some kind of crap

Хосок разглядывает свои мелко подрагивающие пальцы и с трудом осознаёт происходящее. Поезд мчится плавно, так словно совсем не движется, но размытая картинка за панорамным окном говорит об обратном. Сегодня это случилось. Напомаженная красками всех цветов радуги ведущая засунула руку в большой стеклянный шар и вытащила бумажку с его именем. Хосоку предстоял последний год Жатвы, а его имя прозвучало из динамиков. Это кажется особенно странным, потому что все года до этого Хосок боялся, что его могут выбрать. В этом же году решил, что так не бывает. Его точно не назовут, ведь у него последний год. Он идёт на Жатву чисто символически: ужаснуться выбранным детям и вернуться домой, прозябать и дальше в рутине тёмных дней. Но называют именно его. Сначала какую-то девчонку лет пятнадцати, с которой он никогда не сталкивался, а затем его имя. Чётко и громогласно. Чон Хосок. Добро пожаловать на свой смертный путь. Хосок наконец отнимает взгляд от собственных ладоней и оглядывается по сторонам. Обстановка поистине шикарна. Он даже представить не мог, что кто-то из капитолийцев может жить настолько роскошно. Хосок ухмыляется и закусывает нижнюю губу до крови. Ничего, он вплоть до самого выхода на арену через месяц возьмёт всё от этой жизни. Пусть даже не рассчитывают, что он будет скромным. Хосок поднимается на своих дрожащих ногах и выходит из комнаты. Двери самостоятельно разъезжаются перед ним, стоит только к ним подойти, и сейчас Хосок наконец немного пришёл в себя, чтобы получить от этого «вау-эффект». Когда он добирается до комнаты, совмещающей в себе изящную столовую и уютную гостиную с золотой вышивкой на обивке дивана, то оказывается, что все уже в сборе: девочка, с которой Хосоку в будущем предстоит выйти на арену, сидит, поджав ноги, в одном из кресел. Рядом с ней вальяжно расселась женщина-ментор, что выиграла на играх лет сорок назад, и с тех пор знатно поехала умом. Перед ними расхаживает разукрашенная ведущая, и вроде бы, ей предстоит представлять их дистрикт до самого конца. Но это не так интересно. Гораздо больше Хосока интересует человек, сидящий у барной стойки. Парень немногим старше Хосока лакает неразбавленный виски с безумным удовольствием и даже не морщится от вкуса. Хосок шумно выдыхает и подходит ближе, усаживаясь на соседний высокий стул. — Здравствуйте… Мин Юнги? — звучит неуверенно, но теперь в голове будто созрел целостный план. Мин Юнги — победитель шестьдесят восьмых Голодных игр сейчас, три года спустя. Он бы мог помочь Хосоку. Рассказать свой секрет успеха. Хосок накручивал себя, что ему ничего не светит из-за его роста и комплекции. Из первых дистриктов люди будут гораздо сильнее, но Юнги… Он тоже не высокий и достаточно щуплый. Но он смог несмотря на то, что был младше Хосока. И он может дать ему шанс. Хосок невольно задерживает дыхание, когда парень оборачивается к нему. Сразу же ощущается запах перегара, но с некоторым усилием Хосок всё же заставляет себя не кривиться лицом, просто дышит не так глубоко. — Кто тут у нас, — лопочет пьяно ментор, и на его лице появляется жуткая улыбка. — Разве ты не сын лекаря? Вроде бы в этом году должна была быть твоя последняя Жатва. Хосок кивает, подтверждая слова Юнги, и уже хочет начать задавать интересующие его вопросы, когда его перебивают на первом вздохе: — Я не хочу лелеять твои глупые надежды, — Юнги залпом допивает остатки виски в своём стакане и тянется за бутылкой, чтобы налить себе ещё. — Ты не сможешь выиграть, для этого ты слишком неженка. У тебя нет стального характера. Хосок чувствует, как внутри него обрывается последняя надежда. — Поэтому будь готов, что через месяц ты сдохнешь на арене, — Юнги салютует ему вновь наполненным стаканом. — Но всё же желаю тебе повеселиться. Еда тут просто отменная, сын лекаря. И Юнги убивает в Хосоке последнюю надежду.