***
Хэнк говорил, что Институт расположен в старинном родовом поместье, и Хельга настроилась на что-то величественное. Вот только то, что предстало перед её глазами, больше походило на Букингемский дворец. Чинные лужайки, витиеватый забор и ровно подстриженные кустики это впечатление только усугубляли. Хельга бы нисколько не удивилась, если бы сейчас в лобовое стекло машины прилетел бы шарик для гольфа. Во всяком случае, в кино аристократов изображали заядлыми любителями клюшек и лунок, а у неё других источников знаний про богачей не было. Выйдя из машины и ещё раз окинув взглядом то, во что она была одета, Хельга внезапно пожалела, что у неё не было розового платья по колено, что с утра она на кой-то чёрт накрасила губы тёмной помадой, и что, в конце концов, на малолетнюю наркоманку она похожа больше чем на юную пансионерку. Потому что на ней огромный чёрный свитер и на шее, как у дочери вождя племени аборигенов, куча кулонов (она решила не морочиться с выбором и просто надеть всё и сразу). Сделать приличную прическу она, само собой, не потрудилась. Осталось только надеяться, что с порога пинка ей не дадут. Внутри оказалось необыкновенно тихо. Хельга подозрительно огляделась, но не нашла ничего пугающего. Красиво, как в музее, на удивление чисто и пахнет какими-то травами. Ковры, стеклянные лампы и резная деревянная лестница. Дворецких, слава богам, не наблюдалось. — Сейчас идут уроки, — Хэнк откатил её небольшой чемодан к стене, — и перемена нескоро. Я отведу тебя к Чарльзу. Курт, думаю, тебе лучше отдохнуть с дороги. — Я в порадке, я могу начать учиться, — Курт запротестовал с таким возмущением, что Хельга едва сдержалась от усмешки. Уголки её губ слегка дрогнули, но этого, кажется, никто не заметил. — Это не обсуждается, — Маккой одобряюще улыбнулся, — иди. Ты почти не спал ночью. Хельга тоже не спала. У неё было очень интересное времяпровождение под названием «слушать, как два ботана сотрясают воздух». Когда Курт злился или был чем-то недоволен, он тихо и коротко рычал. Возможно, у людей без клыков этот звук был обычным стоном, но вкупе с ними зрелище получалось колоритным. Этот его рык, занял, правда, полсекунды: Курт мгновенно испарился в синеватой дымке. Хельга поёжилась. За несколько дней путешествий она не успела привыкнуть ни к его постоянным перемещениям, сопровождавшимся странным звуком, похожим на биение хлыста, ни к его малопонятной речи, ни к донельзя утомляющей правильности. Остаётся надеяться, что этот особняк действительно настолько большой, каким показался снаружи, и что они с Куртом будут пересекаться как можно реже. Пока Хэнк вёл Хельгу к тому, кого он называл профессором, она успела как следует осмотреться и даже немного успокоиться. Нигде не было хрупких пятисотлетних ваз, раритетных сервизов и хрустальных бокалов, зато на стенах висели гармонично подобранные картины, и вместо присущего старым домам запаха затхлости на втором этаже пахло деревом и розами. Хельга по-прежнему казалась себе здесь лишней, но пока не было видно других детей, жить с этим всем было можно. Вазы, розы... Подумаешь. И штукатурка тут, наверное, сыпаться не будет. — Волнуешься? Они остановились у высоких темно-красных дверей, и Хэнк, на секунду застыв, постучался. — Нет, — соврала Хельга. — Надеюсь, он не похож на других стариков и не будет читать мне трактаты о высокой морали? Почему учёный расхохотался, девушка поняла только две секунды спустя, когда они вошли в кабинет. Молодой мужчина, окидывающий её пронзительно-насмешливым взглядом, меньше всего походил на нудного дедушку, а ведь именно таким она себе его и представляла. Хельга почувствовала предательский румянец на щеках и застыла в дверях, не зная, куда себя девать. — Нет, на сегодня мы обойдёмся без трактатов и догм, — весело сказал мужчина, откинувшись на спинку кресла. Инвалидного или ей показалось? Чёрт, да кто ж из них с Хэнком больший кретин, раз она ничего не знает об этом профессоре?.. — Здравствуй, Хельга. Меня зовут Чарльз Ксавьер, и я директор этой школы. Твоей новой школы. Чарльз был одет в обычную клетчатую рубашку, его короткие волосы были растрёпаны, как у ребёнка. Не похож он на директора, но оно и к лучшему. Директор грейтаунской школы, к примеру, больше походил на завсегдатая клуба анонимных алкоголиков, чем на педагога. — Э-э-э-э… Здрасьте, — выдавила она из себя, неуверенно кивнув. — Я… Хельга. Какой может быть вид у человека, который называет своё имя тому, кто его только что назвал? Вряд ли умный. Чарльз, однако, снисходительно кивнул. Возможно, туповатыми студентками его было уже не удивить. — Присаживайся. Думаю, нам есть о чём поговорить. Новый ученик — всегда большое событие. — Не буду вам мешать, — отчаянные взгляды Хельги, очень не хотевшей оставаться с профессором наедине, Маккой проигнорировал с тенью улыбки. Вот урод. — Мне нужно внести тебя в базу данных и разобраться с документами. Уже выходя, Хэнк озорным шёпотом добавил: — Он тебя не съест. Дверь захлопнулась, а Максимофф всё стояла дура дурой, пытаясь надумать, как бы Чарльз не решил, что с головой у неё не всё в порядке. — Об этом не беспокойся. Все мы волнуемся, когда оказываемся в незнакомом для нас месте, и это ещё не повод считать себя сумасшедшей… Сука, сука, сука! Хельга с очень большим трудом отказала себе в удовольствии с громким «твою мать» ударить себя по лбу. Сколько можно сраных сюрпризов?! Уж что-что, а свои нецензурные мысли она предпочитала держать при себе. Но нет. Десять провалов из десяти, день начинается как нельзя волшебно. Продолжая отчаянно краснеть, Хельга с грацией пенсионера-паралитика плюхнулась в кресло и тут же едва не вывалилась из него. Хуже быть уже не может, так что можно было смело падать и делать вид, что так и было задумано. В кабинете Профессора основное внимание привлекали гигантские шкафы, заставленные разноцветными книгами, и цветы в горшках, ухоженные и наверняка залюбленные. Особенно Максимофф умилила бамбуковая пальма, на которую были навешаны тряпичные игрушки. Некоторые горшки были совсем простыми, некоторые же были разрисованы явно детской рукой, что резко контрастировало с классическим интерьером комнаты. Хельга, у которой как-то раз даже кактус медленно сдох, почувствовала укор совести. Она никогда не была предрасположена к уходу за кем-либо - ни за растениями, ни за животными. За цветами в доме ухаживала тётя. — Горшки разрисовывали ученики, — в мелодичном голосе Чарльза послышалась нежность. — Мне уже и ставить их некуда, но отказывать детям очень трудно. Один из горшков был украшен не обычной размазней, а сложным и многокомпонентным рисунком ярко-оранжевого феникса с раскинутыми крыльями. Максимофф, которую и талант рисования обошёл за версту, по-доброму позавидовала художнику. — Красиво, не так ли? Это рисовала Джин Грей. Она твоя ровесница, и, как мне кажется, у вас будет много чего общего. — Например? — скептически хмыкнула Хельга. Когда взрослые говорили «у вас найдётся много общего», они, в основном, говорили о кружках по вышиванию в младших классах. — Магия. Хельга пытливо посмотрела на Чарльза. Глаза у него были совсем голубые, едва ли не прозрачные, немного лукавые. Страха в них не было. Он смотрел так, будто понимал её, будто мог её понять. Это почему-то успокаивало, давало иллюзорное ощущение надежности и защиты. Словно войдя в это поместье, Хельга попала под чьё-то тёплое крыло. — Что вы знаете о моей... об этих силах? — спросила она, нервно скрещивая руки на груди. Навешанные друг на друга кулоны возмущённо забряцали. — Не так много, как мне бы хотелось, — профессор пожал плечами, — но мне кажется, что это поправимо. То, что я видел по телевизору, впечатляет… Однако наблюдение вживую всегда даёт гораздо больше. Судя по всему, это был намёк. Максимофф довольно нерешительно вытянула с полки несколько книг с помощью магии, и, пустив их полетать по комнате, вернула на место. Вряд ли такой дешёвый перформанс мог произвести на Чарльза впечатление. — Что скажете? — спросила она, предотвращая неловкую паузу. Улыбка на лице профессора как-то незаметно исчезла, и теперь его лицо выражало только сосредоточенность. Он задумчиво нажал на какую-то кнопку и проехался по кабинету (чёрт, всё-таки кресло), не отводя глаз от книжной полки. — Думаю, ты специализируешься не на подъеме книг, верно? — он повернулся к ней, и Хельга заметила, что вредная привычка закусывать губы и его стороной не обошла. Когда Чарльз так делал, он выглядел едва ли не подростком. Сколько ему, интересно, на самом деле лет? — Я не знаю, на чём я специализируюсь, — с неожиданной и ненужной злостью вдруг выпалила она. — Я не могу это контролировать. Могу, точнее, но не всегда. Чарльз никак не отреагировал на краткую вспышку её гнева, лишь подъехал поближе. — Помнишь, я говорил тебе про Джин? Её способности несколько схожи с твоими. Тоже телекинез, телепатия, контроль разума. Однако Джин — это некий накопитель, если можно так сказать. Она не генерирует энергию, а преобразует её. С тобой всё иначе, а что именно, мы поймём уже скоро. — А вы не боитесь? — не выдержав, Хельга задала этот вопрос, выплюнула точно припечатала. — За вашу школу, за учеников? Не боитесь принимать меня в их ряды? «Потому что я бы боялась», — озвучила она в своих мыслях, уже понимая, что профессор их слышит. Не хотелось завышать собственные достоинства, но ведь она даже не знала хотя бы примерных границ своим способностям. — Хельга, — подъехав почти вплотную, Ксавьер протянул ей руку. Она неуверенно её приняла и тут же этому обрадовалась. Прикосновение профессора почему-то успокаивало. — Ты думаешь о себе хуже, чем являешься на самом деле. Я знаю больше чем другие, вижу людей насквозь. И пусть твои силы ставят мне некие барьеры, я уверен, что за ними не спрятано никакого зла. Несмотря ни на что ты остаёшься подростком, которому на плечи взвалили огромную силу и приказали разбираться с ней самому. Ты не справляешься, и так и должно быть. Но теперь у тебя есть мы, и мы тебя не бросим. — Потому что не бросаете «своих»? Мутантов? — угрюмо спросила она, решив держать оборону до конца. — Потому что мы помогаем тем, кто в этой помощи нуждается, — в тон ей ответил Чарльз. — Но силой тебя здесь удерживать никто не будет. Это не тюрьма. Хельга вжалась спиной в кресло, и её пальцы соскользнули с руки профессора. Шутит он, что ли? Как будто не знает, что его Институт — её последний шанс, и что ей от него никуда не деться. Сиди себе и не рыпайся, а чуть что — ошейник на шею и в подземную тюрьму. Все слова про бесконечную любовь к мутантам пока что оставались словами, а люди продолжали их опасаться, и понять их можно было. — Поверь, инцидент в твоей школе, как и в Мэриленде — это не трагедия. Всё закончилось хорошо и даже лучше, чем можно было надеяться, потому что новости едва ли вышли за предел нескольких штатов. Мутантов много по всему миру, больше, чем ты можешь себе представить. За каждым не уследить. Хельга, привыкшая считать себя кем-то вроде прокаженного урода, испытала щемящее чувство облегчения. Наверное, ей не стоило давать чувству собственной уникальности разрастаться так масштабно, но пару дней назад она, можно сказать, впервые встретилась с "настоящими" мутантами. Линда и Питер как члены семьи были не в счёт. Откуда же ей знать, сколько их всего? — Много, — эхом повторила она, машинально накручивая на палец прядь волос. — Насколько много? Число растёт? На секунду Чарльз о чём-то задумался. Он продолжал смотреть Хельге в глаза, но в то же время не концентрировал взгляда. Он… он словно вспоминал кого-то, о ком ему напомнил этот вопрос. Или Хельге это показалось. — Да, и довольно быстро. Так называемый ген Х, формирующий дополнительные цепочки ДНК или пересобирающий имеющиеся, является доминантным. В данный момент, правда, меньше одного процента от всех жителей планеты являются мутантами. Хельга криво усмехнулась, зажигая на кончиках пальцев маленькие искорки. В ней вдруг заиграла своеобразная ревность. — Выходит, мои силы не так уж и уникальны, профессор? — Силы каждого мутанта уникальны… в какой-то степени. Дети иногда получают способности, схожие с теми, что были у их родителей. Перед глазами Хельги вдруг встал образ мамы, с которой они не виделись вот уже полгода. Джесса Максимофф, каким-то неизвестным жребием являющаяся обычным человеком, родившем двоих детей-мутантов. Не исключено даже, что троих: Хельга подозревала, что способности у Лиры, её младшей сестры, тоже могли в скором времени пробудиться. В генетике Хельга не разбиралась, но даже ей была ясна простая истина о том, что их с Питером отец был мутантом. Мама о нём говорить отказывалась. Они просто росли с мыслью о том, что никакого папы у них как бы и нет, и в целом их это даже устраивало. Однако в глубине души Хельга хотела однажды его найти — просто чтобы взглянуть в глаза (серые или серо-голубые, судя по всему) и спросить, как ему живётся, зная, что у него есть двое взрослых детей. Может быть, он удивится и захочет пообщаться побольше, а может, сделает вид, что их с Питером просто не существует. Нет, она всё-таки сентиментальна. — Я не знаю, — сказала она и сама удивилась тому, сколько грусти прозвучало в её голосе. — Не знаю, кем был мой отец. У вас там нет взрослых знакомых на примете с подобной магией? Найдём, устроим счастливое семейное воссоединение. Зная свою маму, Хельга со всей честностью могла утверждать, что это самое воссоединение вполне может кончиться похоронами едва обретенного родственника. Джессе Максимофф, быть может, и недоставало чувствительности, а вот решимости было хоть отбавляй. — Может быть, — неожиданно серьёзно ответил профессор, — но это позже. Надеюсь, нам удалось произвести на тебя благоприятное впечатление? Вслух Хельга сказала только дежурное «да», а в мыслях прокрутила многозначительное «у-меня-всё-равно-нет-выбора». В ответ на это в её голове прозвучало его «со временем ты будешь считать по-другому». Забавно. Чарльз отвечал ей с неизменной улыбкой, не поддаваясь на провокации. Для Хельги это было непривычно, в его присутствии она несколько терялась. Профессор словно бы излучал какую-то ауру умиротворения и надёжности, в которой хотелось укрыться от всех проблем. Максимофф привыкла общаться с людьми по-другому, и сейчас со стороны выглядела, наверное, просто как малолетняя дурочка. Странно, но... Рядом с Куртом Вагнером она чувствовала нечто похожее. Вперемешку, правда, с сильным раздражением. — К чёрту, — выдохнула она. — Я согласна со всем и во всём. Делайте со мной что хотите, только на улицу не выгоняйте. Правда, ученица я так себе и готовлю не очень. Нет, то есть, я могу, но... Чарльз рассмеялся. Вроде бы он не счёл её очень надоедливой, для начала это неплохо. С предыдущими её учителями всё было не так гладко. — Думаю, пора перейти к формальностям. Их не очень много, но упомянуть всё же стоит. Школьная программа у нас несколько отличается от обычной, но дети обычно быстро к этому привыкают. Ты любишь спорт? Спорт в грейтаунской школе означал унылый бег, грязный зал и наркомана-учителя. Чтобы не терять хоть какую-то форму, Хельга тренировалась сама, но назвать эти меланхоличные потягушки спортом язык не поворачивался. — Тебе может показаться, что мы готовим детей к худшему, что будет в жизни. Отчасти это так и есть. Тренировки у нас ежедневные, но добровольные. Гимнастика, стрельба, полоса препятствий, боевые искусства. При большом желании можно сидеть на лужайке и вышивать крестиком, но я всё же не советую. Единоборства... кхм, это более применимый в жизни навык. Шутки шутками, а вышивать Хельга, кстати, умела. Криво, конечно, но что поделать, когда тёте Линде было настолько скучно, что она решила учить свою непутёвую племянницу «женскому искусству»? Закончилось всё тем, что новоявленная искусница превратила пяльцы в щепки и ушла спать. — Я развею твои опасения: школьной формы у нас нет, как и строгих правил. Однако курить на глазах у учеников, — профессор проигнорировал обращённый к нему льдистый взгляд, — не стоит. «Всё равно не брошу», — с мрачной решимостью подумала Хельга. Чарльз философски пожал плечами и добавил: — Ты устала. Впереди у тебя нелёгкие дни, поэтому лучше отдохнуть. Не так давно школу покинули несколько выросших учеников, и у нас есть пустующие комнаты, поэтому мы с коллегами решили, что тебе будет лучше первое время пожить одной. Пойдём, я провожу тебя. Хельга чуть не ляпнула что-то вроде «не пойдём, а поедем». Да уж, здесь будет трудно постоянно следить за языком. Как ни крути, в этих стенах она ещё не скоро станет «своей». Так или иначе, а с внешним видом надо будет что-то сделать. Стоит, наверное, хорошенько порыться в чемодане, может, там найдётся хоть что-то приличное, в чем не стыдно будет ходить на уроки. Чарльз проводил Хельгу до конца коридора и ушёл (уехал, получается), сказав, чтобы, закончив осмотр комнаты, она подошла в кабинет к Хэнку. Также он вручил ей крохотный ключ, который у неё были все шансы потерять в этот же день. Хельга нерешительно толкнула дверь. Комната оказалась просторной, пусть и несколько нежилой. Должно быть, она долгое время стояла необитаемой. Мебели в ней было немного: широкая двухместная кровать, стол, книжный и обычный шкаф, комод и диван. Всё было выполнено в серо-фиолетовых тонах, то есть, с одной стороны — элегантно и сдержанно, а с другой — скучновато. Со всем этим Хельгу примирило то, что за длинными занавесками прятался выход на балкон (настоящий, с гладкими мраморными балясинами), а ситуация, в целом, была поправима. В конце концов, уже через несколько часов здесь будет привычный беспорядок. Решив, что миссия выполнена и остальное можно и потом осмотреть, Хельга, по велению профессора, отправилась к Хэнку. Учитывая то, что дорогу ей никто не удосужился показать или рассказать, ещё минут десять она петляла по этажам и коридорам, прежде чем догадалась создать поисковый импульс и пойти за ним. Яркий свет пульсара слегка ослеплял, и когда он исчез прямо у нужной двери, девушка по инерции сделала ещё один шаг и приложилась лбом о дверь. Хороша ведьма, нечего сказать. — Эй, — Хэнк вынырнул из-за двери, как чёрт из табакерки, — что это было? Хельга с невозмутимым видом потёрла пятно на лбу: — Поисковый импульс. — Как ты его создала? — Э-э-э… Ну, просто взяла и создала по образу из головы, — Максимофф твёрдо решила играть в идиотку до конца, раз уже начала. Всё равно она не смогла бы внятно объяснить природу своей магии, да и вообще этим должен был заниматься Хэнк. Вот пусть и разбирается. — Невероятно, — пробормотал тот себе под нос, — полное подчинение сознанию, ментальный контроль… Нам с тобой придётся повозиться, Хельга. — Время у нас есть. Я здесь надолго застряла, — усмехнулась она, мысленно прибавив к этому «если не навсегда». Остаётся надеяться, что Хэнк телепатом не является, хватит с неё таких сюрпризов на сегодня. Следующие полчаса прошли в распросах: как жизнь, как самочувствие, что есть можно, а что нет, есть ли наследственные заболевания и аллергии, как дела с учёбой и так далее. Хельга честно отвечала, что она личность малоинтересная, редко, если не считать лёгкий кретинизм, болеющая, не особо успевающая в технических предметах и обращающаяся на «вы» к физическим нагрузкам. После этого Хэнк предоставил ей шанс убедиться в том, что её посадили в тюрьму для малолетних, поскольку сфотографировал в анфас и в профиль и взял отпечатки пальцев. Он здесь, видимо, был и за повара и за сторожа, поскольку анализ крови и рентген делал тоже он. Интересно, в школе вообще кто-нибудь был, кроме него и Чарльза? — Я внёс тебя в базу данных, — сообщил он после сорокаминутной экзекуции. — Теперь ты ученица не только на словах, но и вполне официально. Расписание уроков я дам тебе чуть позже, также назначу часы, когда ты будешь приходить в эту лабораторию. Договорились? У Хэнка было открытое, доверчивое лицо, глаза ребёнка и явная привычка обращаться к ученикам слегка покровительственно. Хельга не могла не признать, что он ей понравился, хоть он и определённо что-то скрывал. — Да. Я могу идти? — Разумеется. Через пять минут уроки заканчиваются, и ты сможешь познакомиться с твоими новыми одноклассниками. Я, пожалуй, тоже отдохну, — Маккой снял очи и потёр переносицу. Хельга вспомнила, что он без устали вёз её сюда, и, давя укоры совести, сказала: — Спасибо вам. За то, что привезли и… ну… да. Спасибо. Несмотря ни на что, Максимофф по-прежнему не могла до конца им доверять. Ни Чарльзу, ни Хэнку, ни кому-либо там ещё. Пусть не думают, что она сдалась, а она пока подождёт. Верой разбрасываться не стоит. — Всё в порядке. Если Курт не спит, думаю, будет неплохо, если вы вместе осмотрите территории. По правде сказать, это и его первый день в Институте: как только он приехал, Чарльз настоял, чтобы я взял его с собой и мы вместе поехали искать тебя. Хельга упрямо вздёрнула подбородок. Почему-то весь мир вокруг (пока что в основном Хэнк) старался убедить её в том, что Курт Вагнер — ангел во плоти, но этими суждениями они ещё больше укрепляли глухую стену её презрения. Но с Хэнком своими чувствами она делиться не спешила. — Передам спасибо и ему тоже, — довольно равнодушно сказала она, постаравшись придать себе невозмутимый вид. Маккой хмыкнул, но промолчал. Должно быть, такого рода мелкие проблемы его не слишком волновали. В коридоре протрещал звонок, самый обычный, какой бывает во всех школах. Хельга поёжилась. Мысли о новых знакомствах не слишком радовали её, привыкшую к уединению и одиночеству. Невольным жестом она натянула рукава свитера почти до пальцев, словно защищаясь от незримого присутствия эфемерной толпы. Делать, правда, было уже нечего. Обречённо кивнув Хэнку, девушка выскользнула из его кабинета и устремилась вниз. Хельга сама не заметила, как перешла на бег. В комнату она влетела с таким видом, будто убегала от оравы разъяренных троллей. Ну всё, она одна, можно и отдохнуть… О нет. Чёрт. Чемодан. Чемодан остался на первом этаже! — Твою мать, — выплюнула Максимофф, сползая по двери вниз. Свои остатки везения на этот день она явно растратила.***
Когда в дверь постучали, Хельга лежала на кровати с твёрдым намерением никуда не выходить до утра. Ей хотелось, конечно, немного модернизировать комнату и разобрать вещи, но ни с кем не разговаривать хотелось больше. Однако стук вышел вполне убедительным и настойчивым, поэтому притворяться мёртвой было бесполезно. Хельга даже соизволила встать, что для неё было почти подвигом, и открыть дверь, на пороге которой оказалась, видимо, одна из учениц: — Хельга, я так полагаю? — Ага, да. То есть, да, это я, — Максимофф вяло улыбнулась. — Я Джин. Меня сюда послал Профессор. Это, судя по всему, и была та самая Джин Грей, про которую Чарльз и Хэнк мимолётом рассказывали Хельге. Она оказалась высокой рыжеволосой девушкой с непроницаемо умным лицом и твёрдым взглядом больших голубых глаз. Джин стояла, скрестив руки на груди и неприкрыто, почти нагло рассматривала новую соседку, слегка покусывая нижнюю губу. Выглядела она как местная королева, к которой привели потенциальную узурпаторшу трона. Воспользовавшись заминкой, Хельга решила тоже как следует разглядеть бесцеремонную Джин. Она была красива, что и говорить, по-нереалистичному красива. Огромные глаза, темно-рыжие волосы, завитые и разбросанные по плечам в живописном беспорядке, высокие острые скулы. Джин явно была из тех, кто любит выглядеть ярко: её губы были накрашены вызывающе алой помадой, а глаза густо подведены. Эту девушку окружала невесомая аура эдакой монаршей снисходительности, и её гордая осанка и независимый вид только усугубляли это. — Ага. Привет, — Хельгу игра в гляделки достала первой. Если эта Грей уже считает её врагом номер один, лучше закончить всё побыстрее. — Я тебя немного иначе представляла, — вдруг честно сказала Джин, и от улыбки её лицо словно прояснилось. — Такой заносчивой, горделивой, на каблуках. Что ты будешь стоять с сигаретой между пальцев, жвачкой во рту и называть всех идиотами. Не выдержав, Хельга улыбнулась: — Лестно. И кому я обязана столь яркому портрету? — Мне, это я услышала мысли Профессора, — Джин и бровью не повела. — Но ты, кажется, не такая. На одну школу здесь был явный переизбыток телепатов. — Жвачку найти нетрудно, а сигареты у меня в куртке, — Максимофф пожала плечами. — Допустим, с характеристикой разобрались. Меня он зовёт или что? — Просто попросил показать тебе, где и что. Сказал, что мы с тобой друг другу понравимся. Да уж, за словом она в карман не полезет. Но оно и к лучшему — надменности в Джин было ни следа. Скорее какая-то собранность, закрытость. Без лишних слов Хельга пошла за ней на улицу, старательно избегая зрительного контакта с остальными заполнившими коридор людьми… Мутантами, то есть. Её теперь окружают мутанты, и к этому тоже надо привыкать. — Уже разобрала вещи? — у Джин оказался невероятный талант за две секунды располагать к себе людей, и в её компании было неожиданно комфортно. Она говорила с Хельгой так, будто они были уже давным-давно знакомы, и последней это почему-то нравилось. — Хотя если это твой чемодан у двери стоял, вопрос бессмысленный. — Какого он цвета? Чёрный с наклейками? — Он самый. Нет, значит. Интересно, какая добрая душа перенесла этот злосчастный чемодан наверх, если о новой комнате Хельги знал только Чарльз, а вот теперь ещё и Джин. Профессор при всём желании с таким бы не справился, а Грей вообще не знала, кому чемодан принадлежит… Странно. — Комнатка мрачновата, — невзначай бросила Максимофф, не желая думать над таким «важным» вопрос. Кто-то принёс да и шут с ним, ей же меньше проблем. — Только гроба в ней не хватает. — Здесь все комнаты такие, это довольно старое поместье. Некоторые успели переделать, над другими не заморачивались. В той, в которую тебя поселили, раньше жила моя подруга. В начале лета она уехала, выпустилась, можно сказать. — А сколько лет здесь учатся? — Хельга вдруг поняла, что этого вопроса она не задавала ещё никому. На что-то подписалась, а на что, сама не знает. Джин легко перепрыгнула через несколько последних ступенек и, на ходу натягивая куртку, выбежала во двор. Хельге с её патологической способностью путаться в своих ногах и спотыкаться обо всё подряд оставалось только завидовать тому, насколько её новая знакомая была грациозна и изящна. — Сколько хочешь, — ответила Грей, когда Хельга нашла её на улице. — Для многих Институт является единственным домом, в том числе и для меня. Вырастая, ученики становятся учителями, новым поколением Людей Икс. Вот только не говори, что ни разу этого названия не слышала. Даже если бы она и не слышала, виду бы не подала. — А что за подруга? — Китти Прайд. Мы звали её Призрачной Кошкой, она умела проходить сквозь стены. Ей исполнилось двадцать один, и она не захотела больше оставаться здесь. Перспектив не видела, — Джин фыркнула, но в её взгляде Хельга разглядела глубоко запрятанную обиду. Терять друзей всегда больно, пусть даже они и покидают тебя не из пустой прихоти. — Это нормально. Сейчас она переехала в Колумбус, устроилась на работу и пытается жить как все. Мы редко общаемся. Джин задумчиво облизнула накрашенные губы. Наверное, она могла бы сыграть настоящую femme fatale в каком-нибудь напыщенном боевике — настолько выверенным и роскошным был весь её образ. Вся в чёрном, с красными губами и ногтями, ещё выигрышнее она смотрелась рядом с растрёпанной Хельгой, которая, впрочем, и не собиралась ни с кем тягаться в красоте. На таком поприще она не боец, что поделать. Грей повела её вокруг поместья, перемежая рассказы о жизни с кратким описанием местности: — На переднем дворе у нас клумбы-фонтаны и делать там особо нечего, если что-то происходит, то только на заднем. Территория большая, всю за один вечер не обойти. В половине лиги отсюда есть большое озеро, где-то было ещё одно, подальше. Вон там, — Джин махнула рукой куда-то вдаль, — футбольное и баскетбольное поля, ещё одно запасное, зимой мы делаем из него каток. Ещё есть полоса препятствий, но её отсюда не видно. Ну всё, осмотр закончен, дальше сама разберёшься. Пойдём прогуляемся. Они с Джин заходят в рощу, пахнущую хвоей и опадающими листьями. Деревья, уже полностью пожелтевшие, кажутся Хельге словно вызолоченными шальным художником, и она даже подбирает несколько особенно ярких кленовых листьев. Голоса играющих на площадке детей постепенно затихали, словно запутываясь в прозрачном вечернем тумане. — Расскажи о себе, — внезапно просит Джин. — Что-нибудь. Хельга не любит таких вопросов, потому что не знает, как на них отвечать. Если не упоминать ничего про магию, она самая обычная девчонка, которая ничего толком не умеет. Её силы — её главная характеристика, и, видимо, без них она ничего не значит. Нехорошо так думать о себе, но ведь это правда, пусть и не слишком неприятная. — Ну-у… — мнётся она, — мне шестнадцать лет. Семнадцать будет двадцатого декабря. Я не люблю горький шоколад, сухофрукты и фильмы ужасов, а ещё мыльные оперы и ток-шоу. Курю иногда, между кофе и чаем выберу кофе. И я честно не знаю, что мне тебе рассказать, ты уж прости. Джин заливисто хохочет, и Хельга видит, что отзвуки этого смеха заставляют опавшие листья начать волочиться по земле. Роща словно оживает, поглощенная звонким эхом, и прокатывающийся меж веток ветер несёт нечеткий, но умиротворяющий свист. Хельга наконец-то понимает, что та окружающая Джин аура была отголоском её сил, мощной интуитивной магии. Играющийся с листьями ветер красив, но проверять, на что способен мутант, чьи силы зависят от эмоционального фона, лучше, наверное, не стоит. Может, рядом с ней, Хельгой, люди чувствуют такую же подсознательную тревогу. Правда, сейчас Джин явно не была настроена на магические бои: — Ты как на допросе отчиталась. Всё в порядке, я тоже немного волнуюсь. Институт слегка опустел в конце июня, когда уехали многие выпускники. Десять человек сразу, ты только представь! Обычно такого не бывает, и так уж вышло, что с того момента сюда поступили только трое, в том числе и вы с Куртом. — С чем это может быть связано? — нахмурилась Хельга. Интуиция подсказывала ей, что это неспроста. Если Чарльз утверждает, что мутантов становится всё больше и больше, почему их количество здесь наоборот уменьшается? — С нами об этом не говорят, — Джин понизила голос, — но ты, видимо, тоже понимаешь, что здесь что-то не так? В Институте эти разговоры — табу. — Почему? Грей тяжело вздохнула. Хельге не хотелось давить на очевидно больные темы, но узнать правду всё же стоило. — Двое из ушедших погибли, — сказала она, плотно сжав губы. Воздух вокруг неё немного сгустился. — Уже погибли. Кевин Сидней и Мария Ливингстон, им было по девятнадцать лет и они встречались. Два месяца назад дом, который они снимали, сгорел дотла. Тела опознали с трудом, а вину за произошедшее свалили на перегоревшую проводку. Хельга застыла, поражённая. Чувство надвигающейся опасности заставляло сердце бешено колотиться. Если она хоть чуть-чуть понимала свою магию и доверяла усиленной ею интуиции, могла с уверенностью заявить, что Кевин и Мария были убиты, а проводка тут ни при чём. — Я знала, что не одна так думаю, — в голосе Джин послышалась почти что радость. — Просто обсудить мне это было не с кем. Учителя молчат, думая, что так смогут защитить нас, младшие ни о чём не знают, и все ведут себя так, будто всё хорошо. Роща поредела, открыв вид на крохотную и явно заброшенную полянку с круглым, как монетка, илистым прудом, сплошь покрытым листвой и старыми засохшими кувшинками. Почти над ним, на толстой ветке старой ивы, висели старые деревянные качели. На миг Хельга замерла, любуясь неожиданно гармоничной и идиллически печальной картиной, точно из учебника по литературе. Почему-то ей показалось, что она была здесь раньше. Наверное, видела что-то подобное по телевизору. — Сейчас мы ничего не можем сделать, — Джин прислонилась спиной к стволу дерева, словно приглашая Максимофф сесть на качели. Ветка ивы качнулась, но не более, и Хельга неуверенно оттолкнулась ногами от земли. — Не знаем, на кого идти и с какой целью. Никому ничего не докажешь и только создаёшь хренову тучу проблем… Но надо быть готовым в любой момент. Нас к этому и готовят - к тому, что расслабляться нельзя никогда. И... я бы хотела разобраться в этом. И буду рада, если ты мне поможешь. Хельга с силой сжала верёвки. Нельзя давать обещаний, если не уверена, что сможешь их выполнить. Тем более когда ты обещаешь что-то полузнакомому человеку, толком даже не понимая, с чем имеешь дело… Вот только у Хельги Максимофф есть кредо — не иметь кредо и нарушать все возможные правила. — Помогу. Пока не знаю, в чём именно, но постараюсь. В конце концов... Это ведь вроде как мой новый дом, - она заставила себя улыбнуться, но улыбка неожиданно получилась очень искренней.