You are my hell on earth.

— Ну ладно, просыпайся. — С Юнги медленно сползает одеяло и парень чувствует, как легкие мурашки начинают покусывать за ноги. — Ну, Чонгук’а, — тихо посапывает он, лицом утыкаясь в подушку и цепляясь за нее, как за спасательный круг, — еще пару минут. — Нет, никаких минут. — Одеяло стягивают настойчивее. — Пожалуйста, — жалобно протягивает Мин и сонно зевает, все еще не открывая глаза. Будто котенок которого будят. — Юнги, тебе на учебу.- Мозг начинает распознавать голос совсем не того, кого он ожидал услышать. Юнги несколько секунд осмысливает ситуацию и резко подрывается с дивана. — Бэкхен?! — с хрипотой в голосе восклицает он и нервно выхватывает одеяло у него из захвата, укутавшись им по пояс. — Черт, Хен, я же в одной футболке! Уматывай!!! — Мин смотрит на ошарашенное выражение лица брюнета и переводит взгляд на складочки бирюзовой ночнушки в районе груди. Щеки начинают болезненно гореть, точно только что на них сплясали. Парень еще пару секунд не двигается, моргая и переваривая непонятно откуда взявшийся инцидент, после чего неуверенно бормочет: — И что? Ты стесняешься меня? Мы ж оба омеги! Умоляю тебя, что я там не видел. Хоть, Мин и не стесняется своего тела, но привык, что в одной фуболки, а может и без его видел только Чонгук. Даже с Тэ, омега не напивался до такого состоянмя чтобы начать раздеваться. Даже дома ходит в шортах или штанах. Парень хочет чтобы только Чон мог видеть его таким, это так глупо. Юнги, чувствуя себя самым тупым ослом на земле и задыхаясь от нехватки слов в своем лексиконе, пытается пояснить то, что, возможно, он понял совсем не так: — Нет, просто. Я… Я не привык, что кто-то видит меня в одной футболке, кроме Ч… Он стоит на месте и буравит омегу совершенно невинным и непричастным взглядом. Затем переключает внимание на разрез в районе своей груди и шорты и, густо покраснев, скрещивает руки, чтобы как-то скрыться от глаз парня, который не менее покрасневший. — Это глупо. Не находишь? Если стесняешься, так бы и сказал Юнги, зажмурившись и рухнув на свое прежнее место, снова зарывается в одеяло и отворачивается к спинке дивана. . . . Омега редкостно сглупил, когда не посчитал нужным уточнить один крохотный нюанс для друга: он бисексуал. Вследствие этого ему лучше не оставаться у Бэкхена на ночевки. Более того, он вряд ли теперь сможет спокойно смотреть ему в глаза. Может быть, в кругах Чонгука это (бисексуал) и считалось нормой, но новый коллега всем своим неисчерпаемым багажом вежливости, доброты и искренности подкатывал к мысли, что в семье его воспитывали строго и вряд ли кто-то из его родителей привил парню толерантность ко всем сексуальным меньшинствам. Несмотря на то, что Мину всегда нравились только альфы, он не отрицает того, что мог бы полюбить и омегу. Только вот с недавнего времени он хочет быть только с одним альфой. Утренний воздух был полон густой прохлады, в чернильных кучевых облаках все еще путался призрак ночи, воюя с солнцем и не давая ему пробиться своими яркими лучами к холодной, безнадежной и забытой всеми богами земле. Юнги шустро потирает ладони, пытаясь согреть их разгоряченным от хронического напряжения дыханием, и медленно шагает сквозь редеющий туман к своему колледжу, подле которого этот самый туман, точно воронкой, сгущался все настойчивее, пытаясь намеренно стереть пункт его назначения из зоны видимости. Никогда особо не верил в приметы, знамения, астрономические прогнозы, но сейчас Мин слишком трясется за неизведанное грядущее и слишком не занят, чтобы не забивать себе голову подобным абсурдом. Все вокруг, даже здания и деревья с кустарниками, угрожающе давило на него своим видом. Солнце сейчас единственное, чему Юнги может доверять: «мой бог и мое спасение, мой поводырь, мой бесстрашный телохранитель.» Вчера Юнги чувствовал себя виноватым за то, что не выслушал Гука, но теперь это колючее, ядовитое чувство повисло грузом, а Мин, прихрамывая, волок его за собой, подцепляя на иголки все самые мелкие невзгоды, переживания и неприятности, тем самым утяжеляя его и мешая самому себе двигаться дальше. Мин знал, мне нужно срочно все исправить. Знал, что Чон не поступил бы так с ним. Он был слишком нежен и слишком заботлив, чтобы в один прекрасный момент облачиться в скотину. Он доверял омеге, хотя Юнги тот, кому доверять равносильно тому, чтобы обмотать свою собственную шею веревкой и прицепить другой ее конец к хвосту взлетающего самолета. Теперь Мин должен доверять. Обязан доверять. У него, черт возьми, нет выбора. Он уже почти ходячий труп. Не свернуть, не развернуться, не двинуться вперед. Юнги достает телефон и включаю его. Тридцать пропущенных и двадцать смс от «Гуки», один пропущенный от «мама», три пропущенных и одна единственная смс от «Лу Хана»: — Если ты снова появишься в этом ебанном казино, я откручу тебе голову. Чего Хану неймётся Юнги, уже находясь почти на пороге колледжа, листает смс от Чонгука. Они были все однотипные, но с каждым новым прочитанным сообщением Юнги чувствовал себя все более и более виноватым: — Я бы не сделал этого, да пойми же ты! — Я должен быть таким. Детка, прекрати. — Меня должна бояться каждая собака в округе. — Я клянусь тебе. Я бы не проиграл. — Это просто блядский театр, детка. — Здесь каждый борется за авторитет, за жизнь. —Прости. Хватит быть истеричкой. — Малыш, сейчас же ответь. — Где ты, Юнги? — Если ты не ответишь мне до утра, твоей заднице придется не сладко. Юнги сидит за партой в аудитории и прячет обледневшее лицо в еле трясущиеся руки. Омегу колотит и трясет от всего этого. Тошнит и морозит, речь препода обволакивает пространство вокруг в вакуум, что Мин более не слышит и не чувствует ничего, кроме лихорадочного стука собственного сердца и собственного надломленного дыхания. Мину хочется встать и бежать отсюда, бежать так долго, пока легкие не разорвутся, пока ноги не онемеют от боли, пока горло не скукожится от жажды, пока сердце не остановится. «Да, Чонгук, я притворяюсь и я борюсь за жизнь. Это блядский театр. Да, Гуки. Просто блядский театр.» . . . Омега лежит под одеялом и тяжело, скомкано дышит в его теплое, влажное и покрасневшее от своих же жадных поцелуев плечо. Юнги утыкается носом ему в шею, жмурясь, оставляет еле весомый, заботливый поцелуй где-то в районе ключицы, плавно, аккуратно скользит ладонью по его груди, такой теплой, будто они только что приняли ванну в горячих горных источниках и, кажется, даже до сих пор где-то там, на самом дне, ближе к самому вулкану. Чон обнимает его и тяжело дышит в макушку. Ладонь Чонгука медленно, плавно поглаживает омегу по хрупкой спине, а затем так же дразнящее возвращается к затылку где Мин чувствует, как его пальцы бережно перебирают прядки волос, чувствует, как тепло разливается по всему телу, и прижимается к парню сильнее, на что в ответ он обнимает Юнги так крепко, что парень едва может пошевелиться. — Я переживал за тебя, — виновато шепчет он, целуя Юнги в лоб, на что он, как смущенный щенок, снова утыкается носом ему в шею. — Прости, что не предупредил об этом. — А если бы Лу Хан не подал голос, ты бы что, поставил меня? — Омега как будто проскулил. — Нет! — уверенно отвечает он, приложив пальцы к подбородку и заставляя посмотреть ему в глаза. Он смотрит в глаза, значит, говорит правду. — Никто тебя не тронет пока ты мой. И теперь все знают о том, что ты мой Юнги неуверенно улыбается в ответ и начинает понимать, зачем его тогда притащили в то казино. Но не понимает одного: почему инициатором был Чимин? Здесь что-то не так. Или, может быть, омега хотел, как лучше, в чем Юнги склонен усомниться в связи с тем, с какой ненавистью он на него постоянно смотрит. — Стоп, откуда ты знаешь того парня? — вдруг осекся Чон и снова заставил посмотреть ему в глаза. Юнги с легким испугом взглянул на него. Как в детстве, когда из школьной сумки торчал краешек пачки от сигарет, а мама спросила, что это у него там. — Лу Хан. Откуда ты его знаешь? — Немного натянуто спросил брюнет. Омега секунд пять чувствовал, как его конечности немеют от пристального подозрительного взгляда парня, но тут его черепушку посетила гениальная отговорка: — У него на бейджике было написано. Чонгук с видом явного облегчения рассмеялся и снова обнял Мина, а младшый снова уткнулся ему в шею и мысленно перекрестился. И решил для правдоподобности уточнить: — А кто он такой? Ты его знаешь? Парень снова принялся поглаживать омегу, но он уже не чувствовал былую легкость: Юнги вспомнил о том, что он предатель. — Да, он когда-то был Сэхуна. И все знали это. Неудивительно, что он решил за тебя заступиться. — Был? — Мина, мягко говоря, шокировало услышанное. — Был. Сейчас уже нет. Но я не знаю подробностей. Я помню когда у меня еще не было мозгов, Сэхун обратился ко мне с тем, чтобы найти все, что есть на этого парня. Тогда они были вместе, как я понял из видео, мельком попавшегося мне на глаза. Я не смотрел, что там. Просто продал ему и все. Я так полагаю, он перестал доверять тому, кого выбрал. И что-то плохое произошло, потому что в их кругах ничего так просто не прощается. Мин взглотнул, глаза невольно расширились от услышанного, но он старался не поднимать голову. — Ты поступал ужасно, — только и смог выдавитья омега. — Не знаю, кто он, но что-то мне подсказывает, что ему из-за тебя пришлось очень не сладко. — Да, я понимаю это. Я знаю, что этот парень меня на дух не переносит. Я больше не продаю информацию. Это главное. Но важнее всего то, что нам нужно использовать все, что есть, чтобы засадить Сэхуна в тюрьму. Проблема в том, что он один из самых опасных и хитрых людей, которых я только встречал в своей жизни. У меня есть на него кое-какие данные. Парни мне с этим помогли. Но приходится хранить это на бумаге, ибо компьютеры в нашем мире самая ненадежная вещь. Лестно, что Чонгук посвящает Юнги в свои планы. Но сейчас разрывало от любопытства. Что случилось тогда? Почему Лу Хан за него заступился? Что происходит сейчас? Что ждет их всех? Теперь Мин хотя бы знает, почему Хан так ненавидит Гука. Но хочет ли он того, чтобы Чонгук с приятелями убрал Сэхуна? Работает ли он на него или же преследует собственные интересы? И что требуется от Юнги? — А ты можешь показать мне, что там в бумагах?