You are my hell on earth.

— Послушай, мне надоело бегать за тобой, мальчик, — с натянутой сладковатостью заявляет Лу Хан, вальяжно подкуривая сигарету и посматривая на ее дымящийся кончик с долей отборнейшего интереса, точно эта сигарета была собеседником куда смышленее Юнги — Если ты решил, что кто-то собирается тебя уговаривать и церемониться, то ты по уши засел в дерьмо. Они снова сидят в прокуренной насквозь забегаловке, в которую омегу затащили в его первое «знакомство» с недоброжелательными друзьями Лу Хана и в которой теперь постоянно встречаеются в назначенное время, чтобы Юнги, как было обговорено еще в самом начале, докладывал разнюханную о Чонгуке информацию. Поначалу Мин выполнял свое задание куда непринужденнее, ибо ему было глубоко все равно на порученного ему человека. К тому же, омеге еще и напели о нем баснословные ужасы и сказали, будто только он сможет помочь засадить парня в тюрьму. Но чем больше он узнавал Гука (так он теперь просит его называть), тем больше Мину хотелось откусить свой собственный язык и плюнуть его прямо в лица этих сволочей, только бы они больше не заставляли Юнги подставлять человека, который за все это время и слова грубого в его сторону сказать не посмел. Сегодня «наемник» Юнги был один, но выглядел он не менее уверенно, чем когда рядом с ним величаво восседали все его внушительного роста приятели. — Послушай, это действительно все, что я смог узнать. В его квартире нет ничего примечательного. Я уже говорил тебе адрес. Если ты не веришь, то иди туда сам и проверь. — Юнги пригвоздил взгляд к дымящемуся пепельному кончику сигареты Лу Хана. Казалось, мутно-белый едкий дымок все крепче густел в грязно-серый оттенок по мере того, как долго парню приходилось вытягивать из омеги нужные ему крупицы информации. Юнги не может утверждать, будто к концу третьей недели привык к Чону настолько, что не смог бы жить без него. Однако Мин ясно уяснил для себя одну вещь: за несколько лет его самостоятельной жизни без родителей никто так не заботился о нем, как это делал Чонгук. Никто не был с ним так добр, никто не переживал, пришел ли омега с работы, хорошо ли ему спалось, купить ли Юнги кофе, холодно ли ему, накрыть ли его одеялом, удобно ли есу спать в обнимку… Юнги не привык, он просто уже не представлял свои будни без трепетного ожидания Чонгука в гости или возможности обнять его. Омега даже у него в квартире бывал чаще, чем у себя дома. Он обнимает Мина, и парень чувствует себя в такой безопасности, что никакое войско спартанцев не смогло бы обеспечить ему настолько безмятежный покой, но стоит омеге хоть на секунду вспомнить о том, как он должен его предать, ему хочется умолять его простить, хочется все рассказать, хочется застрелиться. «Но я не могу…» Эти слова останавливают Юнги каждый раз Черт возьми, я запуганное ничтожество. — Если бы я мог сделать это сам, я бы уже давно скормил тебя крысам на кухне этой забегаловки, — продолжал нагнетать обстановку брюнет, все так же стараясь не награждать омегу взглядом. — Но у него перед квартирой чертовы камеры, которые в его случае страшнее сотни танков и рва с гиенами. Понимаешь, о чем я? Юнги молчит впадая в некую дрему от принятого недавно лсп. — Юнги? — впервые зовет он омегу по имени. Тишина… — Чёрт, да, ты под кайфом сученышь! — скорее утверждая нежели спрашивая восклицает старший встряхивая Юнги за плечи. — Да?— омега все так же заворожено наблюдает за карабкающимися к потолку мутными струйками никотина. Каждая клеточка тела Юнги рыдает и умоляет хотя бы об одной затяжке, но он не может позволить себе просить у этого парня хоть что-то, что не относится к их разговору. — Что ты понимаешь? — Теперь его болотные глаза требовательно впиваются в Мина. Юнги словно опущенный на дно ледяной реки, сдавленно бормочет что-то вроде: — Ты просишь меня обыскать его квартиру, чтобы найти там какие-то бумаги, где он хранит все, что заказывают у него клиенты. Но почему это сейчас так важно? Ты не говорил, что я должен что-то воровать у Чонгука . Лу Хан понимает, что Чон осознавая свое положение, не хранит ничего подозрительного на компьютере. Парень уверен, что Чонгук продолжает торговать информацией. — У него есть что-то на нашего босса. И это нужно найти в ближайшее время, иначе и тебе, и мне, и Тао, и Стефану, и Чонгуку, и всем его братишкам, кошечкам и собачкам придет конец. Поверь, если информация о боссе попадет в руки полиции, то ему уже нечего будет терять. — Погоди, так… ты не главный? Так Чонгук что то украл у вас? — Юнги действительно был погружен в удивление. Парень обреченно усмехается и тушит свою сигарету. Запах жженого пепла становится настолько крепким, что мои глаза заслезились, и Мин был вынужден брезгливо зажмуриться. — Нет, Юнги, я просто ответственный за это задание. И да Чонгук стащил информацию о нашем нынешнем боссе. — Но почему ты так… говоришь о Гуке. Он что, насолил еще и тебе лично? — поинтересовался Мин, воспользовавшись моментом, ибо Лу Хан заметно порасплескал всю свою наигранную суровость. — Очень сильно насолил, Юнги. Даже не представляешь, как сильно. Думаешь, я сразу родился в солнцезащитных очках и с гангстерской пушкой? — опустив глаза, отвечает парень, но тут же возвращает уже в подозрении прищуренный взгляд на Юнги. — Минутку. Что ты сказал? — Что я сказал? — будто проглатывает весь воздух в помещении. — «Гук»? — Он все так же щурится, но тут же на его лице вспыхивает злобная кривая ухмылка. — Погоди…ты что… — Я случайно… — Омега с каким то злым взглядом смотрит на Лу Хана, а после и вовсе переводит свой взгляд на стакан виски стоящий на столе. Лу Хан прикладывает два пальца к подбородку Юнги и заставляет приподнять голову. Омега без единой доли желания все-таки позволяет ему заглянуть в свои глаза. Он все так же странно улыбается. — Ты что, втюрился в него? – восторженно спрашивает парень, будто Юнги Санта Клаус, которого он встретил лично и решил узнать, чем заслужил такой дорогой подарок. – Вот оно что. – С этими словами он убирает руку от лица омеги, и Мин снова прячет взгляд, чувствуя, как все слова проваливаются в желудок. – Болван. — Нет, он просто хороший человек, только вот ты говорил, что он козел отпущения - стараясь выглядеть уверенным, говорит Юнги, его душу словно тисками сдавливают, и она кровоточит, сжимается и плачет, точно раненный котенок. — Как часто этот “хороший человек” тебя трахает? – с легкой иронией в тоне спрашивает Лу Хан. – Нравится, наверное. — Нет! – возмущается Мин. – Мы не… - Тут Юнги понимает, что что-то действительно не так, и в горле снова встает громадный комок путаных фраз. — Что? – Лу Хан сам выглядит немного шокированным. Его тон резко холодеет. – Ты шутишь? Омега молчит, глазами буравя пепельницу, словно ждет, что ее содержимое вспыхнет. — Ну, он либо импотент, либо у него маленький член, - говорит брюнет, и его улыбка постепенно начинает угасать, как гаснут потемневшие крошки затушенной сигареты в привлекшей внимание Юнги пепельнице, - либо он хочет сделать тебя своим. - Ладони парня тянутся к лицу, а пальцы начинают нервно тереть веки. - Я бы на твоем месте надеялся на первые два варианта, Юнги. Иначе ты в полной заднице. — Блять, да что происходит?! – Покойно спрашивает Мин, что значит сделать своим, почему это плохо. То есть Чонгук хочет пометить Юнги? Омега мало, что сейчас понимает. Старший, вдумчиво втягивая напряженный от их разговора воздух, отмалчивается, точно они хоронят какого-то его близкого друга. Юнги, по горло сытый всеми этими бестолковыми загадками, встает со своего стула и молча направляется в сторону выхода. Лу Хан не останавливает его, а только тихо бросает парню в след всего лишь одну фразу: — Если ты не закончишь начатое в ближайшее время, ты совершишь кое-что ужасно бессердечное.