Стокгольмский синдром

Лунный свет укрывает усталые от жаркого дня парижские крыши, нежно касается каждого фонаря, желая удостовериться, что полутьма сохранится в самых спокойных районах. Последние неоновые вывески загораются кислотными цветами, зазывая прохожих провести ночь внутри своих баров и кабаре. Прохожие смеются и обнимаются, кто-то целуется и запрыгивает в такси, ожидая продолжения вечера в объятиях случайно встречной. Воздух насквозь пропитан юностью и духами. Именно в такие моменты хочется лежать где-нибудь, глядя на звезды и прижимаясь к возлюбленному или возлюбленной, не думая ни о будущем, ни о настоящем. Именно в такие ночи хочется чего-то совершенно непривычного, мягкого, чувственного, как прикосновение цветочных лепестков к пересохшим губам. Прохладный ветер осторожно гладит щеки Маринетт, будто желая удостовериться, что с ней все в порядке. Девушка кутается в теплый розовый плед плотнее, глядя на город со своего балкончика. Внизу спорят прохожие, проносятся дорогие автомобили, оставляя за собой лишь визг шин и запах табака. Где-то вдалеке звучит музыка — видимо, вечер классики в одном из маленьких кафе, что привлекают туристов своей аутентичностью. Маринетт прикусывает нижнюю губу — она не уверена, что поступает правильно, что стоит вообще двигаться дальше, но окно ее спальни открыто уже несколько часов — как сказал сделать Нуар, если вдруг Принцесса передумает. Мари долго размышляла, насколько это оправдано. Несколько бессонных ночей перешли в однообразные будни, наполненные только изображением своего привычного образа. Назойливые мысли то и дело отвлекали ее от дел или учебы, и она была намного рассеяннее, чем обычно. Свежие синяки на руках и коленях подтверждали несколько падений и столкновений с мебелью. Несмотря на то, что Маринетт была уверена в своих чувствах к Адриану, укоры Альи все-таки заставили задуматься — от чего она бежит? Может, действительно стоит хотя бы попробовать, раз уже много лет ничего не выходит с Агрестом-младшим? Кот же все это время давал ей знать о своих чувствах, шутил, но смотрел с неизменным обожанием. Кот пытался ей помочь даже тогда, когда сам переживал… Он был противоположностью Адриана — в последнее время особенно. Его внезапное появление испугало Маринетт — она вздрогнула, услышав хлопок шеста у себя за спиной. Нуар улыбался, медленно приближаясь к возлюбленной. — Моя Леди, — поклонился, взяв за руку. Прижался теплыми губами к ледяной ладошке — и тут же отпустил. — Прекрасный вечер, не так ли? — Возможно… Я слышала музыку вдалеке, — снова прикусила губу, не надеясь на ответ. — Так в чем проблема? — Нуар снова улыбнулся. — Пойдем, я приглашаю! — Подожди, я не так одета… И как же ты? Тебя же узнают! — носик Мари дернулся, когда она нахмурилась. — У тебя есть пальто с капюшоном или плащ? Можем скрыться, как настоящие заговорщики! Сядем в самый дальний угол, будем перешептываться и пить вино! О, гарантирую, это будет потрясающее приключение! Похлеще битв с Бражником! — Нам еще ра… — Мари не успела договорить, как Нуар накрыл ее губы ладонью. — Собирайся и поищи что-нибудь подходящее, Принцесса. Маринетт вдруг улыбнулась и скрылась в комнате. Кот смотрит на приоткрытый люк, а затем отворачивается, стараясь не наблюдать за тем, как она переодевается. Сердце бьется так быстро, будто собирается выбраться из костюма без трансформации и вскрытия. Первые звезды появляются на небе, застенчиво укрываясь темными облаками от молчаливых воздыхателей с земли. Обостренный слух улавливает нотки классической музыки — кажется, играют что-то достаточно современное, но Кот не может назвать композитора точно — отрывков недостаточно, шум машин все-таки перебивает сильнее. Закрытая пекарня на первом этаже напоминает, что родители Маринетт дома, и побег девушки может быть замечен. Нуар надеется, что обойдется без этого. Маринетт все-таки выходит — и Кот молчит, не в состоянии выдавить из себя хоть какой-то комплимент. Темно-синие волосы скрываются под искрящимся черным кружевом капюшона плаща, напоминая о картинах эпохи Возрождения — если бы Адриан не знал, что они ровесники, точно бы решил, что известные полотна с Марией были вдохновлены именно Маринетт. Шелковое темное платье-миди переливается в свете огней, скрывая колени. Мари неуверенно переминается с ноги на ногу, явно смущенная таким долгим взглядом. Протягивает коричневое пальто с капюшоном — а рука дрожит, как под неподъемным грузом. Кот подхватывает его, надевает и улыбается. — Принцесса готова? — Да, — кивает девушка, и прижимается к напарнику. Он обнимает ее за талию перед прыжком, но она не успевает смутиться — слишком быстро они оказываются посреди тихой улочки. — Не передумала? — переспрашивает Нуар прежде, чем отворить тяжелую деревянную дверь. — Пошли! — уверенно кивает Мари, с таким серьезным лицом, будто они собрались на важное задание. Кот едва прячет улыбку, пропускает свою Леди вперед — и заходит следом в полумрак. В небольшом помещении столики расположены почти вплотную, черные скатерти скользят по натертым поверхностям, скрывая следы царапин и потушенных сигарет. В дальнем углу есть подходящее местечко — как раз возле окна, скрытого бордовыми гардинами. Нуар не дожидается, пока кто-то из официантов подойдет к ним — берет Мари за руку, и, чертыхаясь, пробирается к заветному столу. По дороге они то и дело спотыкаются об чужие сумки и ножки стульев. На крошечной сцене выделяется одно-единственное фортепиано — играющий юноша равнодушно перелистывает ноты, когда приходит время. К его спине жмется тонкая скрипачка, сама похожая на струну — такая идеальная осанка редко у кого встречается. Ее пальцы покрыты старыми мозолями, низ подбородка покраснел, но она продолжает играть свои партии, не замечая ни назойливых черных локонов, давно выбившихся из прически, ни звона полупустых бокалов у ближних столиков. Официанты медленно двигаются по залу, придерживая темные круглые подносы с грязной посудой и новыми скромными блюдами. Скрипящие половицы то и дело затихают, когда кто-то останавливается у барной стойки. Нуар молча оглядывает зал, ожидая, когда им принесут меню. Они здесь самые молодые — все посетители дамы и мужчины средних лет, одетые так, будто пришли в оперу, а не на вечер в прокуренном зале. К счастью, все слишком заняты собой и своими беседами, чтобы смотреть в их сторону. Улыбчивая рыжая девушка в черно-белой форме подходит быстро — протягивает две кожаные папки, чуть склоняет голову влево, когда задает привычный вопрос. — Может, что-нибудь сразу принести? — Бутылку Терре дель Бароло шестьдесят пятого*, сырную тарелку и подойдите чуть позже. Вино — сразу. — Возраст позволяет? — девушка чуть наклоняется, и Кот одним движением приспускает капюшон, а затем надевает обратно. Официантка ойкает — и исчезает среди столиков. — Надеюсь, она нас не сдаст, — улыбается Нуар, пока Маринетт снимает пальто и оставляет его на спинке стула. — Буду верить, — шепчет она. — Принцесса скучала? — внезапно спрашивает Кот, словно нанося удар под дых. — Нет! — хмыкает Мари, тут же краснея. Если бы освещение не было таким скудным, то Нуар мог бы в полной мере насладиться смущением своей спутницы. Но темноту разбивают только свечи на столах и несколько бра, имитирующих фонари. — Тебе не идет врать, — улыбается Кот, и накрывает ладонь Маринетт своей. Девушка замирает, поднимает взгляд — и чувствует, что напарник хочет еще что-то сказать, но их прерывает звон поставленной на стол бутылки вина и двух бокалов. — А ты… Скучал? — выдавливает Мари сразу, как официантка уходит. — Я скучаю по тебе всегда, когда ты не рядом. Даже несколько минут без тебя мне кажутся вечностью, и я постоянно думаю о тебе, чем бы я ни был занят. Если бы я мог, я бы хотел быть с тобой столько, сколько времени нам обоим отведено на этом свете, — непривычно серьезный тон пробивается сквозь музыку и голоса других гостей. Кот смотрит на Маринетт — и внутри что-то переворачивается и обрывается, словно искренность — это единственное оружие, которое может сейчас ранить Дюпен-Чен. — Нуар, — она захлебывается своими же словами, не зная, что ответить. Кажется, все подходящие фразы остались где-то в прошлом, не позволяя ответить здесь и сейчас. — Что? Я всегда хотел быть рядом даже тогда, когда ты не Леди. Теперь у меня есть возможность узнать тебя получше. У меня накопилось столько вопросов! — Кот разлил вино по бокалам и улыбнулся, будто бы не он только что был серьезен. — Например, кто твой любимый музыкант? — Джагетт Стоун. А твой? — Мой тоже! — просиял Нуар. — Что планируешь делать после учебы? — Пойду дальше учиться, на дизайнера. А ты… — Я занят другими вещами, — тут же перебил он. — Ты не хочешь выдавать свою личность, зная при этом мою? — доля обиды прозвучала в голосе Маринетт. Девушка даже не притронулась к бокалу, несмотря на то, что Кот каким-то образом уже успел осушить свой. — Принцесса, еще не время. Я обязательно покажусь тебе, будь терпеливее, — улыбнулся Нуар, чувствуя, как уголки губ дрожат. Он, конечно, знал, что этот вопрос однажды прозвучит, но не думал, что так быстро. Раскрыться сейчас — значит потерять ее навсегда, а он прежде должен загладить свою вину, разъедающую сердце. Напоминание о случившемся отозвалось резким уколом в боку, но он промолчал. — А ты не знаешь, как там Адриан? — тихо спросила Мари, и все ее очарование тут же растворилось. Кот снова увидел зашуганную, жалкую и отвратительную девицу, на которую не жаль поднять руку. Отвращение подкатило к горлу, едва не переходя в рвотный позыв. — Ты за этим меня звала?! — вспыхнул Нуар, сжав бокал настолько сильно, что маленькие трещинки покрыли стекло. — Если хочешь знать, как твой любимый Агрест, то пойди и спроси у него лично! Я не вызывался работать между вами проводником! Встретимся когда ты поумнеешь! Кот резко поднялся, бросил на стол несколько купюр — ровно столько, чтобы заплатить за себя и Маринетт, и, не обращая внимания на посетителей и затихающую музыку, выбежал на улицу. Он не хотел верить в то, что Мари все еще могла любить его другую, изуродованную часть. Неужели для нее так много значила внешность и положение?! Неужели ей не хотелось узнать другую, более светлую и добрую его часть?! Зачем она решила играть его чувствами, когда он открылся перед ней чуть меньше, чем полностью?! Злость клокотала в горле, кулаки чесались — хотелось накрыть катаклизмом весь город, лишь бы всем остальным стало также плохо, как ему. Пикание кольца напомнило о том, что трансформация скоро спадет, и эмоции тут же поутихли. Спрятавшись за ближайшей стеной, Кот обратился в Адриана. Он слышал, как Маринетт выбежала следом, прошла несколько шагов в какую-то сторону, несколько раз окликнула его, а затем остановилась. Он мог выйти к ней сейчас — признаться во всем, упасть к коленям, как к святым образам, вымолить для себя прощение… Он мог раскрыться весь,позволить ей уже решать, кого она хочет видеть и любить. Отдать себя как блюдо на съедение, надеясь, что его не тронут, хотя он заслуживает самой жестокой кары. Но сейчас это было выше его сил. Адриан выглянул из-за стены — увидел удаляющуюся маленькую фигурку Маринетт, и, вздохнув спокойно, медленно пошел в другую сторону. Бежать вслед или видеть ее совершенно не хотелось.