You are my hell on earth.

— О! Потрясающе! У вас счастливая рука! — Восхищенный голос крупье. — Еще бы, детка, — потеряв голос от счастья и самодовольства, бормочет Чимин сгребая к себе деньги какого-то бедняги, который пятый раз за вечер проигрывает ему круглую сумму. Юнги молча сидит рядом с Чонгуком и наблюдает за помпезными игроками напротив нашего столика. Деньги звенят, падают на пол, самодовольный хохот разливается по всему помещению, а лампы устало мерцают подле огромного красного стола, где, по неизвестной омеге причине, все время толпится больше всего народу. Причем, самого сомнительного народу: среди них нет расфуфыренных дамочек и смазливых усатых старичков. И именно туда сейчас направился блондин, как говорится, поставить на все. Черт знает что. Они давно выпустили из виду Намджуна, поэтому беспрекословно последовали за Чимином к следующему столу. Мин старался держаться к Чону старшему плотнее, ибо все здесь на него косились так, словно парень вылезшая из аквариума русалка. В этом казино явно не любили чужих, а братьев все узнавали и чуть ли не каждую минуту здоровались, заходя в зал. Как-то пугает Юнги мысль, что его альфа сюда частенько заглядывает. Мин усаживается со стороны блондина вместе с его братом. С другой стороны садится какой-то высокий темноволосый тип с густой бородой и закуривает сигару. Лицо Чимина сразу же впитало суровость соседа. — Делайте ваши ставки, слышит просто до безумия знакомый голос, который снится омеге во всех страшных снах, где этот человек убивает, и во всех приятных снах, где Мин убивает его. Юнги поднимает глаза и видит раскладывающего карты Лу Хана, в костюмчике и с зализанными волосами. Мин невольно раскрывает рот от удивления, и в это же мгновенье Хан встречается взглядом с Мином и замирает на добрые пару секунд, пока его глаза снова не обретают способность моргать. Чем ближе его рука приближается к ним, тем напряженнее на ней вздуваются вены. Он через силу старается игнорировать взгляд омеги на себе, а Мин впивается глазами в его костюмчик все крепче, пока осознание хотя бы какого-то смысла не доползет до его мозга. Чимини выигрывает крупную сумму, и Юнги нервно вскакивает из-за стола, чувствуя себя так, словно только что сидел задницей на мангале. Чонгук сначала не отпускает омегу, но тот убеждает его, что ничего не случится, если он дойдёт до туалета. Юнги умывается, периодически рассматривая свою рожу в заляпанном грязными пальцами зеркале. Изумление на лице словно застыло в мрамор. Мин сегодня, кажется, видит и слышит слишком много. Интересно, а Чонгук хотя бы знает Хана? — Знаешь, парень, я много чего в этой жизни не понимаю. Юнги оборачивается и, как ни странно, снова видет его. И, как ни странно, он снова подкуривает сигарету. — Математику, африканскую политику. — Брюнет облокачивается о стену подле раковины, затягивается и, на секунду прикрыв глаза, продолжает свою логорею: — Но мне всегда казалось, что я хорошо понимаю людей. Юнги не двигается и молча смотрит на него. — Но оказывается, я ни хрена не понимаю. Они пилят друг друга глазами в полнейшей тишине секунд пять. Старший выпускает еще одно колечко дыма и, вернув своему лицу прежнюю непоколебимость, сурово бросает Юнги: — Какого хрена ты здесь забыл? — У меня к тебе встречный вопрос, — неуверенно подал голос Мин. Лицо парня стало еще недовольнее. — Это у меня к тебе вопрос. Значит, ты у нас так хорошо втираешься в доверие? Ты не отвечаешь на звонки, на смс, зарылся в постель к своему Чонгуку и думаешь, что он… В этот момент в уборную кто-то заходит, и Мин, воспользовавшись моментом повисшего молчания, выскальзывает из помещения, так и не дав Лу Хану покапать себе на темечко. Мин действительно игнорировал брюнета и старался пока не выходить за пределы обзора Чона: так Юнги он не сунется. Конечно, долго это не будет продолжаться. Но у омеги есть хотя бы немного времени продумать план действий. В глубине души он все еще надеялся, что у него есть выход, но выхода не было. И разум знал это. Мин просто бесцельно гонял кислород по организму, нависая над громадной пропастью, в которую бесшумно затекали отчаяние, одиночество и пустота. Единственным шансом было рассказать Чону, что ему угрожают, но что он сделает? Как он помешает Хану убить Мина? Как помешает своему брату убить его? Как он помешает самому себе убить? Юнги возвращается к Чонгуку, а следом за ним возвращается Хан. Чимин сидит рядом с братом и заворожено любуется своим выигрышем. Тем временем брюнет заинтересован больше в разглядывании омеги: мало ли, что там за пять минут в туалете случилось. Мин садится рядом с ним, но тут же слышит где-то поблизости: — Чонгук, дружище. Парень поднимает взгляд на того, кто его позвал. Его лицо мгновенно затягивает презрением, он хмурится, едва сдерживая оскал, но отвечает: — Добрый вечер. Чимин от неожиданности выронил монетку и замер, широко распахнув глаза. Юнги метнул взгляд на Лу Хана и впервые увидел, как он нервно поджимает губы и с долей какого-то отчаяния глядит в его сторону. Мин пока не решается нащупать глазами того, кто стал виновником столь резкого затишья. Казалось, даже лампочка перестала мерцать. Мужчина, который вызвал испуг даже у Лу Хана, вальяжно прошелся до места напроти Чимина и спокойно присел на стул, причем на его лице, помимо непоколебимого спокойствия, можно было увидеть тень легкой самодовольной улыбки, которая дала Юнги понять, что с ним лучше не шутить. Омега мысленно отметил, что выглядит он не менее респектабельно и ухоженно, чем остальные в зале. В его внешности не было ничего отталкивающего: он был даже чересчур привлекателен для своих лет. Нельзя сказать точно, сколько ему: тридцать с чем-то, может быть даже без пяти минут сорок. Черт его знает. Ясно одно: что-то в нем будило во всех мурашки. — Сыграем, Чонгук, — предложил незнакомец, и над толпой снова повис привычный гул. К столу начали подтягиваться все новые и новые любопытные глаза. Конечно, Чон не отказался. Юнги бы тоже не отказался. Боже. У этого типа такой гипнотический взгляд, что омега бы даже спрыгнуть с Эйфелевой башни не отказался, если бы он попросил. Лу Хан молча раскладывал карты, изредка бросая на Юнги короткие взгляды, будто умолял о каком-то одолжении, но Мин не сильно понимал, что ему надо. — Как твои дела Чонгук? — ненароком спросил игрок напротив, важно подкуривая сигару. — Раны заживают? Брюнет проиграл ему первую небольшую сумму. — Я признателен тебе за беспокойство, — равнодушно отвечает Чон, подкуривая сигарету, которую ему одолжил Чимин. Этот тип проигрывает Чонгуку. На лице у них ни тени беспокойства: судя по всему, это какой-то разогрев. — Выглядишь усталым. Не хочешь отдохнуть в санатории? Возьмешь деньги, которые только что выиграл. Умотаешь из страны. Возможно, навсегда.. Чон снова выигрывает. Но это совершенно никого не трогает. Хан заметно нервничает, но вида старается не подавать. — Почему же я? В вашем возрасте куда полезнее. А ты все куришь, да в карты играешь, — подмечает парень, после чего толпа снова затихает. Чонгук снова выигрывает, но с лица мужчины не сходит тень какой-то нагнетающей обстановку улыбки. — Уж не думаю, что ты за меня переживешь. — Он выпускает мутное колечко дыма изо рта, после чего его голос звучит очень воодушевляюще: — Не будь девочкой, ставь все. Долго мы будем тут мышиным сыром перекидываться. Чонгук ставит все, что выиграл у этого типа, и вновь выигрывает. Чон ставит снова, и так продолжается еще минут пятнадцать, пока Чон не проигрывает. Редко кто ставит такие суммы, потому что мало у кого есть столько денег. Юнги бы было плевать на деньги, но все, что происходило, ему не нравилось. Откуда в его альфе столько азарта? Ему было принципиально выиграть у этого пугающего типа? Чон-младший нервно кусает ногти и говорит: — Чонгук, пошли отсюда. Давай не будем больше ничего ставить. — Погодите, детишки, — с легкой насмешкой в тоне говорит мужчина. — Вы же не оставите мне так просто свои деньги? Отыграйтесь. Поставьте что-нибудь дорогое. Чон несколько секунд думает, затушив уже третью сигарету, а затем как-то неуверенно отвечает: — Что ты хочешь из того чем я владею? Его соперник презренно отмахивается: — К черту машины, дома, акции. У меня все эти проигранные машины уже в гараж не помещаются. И никто эту рухлядь не покупает. — Гуки, не надо, — шепчет на ушко Юнги дернув его за рукав, будто сейчас ему было какое-то дело до его мнения. Мин пожалел о том, что издал какие-то звуки, в тот же момент. — Это твой мальчик? Чонгук резко замирает, словно его парализовало, Чимин перестает грызть ногти, а Лу Хан от удивления раскрывает рот. Один Юнги ничего понять не может. — Поставь его, если что – вернем живым. — Он уже не скрывает ироничной ухмылки. Чон косо смотрит на омегу, задумчиво сложив ладони вместе около своего лица. Сука, он что, еще и думает над этим предложением?! — Нет! — Юнги зло шипит на Чона нарушив гробовую тишину в зале, но, к ужасающему удивлению, Чонгук хватае омегу за ворот рубашки и с силой тянет назад. Он шепчет в ответ: — Я же сказал, что ты станешь моим. Юнги чуть ли не задыхается от возмущения, пытаясь что-то сказать или возразить, но его, черт возьми, спасает тот, от кого Юнги этого не ожидал. — Вы не можете ставить людей, это незаконно, — неуверенно бормочет Лу Хан, нервно собирая карты со стола. Все, кроме него, молчат. — Тебя кто-то спрашивал? — с долей раздражения летит в сторону Хана от этого типа. — Я отказываюсь принимать ставки. Я все сказал, — говорит крупье и, в молчании отойдя от стола, уходит куда-то в другой зал. Юнги все еще пытается ловить воздух, а Чон все еще не ослабляет хватку. Юнги сейсас так сильно злится, что готов Чонгука ударить. — Повезло тебе сегодня, — непоколебимо вещает мужчина и, затушив сигару, встает из-за стола. Он бросает кому-то, кто стоит с ним рядом: — Найди этого засранца. Мне не хочется за ним бегать. В том, кому это было адресовано, Юнги узнал друга, который неоднократно тусовался в компании с Лу Ханом, когда они пытались запугивать Мина. До Мина вдруг неторопливо доходит осознание произошедшего, он спокойно вырывается из захвата и быстрым шагом уходит окинув Чонгука презренным взглядом, но вот в ответ в любимых глазах читается лишь холод и жестокость.