет переживаний темерца, однако облегчение от созерцания живого скоя'таэля в следующий же миг сменилось еще большим беспокойством. — Ну давай же, ушастый, теперь мои парни познакомятся с тобой поближе! Или что, второй глаз тебе уже не нужен? Вот ведь отродье, каких поискать! Рябой, давай-ка ты первый. Да смотри, эта белка любит кусаться. Скоя’таэль, вокруг глаза которого красовалось несколько свежих порезов, тихо выругался, сплевывая кровью. На нем была лишь та самая зеленая туника, насквозь мокрая и разившая сивухой, руки, как и у Роше, связаны за спиной. На обнаженных бедрах красовались множественные синяки и порезы, но больше всего Вернону не понравилась кровь на внутренней части красивых, стройных ног. Роше знал, что большинство наемников — тот еще сброд, они не гнушались насилием, но нелюдей обычно побаивались, мол, зараза в них всякая, да и вообще, это все равно, что со скотиной кувыркаться. Ну а Иорвет мало того, что был мужчиной, так еще и красавчиком его назвать было сложно, по крайней мере для большинства. Тем не менее то, что произошло далее, подтвердило опасения Роше. Дородный мужик, которого назвали Рябым, подошел и грубо схватил эльфа за волосы, попутно взяв со стола кинжал самого скоя’таэля. Другой, в аляповатом поддоспешнике, придвинулся и стиснул плечи стоящего на коленях Иорвета, третий же расположился на лавке за столом, наблюдая представление. В это время Рябой, уже избавившись от штанов, приставил лезвие кинжала прямиком к зеленому глазу лучника и красноречиво провел возбужденным членом по плотно сжатым губам. — Ну-ну, не надо так грозно смотреть, а то зенки, гляди, от злости лопнут! — Острие вошло в кожу под нижним веком здорового глаза, и эльф вздрогнул, враз побледнев. По впалой щеке стекла еще одна тонкая струйка крови, и Роше заметил мелькнувший во взгляде Иорвета ужас — ослепнув, скоя’таэль более не сможет вести свою войну, да и вообще, полноценно жить, с его-то промыслом. Еще большой вопрос, захочет ли? Иорвет, привыкший сражаться, убивать и грабить, он просто не сможет существовать вне поля боя, к тому же, охотников за его головой слабость жертвы не остановит. Поэтому дальнейшие действия эльфа не вызвали у Вернона презрения, скорее толику сочувствия, а еще то, в чем Роше не признался бы и на самом изощренном допросе. Его возбуждало происходящее. Лицо Иорвета, покрасневшее от злости и напряжения, то, как обреченно он смотрел на чужой член, тычущий в худую, искалеченную щеку. Капельки пота на лбу, которые то и дело срывались вниз, по скуле, потом на шею и дальше, за вырез туники. Вернон поймал себя на мысли, что хотел бы увидеть весь маршрут, и его передернуло. Тем временем, лезвие кинжала продвинулось чуть глубже под бледную кожу, и Иорвет медленно, с явным отвращением приоткрыл рот, который тут же грубо заполнила чужая плоть. Лучник вздрогнул и дернулся всем телом, он явно никогда раньше не делал... Такого рода вещи. Рябой же, довольно ухмыльнувшись, сразу начал вбиваться в давящегося эльфа, вызывая спазмы и сдавленные всхлипы. Кинжал, к облегчению Роше, покинул зону лица скоя’таэля и был передан второму мужику, который удерживал Иорвета на месте. Тот, видимо ожидая своей очереди, от нечего делать поскреб им по острому уху, отчего эльф дернулся, заглатывая слишком глубоко, так, что из глаза рефлекторно брызнули слезы. — А ты довольно миленький, когда хнычешь. Может мы тебя и не убьем… Если пообещаешь быть послушным мальчиком. — Звонко шлепнув Иорвета по бедру, сказал солдат, держащий кинжал. — Как бы не так, Хват. Хочешь мяса — так на деревне баб полно, а это пугало на нас только беду накличет. Сдадим их черным под видом шпионов, да и дело с концом. – Жестко отрезал третий, который, судя по тону, был главарем этой троицы. — Или Радовиду. Он, говорят, теперь страшно невзлюбил нелюдей и прочее блядство. Нелюдь есть, а тот за колдуна сойдет. Нам еще и премию выдадут, если скажем, что это белка и его пособник. — Запыхавшимся от удовольствия голосом предложил мучитель Иорвета. Вернон мысленно удивился, как можно было проигнорировать его темерскую форму, приняв за простого солдата, а потом вспомнил, что медальон с лилиями он утратил в своем спуске по Понтару. А если это наемники, они могут быть не в курсе партизанского движения Роше, в отличие от того же Радовида или нильфов, которые не слишком обрадуются информации о том, что их "доверенное лицо" шляется с главарем скоя'таэлей, кому бы не передали их эти ублюдки. В любом случае, нужно было выкручиваться и как можно скорее. — Ага, жди! Скажи еще, что поймал не кого-то, а главаря скоя’таэлей Исенгрима и чародейку Эйльхарт. Все трое расхохотались. Тем временем Рябой наконец спустил в горло почти задохнувшегося Иорвета и тот, отплевываясь, смог нормально вздохнуть, машинально отползая немного вбок, где его вывернуло на пол смесью крови и спермы. Никто, кроме Роше, не обращал более на скоя'таэля внимания, так как третий солдат извлек из торбы бутылку с мутной жидкостью, и остальные тут же сгрудились вокруг нее. Вернон, оценив обстановку, понял, что это их шанс. Он начал пилить веревки еще до прихода солдат, благо обыскать темерца более тщательно эти ублюдки не догадались. Наконец, сдаваясь под напором небольшого ножа, путы ослабли. Улучив момент, когда троица о чем-то разговорилась, Роше шикнул эльфу, который так и сидел у двери, мелко дрожа. Иорвет его услышал, хотя говорил Вернон тихо даже для самого себя. Выслушав довольно рисковый план, лучник коротко кивнул и, спустя секунду, весьма натурально завалился на бок, изображая припадок. — Че это с ним, Фолко? — двое солдат сразу же вскочили, подбегая к мечущемуся эльфу и пытаясь удержать его. Третий, которому был адресован вопрос, подозрительно глянул на Роше, но, не найдя у пленника признаков сознания, также подошел к Иорвету, вздергивая скоя’таэля за волосы. — Неужто правда прокля… Хватило секунды, чтобы Вернон Роше оказался у мужчины за спиной, и в следующий миг на Иорвета брызнула струя горячей артериальной крови из распоротой глотки. Однако эльф не растерялся и тут же ловко вывернулся, пиная под колени Рябого, схватившегося было за меч. Менее проворного Хвата в это время постигла та же участь, что и Фолко, а вот отрубившегося от удара об пол Рябого Вернон оставил Иорвету. Как только мужчина удостоверился, что опасности больше нет, он разрезал путы скоя’таэля, который мгновенно взвился, выхватывая из рук мертвого Хвата кинжал и приставляя его к горлу мечника. Только теперь Вернон заметил, что зрачок Иорвета вот-вот вытеснит зеленую радужку, вдобавок эльфа знатно шатало, а рука, сжимающая оружие, дрожала. — Ты все видел, так? — Тихо прошептал лучник. — Теперь я точно не отпущу тебя, Вернон Роше. Однако скоя’таэль еле стоял на ногах, так что для Роше не составило большого труда уйти от неуклюжего тычка, зайти за спину белки и повалить бранящегося Иорвета на пол, прямиком в лужу крови. Взглянув на его перекошенное ненавистью лицо, все алое, с безумно горящим зеленым глазом, Вернон невольно залюбовался. Вот оно — лицо войны, ужасающее и прекрасное одновременно. — Ну же, чего ты ждешь! Gann ele geim/Скудоумный козел! Убей меня и покончим с этим! — Выкрикнул эльф, ловко выворачиваясь и вскакивая на ноги. Взгляд его метался в поисках оружия на место выбитого из рук кинжала, но Роше был проворнее. Чертыхнувшись, он перехватил Иорвета на пути к валяющемуся под лавкой мечу, и крепко прижал к себе, не давая возможности вырваться или ударить. Только эльфской истерики ему сейчас не хватало. Трясущийся от злобы и отвращения скоя’таэль бушевал, кусался и царапал грудь Вернона, разрывая рубаху ногтями. Но прошла минута, за ней другая, и сопротивление медленно сошло на нет, а руки Иорвета с несвойственной нежностью легли на плечи Роше. И вдруг эльф так рьяно подался вперед, прижимаясь к губам мужчины, что тот не сразу понял, в чем дело, а следовательно и уйти от прикосновения не успел. Иорвет целовался неуклюже, но страстно, как будто это был все тот же их непримиримый бой, а Вернон не сопротивлялся. Почему? Он и сам хотел бы знать. Или нет? Губы Иорвета, жесткие, но теплые, жар и напряженная дрожь сильного тела пробуждала вполне красноречивый отклик. Роше хотелось бы сказать, что для него ничего не стоит прекратить все это, но он не любил врать сам себе.***
Промокшая туника была отброшена в угол лачуги, рядом медленно стыли два трупа, а эльф, словно обезумев, методично пытался стянуть с Роше одежду, прижимаясь к темерцу всем телом. Вернон пару раз предпринимал попытки отрезвить скоя’таэля пощечинами, или же просто отлепить его от себя, но в глубине расширенного зрачка виднелось лишь безумие. И все же… Не сказать, что мечнику было неприятно видеть Иорвета таким: закушенные губы, пылающие жаром щеки, хриплое, частое дыхание. Черт, да Роше было чертовски приятно, особенно слышать свое имя, пускай вперемешку с грязной руганью. Обычно Иорвет именовал его псом или пренебрежительным «dh'oine», которое, хоть и переводилось весьма нейтрально, из уст лучника звучало еще хуже, чем ругательства. А теперь он звал его по имени слегка дрожащим, просящим голосом, от звуков которого пульс Роше неумолимо учащался. Чувствуя горячее дыхание, опаляющее шею и ухо, гладя обнаженную, покрытую шрамами кожу, темерцу все сильнее хотелось плюнуть на весь мир, повалить чертового скоя’таэля, подмять под себя и дать то, что тот так отчаянно жаждет… Но Вернон Роше не просто так славился своей военной выправкой, так что он с трудом, но нашел в себе силы закинуть свои неадекватные желания куда подальше с пометкой серьезно в этом дерьме разобраться. — Блять, да прекрати ты это безумие! Что вообще на тебя нашло? — Наконец изловчившись, Роше перехватил запястья Иорвета и отлепил его от себя, ощутимо при этом тряхнув. — Если меня и получит dh'oine, пусть это будешь ты. Ты, чертов Роше, тебе я отдам все, свое тело и свою жизнь, а потом сдохну, на радость всем вам. Если уж мне приходится выбирать из этого дерьма, я хочу помнить тебя, а не их! — потом Иорвет понес что-то бессвязное про свой последний день под солнцем, все это на Старшей речи, переключился на ломаный язык дриад, снова на общий, при этом язык эльфа все сильнее заплетался. Смотря на все это, Роше серьезно не знал, что ему теперь делать. В голове был ворох мыслей, но ни одной дельной. Из подсознания все время нашептывал мерзкий, похотливый голосок: «Если эльфу будет от этого легче, почему бы не дать ему то, что он так страстно желает? Ты ведь тоже не против завалить его. Такой страстный, горячий и беззащитный, твой враг прямо перед тобой, нужно только протянуть руку. Представь, как он стонет под тобой, как кричит, царапая ногтями пол, как сбивчиво шепчет твое имя, а твои руки смыкаются на этой красивой шее. Он станет твоим и только твоим, навсегда, по собственной воле сдастся тебе, а ты будешь трахать его до потери сознания, драть так, что эта белка стоять нормально не сможет, так, что начнет умолять своего хозяина — тебя! дать ему передышку…» Роше затряс головой, прогоняя совсем уж откровенные видения из воспаленного сознания и яростно желая окунуться в ушат с ледяной водой. Откуда, блять, это взялось? Когда это он успел заделаться пидором, более того, когда он успел захотеть этого сумасшедшего ублюдка?! Да кто угодно, только не Иорвет! Он даже с Геральтом в постели себя видел более правдоподобно, нежели с этим вшивым скоя’таэлем! — Ты себя покалечишь, — грубо стиснув лучника за плечи, прохрипел Вернон, видя, как по бедрам эльфа стекают новые алые капли. — Мне наплевать! — А мне — нет. — Твердо ответил Роше, чем заставил Иорвета наконец перестать дергать ремень и замереть. — Bloede dh'oine! Теперь уже нет разницы, что будет с моим телом. Неужели ты даже в этом мне отказываешь?! Не соизволил убить, не соизволил сдохнуть сам, а теперь… Хотя конечно, кто с таким пугалом по доброй воле станет трахаться, тем более после того, как его отымела солдатня?! Сука! Ghoul y badraigh mal an cuach!.. Эльф со злобным шипением вывернулся из рук Роше, ударил, едва не сломав темерцу нос, по здоровой щеке Иорвета градом катились, смешиваясь с чужой кровью, прозрачные капли. А потом скоя’таэль просто осел на пол и сидел так с десяток минут, сотрясаемый беззвучными рыданиями, не забывая, однако, грязно ругаться время от времени. Роше присел рядом, укрывая голые плечи своим плащом, найденным на лавке, и осторожно провел по перепачканным волосам, думая про себя, что Иорвету пошло бы с длинными. По крайней мере, Вернон осознал для себя в этот момент, что не только хочет мужчину, но и хочет увидеть, как у этого мужчины отрастут эти черные, криво подстриженные лохмы. Да уж, на его долю выпал странный, полный потрясений день.***
— Отсюда пойдем порознь. Надеюсь, ты сможешь вынести нашу разлуку и не подохнешь в какой-нибудь канаве. По крайней мере, пока мы не встретимся снова, и я не прибью твои мозги к дереву, dh'oine. — Иорвет, который часа три назад уволок трупы солдат и медленно приходящего в себя Рябого, вернулся немного повеселев, весь в свежей крови. Он все еще был в одежде Роше, только теперь она превратилась из сине-белой в бордово-черную. Вернон вздохнул и с отвращением отметил глазное яблоко, которым поигрывали тонкие пальцы. — Нет уж. Я тебя не отпущу, не после того, что ты мне наговорил. Ты мне должен за спасение жизни, за стрелу, за то, что я, блять, нес тебя через бурелом, пока ты сладко сопел, за спасение жизни во второй, сука, раз, за то, что ты меня практически изнасиловал вчера, за ту чушь…. Монолог Роше прервал смешок и на душе мечника немного полегчало. Он боялся, что гордый до мозга костей эльф действительно не переживет ночь и откусит себе язык или еще что. — С чего бы такая забота. Уж не думал ли ты, что я вчера был серьезен? Глупый dh'oine. Чего только не случается. В любом случае, я намерен убить тебя и вырвать твой паршивый язык для гаранта. — Ну да, кто бы сомневался. — Роше почесал короткие волосы. — Пойдем, нашел речушку тут, недалеко. Мы оба выглядим сейчас не лучшим образом. И одежду мою возьми, не в темерских же тряпках мне шляться, еще пропахну псиной. — Предлагаешь плескаться вдвоем? — Иронично приподнял бровь темерец, но Иорвет уже скрылся за дверью. Выйдя во двор вслед за белкой, Роше чуть не вывернуло наизнанку при виде открывшейся ему картины. Прямо на лужайке перед домом, привязанный за руки к покосившемуся забору, находился… Нет, человеком это уже не было, но и трупом тоже. Вместо глаз — черные провалы, нижняя челюсть вырвана и болталась на мышцах, к слову, язык также отсутствовал и, кажется, валялся в окровавленной траве подле ног Вернона. Пальцы на руках и ногах отрезаны, а пах… Однако, судя по тому, как булькало в горле у этого существа, Рябой был еще жив. Иорвет знал свое дело, как причинять боль, но не убивать. — Вот думаю, сжечь его или гуля натравить, — скоя'таэль неслышно возник рядом, хищно оскалив ряд ровных, белых зубов. Сейчас он скорее походил на пантеру, чем на "белку", — Эти уроды поймали тварь и держали на цепи тут, недалеко. Притащили вон труп чей-то, видать покормить зверюшку. Роше не ответил. Он молча подошел к распятому телу и точным движением рук свернул несчастному шею. — Эй, ты чего творишь?! — Тут же взвился скоя’таэль, подбегая к темерцу и зло рыча. — Я не закончил! — Что бы он не сделал, но такое… Такое он не заслужил. — Не тебе читать мне мораль, убийца женщин и детей! Это он-то не заслужил? — В зеленом глазу Иорвета плескался гнев и запрятанная глубоко боль. — Я… Нет. Знаешь, Иорвет, я не понимаю тебя. Но все же считаю, что один разорванный зад того не стоит. Даже эльфийский. Даже твой. При этих словах Иорвет побледнел, отшатываясь в сторону и стремительно выхватывая меч, добытый у одного из солдат. Эльфа всего трясло, в этот раз от бешенства. Слова Роше задели его несоизмеримо глубже, чем любая рана, нанесенная в бою. — Да как ты смеешь… — Иорвет не говорил — шипел, источая яд и злобу. — Ну да, точно, ты же у нас безумный мясник. Чудовище. — Роше медленно развернулся, доставая свой клинок. Все же, за этими милыми прогулками и неоднозначными поступками обоих, он как-то позабыл, за что Иорвет снискал себе репутацию жестокого убийцы. — Мы и правда пойдем отсюда порознь... — Роше уже хотел было выставить блок, ожидая атаки, однако ее не последовало. Эльф так и стоял с занесенным клинком, однако ничего не предпринимал. — Ненавижу. — Все так же тихо произнес Иорвет, и на на его губах внезапно появилась горькая усмешка. Вернон, однако, не опустил меча, непонимающе глядя на тихо смеющегося скоят'аэля, который вспомнил, вновь почувствовал шкурой то ощущение бессилия и обреченности, страха, спрятанного глубоко внутри. Загнанного туда сегодняшней кровавой местью, которая, как оказалось, не стоит того.***
Он. Не стоит. Того. Вспышка воспоминаний, и паленая реданская водка с примесью какой-то дряни снова опалила глотку, во рту появился горький привкус, так, что Иорвета едва не стошнило. Его снова поят этой адской мешаниной, удерживая за волосы, щедро льют ее на свежие раны, но он держится, стискивает зубы, не издает ни звука. Потом высокий, которого называли Хват, уходит в хибару. Недолгая передышка, затем удар, вырубивший на несколько минут. Следующее, что он чувствует, что приводит в себя — запястья стягивают веревкой, привязывают к забору крепко, так, что не вырваться. Да и какой смысл? Он ранен, оглушен и, признаться, здорово напуган, так что когда горячее тело самого матерого из троицы пристраивается между дрожащих ног, Иорвет не сопротивляется. Не стоит того. Они не заслужили. А он заслужил. Чужие руки гуляют по его телу, давят на раны, причиняют боль. Кажется, они могут дотянуться везде и сразу. Сердце скоя'таэля бьётся, готовое проломить клетку ребер, ужас сковывает тело, а липкий страх оплетает разум. Он знает, что сейчас произойдет, как и то, что никто не придет на помощь. Роше... Роше не придет. Неизвестно, жив ли он вообще. С момента, когда Иорвет пришел в себя, dh'oine лежал неподвижно, а дыхание его было еле-уловимым. Да и какое ему дело? Он такой же. Жестокий, упрямый и глупый, на поводу у своих желаний. Или нет? Иорвет не знает, не хочет знать. Так просто, когда есть черное и белое. Грубым движением его приподнимают, дергая вперед до хруста в связанных запястьях, но эта боль тут же забывается, когда тело пронзает новая, жгучая, унизительная. «Давай, уродец, кричи. Может быть, тогда я буду ебать тебя чуточку нежнее.» Жаркий шепот в самое ухо. Отвратительно. Его разрывают изнутри, крик сдержать все же не удается, и ответом на него становится дружный гогот, а потом голову вновь грубо оттягивают за волосы, и в горло льется очередная порция алкоголя, смешанного то ли с фисштехом, то ли с чем-то еще. Какая разница? Он слаб, он не сможет помешать, как не может прекратить эти ритмичные проникновения в собственное тело. Не сможет ничего сделать. Dh'oine победят, свяжут, возьмут силой, если не сдаться добровольно, как и всегда. Его борьба не стоит того. — Хех, ушастый, сейчас выпьешь малька, а там, глядишь, будешь сам подмахивать, как вам, шлюхам, и положено. Ты-то у нас узкий, аж дух захватывает, но ничего, мы тебя приручим, белка, если раньше не прибьем. — Фолко, а слабо вдвоем его? — Не боись, Хват, и до тебя дойдет очередь. Мы же только начали знакомиться. А будет рыпаться, мы ему последний глаз вырежем и скормим. Иорвета пробирает от одной фразы, и он позволяет ублюдку грубо поцеловать себя. Чужой язык хозяйничает во рту, но лишь до тех пор, пока эльф из последних сил не стиснул челюсть, чувствуя, как рот наполняет металл. Его награждают пощечиной, от которой голова дергается и звенит в ушах, а в это время чужая плоть начинает двигаться резко и быстро, буквально выбивая из глотки крики, наказывая за дерзость. Грубые руки в перчатках держат его ноги разведенными, ниже поясницы тело превратилось в один сплошной сгусток боли. Она просто невыносима, особенно когда водку льют на свежие порезы, когда член с мерзким хлюпаньем входит до упора в израненное тело, до характерного шлепка плоти о плоть. Хочется плакать, звать на помощь, хочется провалиться в забытье и никогда, никогда не просыпаться. Выколоть оставшийся глаз собственными руками, чтобы хотя бы не видеть торжества варваров, пляшущих на костях его народа, на его костях. Но Иорвет не плачет, и, если выживет, он найдет в себе силы смотреть до конца. Просто не сможет по-другому. Его гордость, точнее, ее осколки — единственное, что осталось. Он просто не может потерять и ее. Ибо тогда у него не останется ни-че-го. Не стоит того... Пульсируя внутри, член насильника замирает, и скоя'таэля заполняет чужое семя, от чего Иорвета рвет в траву рядом. Снова смех, его отвязывают и тащат в дом. А в голове одна мысль: «Ненавидь.» Нужно сконцентрироваться на чем-то другом, не на собственном сломанном теле. Ненависть хорошее, сильное чувство, сильнее любви, сильнее привязанности и страха. «Ненавидь этих чертовых dh'oine, которые позволяют себе творить подобное. Все они одинаковы, все!» Не стоит того...***
— Ненавижу. Всех вас. Сколько из твоих Полосок брали наших женщин просто потому, что победили? Потому что, якобы, имеют теперь на это какое-то право. Я клянусь, я сделаю все, пока дышу, чтобы ваш, dh'oine, род не знал мирной жизни. Не волнуйся, недолго осталось. Мы вымрем, но уйдем с гордостью. Не как подстилки для скота, не как запуганный народ из бедных кварталов. Мы... Вернон внезапно поднял голову, впервые заглядывая в лицо Иорвета с начала его монолога. Взгляд карих глаз был спокоен, он будто знал, что именно вспоминал скоя'таэль. Рука, державшая меч, разжалась и Роше, вопреки всему, шагнул вперед, упираясь грудью в острие клинка эльфа. — Ну тогда начни с меня, Иорвет. — Ровным тоном произнес мечник, продолжая смотреть в пылающую ненавистью зелень. Он поставил все на одно лишь предположение, на ту слабую, странную связь, которая появилась за это короткое путешествие, на отзвуки столь же странных чувств. Ведь если они сразятся сейчас, что-то подсказывало Роше, что скоя'таэль уже никогда не увидит в людях ничего, кроме ненависти. Сейчас ему было неловко за сказанные слова. Действительно, он до сих пор считал, что Иорвет перегнул палку, но как мог Роше понять, что эльф чувствовал? Быть может, именно в этом заключается грань дозволенного, это стало последней каплей в гордой душе? — Ты глупец, если думаешь, что я не сделаю этого! — Закричал эльф, острие вспороло ткань и белая рубаха под ней окрасилась алым. Вернон и бровью не повел, продолжая смотреть в глаз лучнику. — Bloede dh'oine. Иорвет отбросил клинок. Резко, с бессильной злостью. Потом подался вперед, на миг прижимаясь губами к тонким губам Роше, не зная зачем, да и не желая знать. Но, как бы хорошо эльф ни чувствовал себя в этот краткий момент близости, он отстранился так же резко. — Я должен побыть один. То, что произошло здесь, останется здесь. Я говорю про все. После того, как мы вернемся, я уведу отряды обратно, во Флотзам. Считай это одолжением тебе и твоим людям. — Я не хочу, чтобы ты уходил. — Роше сказал это прежде, чем подумал над смыслом, все еще немного ошарашенный внезапным поцелуем. Но ведь Иорвет уже трезв? Так ведь? — А не ты ли назвал меня чудовищем несколько минут назад? Или что, у тебя фетиш на угрозу собственной жизни? В любом случае, это чертовски плохая идея. Если я не могу убить тебя, я хочу быть от тебя как можно дальше. — Твои действия говорят об обратном. — Вернон прикусил язык, видя, как Иорвет угрожающе нахмурился. Но скоя'таэль лишь прикрыл глаз и устало вздохнул. — И что же ты предлагаешь? — Насчет? — Насчет всего, чертов dh'oine! Насчет того, что я, блять, тебя только что поцеловал, ты, d’yeabl aep arse! Насчет того, что я знаю, что именно ты видел, и в глаза тебе смотреть не могу спокойно! — Для начала... Показывай свою речку, а то моя одежда провоняет белкой. — Как же я тебя ненавижу!.. — Уже без прежней злобы процедил эльф, неохотно отступая и направляясь в пролесок. — И я тебя, — искренне улыбнувшись, Роше последовал за ним.