Игра

1 Сказка

Ничто не рождается из ничего и не уходит в никуда.

Давным-давно, в эпоху Формирования, когда вселенная только начала наполняться, на неприглядной окраине заискрились два огонька. Не звезды, и не сверхновые — маленькие вспышки среди миллиарда других перламутровых огней. Они родились близнецами, раздвоенными порождениями одного деяния. И, как и остальные, не знали, для чего. Близнецы отправились в долгое путешествие по необъятному Миру, не видя смысла топтаться на месте. Перед их взором открывались обрывки бережно сотканных галактик, полупустых и рябых; голые пути, наводненные астероидами; слои космической пыли, заполонившие все видимое и невидимое пространство. Огоньки летели все дальше и дальше, подчиняясь неясной, неслышимой пульсации. Горячие и ледяные потоки сбивали с толку, блики взрывов и столкновений туманили обзор, одичалость повсюду пугала. Пересекая скопления и сияния, близнецы бороздили Бескрайний Космос, вбирая наблюдаемое. Новорожденное тянулось к свету, отрекаясь от черной опустошенности. То, что не могло приблизиться к источнику белого свечения застревало в мареве, а то, что подбиралось слишком близко — сгорало. Один из близнецов называл это ужасом, другой — естественным отбором. Помаленьку, но их взгляды начали расходиться. Чем больше они ссорились, тем больше между ними проступала разница. Блеск ослепительных лучей и поглощающий их мрак. Время шло, и первородные создания эпохи Формирования начали давать друг другу имена. Близнец, что не приветствовал бездумной гибели в поле чужого огня, был прозван Тьмой, а тот, что равнодушно принимал все как данность — Свет. Тьма не понимал инстинкта двигаться к сиянию, что принесет боль. Свет не видел смысла тормозить эволюцию. Близнецы, спустя многие годы совместных странствований, разошлись, оставшись каждый при своем мнении. Эпохи сменялись, проходили десятки и сотни лет. Бескрайний Космос потерял часть с наименованием «бес», поделившись на Сектора, галактики заполнились Жизнью независимой от инородного влияния. Пыли стало мало, брешей — много, взглядов — несчетное количество. Пока цивилизации кроили себя, Тьма и Свет, не желая отставать от прогресса, придумали игру: кто первый — того и чтем. Близнецы распространяли свое влияние, передавая свою идеологию и силу по всей вселенной. Крупица за крупицей частички бывших безликих огоньков рассеивались во все уголки Мира, запечатлев начало новой эры. Эпохи Элементалей. Отголоски Тьмы и Света пробуждались в невинных существах, только начавших осознавать себя. Те, что слишком сильно походили на покровителя, вбирали всю первозданную энергию, те же, что проявляли отличие, находили применение дару в ином. Они его меняли, совершенствовали, углубляли, изучали, разбирали, превозмогали. Вселенная полнилась талантами, отрекаясь от времени, когда существовал лишь хаос небытия. Тьма и Свет вели негласную борьбу, только из гордости не признавая альтернативной точки зрения, как можно громче заявляя, что сторонние слова — бред. Близнецы забыли, что произошли от одного родителя, забыли, что одинаковые, забыли, что делили чувства на двоих. Забыли, что являлись сторонами одного и того же. — Пф, бредятина какая, — сказал Аомине, откидывая серую книжку на столик. Картошка на другом конце дивана шевельнула ухом. — Пойдем лучше перекусим. Гнорд подняла голову, согласно мяукнув.

2

Сумрак пробивался через открытую балконную дверь. Тюль сиротливо колыхался, дрожа. Лампы не горели. Обстановка казалась чужеродной, неестественной и холодной. Акаши заметил, что в убранстве комнаты ничего кардинально не изменилось по прошествию двух месяцев. Владелец либо не имел привычки обрастать мелочами, либо не видел в этом смысла. Сидя в кресле у письменного стола и силясь разглядеть собеседника в полумраке, капитан нервно закинул ногу на ногу, покачивая носком. Шрам на правой ладони от ожога Мурамасы чесался. Куроко, стоя у окна спиной к Сейджуро, думал. По возвращению Игроки едва ли перебросились парой слов, от одной проблемы перейдя к другой. Лорд привел трио Поколения Чудес домой, но вместе с этим прихватил двух «зайцев», чье положение они вынуждены спасать. Хотя и не должны. С Игрой это никак не связано, да и существа эти им никто, но в тоже время они попадают под условия сделки с Барго. Оказать помощь. Надо было обговорить, где это «оказывание» кончается, ведь при столь размытой во временных рамках условности, они обязывались содействовать хоть до самой смерти кого-то из участников второй стороны. Так что война еще не худший исход. «Опрометчивая мысль», — думает красноволосый, собираясь с силами. Потирая рубец на ладони, Акаши вздохнул, устав от молчания. Придя в покои Призрака с десяток минут назад он предполагал нечто подобное, но не так же долго. — Мы должны это обсудить, — повторяет капитан, наклояняясь вперед. — То, что сказал Коллекционер. — Что у меня лишь часть души? — Тецуя поворачивается. Руки скрещены на груди. Куроко хмурится. — Поэтому Мурамаса меня не убил, как других? Потому что ему было куда «пристроиться»? — Меч хранит воспоминания и жизненную энергию создателя, — вспоминая слова Лутро, говорит Сильф, унимая ночной ветерок легким движением пальцев. — Так что да, у тебя одна часть, у него другая, это не хорошо, но и не плохо… — Правда? — Инферн сверкнул белизной в голубых радужках. — Насколько приемлимой может быть информация о том, что благодаря проклятию я проживу больше, чем было отмерено… черт знает кем. — Тецуя, — Акаши встает, переводит дух, понимая, что его жалкая попытка успокоить раздавлена с треском. — Мы не знаем, почему это так. Вспомни, через что нам всем пришлось пройти. Возможно то, что описал Коллекционер, не то, чем кажется. Допустим, половина души, это что-то меняет? Ты чувствуешь радость, печаль, счастье, вину, привязанность, раздражение? Чувствуешь же. Как и все люди. — Что если… не совсем, — Куроко боится поднимать взгляд. Серость вечера стягивалась тугим узлом. — О чем ты? — Вдруг я испытываю эти эмоции не так, как… надо? — Фантом обхватил себя руками, сжавшись. У Акаши дрогнуло сердце. — Может быть, в этом и состоит моя проблема? Ты взял меня в команду именно потому, что я незаметен, не привлекаю внимания и никогда не покажусь кому-то угрозой, — в Тецуе заговорили давние комплексы, отчаянно жаждущие определенного ответа от объекта воздыхания. Ранее парень заметил за собой появившуюся наклонность в приободрении и одобрении целом, проигнорировав как факт, теперь же понимая, что это либо потребности катаны — вынужденной вечно ловить плохих ребят без всякой похвалы — либо открывшиеся ниши соединенной из двух разрозненных частей Души. — Все, что я вижу, так это того, кто смог сделать невероятное, вернув пятерым идиотам их рассудок, — отвечает капитан, чуть улыбнувшись. Это то, что Призрак ожидал услышать, но не то, что хотел. Как же дьявольски сильно хотелось послать все в одно место, плюнуть на условности и сомнения, и получить то, чего давно он жаждал. Хоть раз побыть эгоистом. Хоть раз сделать что-то для себя. Но Куроко не станет, поэтому он лишь смотрит загнанным зверем в кажущиеся багровыми глаза Сейджуро, едва задрав голову. — Мы не можем помочь всем, но они уже на нашей совести, — бормочет Фантом, переводя тему, только бы кошачьи зрачки прекратили тиранить шрам на переплетении душ. — Вмешиваться в политический конфликт, не имея должных оснований — так себе затея, не считаешь? — парирует Акаши, приближаясь. — Мы обещали, вернее, вы с Мидоримой-куном обещали, — говорит Тецуя, — это результат договора. — Знаю. Просто не хотелось признавать поражение, — хмыкает Сейджуро. Ветер вновь колыхнул занавески. Сильнее, чем раньше. Аналог Луны озарил помещение мерцающим серебряным светом. «Красив», — подумали оба, отвернувшись друг от друга и обратив взор на ночной сад. Куроко не готов говорить откровенно, не готов соглашаться со своим положением, и Акаши смиренно дает ему время, размышляя, как бы сам он поступил в подобной ситуации. Ему Коллекционер наплел что-то о двух сущностях и о том, что он… сожрал своего близнеца. Во всех смыслах и отношениях это звучит жутко и противно. История с Императором объяснялась тем, что он поглотил душу своего брата — или сестры — будучи еще в материнской утробе? Медицина подтверждает подобное, только речь на более химическом и биологическом языке, без всяких метафизических изысков. Не к месту вспоминался рассказ Шамала, когда они преодолевали путь до Гоби. Клетки поглощенного близнеца чуть не свели ребенка с ума. Сходил ли он с ума в то время? Отчасти. Но он контролировал себя, отдавал отчет в действиях, другое дело, что продиктованы они были чувствами, до момента подавляемыми и чужеродными. Точно маленький злой крот, копающий себе выход к свету. Темный попутчик, такой же обычный, как и у любого другого человека. Нашептывающий ужасы, подталкивающий на соблазн, едкий, свободный от нравственности. Кто бы мог подумать, что, дав слабину, Акаши позволит выйти наружу чему-то пострашнее, чем негативные мысли. Поглощенная душа оказалась большим злом*, чем плоть. — Нам не нужно вмешиваться в политику, — говорит Призрак, выдергивая капитана из раздумий. — Всего лишь укрыть двух беглецов. — И оставить кучу народа убивать друг друга? На тебя это не похоже, — ответил Акаши, переводя взгляд с мерцающего малиново-синего небосвода на товарища. — Нельзя спасти всех, но им помочь мы в силах, — жмет плечами Куроко, не вынося очередную беспомощность, но смиряясь с ней быстрее, чем с фактом своей искусственной полноценности. В это время в лазарете царила гнетущая атмосфера, приправляемая бесконечными оповещениями Юни о состоянии здоровья одного из приведенных Лордом незнакомцев. Бенкур — так называлась планета, куда совершила небольшое путешествие группа во главе с Барго. Процветающие там государства на протяжении многих лет вели холодную войну, перегоняя соседей в научных и иновационных достижениях. Если кто-то создавал пушку, способную снести гору, другой обязательно в скором времени презентовал свой прототип, сносящий две. Межгалактические экспедиции затрагивали все больше пространства, стараясь обогнать противника; киноиндустрия совершенствовалась день ото дня; научные городки предствляли новшества и открытия чуть ли не каждый месяц; культура изворачивалась наизнанку, крича о своем лучшем и истинном наследии для планеты. И все это под мирные встречи глав правительства, с улыбками жмущими руки противникам. В последние полтора года острота напряжения между Кораком и Менчжуром — странами, делящими одну границу — обострилась до открытой неприязни. Официально конфликт назван не был, но ни для кого из проживающих в этих государствах людей не было секретом, что до точки невозврата осталось немного. Друг Лорда, юный менчжурский граф Хайрам Кэй, обладатель стихии второго порядка и элемента Грозы, стал причиной объявления военного положения. А суть стара как сам мир. Любовь. Граф влюбился в принцессу Корака — Золану. Они познакомились еще подростками, на одном из светских вечеров. Черноглазая, с густой косой каштановых волос и невозможно тонкими запястьями, нежно скользящими по клавишам фортепиано, Нескладный рыжий Кэй в жмущем подмышки сюртуке замер, завороженно слушая игру будущей наследницы престола. В те добрые времена страны лишь подначивали друг дружку, устраивая рауты под конец недели из раза в раз. Как представитель знати, Хайрам присутствовал на каждой встрече, помогая родителям укреплять связи и налаживая свое собственное будущее. Золана же получила право появляться в высшем обществе только с достижением четырнадцати лет, до этого возраста все члены королевской семьи обучались этикету и наукам, чтобы не ударить в грязь лицом в бесчиленных бессмысленных беседах. Эйрс был наставником Кэя, нанятый его отцом для обучения контроля стихии. Гроза являлась одним из побочников Электричества, а положение последнего представителя своего рода делала из Барго лакомый кусочек для пекущихся о репутации «золотых мешков». Учитель и ученик быстро поладили, учитывая, что наставничество не было основным заработком Лорда, а потому тот не придерживался определенных норм и правил, что сходило ему с рук, опять же, из-за статуса «редкости». На том вечере он тоже был, и видел, как его подопечный во все глаза неотрывно следил за впервые вышедшей в высший свет принцессой. Не укрылось от наемника так же то, что Золана ответила юному графу тем же. Ощущение нехорошего закралось мгновенно, но вместе с тем пришло восхищение и радость. Кэй не замялся и пошел напролом, пригласив черноглазую особу на танец. Они кружили остаток вечера, не замечая никого вокруг. Ее алебастровое платье развивалось волнами первого снега, затмевая свет ламп и свечей. Его высокая фигура в синем костюме уверенно подхватывала тонкую талию, воспаряя ее над землей. Гармонично. Правильно. Наблюдая за танцующими, Барго не отметал мысли, что они будущие враги. Долгая жизнь и работа наемником научили его, что первое впечатление подводит лишь в одном случае из ста. Война когда-нибудь случится, а эти двое, стоя по разные стороны, не смогут противиться чувствам. Так и произошло. Спустя года симпатия переросла во влюбленность, а любовь случилась в момент, когда граф вытаскивал принцессу через потайные ходы дворца, спасая от своего народа. Для менчжуров Хайрам стал предателем, а Золану назвали жертвой, и теперь обоих разыскивали, но для разных целей. Помня о разносторонности своего учителя, Кэй связался с Лордом, прося его помочь выбраться с Бенкура. До прибытия наемника и Поколения Чудес граф и принцесса скрывались в убежище, подготовленным Золаной на непредвиденный случай. Появление Игроков взбудоражило общественность. Заметили их практически сразу же — известность имеет различные последствия — поэтому пришлось постараться, чтобы сбросить «хвост» и вытащить Ромео и Джульетту с «тонущего корабля». Все пошло наперекосяк, когда патрульный отошел перекурить не в тот переулок. Будь Игроки сами по себе, вопросов бы не возникло, но с графом и принцессой враждующих государств под боком некоторые замечания появились. Под градом пуль и шквального огня стихий группа Барго попыталась скрыться за городом, в подступах к горам. Система пещер позволила сбить ищеек и солдат со следа, но также заглушила связь перезагружающегося телепортатора. Солнечные батареи, будь они неладны. Сомнений в том, что в поисках их оцепят близлежащие районы и выходы из подземелий, не было, но вместе с этим маячили экстренные моменты. Первое — телепорт не зарядится энергией, пока не попадет под солнечный луч, второе — Кэя серьезно ранили. Для перестраховки в военном промысле бенкуриан использовались пули и снаряды тщательно пропитанные ядом, из-за чего любая царапина могла стать последней. Мурасакибара потирал окровавленное ухо, проклиная узкие лабиринты подземных коридоров. Вновь. Помнится, в первом приключении в древнюю Японию ему также пришлось горбиться под сводом невысоких потолков темницы. Как Элементаль Земли Атсуши с легкостью определил положение противника, заставив всех просидеть в укромном уголке где-то с два часа, пока солдаты не сменили положение. Еще полчаса им пришлось плутать по рельефным окраинам, ожидая, пока средство телепортации перезарядится для нового прыжка. За этот период Хайрам потерял много крови, и все усилия Мидоримы облегчить боль терпели крах, потому что устройство организма бенкуриан отличалось от человеческого. В последствии Шамал вынес неутешительный вердикт. — Варианта два, либо пересадка печени, чтобы она справилась с токсином, либо антидот, что все же не отменяет повреждения печени, но дилемма восстановления в обоих случаях сложная, — говорит бестиал, посмотрев на Золану, утирающую слезы. Рядом стоял Лорд, хмуро сжимающий кулаки. Игроков в медпункте не было, одна часть приходила в себя после встречи с Коллекционером — темная материя могла залечить любые физические повреждения, но на душу ее способности не распространялись, что Шамал охотно зафиксировал — другая не видела смысла мешать доктору выполнять его работу. Второе, что Шамал записал в свой блокнот, было то, что темную материю можно было «запрограммировать», иначе объяснить ее неспособность излечить раны тех, кто Игроками не являлся — он не мог. Энергия будто игнорировала посторонние субъекты, из-за чего приходилось справляться своими силами. Кэю подстрелили — металл повредил печень, а отрава — кровь. Концентрация яда была приемлема для жизни здорового бенкурианца, но любое отклонение от нормы приводило к летальному исходу. В теории — которую Шамал однажды проверил — заменить мертвые клетки печени здоровыми не составляло труда, нужен только подходящий хотя бы на восемьдесят девять процентов донор, и тогда самый живучий орган сделает все за них. Беда в том, что возможный донор был только один. При провале первого варианта имелся план «б», приготовить антидот вручную и ждать пока организм обработает и залатает раны. Этот метод был дольше и имел кучу минусов, потому доктор молился ненавистным Богам. — И… да, подходит, — выдохнул бестиал, отдаляясь от стола с мониторами. Навестивший лабораторию Мидорима подошел ближе, вглядываясь в строчки результата. — Подумай, какова вероятность? — Радоваться рано, — сказал Шинтаро, перепроверив показатели гормонов, — посмотри на уровень ХГЧ*. Шамал посерьезнел, наклоняясь обратно к рабочему месту. Хвост яростно забился из стороны в сторону, выражая недовольство хозяина. — Твою мать, — прошипел доктор, сцепив руки на затылке.

3

Сигналы появился как никогда не вовремя. Момои прикусила губу, глядя на красные маячки от осколков. Еще хуже было от сцены, разыгравшейся минутами ранее. Акаши запретил Куроко идти вместе с ней, Аомине и Кисе в измерение Мрака. Данное место базировалось на переплетении черных дыр — обычное дело для Крайнего Космоса. Магнитное поле создавало дисбаланс, искажающий реальность, в которой основались измерения Мрака, беспроственые и угрюмые «джунгли», обиталище самых жутких и ужасных тварей известных вселенной. Негласное название таким измерениям среди искателей приключений и межгалактических работников — Свалка. Туда попадают вещи, которые никому более не нужны, или были забыты, утеряны. В общих чертах это место не имеет определенной формы и размера, в нем не действуют законы времени и пространства, точно так же, как в межмирье. Попасть туда можно только с помощью карманного телепорта. И подойти необходимо предельно близко к черной дыре, что подводило к еще одной загвоздке — притяжение кротовой норы слишком сильное, сопротивление КПД* должно быть стабильным в течении некоторого времени, чтобы шатлл не затянуло в небытие. Техническим вопросам Момои как раз и занималась, перекручивая в голове ссору капитана и Фантома. Тецуя, не желая вариться в усиленном чувстве бесполезности после проверки Коллекционера, вызвался пойти в измерение Мрака с готовностью самоубийцы. Сейджуро наотрез отказал, наказав Инферну следить за обстановкой в штабе, где остался лишь Мидорима — следить за Хайрамом — и Золана. — Зачем? Вряд ли кто-то решит внезапно напасть на нас, ведь мы невидимое пятно для всей вселенной, — сказал Куроко, хмурясь. — Ты нужен здесь, — повторил Акаши, намереваясь прервать разговор. — Не понимаю. Это измерение, где мои способности будут полезны также, как и Момои-сан, почему… — Я не хочу отправлять тебя во тьму лишний раз, ясно?! — рявкнул Акаши, не выдержав. Тут же невыносимая тяжесть сдавила грудь. Он никогда не позволял себе выходить из себя. Всегда, чтобы не случилось, трезвый и холодный разум лучше пустых угроз и криков. Что изменилось? — Ты не доверяешь мне, — ответил Тецуя, — если все из-за Мурамасы… — Дело не в недоверии… — капитан сжал переносицу, делая глубокий вдох. Одна только мысль вновь увидеть эти безликие и безжизненные молочные глаза приводила в содрогание. — Нет. В нем. Ты считаешь, раз я поддался, значит поддамся снова. — Я не… Куроко ушел не дослушав. Момои, став невольной свидетельницей, неловко пялилась в панель управления, боясь издать хоть какой-то звук. Акаши стоял в одной позе, не шевелясь. В конце концов чертыхание и яростный порыв ветра, сбивший пару стоек с экспонатами, пробили жгучую тишину. Алые глаза, метавшиеся со злостью из угла в угол, наткнулись на информатора, что сразу же отвернулась. — Готовь Юни к перемещению, — пробормотал Сейджуро, вызывая по часам Мурасакибару. Теперь же, отправив капитана и Атсуши на второй сигнал, Сацуки варилась в непонятных чувствах. Девушка понимала обеспокоенность Сильфа по отношению к Куроко и темной энергии, но и не могла отрицать желание Фантома доказать — хотя бы самому себе — свою дееспособность в искушающих обстоятельствах. Им всем не осознать всю сущность действия проклятия, также как и борьбу с ним. Возможно ли, что отказ капитана подействует как накопительный эффект будущего взрыва Мурамасы? — Техническое обслуживание закончено. Мощность двигателя увеличена на две целых и шесть десятых процента, — отрапортовала Юни, как всегда вежливая и спокойная. Иногда Момои хотелось быть такой же, как она. — Спасибо, сообщи Дай-чану и Кисе-куну, что мы выдвигаемся. — Хорошо. Две целых и шесть десятых прискорбно мало, у них будет где-то двадцать минут, чтобы найти осколок и вернуться на корабль до того момента как его поглотит притяжение черной дыры. Время в измерении Мрака — как и в межмирье — идет с другой скоростью, так что в реальных условиях — двадцать минут, а в тех — где-то полтора часа. Десятью минутами ранее, когда Акаши и Куроко только начали выяснять отношения, в лазарете Шамал собирал необходимые интрументы для сбора и транспортировки ингридиентов. Перед этим бестиал всеми правдами упрашивал Сейджуро дать ему на время Картошку. — Это еще зачем? — Акаши недоверчиво глядел на доктора, поглаживая псевдокошку между ушей. — У Гнордов феноменальное обоняние, а растение, что нам нужно, испускает феромоны заметные только для животных. — А сам ты не?.. — Это оскорбительно, во-первых, — фыркнул Шамал, ничуть не обижаясь, — во-вторых, я чую лучше людей, но не настолько хорошо, как звери. — Ладно, но если она не вернется, ты лишишься шерсти, — сказал Акаши с таким видом, что не поверить в серьезность угрозы было нельзя. — Не беспокойся, кэп, даже если сам сдохну. Спасибо, что волнуешься, кстати. — Иди уже. Гнорд, будто все понимая, сиротливо сидела на пороге, глядя в сторону уходящего в КЦУ хозяина. Псевдолисица мяла лапы и обводила носом воздух, принюхиваясь к ранее недосягаемой зоне медпункта. Раньше ее сюда не допускал Мидорима, а теперь собачий запах доктора. — Готов? — Лорд проверил одолженные у Шинтаро револьверы, удовлетворяясь их состоянием. Бывший ученик не подвел, оружие начищено и выскоблено до зуда. — Да, — Шамал впервые пригляделся к знакомому заочно Барго, отмечая его сходство с землянами. — Пожалуйста, не дай мне помереть, я может и наплел капитану чего, но… — Хм, по рассказам Шина ты был куда смелее в пустыне, — хмыкнул Лорд, доставая телепорт. — Там я знал, чего ожидать, — ответил Шамал, — пока мы не оказались под обстрелом, ответишь на вопрос? — Что? — Почему ты помогаешь им? Лорд окинул доктора нечитаемым стальным взглядом. Бестиал почувствовал мурашки по спине. — Если ты не заметил, это они помогают мне — мой друг умирает. — Да брось, я наслышан о тебе, — волчьи уши игриво прижимаются, — деловой наемник с добрым сердцем. Кто станет помогать незнакомцу просто так, еще и снаряжать оружием? Не верю я в эту чепуху с «мы одной крови»*. — У тебя не было семьи, не так ли? — огорашивает Эйрс, пристально глядя в облепиховые глаза, схожие со взглядом Картошки, любопытно следящей за беседой. — При чем тут это? — усмехается доктор, нервно дернув хвостом. — Семья помогает друг другу, когда плохо или хорошо, всегда, даже если это сулит боль, — Лорд улыбнулся мыслям. — Но главное, она не начинается и не заканчивается на крови. Шамал слушал. Хвост перестал метаться и безвольно повис. — Я помог Шину, потому что Высшие сделали его магом электричества — так уж вышло, что вторым во всем космосе, — Вольп открыл брешь. — Не смог пройти мимо, а потом, обучая его, научился и сам кое-чему. — И при чем здесь семья? — Да при всем, — сказал Барго, шагая в малахитовый вихрь.

4

Измерение Мрака не просто так носило свое название. Кромешная чернота покрывала все, окуная в причудливое ощущение пустоты. Рыжик остался на подходе к норе, на автопилоте держа сопротивление тяге. С помощью силе Люмен Игрокам удалось заглянуть в мертвую темноту Мрака. Обрывчатые обломки скал и глубокие бездонные ямы. Обломки техники и домов, мусор, кости. С одинаковым везением можно было наткнуться на рулон замшелых обоев и рядом лежащей фигуркой из позолоченных зубов. — Весьма… неприятное местечко, — буркнул Кисе, обходя по дуге железный обруч с ящиком из тряпочных кукол посередке. — Мы успеем найти осколок за полтора часа? — Он где-то рядом, я специально выискивала ближний подход, — ответила Момои, насыщая шар света дополнительной энергией, — будьте осторожны, здесь бродит уйма чудовищ. — Типо этих?! — восклицает Аомине, насаживая на металлический кол из подручных вещей существо, похожее на крупную гиену. Туловище обтекало черной слизью, три костлявые лапы дернулись в предсмертной судороги. Узкая пасть, усеянная маленькими клычками, открылась. Что-то в противнике заставило Ферро насторожиться вдвое сильнее. — Вроде того, — Сацуки сморщилась, глядя с какой легкостью мясо отстает от костей, отчего существо буквально развалилось на части. — Какая гадость. — Ага, супер, — пробормотал Дайки, отряхивая шест от остатков слизи. Порождения Мрака нападали с завидной ловкостью и неожиданностью. Их не пугал свет, источаемый заклинательницей света, как и не пугали колья, создаваемые заклинателем Металла. Чем дальше Игроки пробирались в чащу Свалки, тем больше становилось выродков. Аомине все никак не мог понять, что именно его тревожит в агрессивных тварях, пока внезапно, с крика Кисе, не дошло. — Черт возьми, хоть бы рыкнул для приличия! — напугавшись неожиданным появлением шакалоподобного монстра чертыхнулся блондин, уворачиваясь от прикуса широкой челюсти. Гидрос попал в точку. Тихо. Кроме их голосов и дыхания больше ничего не было слышно. Все пространство пронизано безмолвием. Твари не рычат, не шипят, не скалятся, не воют. Они молча прыгают на предполагаемую добычу, рассчитывая откусить побольше. В какой-то момент, видимо, подобравшись слишком близко к осколку, зверей стало невообразимо много. Они лезли с назойливостью комаров в летнюю ночь. Непропорциональные тела подкидывались в воздух, безглазые морды летели напрямик разинутыми пастями. Они словно улыбались перед последним мигом. Аомине передернулся, вспомнив похожий оскал на лицах зараженных в Каекусе. Тишина давила на сознание. Беззвучная опасность вынуждала нутро в страхе замирать при каждом выдохе, инстинктивно заставляя прислушиваться. Как победить, если лишен всех чувств? Их не слышно, видно только благодаря Момои — но и то на самом близком расстоянии, ведь по окраске они ничем не отличались от черноты вокруг — они не издают запаха, и касания их не ощутимы, только царапины оставались совершенно реальные. Мертвые тела расползались в лужи липкой желчи. Сацуки не могла сражаться и поддерживать освещение одновременно. Кисе не находил и намека на воду. Аомине пришлось в одиночку сдерживать оборону. О прорыве сквозь град мягких слизистых существ и речи не было. Артефакт находился до смешного близко. В десятке метров, среди огромного моря зыбучего дегтя. А время утекало все быстрее и быстрее. — Дай-чан, я не могу больше… — Люмен устало припала на одно колено. Тьма, будто в насмешку, сгущалась сильнее, выуживая из Элементаля Света силы. — Так и есть, — бормочет Рета, озаренный догадкой, — чем ярче свет, тем больше тень, мы идиоты! Гидроса никто не слушал. Товарищи, занятые спасением своих жизней, даже не обратили на него внимания. Отдалившись от них на достаточное расстояние Кисе заметил, что твари пробивались именно к Момои. Поэтому вокруг осколка творилась такая вакханалия. Идя к свету местная фауна гибла, перегнивая с невиданной быстротой. Поэтому же она и кидалась на них. Все из-за света. Посетители Свалки, не имея способности видеть в темноте, использовали фонари и магию, тем самым привлекая чудовищ. Все тянется к сиянию солнца, даже если это несет погибель. — Момоиччи, потуши огонь! — крикнул Рета, начиная продвигаться к осколку. — С ума сошел?! — Люмен бросила в ворох слипшихся друг с другом гиен шаровой сгусток, разжижая их. Багровая кровь слилась с мгновенно сгнившими остатками. «…Новорожденное тянулось к свету, отрекаясь от черной опустошенности», — вспомнилось Дайки. Форвард в два прыжка преодолел расстояние до подруги, попросив ее приглушить свечение. «Им страшно. Человеческий фактор», — подсказал внутренний голос, подозрительно спокойный и слегка насмешливый. — «Из всех чувств потерять зрение самое ужасное, что может произойти». Рета сжал зубы, продираясь через болото киселя из перегнивших потрохов и мяса. Рука сама собой взметнулась вверх. Кисть сжалась в кулак. Море чудовищ разом обмякло и попадало наземь, разбиваясь в лепешку. Обескровленные, тела просто разбивались, как куриная скорлупа. Добравшись до осколка, Кисе, тяжело дыша, повернул голову в сторону друзей, замерших на подходе к черному дегтю. — Ты тоже это видишь? — прошептала Момои, часто моргая. Световой шарик, прежде насильно потушенный, вновь загорелся, ослепляя. — Да, — процедил Дайки, вперившись в насыщенно красные радужки, некогда бывшие желтыми, как у рыси. В отблеске лучей фигура наполовину погруженного в болото Гидроса выглядела гротексно неправильной, чужеродной. — Снова… — Полагаю, на этом все? — с каким-то испытывающим намеком громко произнес Рета, неожиданно активируя обратную телепортацию. — Что ты!.. — Сацуки едва успела подключить соединение между игровыми часами, чтобы им с Аомине не пришлось остаться на Свалке до конца жизни. Оказавшись на борту Рыжика, на последнем издыхании сопротивляющемуся притяжению черной дыры, девушка, не успев толком перевести дух, наметила координаты штаба. Тяжело оперевшись о кресло, Момои обернулась к парням. Розовые глаза сияли не хуже солнечной бури. — Ты что творишь?! А если бы я не успела нас подсоединить к тебе? — Прости, я… не знаю, — красный постепенно пропадает, уступая место привычному пшеничному оттенку. Метаморфоза не осталась незамеченной, и Сацуки в очередной раз стала свидетелем того, что к ней не относится. Если только косвенно. Или же ей хочется так думать, ведь в случае Аомине и Кисе она как раз таки участвовала напрямую, помогая Дайки искать информацию о способностях Элементалей Воды. — Нет, знаешь, ты делаешь это уже не в первый раз, — говорит Ферро, остервенело смахнув со щеки пятно слизи. — Пора кое-что обсудить. — Дай-чан, может, не сейчас?.. — Сацу, он нас только что чуть не оставил помирать хер знает где, эта чертовщина вышла из-под контроля! — О чем вы вообще? — встрял блондин, поднимаясь с места. — О том, что ты спятил из-за магии крови, — прошипел Аомине, выплескивая в своих словах одновременно злость и страх. — В… э-э… что? — Гидрос наморщил лоб, склоняя голову набок. — Кисе-кун, послушай, — Момои, преодолев приступ ярости, осторожно подступается к товарищу. — Дай-чан как-то заметил, что ты иногда… меняешься. Как и твои способности. Ты пользуешься магией крови. Гидросы способны на такое, очень редко, но… — Стой-стой, — Кисе нервно усмехнулся, — ты заметил, — парень обратился к синеволосому, — сказал ей, — взор перевелся на менеджера, — но не мне? Непосредственному участнику гребаных событий? — Я не знал, что думать, — отвечает Аомине, отводя глаза, — сначала решил, вдруг паранойя? поговорил с Сацу… потом… — Потом вы решили, что сделать из меня лабораторную крысу проще, чем все объяснить? — вспыхивает Гидрос. — Как долго вы за мной наблюдали? — Полтора месяца, — сказала Момои. — Восхитительно, — выдохнул Рета. — Пока я думал, что схожу с ума, вы просто шушукались между собой об этом. — Почему ты думал, что сходишь с ума? — Аомине зацепился за соломинку, пригвоздив взором блондина к месту. — Это… не… хватит переводить тему! — взъерошился копировщик. — Это у вас тайный кружок по… шпионству за друзьями! — Мы просто… — Сацуки не договорила. Рыжика тряхнуло, Юни посоветовала занять сидячие места и пристегнуться. Они вошли в пояс астероидов. Рета метнулся к пилотскому креслу, отделяясь от напарников. Аомине и Момои, обменявшись подавленными взглядами, заняли пассажирские места. Корабль продолжало слегка штормить. Атмосфера убивала гораздо больше, чем опасения перед небесными камнями снаружи.

5

Мидорима находился в лаборатории, делая вид, что не слышит яростного погрома в тренировочной комнате. Инферну необходимо выпустить пар, да так сильно, что это доносится с цокольного этажа до восточного крыла лазарета. Предполагая причину, шутер проверяет холодильное помещение, не обращая внимания на дергающуюся Бэйю, реагирующую на грохот и взрывы как будильник на отложенное время. Лисица пыталась поинтересоваться, но ответа так и не поняла. Что значит «два сапога пара и оба левые» для фамильяра загадка, и как это относится к тому, что заклинатель Огня разносил комнату для тренировок в прах — тоже. Как ответственный компаньон Бэйя выполняла небольшие поручения Шинтаро, радуясь возможности быть ближе к незаурядному Вольпу. Он заинтересовал ее с первых минут знакомства, а после, во время обучения у хозяина Барго, Мидорима подкупил лисицу словами о семье. Он говорил о ком-то важном в тот момент, и если снайпер мог так относиться к кому-то, то он хороший человек. Хороший заклинатель. Хороший хозяин. Только вот предложение о заключении договора почему-то отверг. Эйрс не был против, предки Бэйи хоть и служили семье Барго долгие столетия, но контракты заключали лишь немногие из членов обоих видов. Установление связи между магом и фамильяром до сих пор загадка для ученых, теологов, психологов и медиков. Ее нельзя предугадать и навязать насильно. Словно сама судьба решает, кому быть связанными, а кому нет. Основатель рода Барго, заключая сделку с Электрической Кицуне, установил пункт, по которому ее потомки обязывались служить семье до того, как кто-то из его детей не освободит их. Эйрс не видел смысла держать Бэйю при себе, и давно хотел отпустить ее, только вот за столетия лисы привыкли к оседлому типу жизни, и знакомая с малолетства подруга могла просто не выжить в открытом космосе. Сама Бэйя никуда и не стремилась, просто потому что не знала, что там, за пределами поместья господ. Да и что ей там делать? Служение Барго изученная и проторенная тропа, надежная, стабильная. Все изменилось с приходом зеленоволосого землянина, странного, но любопытного. Бэйя назвала бы его чудиком, но воспитание не позволяло. Поначалу он казался несмышленым птенцом, ожидающим удара, но потом освоился, став какой-никакой частью быта разоренного поместья. Бэйя привыкла к амбициозному и талантливому ученику хозяина, из наблюдения издалека перейдя в личное общение. Мидорима был не словоохотлив, но однажды ей удалось вытянуть его на беседу в более чем два часа, просто спросив какие звезды видны с Земли. У него были принципы, мечта, цель, а еще он искренне кого-то любил, так, что был готов пожертвовать всем, лишь бы спасти этому кому-то жизнь. Бэйя почувствовала необходимость следовать за шутером, чего не скрывала, но Шинтаро мягко отказался, сказав, что не хочет обязывать. Обязывать. Что это значит? Позднее, вновь оставшись только вдвоем, Эйрс пояснил значение слова, что в результате возмутило наследницу кицуне. Контракт мага и фамильяра подразумевал выполнение взаимных обязанностей, но также связывал их до конца чьей-то жизни. В подобном напарничестве обе стороны развивали магические способности согласно связи компаньонства, они делали друг друга сильнее, обеспечивали поддержку, помощь. Почему же землянин отказался? Барго просветил дотошную лисицу о культуре людей, о том, что в их мире не существует подобного рода связей, и потому они ничего не знают о том, как на самом деле работает договор между заклинателем и фамильяром. Их истории — выдумка, зачастую негативная, или, напротив, преувеличенная до абсурда. Приободрившись знанием, что Мидорима просто не до конца понимает суть связи, Бэйя активно начала искать предлога встретиться с бывшим учеником хозяина, а тот бы и рад помочь, только вот его появление без причины скорее вызовет панику, чем радушные объятия. Предлог все же нашелся, только последствия этого нагоняли тоску и беспокойство. Граф Кэя не приходил в себя долгое время, потеря крови сказалась на общем фоне состояния здоровья — если не приплетать сквозную рану в животе и медленно текущий яд по венам — скверно, а ведь Бэйя тоже в свое время помогала юному заклинателю Грозы примириться со стихией. И теперь он умирает, а она ничего не может с этим сделать. Как и принцесса Золана, не покидавшая палаты уже много часов. Бенкурианка плакала, крепко вцепившись в плед, до этого принесенный Шамалом, и проклинала духов предков за то, что поставили ее перед выбором. Миссия Лорда и доктора по добыче лекарства провалилась. Солдаты Менчжурии пожгли посевы с травой, что не могли собрать с собой для изготовления отравы. Антидота не было. Оставался последний вариант, где в любом случае она оставалась в проигрыше. Когда Хайраму стало хуже, Золана, наплевав на условности и приличия, просила взять кровь у нее, даже если она не подходит как донор. Ее антитела в любом случае подошли бы больше, чем их землянские, но Мидорима отказался. Он говорил «нет» снова и снова, пока она не вынудила его пояснить причину. — Ни один здравомыслящий человек не возьмет кровь у беременной женщины. Эти слова стали приговором. Она носила под сердцем ребенка Кэи, и, только узнав о его небольшом существовании, уже не могла не любить его. Он был ее частью, он жил внутри нее, беспомощный, беззащитный. Обняв себя за живот, Золана села и расплакалась. Либо она позволит умереть Хайраму, сохранив плод, либо прервет зачаток жизни их ребенка и спасет любимого. — Шамал может привести его в чувство, ты сможешь с ним поговорить, — сказал Эйрс, положив руку на плечо девушки. — Он выберет ребенка, — задыхаясь, произнесла Золана, — я бы тоже… но он же… я не хочу его терять!.. — Ты должна сказать ему, — Лорд поддалкивает принцессу подняться. С другой стороны кровати, на которой лежал Хайрам, стоял Шамал со шприцем в когтистых руках. Получив не твердый кивок от девушки, доктор вводит иглу в узел для дополнительных инъекций. Пару минут висела тишина. Хайрам приходил в себя долго, мучительно открывая пожелтевшие глаза. — Привет, — прошептала Золана, наклоняясь к лицу возлюбленного. — Привет, — просипел в ответ Кэя, едва заметно улыбнувшись. Лорд, давая друзьям время, отвернулся, натыкаясь на многочисленные взгляды Игроков, собравшихся за стеклом палаты. Они пришли все. Никто из них не печалился, но все выражали сочувствие. Хайрам был для них незнакомцем, о котором не вспомнится через две недели, но, тем не менее, они пришли. Они вообще были не обязаны держать его у себя, тратить на него лекарства, выделять ему единственного доктора, но делали это. Лорд просил только помочь вытащить друзей с Бенкура, и получил гораздо больше, чем надеялся. Хмурого Ферро, подпирающего плечом оконную раму. Меланхоличного Геномоса. Поджавшую губу и обнимающую себя за плечи Люмен. Смурного Инферна. Тоскливого Гидроса, скрестившего руки на груди. Едва кивнувшего Сильфа. Непроницаемого, но участливого Вольпа. Половина из них считала его врагом, один признавал его как наставника, остальная часть выражала нейтральность, и все же, они пришли выказать сочувствие и скорбь, свойственную людям. Барго опустил взгляд, не имея сил храбриться, когда так откровенно выражали чувства. Он отвык. Кэя попросил позволения, если будет девочка, дать ей имя его бабушки, что до конца своей жизни поощряла в нем открытость и простоту, непозволительную для персон их сословия — Констанция.