Искупление

— Нам нужно обязательно начать со списка вещей, которые нельзя нарушить ни при каких обстоятельствах! — Джин беспокоится о каждой минуте, проведенной в прошлом, будто бы спасение моих родителей — ее личная ответственность, сдавливающая плечи своим ярмом. — Думаю, сперва стоит обозначить наши основные перемещения. Все-таки изменения должны коснуться и 1978 года — когда умерла жена мистера Виконта, и 1998 — это наша основная цель. Избежав всего, что тогда произошло и, что самое важное, схватив Беллатрису с возможными пособниками, мы сможем изменить многое. Даже больше. Когда мы вышли из Запретного леса, ненароком заметили, как ко входу в Хогвартс стремительно приближается высокая, но довольно исхудалая фигура Нарциссы Малфой. Ведомые ее резкими движениями, мы, сами того не понимая, оказались у входа в Больничное крыло. Мои заметки больно кусают сердечную мышцу. В скорби Нарциссы больше не чувствуется послевоенный несоразмерный ни с чем дух аристократизма. Нарцисса летит в пропасть своего неверия в жизнь, оседая возле койки мертвенно бледного Драко, и беззвучно плачет, содрогаясь всем телом. Ее черное манто — щит ее аристократической натуры. Но и он уже не имеет никакого значения, когда женщина издает животные звуки, символизирующие слабость. Люциус учил встречать неудачи с высоко поднятой головой. Входила ли смерть сына в его список, никто уже не узнает. Мы наблюдаем из-за полуоткрытых дверей в гробовой тишине, и я готова поклясться, думаем об одном. — Это еще один повод сделать все правильно, — шепчу, отрываясь от пола, и в какой-то невесомости направляюсь к женщине, чье горе — череда моих ошибок. Ребята остаются на месте — им ей сказать нечего, в то время как в моей голове разворачивается километровая пергаментная тирада, испоганенная жирными кляксами и потеками слез и крови. Эта тирада бессмысленна — обрести звучание ей, увы, не суждено, потому что Гермиона Грейнджер искусала язык до рубцеватых ран и вряд ли сможет что-либо сказать с преданной уверенностью. Я обнимаю ее плечи, хоть и связаны мы лишь единожды ударом хлыста — болью. Поседевшие волосы Нарциссы сбиты в колтуны, испуганные — ввалившиеся из-за бесконечных истерик — глаза смотрят на меня в больном непонимании. — Деточка… — и в голосе этом то ли ненависть, то ли крик о помощи. — Все будет хорошо, миссис Малфой, — называть ее по мужу как-то отвратительно. — Ты в это сама верила? — она знает, куда бьет и попадает, но не ликует от злорадства. Прирожденная Блэк никогда не утонет в бесчестной грязи. Прирожденная Блэк уже утонула в бушующем шторме семейного бедствия. — Я вам обещаю, — она непонимающе кивает, обнимает сына с неестественным трепетом — и фальшивость его заключается лишь в том, что у родителей, потерявших детей, нет названия, потому что природа вопит против такой фикции. Нарцисса разжимает его деревенеющие пальцы, прикладывает их к губам и щекам, убаюкивая сына своим срывающимся мурлыканием. Вот только сын ваш спит мертвецким сном, и, возможно, как и я когда-то, видит вас в лучах иного измерения, роняя скупую аристократическую слезу. Я благодарна тебе, Драко, за это время. — И будет все так, как надо, верьте мне. Нарцисса уже и забыла про меня. Забыла про жмущуюся в уголке Помфри, отвернувшуюся МакГонагалл и работников Министерства. Нарцисса занята — не отвлекайте ее. Она настоящая мать. В отличие от тебя. В ее неанглийском — это не поддается никакому языку — говоре я различаю частые слова любви. И смерть в продрогшем голосе. Мы не нуждаемся в Трелони, чтобы знать наперед: в субботу не будет чая, к которому не стоит опаздывать. В субботу будут похороны под срывающийся ноябрьский дождь. И я обещаю вам все исправить, миссис Малфой. — Чтобы предупредить жену мистера Виконта, нам нужно быть в их доме за сутки — однако это не избавляет нас от вероятности преследования, — Гарри снимает очки, потирая переносицу. — За их домом могли следить. Не только Грейвс — с ним встретиться как раз и не страшно. И, возможно, даже стоило бы… — А что если мы предупредим не женщину, а сразу Уильяма? — Фред подкидывает яблоко к потолку и ловит его в десятый раз, скрывая настороженность под маской ленной расслабленности. — Нужно знать, где он будет находиться в определенный час. А идти в лапы к Пожирателям — идея не из приятных. Я выхватываю фрукт из рук не ожидавшего этого Фреда и отгрызаю сладкий кусок с блаженным чувством скорого насыщения. Мы пропустили все приемы пищи, совсем забыв о том, что организму нужно что-то еще за исключением мозгового штурма. — Есть идея лучше, — говорю, прожевав сочный плод. — Мы на все сто процентов столкнемся с ним в Хогвартсе. — С криками: «В будущем вас ждет много трудностей»? — смеется Джордж, передавая старшему брату книгу по истории магии. — Нет, с шепотом: «Любовь зла, полюбишь и…» — Фред, мне нужно родиться, ты не забыл? — бью его кулачком по ноге, и он с хохотом обнимает меня за плечи, отбирая яблоко: — Это самое важное, что произошло в мире за последние двадцать лет! А вообще — идея отличная. В биографии указано, что он был старостой курса. Мы можем постараться найти Уильяма во время ночного дежурства. — Потрясающе! — перелистываю страницы в поисках нужной. — Это где-то 1967 год — его шестой курс. Выберем любой учебный день сентября и будем там около двенадцати ночи. В крайнем случае, у нас неограниченное количество попыток в случае форс-мажорных ситу… — Герм. Мы можем так не напрягаться… — Джинни указывает на строчку из сохранившихся писем Уильма домой, и я подвигаю рукописи ближе. — Отец, прошу тебя не переживать. Это всего лишь перелом, который к завтрашнему дню пройдет. Еду мне приносят друзья из Большого зала — да и ночка в Больничном крыле точно пойдет мне на пользу. Передавай привет Ма и постарайся держать себя в руках. Если она решит навестить меня как тяжело больного пациента с десятью сумками домашней еды, даже представить боюсь, как быстро меня поднимут на смех. Помни, что змеи умеют жалить, и я в их гнездышке лишь терпеливый питон. Твой дорогой Уильям, 23 октября 1967 г. — Ты знаешь, как сильно я тебя люблю, подруга? — Не откажусь услышать еще разок. — Так-так, стоп! — мальчишки ревнуют, и это выглядит до смешного нелепо. — Значит, нужно пробраться по-тихому к старушке Помфри… — О, тогда она была еще молода и прекрасна! — Тебя, Джорджи, в последнее время тянет на старшеньких! Я наблюдаю за веселящимися ребятами, почти не чувствуя боли в недавно зашитом сердце. В теплом свете Выручай-комнаты среди любимых людей все кажется незначительно мелким. Не будь этих разговоров, вряд ли бы можно было почувствовать подвох, скрывающийся в нашем общем — не моим личном — прошлом. Прошлом, которому не суждено, к счастью, сбыться. Судьба сыграла со мной злую шутку, и сейчас она искупает свою прихоть новым витком в траектории наших жизней. Судьба, как истинная женщина, в своих решениях так непостоянна. — Знаете, о чем я подумала? — они обращают ко мне взгляды, отвлекаясь от прежних затей. — Не знаю, как у вас, но у меня не хватит выдержки вернуться сюда после разговора с отцом, — еще не намеченный план беседы заранее рассчитан на мое в нем безусловное участие. — В смысле… Я бы хотела — конечно, в идеале, — после Хогвартса трансгрессировать к моему дому и разведать обстановку. Чтобы в ночь… В ту ночь не выдавать себя хлопком. — Не возвращаясь назад? Двойной прыжок из дальнего прошлого в более близкое? Почему бы и нет. Нужно все хорошенько обдумать, — Гарри шелестит пергаментом, намечая схемами детали скорого путешествия. Я нервничаю без причины, уставившись в книжную полку и вспоминая послание Уильяма Грейвса мистеру Артуру, так удачно вписавшееся в события этого дня. — Вы можете поверить в то, что произошло? — я перепрыгиваю неглубокую канаву, не желая испачкаться в грязи. — Сам думаю об этом всю дорогу назад, — Рон учтиво подает мне руку, чтобы не поскользнуться. — Подстава, на мой взгляд, исключена. — Он был так добр — я тоже не верю в подвох. — Да и история его выглядит абсолютно правдоподобной. — И Маховик не похож на бомбу замедленного действия, хотя и пестрит украденным из фонда Министерства золотым свитком. Если по пути к мистеру Виконту мы обсуждали сотни неблагоприятных вариантов встречи, ругаясь и боязно оборачиваясь, то обратная дорога стала символом надежды и некоторого просветления. Идти сквозь оголившийся лес стало легче, будто бы одна партия тяжелого груза была успешно сброшена с наших трясущихся плеч. Виконт помог загадать мне желание на падающую звезду, которая так неожиданно всплыла на ранее опустошенном небе. Ветер бесится в попытках растрепать волосы Джинни, но, даже засмотревшись на пламенную паутину, я не теряю бдительности и выставляю палочку в сторону грозного хрипа. Ребята следуют моему примеру. — Мы не пройдем мимо? — хриплые стоны становятся все громче, и я вспоминаю, как боязлив бывает Рональд. — Братик, будешь обходить сложности стороной, никогда не найдешь девушку, — я нервно улыбаюсь, Фред зрит в корень его проблемы. — Пойдемте, — шепчу, чтобы не спугнуть существо, и убираю палочку за пазуху. — Я знаю эти звуки. За крест-накрест поваленными деревьями виднеется черное тело, почти сливающееся с землей. Лошадь опасливо поворачивает череп, поймав нашу аккуратную поступь, и тут же отворачивается. Фестрал уже сложил крылья и склонил голову в предсмертном обряде. Я присаживаюсь возле него, несмело поглаживая холодную, но неизменную в своей мощи, шею. Животное фыркает, поддаваясь ласкам. — О, я не причиню тебе боли, малыш. Это все, конечно, ужасно, но какая ирония — даже символы самой смерти от нее не спасены. И вот так в одиночестве умирает вечное отчаяние в твоих глазах. Никто даже не придет тебя проведать? — на меня накатывает грусть. В моих руках — нечеловеческая красота. И даже она обречена в эти минуты. — Думаю, он специально ушел из табуна. — Гордое одиночество. Кто-то этим тоже грешил, не так ли? — я поднимаю наполненные слезами глаза на Фреда, который, как оказалось, сел рядом и уже накрывает мою ладонь своей. — Как насчет скрасить его последние минуты своим скромным обществом? Я киваю и боковым зрением вижу, как Джинни активно наколдовывает усеянный цветами грот. Животное благодарно подает копыто вперед. Ты не умрешь в одиночестве. Никто этого не достоин. А достойна ли ты, Беллатриса Лестрейндж? Моя ненависть к тебе растет с каждым часом, и я уверена в своем решении потолковать с отцом за спиной у мамочки. — Гермиона, — передо мной щелкают чужие пальцы, возвращая в реальность. — Ты с нами? — Что? Да. Да, я здесь! — Удивительно и приятно в то же время, — наши пальцы переплетаются, но рыжий мальчик смотрит вперед с мягкой улыбкой, строя беззаботный вид. Никто ничего не замечает, хотя это уже и не секрет вовсе. — Вернемся к нашим баранам, — Джордж делает вид, что поправляет невидимые очки. — Не к Ронни. — Очень смешно! — Худшая моя шутка за сегодня, ты прав! Гарри, вещай! — Итак… Что мы имеем. Я согласен с Гермионой — нам не нужно привлекать лишнего внимания. Поэтому действуем следующим образом… Когда на часах запели петухи, указывающие на поздний час, мы уже сворачивали свитки, готовые разойтись ко сну. Было решено начать действовать по пробуждении, хорошенько отдохнув и настроившись. Судя по всему, друзья догадывались о сжавшемся в моей груди нервозном коме предвкушения, потому что каждый старался повторить ненавистное «все будет хорошо» рекордное количество раз. — Все будет… — Джин заводит надоевшую песню через пару минут после Фреда, и я не выдерживаю. — Хватит! Хватит повторять! Я сыта по горло этими «хорошо»! Давайте просто пожелаем друг другу спокойной ночи и разойдемся по комнатам! — я замечаю погрустневший взгляд Фреда, несмело добавляя. — Я сегодня останусь здесь… Можно? Это банальное приличие. Я знаю, что в пределах его объятий мне можно все. — Ууу…ходим, ребята! — Джордж выталкивает их за дверь, оборачиваясь к нам, и подмигивает, наигранно громко добавляя: — А тебя, Фредди, я жду через пару минут! — и мотает головой в знаке отрицания, произнося одними губами «нет!». Дверь захлопывается. — Оболтус! — Фред поворачивается в мою сторону и застывает на месте. Потому что я сбрасываю на пол такой ненужный в этом жаре свитер. Секундная стрелка пронзает мое сердце. Ловлю голодный взгляд Фреда. Он облизывает губы в такт моим движениям. — Я не хочу этой ночью стонать от кошмаров. — А как насчет стонать вместо них?.. Я знаю, что его горячие губы меня боготворят. И чувствую это каждой клеточкой тела.

***

На утреннем заключительном собрании Фред тоном, не требующем возражения, расставил все точки над «i», решительно собравшись со мной в Больничное крыло к Грейвсу. — Ну и что, что это Хогвартс! Это Хогвартс не нашего времени, вдруг здесь есть свои Василиски и оборотни! А Малфой-старший, а Блэк! Это же змеюшник, а не… — Нынешний слизерин не лучше, братец. — А ты ее не защищай! — Фред, тише… Тише, — я обхватываю его запястья — к слову, с большим трудом — и вкрадчиво объясняю, как маленькому. — Вместе идти — подозрительно… — А одной — опасно! Я иду с тобой, и это точка. — И никак тебя не переубедить? — Ничем в жизни. На том и решили — переместиться на нижних этажах, чтоб было проще добираться до пункта назначения. Пока мы с Фредом будем прятаться в потаенных ходах вдоль стен, ребята затаятся недалеко в нашем ожидании. Отсчитав нужную дату и поздний час, я надела на шею золотую цепочку волшебного устройства. — Готовы? — Всегда готовы, — последняя цифра, дымка неизвестности и новые стены, отмеченные довоенной помпезностью. Но почему-то с самого начала что-то пошло не так. — Ты хочешь сказать, что здесь нет того углубления, по которому можно добраться до крыла незамеченными?! А что бы было, если бы у нас не было мантии-невидимки? — мы успеваем отойти от ребят, и, оценив пустой коридор, я решаюсь на легкое ворчание. — Откуда мне было знать… Но поэтому мы ее и взяли! — Фред накрывает нас обоих широкой тканью, и мы продолжаем идти почти вровень. — Не переживай. Ты помнишь, что я с тобой? — вкладывает мою ладонь в свою, внушая спокойствие. — Да. Я просто… Так непривычно думать, что я увижу его так близко… Таким молодым и… Живым, — мы поворачиваем за угол и одновременно останавливаемся, как вкопанные, непроизвольно открывая рты. — Боже мой! — я замечаю молодого Артура, прижимающего будущую миссис Молли к стене. Он страстно покрывает ее шею влажными поцелуями, успешно нас не замечая. — Мерлиновы кальсоны! — я уверена, Фред уже пытается забыть, как мать постанывает мистеру Уизли в ответ, изгибая грудь навстречу томным ласкам. — Не смотри туда! Давай просто пройдем мимо, не обращая внимания! — я подталкиваю парня чуть вперед, не выдавая смущенного румянца. — Я очень удивлен, что такими темпами до Билла она не родила еще пару-тройку детей! На первом этаже! В такой час! Для этого есть другие места, они чокнутые! — Просто дико влюбленные друг в друга молодые люди — ничего страшного в этом нет. — Какой кошмар, — у мальчика шок, мальчику срочно нужен стакан воды. Остальной путь до Больничного крыла дается довольно просто — мы без свидетелей добираемся до заветного помещения, проскальзывая в открытые двери. Койки пусты — это к лучшему. На одном из столиков стоит зажженная лампа, и молодой человек в ее слабом свечении заворачивает письмо в плотную бумагу. — Это он… — Избавимся от мантии прямо здесь? Чтобы не напугать его. — Да. Давай, Фред. Очертания окружающего мира становятся яснее, и я неспешной походной приближаюсь к Уильяму. — Мистер Грейвс? — парень вздрагивает от неожиданности, направляя в нас волшебную палочку. Я примирительно поднимаю руки, садясь на кушетку рядом. — Испугали, — мы предусмотрительно надели школьные мантии и, бросив на них один взгляд, он убирает средство защиты. — Мы знакомы? И почему студенты разгуливают по школе в столь поздний час? — уголки моих губ неосознанно поднимаются вверх — вот, в кого я такая староста. Я оборачиваюсь на Фреда, и он слегка кивает. — Мистер Грейвс, мы пришли к вам по важному делу. От которого зависит несколько человеческих жизней, — он обескураженно поднимает брови. Темные зрачки в ореоле светло-ореховой радужки — наше общее. — Я знаю, что сейчас вы закончили письмо отцу, — я наизусть цитирую его содержание, вгоняя парня не только в краску, но и в гораздо большее, по сравнению с предыдущим, удивление. Он снова достает палочку. — Кто вы такие? — я его ни капельки не боюсь, но слышу, как Фред напрягается. Я знаю — он тоже наготове. — Я не могу ответить на этот вопрос. Поймите меня правильно. Это… Мягко говоря — не наша эпоха. — Перемещения во времени? — я несмело киваю. Он должен мне довериться. — Но с какой целью? — Здесь точно никого нет? — я еще раз осматриваю помещение, отправив Фреда исследовать периметр. — Нам не нужны свидетели — все может обрушиться. — Кроме нас — нет. — Я верю вам, мистер Грейвс. — Я не так стар, чтобы вы… Ох, точно. И сколько мне «там» лет? Я борюсь с неимоверным желанием вас спасти, но боюсь последствий. Боюсь никогда не узнать своих любимых родителей. Боюсь не встретить нужных мне людей. — Достаточно, чтобы обращаться к вам уважительно. Я хочу кричать. Я хочу назвать тебе ее имя. Но я так сильно рискую всем, что держу рот на замке. — Мне нужно, чтобы вы запомнили важную дату. Впереди вас ждет множество свершений… Вы будете спасать людей. Десятки. Если не сотни. И есть один важный человек, который не дождался вашей помощи, когда она была так необходима, — он наконец-то прячет палочку, внимательно меня слушая. — Вы будете все знать. Вы все прекрасно поймете, когда настанет то время. Однако запомните одну дату. Жена изобретателя мистера Виконта умрет днем 13 сентября 1978 года. Вы спасете его через несколько дней — по заданию. Теперь же не забудьте и про нее, — молодой Грейвс судорожно записывает даты в магической тетради, бросая на меня вопросительные взгляды. — Что-то еще?.. — Нет. Пожалуй… Нет. Да, тысячу раз «да». — Я полагаю, задавать вопросы — не моя прерогатива? — заинтересованно усмехается, совершенно не понимая, что может ждать его впереди. А если я испортила ему жизнь? Если его вычислят в тот день и убьют сразу же? Никто меня не спасет. Никто не будет даже знать о том, что я смогла так не вовремя появиться на свет. Нужно предупредить Фреда: в таком случае придется вернуться назад и… Остановить самого себя? Это будет цирк уродов. Это будет искалеченный мир. Это будет парочка парадоксов и несчастная в своем ожидании я. Когда Фред подходит ближе, но еще нас не слышит, я решаюсь: — Скажите… За что вы полюбили Беллатрису? — срывается быстрее, чем я могла представить.  — Лестрейндж? Я ее… Даже не знаю. Это сложно… В дальнем углу начинаются копошения. Я вмиг вскакиваю, готовая бежать, и Фред моментально достает мантию-невидимку. — Вам нужно возвращаться — Помфри должна дать мне ночную сыворотку. — Спасибо. Спасибо вам за все. Я надеюсь на вашу помощь. Я надеюсь на ваше фантастическое спасение или — хотя бы — легкую смерть. — Подождите! — парень вскакивает с кровати, придерживая еще не зажившую после падения с метлы руку, и мы оборачиваемся. — Как ваше имя? — Гермиона, сэр. Назовите так свою дочь. Мы бежим по коридорам, заворачиваем за пару углов, не произнеся ни единого слова. Фред все понимает. А я не понимаю ничего. — Если вдруг мы что-то испортили, вам потребуется вернуться в прошлое и остановить нас. Вдруг у него что-то перемкнет, он поступит не так, как должно, все оборвется, все сломается… — Герм, — парень целует меня в лоб, остужая. — Я тебя понял. Не дрожи, как осиновый лист, дальше — хуже. Ты должна собраться, помнишь? — он слегка меня трясет, приводя в сознание окончательно. — Да. Беллатриса. Дом. Родители. — Ты молодец. Ты огромная молодец. Ребята ждут нас, притаившись как никогда хорошо, — ни одна миссис Норрис не пронюхала бы своим чутким носиком присутствие кого-то чужого. — Ну что? Все в порядке? — громче всех шепчет Гарри под прочие однотипные вопросы ребят. — Да. Безусловно, — Фред снова берет ситуацию в свои крепкие руки. Спасибо тебе. Я обязательно тебя поблагодарю еще миллионы раз, если останусь жива. Когда останусь жива. — Значит… Дальше? — настала очередь Джинни переживать. — Угу. Действуем по плану. Гарри и Рон — внутренний дворик, там широкие кусты. Джордж и Джинни — дом напротив, оттуда уже давно съехали жильцы, но вам будет удобно наблюдать за всей улицей. Действуем слаженно. Без спонтанностей, — повторяю больше для себя. — Сейчас трансгрессируем во двор. Оттуда — перемещаемся, ладно? — Мы помним, Герм, мы помним. Поехали. Хлопок — и мы уже у дома моего детства. Моей юности. И моего страха. В свечении старых фонарей улица не выглядит какой-то другой — тем не менее, я так хорошо знаю эти места, что готова поспорить со многими деталями. Но на споры не хватает времени, механизм которого мирно греет мое сердце. — Повезло — без свидетелей. Видимо, все крепко спят, — Джордж, ты что, тоже начинаешь нервничать? — Я начинаю. 21 сентября. 1998 год. За два часа? Может, три? Пять? Сутки? — я не уверена ни в чем. — Давай так, как и планировали. — Хорошо. 00:45. Пространство растекается в пыль и вновь возникает из ниоткуда, собираясь в материки, города и улочки. — Никого? — мы осторожно осматриваемся вокруг, выглядывая из-за густых деревьев. Никогда бы не подумала, что яблоневый сад будет спасать наши шкуры от очередных опасностей. — Кажется, тихо. Фред, мантия-невидимка у тебя? — Джин забирает у него ткань и пропадает под ней вместе с Джорджем, напоследок произнеся: — Удачи. Всем нам. — Удачи, — шепчем, почти неслышно, разом. Шепот стал смыслом моей жизни. — Идите, — Гарри достает палочку и так же, как и я до этого, выглядывает из-за веток, не видя ничего кроме нескольких метров, освещенных старым фонарным столбом. Фред снова берет меня за руку. Его прикосновения тоже смысл жизни. Смыслов жизни, если так поглядеть, более чем достаточно. Проползаем к черному ходу, обнаруживая его закрытым. Это — в некоторой степени — потрясающий знак. — Алохомора, — дверь легко поддается, и мы оказываемся внутри, также тихо ее запирая. Я позволяю себе выпрямиться, вслушиваясь в тишину. Фред использует обнаруживающее заклинание. — Все чисто, Герм. Они наверху, если хочешь… — Посмотрим одним глазком! — мне кажется, я сейчас заплачу. В носу начинает щипать, но я все убеждаю себя — не время. Я буду плакать после. От счастья. От их объятий. Но слезы предательски капают на ковер, впитываясь в него своими солеными кристалликами. — О, милая! — он сжимает меня в объятиях перед самой их дверью. — Я боюсь открывать, Фред. — И поэтому здесь я. А что бы было, решись я в одиночку ступить на эту полосу препятствий? Думать об этом как-то не хочется. Я заглядываю в щелку и вижу родителей, мирно посапывающих в семейной постели. Захожу совсем тихо, чтобы не разбудить их, и накладываю защитное заклинание на окно — так безопаснее. Не целую их, хотя хочется до скрежета зубов. Оставляю на потом. Оставляю их в неведении. И утираю бесконечные слезы, не в силах убрать с лица глупую улыбку. Фред оставляет дверь открытой и также накладывает защиту на весь проем. Мы будем видеть то, что происходит внутри, и следить за ситуацией во всем доме. Мы чертовы шпионы. Мы все сегодня спасители. И это моя тренировка к работе Аврора. Я решила. И решилась. Осталось подлатать нервную систему. Заходим в мою комнату, где не изменилось ровным счетом ничего, и прячемся за створкой шкафа — отсюда видно весь коридор и их постель. Мы же остаемся незамеченными. — Теперь осталось дождаться… — И я хочу тебя поздравить с рождением, Герм! И с твоими привычно непослушными волосами, которые так сильно мне нравились все пять лет! — облокачиваюсь ему на плечо, прикрывая лицо руками. — Как ты остаешься таким… В любой ситуации. Раньше я корила вас обоих за безрассудство и глупость. Но потом поняла, а сейчас убедилась окончательно — это невыносимая работа над собой, Фред. Ты мой герой, ты знаешь это? Он улыбается еще шире, но взгляд остается серьезен как никогда. Наклоняется и чмокает меня в губы. Нежность приливает ко всему телу. Я чувствую себя полноценно. — Теперь знаю. Как ты себя чувствуешь? — На удивление — неплохо, — мне невероятно легко на душе, но странное чувство чего-то непривычного кошками скребет душу. — Погоди-ка. Я скидываю мантию и через голову избавляюсь от свитера. — Мне кажется, для раздеваний ты выбрала не… Вау, — он останавливает взгляд, и наше общее непонимание готово взорвать атмосферу. Моя левая рука абсолютно чиста. Я поняла, что что-то не так, когда перестала ощущать привычный зуд в области раны. Потому что ее просто-напросто не оказалось. Вечное клеймо ее жесткой руки покинуло свою хозяйку. — Я не понимаю… — Ты что-нибудь помнишь? Мы изменили будущее. И — судя по всему — нехило! У меня в голове какая-то каша, — Фред зачесывает волосы в разные стороны, не отводя взгляда от моего удивительно чистого тела, на котором красуются лишь едва заметные царапины. — Ты так красива в любом своем обличии. Я краснею и спешу одеться, хотя в наших с ним нынешних отношениях это не так уж и важно. Снова бросаю взгляд в сторону родителей. — Ты прав. Часть воспоминаний, как будто во сне. Я точно помню, как она разрезала мне руку с сумасшедшими криками. И — в то же время — перед глазами слишком реалистично стоит ее непроницаемое, тревожное и — совершенно в новинку — расстроенное лицо. То есть… Ничего не было? Мы слышим шаги на лестнице и вскакиваем, вздернув волшебные палочки, но видим только Гарри. Он поднимает руки и просит нас быть тише, прикладывая указательный палец к губам. Закрывает дверь в комнату родителей. И зовет следовать за ним. Мы с Фредом переглядываемся, но ступаем вниз, готовые обороняться. Доверяй, но проверяй, не так ли? — Что это все значит? — я окидываю гостиную встревоженным взглядом, видя перед собой друзей и фигуру незнакомого человека, что стоит к нам спиной буквально в пижамных штанах и спокойной пьет воду. — Это еще кто? — он неспешно поворачивается, попадая под люмос Рона. — Мистер Грейвс? — палочка выпадает из моих рук, и я опираюсь о Фреда, боясь упасть: — Я не понимаю! Я ничего не понимаю! — Вот поэтому Маховики и не продаются на каждом углу, — он смеется мне в лицо, вселяя уверенность. Оценивая нас с Фредом взглядом, приходит к выводу. — Все такие же, как и в ту ночь, когда я сломал руку на тренировке. А для меня прошло больше двадцати пяти лет, друзья! — Объясняйтесь! Немедленно! — я нервничаю, остальные — тоже. Гарри ходит по комнате, проверяя окна. Джинни уставилась в коридор. По инерции мы защищаемся. — Мне будет проще отвечать на ваши вопросы, потому что… Сами понимаете, у нас разные временные пункты, — он безумно прав. Не менее раскрепощен. И, кажется, счастлив. — Что вы здесь делаете? — Живу в бывшем домике Виконта. Меня разбудили внезапно вошедшие Джордж с Джиневрой, и, потолковав, мы решили встретиться всем вместе. — Так вы… Вы… — Я уже от них наслышался, что жив, и сам обрадовался несколько раз. Да, Гермиона, я действительно выжил. — Что случилось с ней? — Я хороший Аврор, дочурка. И я смог найти твою непутевую мамашу, поэтому она не сможет причинить тебе вреда. Никому. И никогда. Она милашка, — он снова смеется и потирает сонные глаза. Мужчина, хватит смеяться, я все еще не могу прийти в себя. — Поэтому вам стоит навести здесь порядок и вернуться в свое время. Тогда и поговорим. — Я не хочу, — все обращают ко мне удивленные взгляды с немым вопросом. — Я боюсь. Это какой-то фильм с ужасным финалом. Игра. И у нас даже нет сохранения. — Дорогая, мне кажется, ты доказала всему миру, что жизни не нужны никакие сохранения… — Он прав, Герм. Мы все это чувствуем ведь. Изменилось много вещей и мы, наверное, можем вернуться… — Фред вкладывает мне в руки палочку, заглядывая в рябь встревоженных омутов. — Я хочу, чтобы от тебя пахло правдой. — Но пахнет полностью тобой. — Ты прав. Прав. Все верно, — хватаюсь за голову и смотрю на отца. Столь интимный момент заставляет его повеселеть пуще прежнего. — Я так и знал, голубки! Закрою за собой дверь. Буду ждать вас через несколько месяцев. — Мы будем через минуту, мистер Грейвс, — я вам пообещала и сдержу свое слово. Как и вы сдержали свое, изменив этот мир. Я переставляю цифры на Маховике времени. Наше время будет другим. Наше время уже другое.

***

— Детка! Ты бы предупредила, что будешь так неожиданно, да еще и с друзьями! — мы возникаем в центре гостиной вшестером, а мама от испуга и скорой радости роняет кастрюлю в раковину. — Папа вышел выкинуть мусор, как раз сейчас вернется, вот удивится. И я. — Что с тобой, милая? — она подходит ближе. Она подходит ко мне. А я и дышать не смею. Слезы градом растекаются по щекам, и, почувствовав легкий толчок в спину — кто-то из паршивцев меня выводит из равновесия, — я падаю в ее объятия. — Боже, да что это за мелодрама! Ну, не было тебя неделю, зачем же сразу в слезы, кошечка? — я трогаю ее лицо, волосы, плечи, смотрю в широко распахнутые глаза и почти считаю ресницы, захлебываясь в рыданиях. — Миссис Грейнджер, наши девочки такие эмоциональные, вы даже представить себе не можете! — Фред доказывает этой фразой, что Джинни тоже ревет. — Ничего не понимаю, но приглашаю всех к столу! — они обходят нас стороной. Но я никуда не ухожу. — Я люблю тебя! Мама, я так тебя люблю! — Я сейчас буду кого-то ревновать, — отец появляется на пороге, скидывая фуражку на вешалку. — На улице так похолодало, пора надевать шапку… — Папа! — мое внимание переключается на него. Теперь он тоже облит моими слезами. Это сегодня наш ритуал возвращения к жизни. — И тебя люблю! Очень сильно люблю! — Дорогая, ты сегодня такая… Интересная! Мы тоже тебя любим! Конечно, любим! Ты завтракала? — К черту завтрак. — А по губам? — ребята смеются. Я тоже умею смеяться. Час спустя я поглощаю оладьи на родной кухне с любимыми людьми. Все наладилось. От одной этой мысли я снова плачу, а они умилительно хихикают. — Да что же сегодня с тобой такое, дорогая? Я не отвечаю. Качаю головой, смотря на друзей самыми счастливыми глазами, и в сотый раз вытираю нос. — Мы можем позвонить Грейвсу, раз ты здесь! — Вы знакомы? — я удивлена и почему-то напугана. Это мое стабильное состояние на сегодняшний день, хорошо? — Да что с тобой… Гарри вмешивается, спасая мой болтливый зад: — Она выпила не то зелье на уроке. Теперь у нее частичные провалы в памяти. Не беспокойтесь, пройдет через пару часов, это ерунда! — О да, мы все через это проходили! Все бойцы моего отряда — призванные герои двух миров. И всех времен. — Догадывалась я, что вся проблема в ваших магических делах! Кому добавки? — ее просят все. — А я говорила, что ее завтраки сравнимы с миссис Молли? — Брось, дочка, завтраки миссис Молли настолько потрясающие, что мне у нее только учиться! — мы переглядываемся, готовые к тому, что понять в этот день все сразу будет очень сложно. — Вы и с ней знакомы? — Так мы организовывали уже несколько совместных ужинов со всем семейством Уизли! – отец так восхищен, что почти хлопает в ладоши. Мы с Фредом неожиданно даже друг для друга переглядываемся: — А… в честь чего? — задается вопросом теперь уже он. — Да просто так! — А-а-а! — выдыхаем под всеобщий смех. Я успела подумать, что нас поженили. Я успела по-детски понадеяться. — Мы все собираемся вас обвенчать, но каждый раз решаем, что это все-таки ваше дело! — Гарри помогает мне откашляться, когда я давлюсь чаем. Фреда по спине шлепает Джорджи. — Я вам не помешал? — в коридоре появляется Уильям, и в глазах его бегают озорные чертята. — Давно я не видел свою дочурку, так что сейчас нас будут ждать долгие разговоры, — и мужчина подмигивает, снимая дубленку. Как слой за слоем я буду снимать правду минувших дней.

***

— Ну так, что? — мы переместились на диван в гостиную, подальше от ушей родителей, чувствуя легкую неловкость. — Я не знаю почти ничего. То есть… В голове что-то смутно проясняется. Но этого пока совершенно не хватает для полной картины… — О да. Это нормально после перемещений во времени. Мне стоит, наверное, начать с нашей самой первой встречи, да? Я киваю, подвигаясь ближе. С нами же сидят Гарри и Джинни. Фред услужливо помогает маме на кухне, а Джорджу с Роном было разрешено осмотреть магловскую технику. — Когда ты тогда спросила, влюблен ли я в Беллатрису, я опешил. Думал об этом часами, копался в себе и понял в конце концов, что душа моя действительно неспокойна. Но в делах сердечных я был трусом, поэтому о любви в школе речь не шла. Но во времена Волан-де-Морта я стал отважнее — во всех смыслах, — он в задумчивости трет легкую щетину и продолжает: — Когда она пришла ко мне в комнату, я принял ее с великой радостью и говорил об этом не один раз. Нам было хорошо. Мы мечтали об общем будущем. И все было прекрасно в целом, пока какой-то Пожиратель меня не выдал. Я слушаю с замиранием сердца, делая непривычно большое количество глотков воды. — В ту ночь она пришла с тобой на руках. У меня даже появились слезы радости — настолько был счастлив увидеть свое дитя. В первый и последний раз в своей жизни, как я думал. И я очень боялся, что за моей смертью последует твоя, но сделать ничего уже не мог. Я свято верил в судьбу, Гермиона. В колесо фортуны. Когда ты мне молодому рассказала про Бриджит — это жена Виконта, не упомянув больше ничего критически важного, я взмолился Богам в надежде. Ты обязана была выжить — это проведение. — Ты мерзкий предатель, Уильям. Поверить не могу, что не раскусила тебя раньше. Поверить не могу, — она досадно плачет, мило шмурыгая носом, — что успела влюбиться в такого подонка! — Ты всегда об этом молчала, но я знал. Знал и признавался тебе сам каждый божий день. И сейчас ты наставила на меня палочку, точно желая до смерти расквитаться. Не бойся, моя Белла, я и на том свете буду тебя любить такой, какая ты есть. — Ублюдок! — Разве что очень глупый ублюдок. Выполнишь мою последнюю просьбу? — И слушать тебя не желаю! — но ты все стоишь в нерешительности и продолжаешь слушать. — Назови нашу дочь Гермионой и позволь мне еще раз напомнить, что в этом темном царстве нашей досадной жизни ты была моей мрачной звездой…  — Она оглушила меня почти сразу. Через какое-то время я проснулся в незнакомых окрестностях, как оказалось, Норвегии. Ничего не помнящий. Никого не знающий. Начал строить там свой дом на государственное пособие, и моментами считал себя сумасшедшим, когда чувствовал циркулирующую во всем теле магию. Министерству удалось найти меня через семь лет. Привезли с собой, долго старались вернуть память. И когда я все вспомнил, сразу же отправился на эту самую улицу, где мы с ней повстречались в последний раз… — отец выливает в стакан остатки глинтвейна, и я прошу маму наполнить графин еще раз. — К слову, да, я смог спасти Бриджит как раз вовремя, спасибо тебе за это. Когда я сюда попал, Виконт собирал вещи, хотел уехать с женой в леса, потому что устал от бесконечной бюрократической волокиты. — Я тебе исследователь и первооткрыватель, а не сраный бухгалтер, Уильям! — Он же и поведал мне, что возвращался из бара в ту ночь едва ли трезвый и на обочине увидел младенца. На твоем одеяльце было вышито каллиграфичное «Гермиона». Она услышала меня, понимаешь? Вместе с женой Виконт принял решение оставить тебя у порога семьи Грейнджер — старики бы не потянули, — Уильям бросает добрый взгляд на кухню, где маячат родители. — Долгое время я наблюдал за вами издалека — не мог нарушить семейное счастье. Чужое счастье. Но не стерпел. Мама приносит графин, слегка посмеиваясь: — Мы были так удивлены, когда после твоего отъезда в школу волшебства он постучал к нам в дверь и начал свой до-о-о-олгий рассказ. И мы искренне боялись, что ты захочешь ее от нас забрать! — Но чем же все закончилось? — я в нетерпении заплетаю косу, уже отвыкнув от длинных волос. — Уильям оказался благородным джентльменом. Сказал, что будет оказывать материальную помощь взамен на твои фотографии и его нечастые визиты к нам в гости. — Но полноценно тебя застать мешала работа. — В Хогварст Аврорам дорога закрыта тоже? — ехидно улыбаюсь, разглядывая его без капли стеснения. Слышу, как Фред втирается в доверие к папе, расхваливая его либеральные партии — он невыносим. — Ты меня поймала. Я боялся. Боялся встретить тебя и сказать: «Привет, я твой папа, будем знакомы!» И как бы ты это все поняла? — Да уж. Все сложилось лучше, чем могло показаться. — Согласен. И познакомились мы полноценно только во время последней битвы за Хогвартс. Кстати, весь магический мир был ошеломлен, когда Беллатриса сама рассказала всем, что ты ее дочь — от меня — и, хвала небесам, сама покинула сторону Темного Лорда, решив сражаться на нашей стороне. Да и мужа она бросила. Я подбивал ее к этому все десять лет. И если сперва она сходила с ума, продолжая свои кровавые расправы, то после нескольких встреч со мной… В общем, мы снова нашли общий язык, — по Уильяму видно, что он невероятно доволен. — Когда это случилось? — немое подозрение крадется по венам. — После вашего попадания в Малфой-Мэнор. Она отказалась тебя пытать и, как сказала мне потом, с тяжелым сердцем — но все же! — вызволила вас всех. — И какова была моя реакция? — Ты чуть не разрушила половину Хогвартса в своем гневе, а Драко все продолжал посмеиваться над тем, что вы теперь родственнички! Вот так забава! — Да уж, смешно… — пазлы складываются в единую картину. — И что с ней… С вами теперь? — Я живу здесь некоторое время, чтобы узнать тебя получше. А так — у нас есть особняк в магическом Лондоне, а Белла сейчас проходит терапию в Мунго. Ее слепая вера в Лорда причинила ей много боли и почти свела с ума. Иногда случаются рецидивы. Когда я не убираю грязные носки. Не успеваю помыть посуду… У нее, честно говоря, сносит башню… — Уильям крутит у виска, бесстыдно хохоча. — Недавно я так заработался, что не успел забрать Лету из сада… — Лету? — Да, это наша вторая дочь… — И ты не сказал, что у меня есть сестра! — я вскакиваю с дивана, не веря во все это безумие, и ребята поддерживают меня, крича почти в один голос, но из разных концов дома: — Беллатриса родила второго ребенка?! — Это вообще та женщина, которую мы знаем?! — Да вы шутите! Отец — кровный — встает с дивана, примирительно выставляя руки вперед: — Совсем скоро у вас в голове все устаканится! И, кстати! Вряд ли вы помните, поэтому скажу сам: в эту субботу ждем вас в нашем доме на чай. Приходите к пяти и не опаздывайте! Белла ненавидит, когда опаздывают!

***

POV Фред

— Фредерик Уизли! Сколько можно тебе повторять, что нельзя быть таким несерьезным в таких серьезных вещах! — она поправляет мне галстук, снова заводясь. Моя заводная милашка Грейнджер. Я снова мысленно ошибся и даю себе подзатыльник. Милашка ведь уже стала Уизли. — Это свадьба твоего младшего брата! Он — слава богам — смог довести дело до конца, а ты собираешься прийти на торжество в этом ярком красном костюме? Ты правда ничего не понимаешь? — я молчу, ехидничая. — Джордж придет в малиновом. — Бедняжка Анджелина, как же я ее понимаю! — Гермиона заново вяжет желтый узел на моей шее, продолжая: — Вот почему тетушка Молли плакала на нашей свадьбе. Ей уже тогда было меня жаль. — Нет, она уже тогда была вне себя от счастья, что ее лучший сын женится на умнейшей и красивейшей ведьме столетия! — Не говори, что это твои извинения за этот вырвиглазовый пиджак! — она становится мягче. Отходит к зеркалу, поправляя в тон моему галстуку платье, которое на ее нынешней фигуре смотрится замечательно. Мои солнце и звезды цветут на глазах, подобно розам. И я вечно готов носить ее нежный запах повсеместно. — Они самые, Герм. — Даже подумать не могу, что будет, когда уже через месяц двое оболтусов будут бросаться в нас разноцветными погремушками, с пеленок желая что-нибудь взорвать! — Зато знаю я: мы будем лучшими родителями, которые научат детей взрывать вещи правильно! Вот увидишь, у «Вредилок» появятся многочисленные филиалы с их собственными изобретениями, когда… — …они только научатся ходить! — женушка поворачивает на меня смеющееся лицо, поддерживая свой огромный живот руками. — Захвати подарок для Леты, я все не могу передать ей эту книгу по зельям, а Беллатрису никак не дождешься из Министерского кабинета! — Хорошо! Уильям еще не вернулся из Америки? — я искренне поражаюсь его выдержкой возвращаться из каждой поездки в дом, где бывшая Лестрейндж метает везде сглазом, ревнуя мужа к каждому американскому столбу. — Скоро должен. Драко еще просил захватить пару упаковок «Бессонного»: он и представить не мог, что участь отца так сложна, пока Пэнси не разродилась. То же будет и с тобой, друг мой! — я помогаю Герм обуться и, взяв все вещи, целую ее в лоб, готовясь к трансгрессии: — К этому я готов. Только обещай родить не сегодня — эту ночь я хочу танцевать со своей любовью. — И времени у нас предостаточно, Фредди.