Наследник Певерелл

*04.09.1991 22:16. Кабинет директора Хогвартса* День Альбуса Дамблдора не задался ещё вчера. Двое суток на ногах, даже в его официальном возрасте – на минутку, 110 лет – считается тяжелым испытанием. Впрочем, если взять фактический возраст Альбуса, который благодаря манипуляциям с хроноворотом превысил 200 лет, то это и вовсе подвиг. Несомненно, благодаря экспериментам и ритуалам с кровью дракона, а также наследственном долголетии Дамблдоров, он вполне может дожить до фактических 300-400 лет, даже не становясь Мастером в магии Крови. Однако про этот козырь в рукаве знал лишь сам Альбус, его брат Аберфорт и наставник – Николас Фламель. Последний даже шутил, что если поднапрячься, то ученик станет старше учителя. Впрочем, такая перспектива не прельщала директора, так что последние десять лет, ввиду исчезновения Волдеморта, он позволил себе использовать хроноворот лишь в крайнем случае, и не проживать дважды те же сутки. В этот же момент Альбусу очень хотелось достать хроноворот из шкафа, и с его помощью узнать, ЧТО ЧЕРТ ПОДЕРИ ПРОИСХОДИТ. «Так, стоп! Вдох-выдох. Мысли под контроль» - подумал было Альбус, но обходя стол зацепился за его ножку, и едва не упал, оставшись на ногах лишь благодаря молниеносным рефлексам и высочайшему контролю своего тела и магии, над которыми он работал ещё с 1941го года. «Вдоооох – выдох… Вдоооох – выдох… Вдоооох – выдох… А теперь можно и подключаться к Омуту Памяти». Директор сел на свой трон и взмахом левой руки подал питание на чары, отрезающие его башню от внешнего мира на восемь часов, кроме экстраординарных случаев. Правой же рукой он призвал Омут, и активировал комбинацию из двадцати семи рун. Блаженно зажмурив глаза и откинувшись на спинку трона, Альбус подключил свой разум к артефактной чаше. Пару мгновений ничего не происходило, а затем… Боевой транс… Нет! Нечто куда лучше и сильнее этого! Чистый разум, да! Он чувствовал, как барьеры, за которыми он обычно прячет разум, падают, и ментальные силы возрастают в десятки раз. Глупые, наивные люди… Для большинства из них ментальная магия, это исключительно легилименция и окклюменция. Но ведь не это возвеличило школу ментала, и вывело её на уровень пиромантии и алхимии! О нет! Каждый мастер менталистики - это аналитический центр, чьи мыслительные возможности, при правильном использовании и усилении магией способны на постижение поистине непостижимых вещей! Эйфория – вот что испытывает мастер ментала, который, будучи ограниченным пятью-шестью потоками сознания в физическом теле, сбрасывает эти оковы и может пользоваться сотнями мыслей одновременно. То, что прежде играло роль интуиции в теле человека, вне этого тела превращается в дедукционно-вычислительную машину невообразимой мощности. Но, как известно, всё хорошее имеет свойство заканчиваться, потому и самолюбование заканчивается вместе с эйфорией, а на их место приходит мысль о том, что пора работать. И медленно, будто неохотно, мозг начинает мотать события в обратной последовательности, постепенно ускоряясь и вырывая куски и целые сцены из памяти. Вот авроры под предводительством Амелии Боунс, а также Фаджа покидают кабинет, а вот конец расшифровки показателей артефактов, тут заканчивается ритуал определения магических следов, а тут авроры прибывают в Хогвартс, вместе с коллегами из Отдела Тайн. Дальше целитель Сметвик обследует Гарри после ритуала, и он же обследует следы магии внутри ритуального круга, а вот, одновременно с отбытием Альбуса, прибывают некроманты. Спор Фаджа со Сметвиком, взрыв в кабинете Чар, воспоминания Тонкс и Флитвика о событиях в классе, и затем – утро, после тяжелой ночи. Вот и отправной пункт для анализа. Ещё во время просмотра распределения Гарри, Дамблдор понял – перед ним Поттер, а не Реддл. Да, Том был хорошим актером, но даже он не был идеален, и хоть какое-то мимическое движение его бы выдало. Однако, нет же, это был не Том, а Гарри, которому действительно было очень плохо, учитывая потенциал мальчика и полную отрезанность от магических источников до одиннадцати лет. Кроме того, плохое самочувствие юноши могло быть вызвано зельем, которое исправляет дефекты развития из-за авитаминоза и регулярного голодания в столь хрупком возрасте. «Не ожидал ТАКОГО от Петунии и её семьи, и вправду не ожидал» - промелькнула мысль в одном из потоков сознания, когда Альбус вспомнил, как выглядели тонкие шрамы на кисти и шее мальчика (именно в этих местах их было проще всего увидеть). Однако что-то в образе юного Поттера не складывалось, было нелогичным и абсурдным, ускользая из поля зрения при всей своей очевидности… Ответ был настолько простым, что сразу пять потоков сознания отвлеклись на тираду самому себе, по поводу невнимательности. Внешний вид! Да, в целом Гарри выглядел обыкновенным первогодком, но его образ был составлен будто из частей разных паззлов: недорогая, но добротная одежда; отрешенный внешний вид, несвойственный детям, и спровоцированный болью; слабое тело голодающего и нередко битого ребенка. Однако его взгляд не был затравленным, а одежда явно показывала, что, хотя он и не привык к дорогим вещам, но точно не экономит каждый кнат, как это должен был бы делать тот, у кого личных денег отродясь не было. Это выбивалось из образа ребенка с тяжелым детством настолько, насколько среди африканской саванны выделялся бы небоскреб. Дальше, согласно воспоминаниям Нимфадоры и Филиуса, во время практики простейшей Левиосы, магия мальчика вместо концентрации и постепенного выхода посредством палочки, сначала замкнулась сама на себя, а затем начала выходить из палочки такими потоками, что воззвала к её сердцевине. Но даже перо Феникса не выдержало, попросту не имея ТАКОЙ пропускной способности. «Вместе с тем,» - думал Дамблдор, - «если судить по аурному зрению Флитвика, которым тот изучал мальчика в момент беды, активировался некий ментальный блок информации, и был тут же отвергнут разумом юного волшебника. Боль от пережигаемых каналов в правой руке спровоцировала стихийный выброс, который весьма удачно начал взаимодействовать с магией вокруг тела, формируясь в естественный сферический щит. Скорее всего, если бы не сила этого выброса, то четыре щита, выставленных преподавателями не спасли бы их, а Хогвартс пострадал бы гораздо сильнее. Хотя если бы заклятие Нимфадоры не проделало брешь в щите, то сам Гарри или погиб бы, или превратился в Обскура…» - два потока мыслей отвлеклись, и подсчитали приблизительную силу такого монстра, если бы Поттер превратился – «Чудовищного по своей силе Обскура, который и разнес бы остатки школы в пыль, так как те, кто мог бы с ним справится были бы уже мертвы, или на грани смерти, а Аврорат бы не поспел вовремя, даже если бы их моментально проинформировали. Если бы даже мальчик не стал Обскуром, то от количества высвобожденной взрывом энергии, погибли бы десятки детей. Так что всё обошлось малой кровью. Надо будет выписать награду Нимфадоре. И Филиусу с Минервой годовую премию. А Северусу проспонсировать очередные исследования.» Следующими были воспоминания Альбуса, но ценного в них было мало. Спор со Сметвиком и Корнелиусом («Не забыть при встрече рассмотреть ауру Гиппократа – что-то в ней не так»), прибытие некромантов (быстрая оценка показала, что их суммарный резерв магии едва ли в полтора раза больше такового у директора). Тут воспоминания сделали пируэт, и на мгновение перестали быть визуальными – божественный вкус зелий Фламеля, которых у Альбуса в аптечке было предостаточно, способен отключить любые мысли. Под действием приятных волн тепла эликсира, вызывающих почти что эйфорию, директор даже дал выпить по полфлакона Минерве, Филиусу и Северусу. Вместе с Мастером Чар они принялись за восстановление замка, пока остальные преподаватели наводили порядок, и уводили детей, собравшихся посмотреть на это зрелище, по своим гостиным, дабы оных не пришибло каким-нибудь куском камня. Вероятность последнего была очень высока, так как каменную кладку разметало на десятки метров, и притянутые восстанавливающими чарами, булыжники развивали немалую скорость. Но едва строительные работы закончились, и директор опустошил ещё один флакончик зелья, – на этот раз своего приготовления – как сигнальные чары оповестили о 37 аппарироваших магах, и ещё троих, перемещённых портключом, вместе с непонятным магиоактивным грузом. «Не прошло и полгода!» - вспомнил Альбус поговорку русских, подцепленную им ещё в 45-ом, и взмахнул палочкой, пропуская прибывших на территорию замка, а сам поспешил к главному входу. Пересмотрев воспоминание ещё раз, директор заметил, что Флитвик сжал в руке накопитель энергии, сделанный из рубина и ястребиного черепа. Артефакт осыпался песком, а полугоблин существенно восполнил свой резерв. «Интересно, насколько такой артефакт связан с некромантией?» - подумал директор и продолжил своё занятие. Впрочем, последующие три часа были интересны, только прибытием Фоукса с флаконом воспоминаний Сметвика об обследовании мальчика и ритуального круга, а также наблюдениями, как работники Отдела Тайн, под руководством человека в белой мантии, снимают показатели. Директор выступает с речью во время обеда, дабы успокоить юные умы. Директор справляется об успехе расшифровки показателей приборов, и получает негативный ответ. Директор успокаивает Фаджа, параллельно подкидывая тому мысли о том, что и как следует говорить журналистам, дабы без потерь выйти из сложившейся ситуации. Директор пытается, не прибегая к Омуту Памяти, разобраться с анализом произошедшего и понимает, что не способен на это. Директор-в-настоящем понимает, что у него осталось мало времени – тело не выдерживает. Надо ускориться, и поэтому он приступает к параллельному анализу воспоминаний Сметвика и показателей артефактов Отдела Тайн. Пара минут субъективного времени, и директор понимает, что изрядно ошибся. Нужно было ещё в младенчестве заняться подробным изучением и обучением мальчика. Тогда бы не получилось такой неожиданности. А получилось вот что… «Когда в ночь Самайна Том пришел в домик Поттеров, он был настолько пропитан смертями и злобой, что создал непроизвольный крестраж, слабый настолько, что без внешней магии тот едва существовал. Однако было большой ошибкой понадеяться, что от жизни в обезмаженном доме, крестраж в голове мальчика погибнет. Превратившись в своеобразного паразита, и несмотря на сопротивление мальчика, кусочек души постоянно тянул на себя магию из неразвитого ядра. Как результат – существенное ослабление естественных ментальных щитов мальчика, и средней силы ускорение развития ядра и резерва магии, за счет дестабилизации структур души. В июле, когда мальчик переехал в Косой Переулок, он начал жить в полумиле от одного из трёх крупнейших источников магии на островах. Крестраж попал в более выгодные условия, и начал ещё сильнее тянуть магию, разрушать щиты и, скорее всего – привел к регулярной мигрени. После этого, в Хогвартсе, когда мальчик уже был как ученик подключен к источнику магии школы, от дармовой силы крестраж «обезумел» (если можно так сказать о части души безумца), и попытался захватить контроль над телом. Конфликт магии и сил двух сознаний привел к взрыву и, вполне вероятно, пробуждению родовой магии мальчика. Темной магии, что восходит корнями к его бабушке, что была из Блэков, или к первым Поттерам. Тьма — это плохо. Тьма… Эманации смерти… Крестраж уничтожили… Мальчик жив – невозможно… Эманации Смерти… Тьма…» Перламутровый вихрь вытолкнул из Омута обессилевшего директора Хогвартса, и тот начал сползать по спинке своего кресла. Взгляд чародея упал на зеркало, что висело в сторонке, и показал мужчине наглядную иллюстрацию того, почему он так редко пользуется своими силами на полную: бордовая кровь текла из красных глаз, из носа и ушей; лицо побледнело, осунулось и покрылось сеткой темных сосудов. Руки дрожали крупной дрожью, и сил едва хватило, чтобы с минимальными потерями жидкости выпить флакон укрепляющего настоя, и хрипло позвать: - Тиби… Вызови Северуса… Сними блокаду с башни… После этого, сознание мага провалилось в спасительную тьму, чтобы выйти из неё лишь через сутки. Возможно, будь у директора возможность пробыть в Омуте ещё одну минуту, история пошла бы совершенно иным путём. Однако, он так и не догадался до единого ответа, что открыл бы перед ним завесу многих тайн, и поэтому, фактически был обречен через несколько лет медленно умереть на поле боя, с вымученной, но счастливой улыбкой. Ах если бы всё было иначе… Но механизмы судьбы уже было не остановить – для него будущее было предопределено. И время, набирая скорость, точно паровоз, понеслось вперёд, чтобы раздавить одного из величайших магов ХХ века, но только тогда, когда его роль будет сыграна до конца. Одновременно с хлопком аппарации эльфа, тени в разных концах мира зашевелились и задрожали, чувствуя и предвидя изменения, что будто цунами пронесутся по всему миру. Далеко-далеко на Востоке в своём дворце, окруженном лесами, удовлетворенно хмыкнул маг, в чьем облике неуловимо проскальзывало нечто сходное со скелетом. На севере, в холодном замке и самой высокой его башне, в камере-одиночке слабо улыбнулся мужчина с глазами, что уже давно не видели вещей вокруг, и по его щеке стекла слезинка. В Лондоне, в палате св. Мунго, мальчик с яркими изумрудными глазами сел на кровати, громко вдохнув, будто очнувшись от кошмара. - Гарри? – целитель Сметвик, дежуривший у кровати пациента уже четыре часа встрепенулся от дрёмы – Не пугайся, прошу. Ты в лечебнице св. Мунго. Меня зовут Гиппократ Сметвик, я твой врач. Ты меня слышишь? Как ты себя чувствуешь? - Я… будто снова могу свободно дышать – смущенный такою своей откровенностью, ответил мальчик. - Это хорошо – ответил целитель, - А сейчас небольшой осмотр, если ты не против…