some kind of crap

Чонгук быстрым шагом скрывается в безлюдном переулке за рестораном и трясущимися руками достаёт сигарету. Это была идиотская идея, ему не стоило слушать Хосока, всё это безумие, и Чонгук и сам не знает, как до сих пор не разревелся. Вдох и выдох. В горле оседает першение, сигаретный дым и смрад дешёвой кухни. Тут, видимо, палят всё: и картошку, и чонгуковское сердце. — Куда ты свалил? — слышится голос из-за угла, когда Чонгук выкуривает половину сигареты в несколько затяжек. Чонгук закатывает глаза и отворачивается, приваливаясь боком к стене. Он надеется, что Чимин психанёт и уйдёт, но голос парня через несколько мгновений слышится ближе: — Как-то не похоже на примирение. — Не было об этом речи. Я специально сказал: прийти к взаимопониманию. Чонгук щелчком пальцев отправляет окурок в мусорный бак неподалёку: он надеется, что тухлые потроха и вонючие очистки не загорятся от крохотной искры. Хотя нет: эта мысль лишь сконструирована в его голове как беспокойство, но чёрт. Как же ему насрать сейчас. — Это была идиотская идея. Самая дебильная идея на свете, и я ненавижу Хосока за то, что он мне это навязал. Я даже смотреть на тебя не могу, настолько мне тошно. Ты испортил мне жизнь в школе на раз-два. Просто взял и перечеркнул за один день всю нашу дружбу, это… — Дружбу, — вскрикивает Чимин и пихает Чонгука в грудь. — Вот это ты называешь дружбой? Я всё испортил, по-твоему? А может тебе просто надо было думать прежде, чем пытаться запихать свой язык мне в рот? — Да, я уже заметил, какой ты невинный и благородный. — А что мне оставалось делать? Сидеть и смотреть, как ты продолжаешь вариться в этом? Я просто рассказал людям правду о тебе, ничего больше… — Знаешь, — Чонгук отталкивается от стены и пихает Чимина плечом, проходя мимо него, — а ты ещё больший урод, чем я думал. Чонгук резко тормозит и тяжело вздыхает, прежде чем оборачивается. — Извини. Я не должен был говорить так резко. И я тоже не прав, — Чонгук опускает голову и прячет руки в карманах. — Я был слишком самонадеянным, знаешь. Я думал, что смогу быть выше прошлого. Что Хосок отчасти прав, и тебе действительно нелегко… — Что? — вскрикивает Чимин, но Чонгук его игнорирует и продолжает: — Но это, блин, ошибка. Я лишний раз убедился, что был влюблён только в фасад, а внутри всего-то, — Чонгук несильно пихает Чимина пальцев в грудь, — пустышка. — Ты ничего не знаешь, — шипит Чимин. Перед глазами картинка плывёт и смазывается: лицо Чонгука словно акварельное пятно, по которому повозили мокрой кистью. — Ты не имеешь никакого права… — Нет, имею. Ты повлиял на мою жизнь, ты всё, нахрен, перевернул с ног на голову. Так что я имею полное право делать свои выводы. И тебе не нужна моя помощь. Кажется, тебе вообще ничья помощь не сдалась к чёрту. Чонгук делает шаг назад, запрокинув голову. На лоб ему падают капли конденсата с шумящего кондиционера. Чёрт, он курил прямо под ним. Наверное, на кухне теперь воняет куревом. — Что, игра в добродетель закончена? Чонгук усмехается своим мыслям и переводит взгляд на Чимина. У того покрасневшее лицо и распахнутое пальто, а пальцы оттягивают ворот свитера. Чимин судорожно глотает воздух, словно сцеживая кислород через зубы. Раньше Чонгук даже такого его посчитал бы красивым. Особенным. Чонгук бы беспокоился. Но ощущения притупляются, они будто отделяются матовым толстым стеклом, из-за которого слышно всё приглушённо. — Сам то ты зачем сюда пришёл, если всё ещё считаешь меня куском грязи под твоими ногами? Чимин кривится и отводит взгляд. — Я думаю, ты просто слабак, — выдыхает Чонгук и неожиданно для себя подмечает, что к глазам подступают слёзы обиды. — Ты бросил танцы, потому что так хотел твой отец. Потому что это было недостаточно правильно для него. И ты бросил меня. Чонгук спешно разворачивается и торопливо уносит ноги. Как можно дальше от Чимина, как можно дальше от прошлого. Слёзы всё равно настигают его на ближайшем перекрёстке. Кажется, люди оборачиваются к нему. Все пялятся, все недоумевают. Чонгук недоумевает тоже. Его не должно так это волновать. Он не должен так бояться прошлого. Не должен бояться, что вновь останется один. Когда Чонгук наконец возвращается в свой дом и заходит в подъезд, он проходит мимо своего этажа и поднимается выше. Он лишь на секунду замирает перед дверью Юнги и стучится.