Once in a blue moon

Двадцать один год. Даже не верится, что прошло столько времени с тех пор, как она здесь была в последний раз. Рэйвен будто получила привет из прошлого - того самого, с которым она привыкла не считаться и которое отчаянно пыталась забыть. Её жизнь, напоминавшая собой одну сплошную полосу глупых ошибок и неверных решений, базировалась только на одном принципе - "ни о чём не жалеть". Рэйвен установила его, разумеется, не подумав. Он оказался невыполнимым. За этот двадцать один год здесь всё изменилось. Старый дом словно помолодел, и не последнюю (если не главную) в этом роль сыграли дети, сейчас бегающие по лужайкам, на которых когда-то тренировался первый отряд "Людей Икс". Ему это счастья не принесло. Кто знает, может, этим детям повезёт больше. — Вау, — восторженно выдохнул Курт, оглядывая территорию особняка. В его ярко-желтых глазах Рэйвен видела неприкрытый, ребяческий восторг. Курт на всё реагировал бурно, часто улыбался и задавал тысячи дурацких вопросов. Как будто ему было не восемнадцать, а восемь лет. Не похож на неё, совсем не похож. И на отца своего тоже. Внешне он, правда, взял от обоих них всё, что только можно. Рэйвен смотрит в его открытое, доверчивое лицо и ей мерещится иронический прищур Азазеля, его насмешливый изучающий взгляд, ей кажется, что она слышит его раскатистый и гортанный смех. Но это всё только фантазии, и она не устаёт себе об этом напоминать. Азазель мёртв для всего мира, а значит, и для неё тоже. И ничего, что любая мысль о нём доставляет невыносимую боль... вернее, не о нём, а проведённом с ним времени. Прошло достаточно лет, чтобы старые раны зарубцевались, да и Рэйвен не из тех, кто любит жалеть себя. Она забыла, или, скорее, заставила себя забыть. Мёртвым не нужны ни слёзы, ни тревоги. Мистик чуть заметно улыбается, видя, как смешно вьётся хвост Курта при ходьбе. И виноват в её улыбке, наверное, всё-таки не хвост. Ей невольно хочется улыбаться всякий раз, как она на него смотрит. Вот только своим сыном его назвать язык не поворачивается. А ведь вот же он, плоть от плоти. И сколько не отрицай — всё здесь прозрачно как стёклышко. Просто Курт смотрит на мир её глазами. Огромными, широко распахнутыми и ярко-желтыми. Взгляни в них и получи ответ всем своим теориям. Не отмахнешься, не отвертишься. Генетическая лотерея бывает удивительно прямолинейна. Курт относится к ней как к героине, спасшей не только его, но и всех мутантов. Он об этом трещал без умолку половину их пути, а Рэйвен оставалось лишь слушать и иногда скептически хмыкать. До чего же её сын он наивный, сущий ребёнок. Она — героиня. Обхохочешься. Сейчас нацепит плащ и улетит в космос. — Впечатляет? — с улыбкой выдавливает Рэйвен. — Я здесь выросла. Внутри дом ещё более… — Потрасаюший? Курт улыбается, старясь не обнажать клыки, и улыбка получается неполной, скованной. Рэйвен нравится в нём всё то, что люди могут считать уродливым: и его заострённые уши, и оттенок кожи, и, конечно, его чудесные клыки. Только ему это не объяснишь. Вряд ли, наверное, можно назвать испытываемые Рэйвен чувства материнской любовью... Во всяком случае, она сама этого избегала. Есть куда более простое объяснение - она такая же. Конечно, она может счесть внешность, подобную своей, красивой. Рэйвен до сих пор не верит в происходящее. Ей иногда хочется протянуть руку, поправить растрёпанные волосы Курта, прижать его к себе, позволить, наконец, себе слабость и - какая глупость! - пустить слезу по всему тому, что уже не вернёшь. Она сдерживается, само собой, ей ведь не тринадцать лет, да и что толку распускать сопли сейчас? Она просто продолжает рассеянно слушать неугомонную болтовню, почему-то ни капельки не раздражающую, вовремя кивает и улыбается. Нет, чёрт побери. Она ему правды не скажет. Не сейчас, а возможно, и никогда. — Ты грустная, — Курт осторожно касается её плеча, — всё хорошо? — Да, — отмахивается Рэйвен, — воспоминания. Всё в порядке. А сама она думает о том, как бы незаметно сравнить цвета их кожи. Перевоплотиться в себя настоящую и положить руку ему на лоб. Лишний раз заставить себя увидеть эту простую истину и постараться принять её. Как будто остальные факты не налицо. Господи, какая же она идиотка. — А ученики держат животных? Здесь это разрешают? А… — Не знаю, — пожалуй, слишком резко сказала Рэйвен и тут же пожалела об этом. Потому что у Курта сделалось такое лицо, будто она его ударила. И глаза, эти прекрасные чёртовы огромные глаза смотрят на неё как на злую ведьму, обижающую детишек. Как можно было посадить его в клетку, как?! Нет, конечно, сажать в клетку кого бы то ни было... Но Рэйвен до остального мира дела нет. — Когда я здесь жила, нам было не до животных, — примирительно добавляет она, незаметно ускоряя шаг. — Может, сейчас уже держат. — Если так, то это… — Курт произнёс что-то немецкое, длинное и непонятное. Он делал так постоянно, и Рэйвен как-то не решалась поправлять его. — В цирке у нас было очень много животных. Они меня обожали, я много времени с ними проводил… Рэйвен была в цирке только один раз - ещё с Чарльзом, в далёком детстве. Он запомнился ей атмосферой праздника, всеобщим хохотом и сладкой ватой, которая тогда показалась ей чудом. Но вид цирковых зверей тогда заставил её горько плакать. Ей ли не знать, каково это — быть всеобщим посмешищем? — Я спокойно заходил в клетку к тиграм, и они меня не трогали, — Вагнер неловко оттянул рукой воротник своего нелепого циркового костюма, окровавленного и рваного. Рэйвен почувствовала укол совести за то, что не купила Курту что-нибудь из одежды. — С животными было всегда немного проще. Особенно с котами… Ну, то есть, тигры тоже коты… Проще. Конечно проще, животные не сажают друг друга на цепи. А вот с ним, со всей его детской простотой и невероятной наивностью, это провернули. И он не выглядит озлобленным или обиженным, вовсе нет. Разве что несчастным, пусть он и старается это скрыть, но Рэйвен достаточно проницательна. Впрочем, для того, чтобы это разглядеть, не нужно было быть ясновидящей. Рэйвен подходит к дверям особняка вплотную, и что-то внутри неё замирает. Воспоминания травят душу, роясь в голове красочным калейдоскопом из людей, слов и чувств. Нельзя, чёрт побери, постоянно возиться с осколками, но Рэйвен раз за разом нарушала эту незримую истину, пока та не потеряла всякий смысл. Она стёрла все мыслимые и немыслимые границы, наплевала на все правила, ей же созданные. Уже поздно сожалеть и рвать на себе волосы. Поднять голову, натянуть улыбку — и вперёд. Быть может, теперь у неё есть тот, для кого хочется это сделать... Просто потому что "позади" ничего нет. Курт деликатно делал вид, что его очень интересует цвет неба, пока Рэйвен в прострации стояла у дверей. Он вежливый до безобразия, и Мистик к этому ещё не привыкла. Каждый раз, когда он открывал перед ней дверь или подавал руку, ей отчаянно хотелось рассмеяться и подколоть его, но она сдерживалась. Курт был слишком непохож на остальных подростков. Наверное, ему будет сложно в школе… Какое-то время. Мистик была уверена в том, что эти яркие глаза успеют покорить не только её одну. Рэйвен давит рвущийся наружу тяжелый вздох и толкает дверь на себя, опережая Курта с его вездесущими замашками джентльмена. И отступать уже вроде как поздно. Особняк встречает их шумом, гамом, играющей откуда-то музыкой и носящимися туда-сюда детьми. Одна девочка, блондинка с очаровательными косичками, невозмутимо пробежалась по потолку, её подруга помчалась за ней — по полу, правда. Рэйвен усмехнулась. Приятно было находиться в месте, где мутанты могут не скрываться и быть самими собой. Особенно когда их так много. Курт восхищенно заулыбался и что-то забормотал себе под нос, хорошо если не молитву. Его религиозность удивляла Рэйвен больше всего, с этой его особенностью она ещё не свыклась и не была уверена, что когда-нибудь сможет. В этом была даже какая-то извращённая ирония — как так могло получиться, что сын демона стал ярым католиком? Сама Рэйвен, за всю жизнь отправившая на тот свет немало людей, гнала от себя мысли о религии. Перечисляя все её грехи, недолго сойти с ума… Или, что куда реалистичнее, просто сбиться со счета. — Рэйвен? Она оборачивается (она не хочет, но оборачивается) на до боли знакомый голос. Нет, разумеется, она рада… Пусть тревожное гудение в мыслях и свидетельствует об обратном. Нелегко ворошить забытое, но она это делает не ради себя. И ведь в этом ничего «такого» нет. Встреча старых друзей, только и всего. — Привет, Хэнк, — Рэйвен так пристально вглядывается в его лицо, уже начавшее стираться из её памяти, что ему становится неловко. Это всё тот же Хэнк. Он так же переминается с ноги на ногу, смущенно улыбается, в излюбленном жесте машинально взъерошивает тёмную челку. А ещё он почему-то не в облике Зверя, но Рэйвен это не волнует. Наверное, Хэнк использует какую-то сыворотку или что-то вроде того. Хэнк нерешительно приблизился, а затем, рассмеявшись, притянул её к себе. Объятие вышло несколько неловким, но Рэйвен вдруг впервые за долгие годы почувствовала себя по-настоящему в безопасности. И она, чёрт побери, не знает, виноват ли в этом дом, в котором она выросла, или Хэнк, по которому она, оказывается, так скучала. — Ты почти не изменилась, — шепнул он, чуть сжав её плечо. В его голосе Рэйвен почему-то померещился приглушённый рык Зверя, и она мягко отстранилась, отмечая мелькнувший в глазах Хэнка огонёк разочарования. Смешно. Неужели он считает, что между ними ещё что-то может быть? — И ты тоже. Разве что немного посветлел, — они оба рассмеялись, и былое напряжение немного рассеялось. — Хэнк, познакомься — это Курт. Возможно, твой новый ученик. — Очень приятно, — Маккой пожал руку прямо-таки сияющему Курту, бросив на Мистик странный взгляд. Догадался, чтоб его. — Джин! — окликнул кого-то Хэнк, и к ним подошла высокая рыжеволосая девушка, сжимающая в руках несколько книг. Её внимательные, острые глаза оббежали взглядом Рэйвен с Куртом и отчего-то насмешливо сощурились. — Ты не могла бы проводить Курта к профессору? Нам с Рэйвен надо кое-что обсудить. Джин одарила Хэнка тёплой хитрой улыбкой и, без лишних церемоний ухватив Курта за руку, повела его за собой. Рэйвен вдруг поняла, что она страшно нервничает и по старой привычке ковыряет лак на ногтях. Хэнк, странно помрачневший, пригласил её дойти до его лаборатории и поговорить там. По пути он не проронил ни слова. Мысленно Рэйвен подготовила целый список шаблонных оправданий. Чёрт, да с каких пор ей вообще надо перед кем-то отчитываться? Хэнк галантно пропустил её вперёд (сегодня, видимо, отмечали международный день джентльменов), при этом даже не взглянув на неё. Рэйвен была этому только рада: ей не хотелось ощущать на себе его тяжелый, пронзительный взгляд. И ещё больше она не хотела увидеть в нем обвинение. Потому что все оправдания мигом вылетели из головы, а старые аргументы казались глупыми. — Спустя столько лет... Рэйвен, кто он? — спрашивает Хэнк, едва захлопывается дверь лаборатории. Его голос кажется спокойным, но в глазах видно странное чувство резкой... нет, не злости, скорее обречённости. Рэйвен покусает губы. Смешно сказать — отчего-то она чувствует стыд. Как если бы Хэнк был строгим отцом, отчитывающем её за съеденные конфеты. Ай-ай-ай, как плохо, ты родила ребёнка. Только она никому не изменяла, мужей не уводила и так далее. Почему эта защита не работает?.. — Ты и сам знаешь, — тихо отвечает она, отворачиваясь. Берет со стола ручку, вертит между пальцами и чувствует жгучее желание провалиться под землю. — Рэйвен… Я могу ошибаться, — Маккой явно с трудом сдерживает себя, говоря без экспрессии, — но… — Он мой сын, Хэнк! — она не выдерживает, швыряя ручку о кафель так, что она буквально раскалывается пополам. Лужица чернил быстро расползается по ровным плиткам. — Ты хотел это услышать именно от меня, да?! — Я понял это сразу, едва взглянул на него, — Хэнк тоже повышает голос, — но ты не дала мне сказать. И кто счастливый отец? — Мы играем в угадайку? Рэйвен неосознанно хотелось его задеть, оттолкнуть. Пусть ему и будет больно смириться с положением дел, она должна сказать всё сейчас. Хэнку просто надо забыть всё то, что было между ними раньше... Удивительно, почему он не сделал этого до сих пор. Прошло столько времени... Рэйвен была уверена, что он женился, что у него есть дети - это был бы самый вероятный исход событий, самый ожидаемый. Дети у него действительно были, вон, целое поместье. Сегодня прибавился один. А кольца на безымянном пальце как не было, так и нет. — Азазель, — уголки её губ дёргаются вверх, создавая дурацкую издевательскую ухмылку, о которой она тут же жалеет. Ей не хотелось произносить это имя при Хэнке. Они становились лишними рядом. Хэнк, Азазель. Одно надо было вычеркнуть. Рэйвен видит тень, пробежавшую по лицу мужчины, видит, как он сжался при этих её словах. Ему больно. Он стискивает губы, отворачивает лицо, и мёртвую тишину лаборатории прорезает лишь сдержанный выдох сквозь его сжатые зубы. Она хочет подойти к нему сзади, положив руку ему на плечо. Прижаться к нему, услышать глухой стук его сердца и сбитое дыхание. Шепнуть, что всё будет хорошо, потому что она снова рядом, они могут быть вместе, что между ними не встанет никто и ничто… Но Рэйвен стоит на месте, скрестив руки на груди и искренне ненавидя себя за эту слабость. И сейчас между ней и Хэнком весь мир, а не это размытое «никто и ничто». — Как ты могла, Рэйвен? — почти шипит Хэнк, выпрямляясь. Ему трудно подавлять в себе Зверя, но Мистик раздражало то, что Хэнк пока ещё справлялся с этим. Лучше бы он рычал на неё, а не упрекал. Лучше бы набросился и перегрыз ей горло, тогда им обоим не пришлось бы больше терпеть этот мучительный разговор. — Он... он был нашим врагом, убивал наших друзей, как ты могла?.. — Хватит! В висках стучит, мир плывет начинает расплываться перед глазами. Мистик почти чувствует свою ярость на вкус, не сразу понимая, что от волнения она прокусила себе десну. Желание помириться с Хэнком сменяется желанием уязвить его как можно сильней. В Рэйвен просыпается мстительный ребёнок, и она хочет досыта его накормить. — Тебя не было на моём месте, — злобно выплёвывает она, подходя ближе, — и не тебе меня осуждать, черт тебя дери! Ты… — Что могло толкнуть тебя на это, что?! Насколько ты отчаялась?! — Хэнк сбивает со стола лампу, влетающую в стену и разносящуюся на тысячи стеклянных осколков. Его руки стремительно синеют, но Зверь виден не по его шерсти, а по тому, как этот совсем чужой мутант ненавидит её, Рэйвен, в эту минуту. Чувства отвергнутого возлюбленного мешаются с горьким предательством. Слишком взрывоопасная смесь для взвешенных решений и аккуратных слов. — Отчаялась? Да тебе просто неприятно из-за того, что это был не ты, да?! Не смей, — она понижает дрожащий от слёз голос, чтобы Хэнк ничего не понял, — меня отчитывать. Это не твоё дело... и никогда им не было, ясно тебе? Он разворачивается и уходит, оборвав диалог так резко, что Рэйвен даже не успела высказать и половины того, что хотела. Хэнк оставляет её в пустой лаборатории, хлопая дверью так, что она едва не слетает с петель, и замирает, тяжело дыша. Внезапно он понимает, что не зол на Рэйвен, нет. Он обижен, ослеплён бессмысленной ревностью, за него решали чувства, о которых он старался не вспоминать. Увидеть Рэйвен вновь оказалось чертовски больно. Хэнк старается себя успокоить. Да, Рэйвен ему не принадлежит. Да, с момента их последней встречи прошла целая жизнь. Рэйвен, быть может, никогда его не любила, и он не имеет права её отчитывать… Осталось только расписать этими лозунгами всю стену, и, наверное, Хэнк сможет в них поверить. А звучат они неплохо, почти как голос разума, к которому всё равно никто не прислушается. Через несколько часов Маккой отыскивает Рэйвен и с подчеркнутой вежливостью извиняется за своё поведение. Она сделала вид, что поверила — натянула кривую улыбку, сказала, что «тоже погорячилась» и протянула ладонь для рукопожатия, быстрого и нервного. Теперь их старой дружбе пришёл конец, но такой мир был всё же лучше открытой вражды... как же всё изменилось. И правда — целая жизнь.

***

— Что ты думаешь о возвращении Рэйвен? — задумчиво спросил Чарльз, рассматривая, как лучи солнца отражаются в стакане с холодным чаем. — Даже для меня это стало неожиданностью. Хэнк почувствовал жгучее желание выпить что-то покрепче травяного чая, но промолчал. Желания зачастую не имели с реальностью ничего общего. Ускоренный метаболизм всё равно не позволил бы Хэнку опьянеть, даже если бы он выпил литр залпом. — Меня больше заинтересовал её спутник. Я с ним, правда, практически не общался, но… - Маккой неопределённо пожал плечами. Когда он впервые посмотрел на Курта, ему будто пощёчину дали - пришлось призвать на помощь всё своё самообладание. Разумеется, он всё понял с первой секунды, и сначала только об этом думать и мог. А потом уже, выдохнув, обратил, наконец, внимание на кое-что более важное - впалые щёки, затравленный взгляд и поджатую перебинтованную руку. Он не знал всей истории, но сразу сообразил, что Курту пришлось несладко. — Я так и подумал, — Чарльз улыбнулся, но улыбка у него была невесёлая. Нельзя было сказать, почему именно, однако Хэнк видел застывшую на его лице сумрачную тревогу. — Он прекрасный юноша: умный, отзывчивый и на удивление добрый. И, что меня поразило больше всего, очень религиозный. Иронично, не так ли? — Да, — хмуро ответил Хэнк, отодвигая опостылевший стакан. — Очень. — Тебе он понравится. Курт будет хорошим учеником… Наверное, даже слишком хорошим. Может, ему потребуется наша помощь, чтобы влиться в коллектив. Или помощь Рэйвен. Ксавьер посмотрел на лужайку перед особняком, где младшие ученики играли в догонялки. Кажется, буквально на пару секунд его мысли унеслись куда-то далеко-далеко и от Рэйвен, и от Курта, и от этой комнаты. С ним такое случалось - он словно выпадал из этой реальности, его взгляд затуманивался, а на лице появлялось или рассеянно-расслабленное выражение, или, напротив, хмурая сосредоточенность. Маккой никогда не лез к нему в душу с расспросами. Если бы Чарльз захотел, он бы рассказал. — Он ни о чём не знает, Хэнк. Считает её просто помощником, своим спасителем, — Чарльз пожал плечами. — А Рэйвен не хочет ему рассказывать. Боится, что он не поймёт. — Но… Она останется? С нами? «Думай что хочешь, Чарльз. Ты и так знаешь всю правду, так что просто ответь», - неожиданно, но в Хэнке заговорило раздражение. Он привык считать себя рассудительным и терпеливым, но, очевидно, ему просто не доводилось проходить должных проверок на прочность. Вся эта ситуация... напоминала какую-то странную, несмешную, болезненную комедию. — Да. Нам ведь как раз нужен был новый преподаватель физкультуры, а уж в этом ей точно равных быть не может. И потом... Рэйвен хочет оставаться рядом с Куртом. Присматривать за ним. И - хоть она в этом и не призналась - быть поближе к нам. Чарльз всегда находил донельзя очаровательные синонимы к фразе "я прочёл это в мыслях". Хэнк усмехнулся, глядя на то, как друг меланхолично помешивал лёд в стакане с помощью трубочки. Кажется, он хотел сказать что-то ещё. — Дай ей время, — Хэнк не ошибся в своей догадке, — и не дави на неё. Она придёт к тебе, когда будет готова к этому. Это прозвучало так, словно Хэнк потребовал от неё всех признаний здесь и сейчас. Стоило, правда, быть честным с собой - он был слишком резок. Как ни странно, ему не было стыдно. — Ах да, — поставив стакан на столик, Чарльз сложил руки, сразу приобретя очень деловой вид, — кажется, у тебя будет шанс пообщаться с Куртом поближе. Я предлагаю вам вместе отправиться на задание. — Чарльз, — Хэнк покачал головой, — он здесь первый день, а ты планируешь пустить его в дело? К тому же, насколько я помню, у него есть какая-то травма. — Я не собираюсь заставлять его обезвреживать бомбы, и рука ему в этом деле тоже не понадобится. Курт — телепорт, и это может нам помочь в поимке... кхм, в поиске одной девушки. Той, про которую я тебе рассказывал этим утром. Новость Хэнк прочёл в утренней газете свежайшего выпуска. Случай произошёл в Грейтауне, небольшом городке недалеко отсюда. Старшеклассница Хельга Максимофф - он ещё, помнится, отметил, что у неё необычное имя и фамилия - из-за чего-то устроила энергетический взрыв и разрушила свою школу. Все мысли Хэнка были заняты этим происшествием... а потом приехала Рэйвен, и всё это вылетело у него из головы. — «Разнесла» — слишком громкое слово, - Чарльз, как обычно, не утруждал себя ожиданием и сокращал диалог телепатией. - Пресса любит всё преувеличивать. В школе разрушено пара стен, не более, человеческих жертв, не считая нескольких переломов, тоже нет. Девушка сбежала, но далеко уйти не могла. — Ты уже отследил её? — Разумеется. Но связываться с ней таким методом нецелесообразно. Поэтому я и хочу, чтобы поехал ты, а Курт - вместе с тобой. Хэнк догадывался, что за решением Чарльза стоит что-то кроме истинно благих намерений доставить Хельгу в школу в ценности и сохранности, но не захотел пускаться в расспросы. Ему действительно хотелось узнать Курта получше, и, в общем-то, у него не было аргументов просить взять с собой кого-либо другого. Их новый ученик, конечно, обладал крайне приметной внешностью, однако они и не собирались ни от кого прятаться. Сразу два новых ученика - он и не припомнил, чтобы с ними такое случалось. Учебный год обещал быть увлекательным...