научиться быть рядом

Получив сообщение: «купи три банки клубничного мороженого. Минхо» по пути назад в общежитие, Чанбин ожидал увидеть что угодно: пьяного Джисона посреди разгромленной гостиной, Чонина в костюме розового динозаврика, танцующего под Twice, надувного замка на кухне, пожара или наводнения, или и то и то одновременно, но уж точно не плачущего на диване Хёнджина, чья голова лежит на острых коленках Минхо. Ли успокаивающе поглаживает младшего по волосам, тело которого дрожит от рыданий. Рядом с диваном на полу в позе лотоса сидит Чонин, периодически подавая Хвану бумажные салфетки. По телевизору идет слезливая дорама с участием какого-то жутко известного актера, а на полу рядом с макнэ уже покоятся с миром две пустые банки ванильного мороженого, купленного Чаном на прошлой неделе. — Джинни, что случилось? — Чанбин бросает потрепанный черный рюкзак у порога, наспех скидывая легкую куртку и садится на пол у дивана, смещая Чонина в бок. Хёнджин выглядит совсем разбито: красивые глаза покраснели от слез, все лицо немного опухло из-за рыданий, дыхание совсем сбилось. — Хён…- судорожный выдох вырвался из груди Хенджина прежде, чем новая волна слез и страдания накрыла его с головой. — Я… Он… Мы… Чанбин вопросительно смотрит на сидящего рядом Чонина с немой просьбой объяснить, что происходит и кто посмел обидеть его драгоценного Хёнджина. Макнэ потянул Со за собой на кухню, якобы за парой ложек, параллельно захватывая принесенное старшим мороженое. Когда они отошли достаточно далеко от плачущего Хёнджина и совсем близко к холодильнику, Чонин зашептал быстро, но разборчиво: — Помнишь, парня Хёнджин-хёна, Ёнхана? Они учились вместе. Высокий такой, подкаченный, он к нам в компанию пару раз заходил. — Это который чмошный такой? — Чанбину этот тип никогда особо не нравился, и это вовсе не из-за того, что Чанбин сам был по уши влюблен в Хёнджина, а просто потому что этот парень действительно мутный, как вода в грязном стакане. — Что случилось-то? Этот мудак его обидел? Он что, подраться хочет, я не пойму? — Да подожди, хён, поздно уже драться. В общем… он бросил Хёнджина. — Погоди, погоди… — Чанбин облокачивается о близ стоящий кухонный шкафчик. — Это он бросил нашего Хёнджина, а не наоборот? Он вообще себя в зеркало тщательно разглядывал? Он же страшный как Джисон без макияжа! Мы с Чаном до сих пор удивляемся, что Джинни в нем смог рассмотреть. На самом деле, Пак Ёнхан был вовсе не таким уж и страшным, как его описывает Чанбин. Он был выше среднестатистического роста, в меру подкаченный, с острой линией челюсти и густыми ресницами. Слишком большие для корейца глаза, ровные белые зубы. Короче говоря, мечтала о нем три четверти старшей школы и тот факт, что ему понравился Хёнджин — самый очаровательный парень в Сеуле, вовсе не удивителен. В школе он играл за баскетбольную команду, какое-то время подрабатывал моделью для разных молодежных журналов, пафосно позируя в странных шмотках где-нибудь на фоне старого обшарпанного дома. Парень из хорошей семьи, родители — юристы, старшая сестра и брат — хирурги, да и сам по себе был не глуп, но, конечно, и не настолько умен, раз додумался порвать с Хёнджином, потому что таких как Хёнджин один на миллион, про себя думает Чанбин. — Ага, позвонил сегодня утром, и сказал, что хочет расстаться, — Чонин убирает две банки мороженого в холодильник, одну оставляет на столе, достает четыре ложки из маленького ящика возле плиты. — Честно говоря, я сам до конца не понял, из-за чего конкретно он захотел прекратить отношения после трёх лет, но я слышал, как Хёнджин ругался с ним с утра по телефону. Потом вроде успокоился, а когда мы с Минхо вернулись домой, нашли его рыдающим на диване. Вот так вот.

***

По возвращению в гостиную на диване они обнаружили только Минхо, активно стирающие со спортивных домашних брюк слезы Хвана бумажным полотенцем. — А где водопад? — Чанбину непременно нужно поговорить с Хёнджином и помочь ему, потому что сам он не способен этого сделать. — В комнату ушел, сказал что ужинать не будет, — Минхо уже отчаялся восстанавливать спортивки и теперь всерьез раздумывает прорезать на коленках дырки, почему на джинсах можно, а на красных спортивных в катышках штанах нельзя? Чанбин молча забирает у Чонина банку мороженого и ложки, и идёт в спальню младших, чтобы залатать чье-то разбитое сердце клубничным мороженным и своей любовью.

***

— Джинни, можно? — младший выглядит таким беззащитным, лежа на своей кровати под большим пушистым пледом, отвернувшись к стене. Когда к Чанбину поворачивается лицо, красное от слез и боли, со спутанными волосами, и слышится что-то вроде одобрительного мычания, Со падает на кровать рядом с Хёнджином, протягивая ложку. — Ну давай, рассказывай. Только без слёз, я не могу потерять третью толстовку за эту неделю, — Со открывает банку и ставит между ними. Хёнджин уже сидит, все еще в пледе, но уже готов к рассказу и мороженому. — Расстались, да? — Ага, — Хван опускает глаза и старается снова не разреветься, хён же попросил. — Тебе Чонин рассказал уже? — Сказал только, что расстались, не говорил почему. Я думал от тебя все услышать, — Чанбин облизывает ложку и с интересом наблюдает за тем, как Хёнджин поднимает голову и старается не заплакать. — Ну так что, расскажешь? — Нечего рассказывать. Он написал мне еще ночью, что, мол, устал уж очень, не может больше, хочет все закончить. Только я так и не понял от чего он устал — от меня или от отношений со мной? В общем, я как утром прочитал сначала подумал, что просто посмеяться надо мной хочет, решил позвонить. Спросил что это такое, а он говорит, что нам нужно расстаться, что не хочет больше вот таких отношений, если это можно было так назвать. — В смысле «вот таких»? — Чанбину хочется позвонить этому Ёнхану и разобраться, что конкретно его не устроило в самом замечательном Хван Хёнджине? — Ну, мы же виделись только в школе, которую закончили в прошлом месяце, и то в разных классах учились, на свидания за последние полгода раза четыре сходили, и то только в маленькие кафешки и очень рано утром в воскресенье. В общем заебало его все это, — Хван ковыряет своей ложкой мороженое, которое уже начало подтаивать. — Но вы же не первый год встречались, и его только сейчас начало это заебывать? — Но дебютировали-то мы только в прошлом году. До дебюта все лучше было: как нормальные люди на свиданки ходили, после школы могли в библиотеке оставаться и гулять без тонны маскировки, могли за руки держаться. Мне казалось тогда, что все по-настоящему и навечно, как в сказке, — Хёнджин грустно улыбается сам себе, все еще не смотря старшему в глаза. — И вот в последнее время мы вообще не виделись, даже не переписывались. В последний раз я видел его на выпускном, и мы даже не поговорили нормально, только обнялись и все. Уже тогда можно было понять, что все проходит, но я не хотел его отпускать… Совсем не хотел. Он замолчал, наверное анализируя все прошлое, чтобы в настоящем стало легче. Чанбин берет его за руку, и поглаживает тыльную сторону ладони большим пальцем. — Знаешь, хён, не знаю, что он чувствовал ко мне, но я его любил, очень сильно и по-настоящему. Я ведь был готов сделать все, что он попросит. Если бы он попросил отказаться от дебюта, я бы, наверное, ушел даже не задумывавшись. Глупо конечно, но я правда любил его. Мне всегда все вокруг твердили, что с моей внешностью мне покорится любой шоу-бизнес, что могу моделью легко стать и в телевизоре хорошо буду смотреться. Ну я и пошел на прослушивание, потом мы дебютировали и все так прекрасно складывается. Но я все думаю: какой же тогда смысл от меня всего такого красивого и прекрасного, если этому чертову Ёнхану я нахер не сдался?! — слезы все-таки появляются на уставших глазах. Когда внутри слишком много боли, она иногда проступает наружу в виде хрустальных капель. Голос дрожит, как и сам Хёнджин. — Я сам все прекрасно видел, все, что между нами происходило в последнее время, я же не слепой. Но я думал, что мы сможем пережить это вместе, мы ведь любим друг друга. Я верил, что между нами что-то больше, чем симпатия, что мы намного дороже друг для друга, что нас связывает что-то очень прочное. А оказалось, что я один был готов бороться за нас… Чанбин притягивает младшего к себе, сильнее обхватывая его дрожащие плечи. — Скажи мне, хён… Скажи, почему даже если я все понимаю, почему… почему же мне так больно? Чанбин мог дать ответы на все вопросы по физике в домашке Чонина, мог ответить на все вопросы фанатов, даже самые каверзные, мог ответить на тонну вопросов о том, как написать лирику или о том, что добавить, а что убрать в новой песне. И даже, если постараться, смог бы ответить на вопросы о том, как приготовить кимчи по прабабушкиному рецепту. Но на этот вопрос Чанбин не знал ответа. — Послушай меня, Джинни, — Со отстраняет от себя Хёнджина и берет его лицо в ладони. — Не знаю, почему этот Ёнхан не видит самых очевидных вещей, вроде твоей красоты или таланта, возможно у него проблемы, но это здесь не главное. Главное это то, что я никогда еще не встречал человека красивее тебя, Джинни. Я никогда еще не встречал человека, который мог одним лишь смехом поднять настроение всем окружающим. Я никогда не встречал человека, такого же сильного и храброго, как ты. Никогда не видел никого талантливее тебя, никогда не видел никого, способного забыть про свои проблемы и помогать другим. Я хочу сказать, что никогда в своей жизни не встречал человека лучше тебя, Хван Хёнджин, и уверен, что никогда и не встречу. Хёнжин молчит около минуты, слезы еще катятся по щекам, но в глазах уже нет той боли и грусти. Он осматривает Чанбина как будто в первый раз. Он пробегается глазами по острым чертам лица, красивым глазам и губам, по темным волосам, которые остались мягкими и пушистыми после сотни покрасок. Он осматривает каждую родинку, острую линию челюсти и красиво выбритую бровь. Хёнджин осматривает Чанбина как в первый раз и думает о том, что сможет идти дальше. Сможет идти дальше с Чанбином.