Стокгольмский синдром

Холодный дождь отбивал ритмы по парижским крышам. Размытый свет вечерних фонарей растворялся в лужах, напоминая об отражении луны в водах Сены. Все столики в ближайших ресторанах и барах были заняты, запахи напитков и еды растворялись сразу, как двери закрывались за новыми посетителями. В окне одного из старых домов, стараясь не двигаться, сидел Кот. Карниз окна выше как раз скрывал его от ледяных капель, не позволяя промокнуть ни волосам, ни костюму. Хозяева квартиры, к счастью, отсутствовали и не видели позднего гостя. Нуар прислушивался к приглушенным девичьим голосам, но понимал одно — пора либо отпускать Маринетт, либо куда-то ее перепрятать, потому что мерзкая Сезер слишком увлечена раскопками. Алья говорит, говорит, говорит, а Адриан может думать только об одном — куда переместить чертову Дюпен-Чен, чтобы до нее не добрались. Найти какой-нибудь склад или заброшенный дом? Слишком ненадежно — ее может встретить кто-то случайный, в большом городе риск слишком велик. Отвезти в старый особняк Агрестов? Там ее тоже будут искать. А отпускать Маринетт совсем не хочется. Но, видимо, сейчас это самый безопасный вариант. Нуар чуть не поскользнулся на карнизе, попытавшись отодвинуться от края чуть дальше. Говорящие этажом ниже, кажется, ничего не заметили. — Я думаю, что она пропала примерно между 14:00 и 14:20, потому что она вышла одновременно со всеми, направилась в сторону машины Адриана, но так в нее и не села. Вопрос — что могло отвлечь Маринетт, учитывая ее чувства? — Сезер бодра и настойчива, как всегда. Наверняка сейчас расхаживает перед Рози, Джулекой и Милен, как генерал перед своей маленькой армией. — Может, она поспешила кому-то помочь? — Да, Маринетт часто кому-то помогает! — Значит, это было спланированное действие. Но зачем? Этот кто-то выбросил ее телефон в районе Сены, явно, пытаясь скрыть следы. Если ее похитили с целью какой-то выгоды, то почему еще не выставили требования? Если бы ее убили, то уже бы тело нашлось… — Может, ее с кем-то перепутали? — Роуз так пищит, что Нуар невольно морщится. Как он раньше спокойно переносил голос одноклассницы? Он же омерзителен. — Если бы нам получилось восстановить все ее последние локации… Как думаете, это возможно? — Алья останавливается у окна, и только чудом не заглядывает наверх. — Надо у Макса спросить. Он же робота смог построить, значит, это тоже сможет! — Отличная идея! Нуар вздыхает. Он больше не хочет слушать, как к нему подбираются все ближе и ближе, и поэтому старается как можно тише покинуть местность. Холодные капли дождя тут же ударяют по лицу, как десятки пощечин, заставляя двигаться вопреки здравому смыслу. Скользкие крыши требуют быть осторожнее, но Кот не боится повредиться — ему нужно срочное решение других проблем. Куда перемещать Маринетт? Как узнать, где Леди? Стоит ли записать видео с какими-нибудь требованиями, чтобы отвести след? Чем можно направить всех в другую сторону? Он возвращается в особняк, уже изрядно вымокший. Трансформация спадает практически сразу, недовольный Плагг закрывается в тумбочке с камамбером и не собирается помогать своему хозяину. Адриан закрывает глаза, не включая свет, медленно доходит до плотной серой двери ванной. Сбрасывает с себя одежду, переступает порожки и проходит вглубь, к душу. Холодный кафель раздражает ступни, отсутствие света сохраняет усталые глаза от резкой неприязни ко всему и всем. Легкий запах моющих средств с лавандовой отдушкой заставляют ненадолго позабыть обо всем услышанном. Адриан на ощупь находит переключатели, чувствует, как сверху начинает литься теплая, почти горячая вода, и медленно расслабляется. Потом. Все потом. *** Маринетт лежит на матрасе, уткнувшись лицом в место, где могла бы быть подушка. Не хочется ни двигаться, ни открывать глаза. Тянущая боль внизу живота напоминает о том, что произошло между Адрианом и Мари, и от этого хочется спрятаться, скрыться, смыть с себя, как налипшую грязь. Она не понимает, какого черта ей так хотелось этого вчера, и отчего было так паршиво сегодня. Чувство, будто она залезла с головой во что-то липкое и неприятное, скользило по коже, заставляя нервно почесываться до красных полос. Под ногтями забивались отмершие частички кожи. Как назло, тяжелая дверь с характерным скрипом открывается, оповещая о нежданном госте. Адриан проходит в комнату, садится возле Мари, проводит ледяной ладонью по ее волосам. — Кажется, ты никогда не признаешься мне, куда же ты дела Леди. А дольше держать я тебя здесь не могу. Собирайся. Маринетт не двигается, стараясь притвориться спящей. Она не понимает, что за игру Адриан придумал на этот раз и что хочет от нее. Отчего в его голосе звучат такие раздирающие нотки грусти, будто они прощаются навсегда? Отчего он нежен, как будто между ними есть что-то большее, чем эта больная связь жертвы и похитителя? — Ты меня слышишь, Дюпен-Чен? Собирайся. Возьми самое необходимое. Я попозже пришлю Кота, он отведет тебя домой. — Почему? — Маринетт садится. — Почему сейчас? Я что-то сделала не так? — К нам подобрались слишком близко. И мне некуда тебя перемещать. Тебе придется вернуться домой и всем отвечать, что ничего не помнишь. — Адриан, — Мари хватается за рукав проклятой белой рубашки парня, смотрит на него жалобно, как котенок, оставленный в коробке. — Почему? — Хватит! — он отдергивает руку с явной неприязнью, поднимается, пинает пакет из-под вещей, в котором раньше лежали запасы пищи. — Собирайся. Ты возвращаешься. Маринетт вздрагивает. Она еще не понимает, что произошло, почему все кончилось именно так, и почему Адриан даже не хочет с ней говорить. Слезы застывают в глазах, хотя здравый смысл напоминает, что стоит радоваться свободе. Но свобода значит, что они больше не будут проводить вместе столько времени, разговаривать, что-то делать. Возможно, это значит, что Адриан уже смирился с исчезновением Леди и просто больше не хочет видеть Мари, как причину всех его бед. Девушка ищет в полутьме какую-то оставшуюся одежду, укладывает все в дешевый тонкий белый пакет, чтобы не вызывать подозрений. Вздыхает, оглядывает свою темницу еще раз. Потемневшие от сырости и старости стены, огромная деревянная дверь, подобие унитаза и пакеты повсюду. Не самый приятный вид, но за это время Маринетт привыкла ко всему. Выживание казалось настолько естественным, что она уже забыла, что такое — горячий чай, нормальная еда и ежедневный душ. Она забыла, каково это — спать на свежих хрустящих простынях, зарываясь лицом в мягкие подушки. Маринетт забыла, как можно жить по-другому, и эта надвигающаяся жизнь пугала до дрожи. Как ей снова ходить на учебу, смотреть на спину Адриана, сидящего перед ней? Как ей снова учиться разговаривать с людьми, вытаскивая из глубин души уже полумертвую доброту? Кто ей объяснит, как двигаться дальше и со всем этим жить? Хочется броситься к Адриану, вымолить у него прощение за все, что между ними было, лишь бы он не выбрасывал ее, как надоевшую игрушку. Но от этого ничего не изменится. Слезы выжигают глаза, будто наполнены ядом. Кот действительно появляется скоро — как раз тогда, когда Маринетт садится на матрас, держа пакет со своими скудными пожитками в руках. Нуар улыбается. — Принцесса готова к путешествию? — Я не хочу. — Хочешь, просто еще не знаешь об этом, — усмехается Кот, протягивая девушке руку. — Пойдем. Мари сомневается. Начинает казаться, будто дурацкий сон заканчивается, но это не радует. Она нехотя поднимается, растерянно смотрит на Нуара, словно безмолвно спрашивая его: «Что же мне делать? Что со всем этим делать?». Но бывший напарник не знает ответ, поэтому не может ничего сказать. Он спокойно берет ее на руки, и Маринетт зажмуривается, отказываясь открывать глаза до тех пор, пока не окажется в своей комнате. Сначала запах сырости и темнота окружают их, затем полоски света режут веки, требуя посмотреть, где они. Запахи средств с лимонной отдушкой и тихий топот Кота говорят, что сейчас парочка преодолевает особняк Агрестов. Ледяной воздух бьет по лицу, ветер треплет грязные волосы и скользит по обветренным губам. Снова темно. Значит, Нуар уже вынес Мари на улицу — и начал по крышам преодолевать расстояние до ее пекарни. Движение воздуха сначала кажется резким и хлестким, но постепенно смягчается, пока не замирает совсем. Огоньки пробиваются через темноту, хлопок двери — и снова выживающий свет. Родной запах выпечки и сладостей заставляет Маринетт открыть глаза. — Мы закрыты, — равнодушно откликается Сабин, а затем поднимает взгляд и роняет швабру. Женщина бросается к Нуару, обнимает Мари, и кричит на весь дом: — Том! Том! Том! Маринетт нашлась! Господи, Маринетт нашлась!!! Нуар улыбается, салютует женщине, и убегает прежде, чем обрадованная мать успевает поблагодарить спасителя своей дочери. — Где же ты была, что случилось? — Сабин смотрит на Мари, обнимает ее крепче и крепче, боясь, что это просто глупая фантазия или сон. — Это Бражник, — шепчет Маринетт. Так намного проще, чем все объяснять. Кот наблюдает за этим с соседнего здания, не чувствуя никакого облегчения. Теперь все будет по-другому. Теперь осталось сделать еще несколько вещей и оставлять этот чертов Париж, как одно сплошное болезненное воспоминание.