Колыбель для жертвы

Фонари трассы быстро мелькали в темноте, раздражая усталые глаза. Монотонный стук приглушённой музыки сливался с бьющим в висках пульсом. Нога нервно давила на газ. На электронных часах светились цифры, давно ушедшие за двадцать. Кажется, на сегодня охота провалилась. Сплошная мелкая, недостойная сошка. За весь день выслеживания молодых парней удалось найти лишь одного подходящего, и тот только и сделал, что вывел из себя, возведя накопленную, подавляемую агрессию в абсолют. Она уже рвётся наружу бешеным хищником, гнёт прутья наносной сдержанности, усмирять её всё сложнее. «Я сорвусь.» Мадара закипал от дикой неудовлетворённости, настолько, что взгляд подёрнуло яростной пеленой. Он ненавидел такие неудачные, проведённые впустую дни, особенно когда жаждал свежей крови, как заблудившийся в пустыне странник — воды. Это было чем-то странным. Чем-то из ряда вон выходящим. Имей он немного больше самокритичности — сделал бы неутешительный вывод о том, что с каждой новой жертвой жажда становится только сильнее, а период эйфории — всё меньше и меньше. Что будет, когда его не станет вовсе, и Учиха увязнет в бесконечной липкой скуке? Как далеко ему придётся зайти, чтоб снова ощутить хотя бы крохи былых эмоций? «Чёртово Чучело! Как посмел…» Сведённую в обозлённом напряжении руку повело. Яркий свет фар ударил в лицо, в тот же момент раздался пронзительный рёв фуры, несущейся по встречной полосе. Из мучительных мыслей перманентно выкинуло в реальность. Профессионально быстрые реакции спасли: резко вывернув руль в противоположную сторону под визг тормозов, он выровнял движение, потрясённо выдохнув. «Дерьмо! Такими темпами живым домой не вернусь.» Срочно нужно успокоиться, перевести маниакально воспалённый дух. Перестроившись на тихом ходу к обочине, всё ещё судорожно дыша от резкого выброса адреналина, Мадара наконец заметил уже как минут десять мигающий на приборной панели красный индикатор. После целого дня преследовательских разъездов по городу бензин был на исходе. «Спокойно. Это исправить проще всего.» Кажется, неподалёку открыли новую автозаправку. И действительно: скоро впереди сквозь деревья забрезжили приветливые огни. Заправка, совмещённая с дешёвыми кафе и магазином. На краю мира почти. Дальше — лишь частные владения с медленно строящимися на грязных деньгах коттеджами и глубокий хвойный лес. «Не самое удачное место для бизнеса.» Чёрный порше степенно подъехал к пустынной бензоколонке. Подходить к посетителю никто не спешил. «Ненавязчивое самообслуживание? Ну и сервис.» Выйдя из машины на свежий ночной воздух и открыв лючок бака, он глянул в большие окна одинокой закусочной. И там никого. Кроме скучающего продавца, болтающего по телефону. Поправив собранные в аккуратный хвост смоляные волосы, Учиха направился ко входу в забегаловку, манящую яркой, ещё не запылённой вывеской, что издавала тихий электрический гул в нависшей безлюдной тишине. А внутри и правда было уютнее, особенно если судить со стороны куда менее придирчивого студента, с угрюмым видом наблюдающего за медленно вращающимися лопастями вентилятора на потолке. Их едва заметные в искусственном свете тени проходились по всему заполненному стеллажами помещению. Обито не обратил внимания на поскрипывание раздвижной стеклянной двери, оповещающей о клиенте. Не потому что был груб или ленив. Банально не услышал из-за собственного протяжного голоса, варясь в унылых мыслях о наваливающихся в последнее время проблемах. Некоторые казались непосильными для плеч студента-второкурсника, о чём он и спешил сообщить приятелю, крепко прижимая к уху старенький мобильник. Раз уж его странный собеседник так охотно внемлет этому бесконечному нытью… —…Послушай, не суди о том, в чём не разбираешься. Я — не ты, Какаши. Я не могу просто учиться лучше, чтобы получать эту долбаную стипендию. Мне её вообще, так — на один зубок, — невозмутимо говорил парень, толком не осознавая, что в безлюдном магазине от него неприлично громко. — Сколько? Неужели? Скажи мне, умник, ты тоже спускаешь половину вырученного на лекарства бабке? Обито поправил ненавистный жёлтый фартук, закинув ногу на ногу и качнувшись на стуле, когда в дальней части магазина показался чей-то тёмный силуэт. Взгляд прошёлся по строгому пальто и длинным чёрным волосам незнакомца. Ух ты, какой экстравагантный. Похож на древнего вампира из сериалов девяностых годов или вроде того. И одет прилично. Парень глянул в широкое окно и удивленно вскинул брови, углядев у одной из колонок чёрный порше. Такие сюда редко заглядывают. Впрочем, бубнящий в трубке Хатаке всё-таки заставил оторваться от разглядывания машины, вернув многострадального студента в более серое русло. Парень размял шею, устало взглянув на часы. Терпеть ещё долго, но, слава всем богам, завтра хотя бы нет никаких экзаменов, на которых он мог бы благополучно уснуть. — Дерьмовая перспектива, — коротко отозвался Обито, откидывая дешевый журнал с головоломками от закрытого кассового аппарата. — Я не тешу себя не пойми чем. Если это пессимизм, то да, я — пессимист, — парень устало протёр глаза. Долго же этот тип выбирает. Может ищет в этой забегаловке часы Ролекс? — Не важно, студенту без опыта не получить работу лучше. Даже технарю. Да это нереально, я, считай, ещё удачно устроился… В долларах? Да не умею я переводить! Мало. Как и говорил: половина — еда, другая — лекарства, на себя не остаётся ни-че-го. Разговор начинал раздражать, в основном из-за непрошибаемости чужого мнения, какие бы аргументы Обито ни приводил. Но… Это же Какаши. Ему, конечно, легко говорить. Парень слышал, что у него целый дом от отца в другом городе остался, да и голова варит — умеет в жизни пристроиться, не то что его куда менее способный друг. — Не знаю я, что с этой коркой. Буду пробовать в айтишники пойти, наверное. У тебя точно никак? Деньги позарез нужны… — если он надеялся на милость Хатаке, тот знатно его обломал, потому через какое-то время Обито всё же оставил попытки просить одолжения до следующей зарплаты, безутешно вздохнув. — Хорошо-хорошо. Будет тебе книга. Где живу — знаешь. Не маленький. Обито таки оторвался от телефона, буркнув в трубку своё: «Хорошо. До завтра». Мадара ещё немного помедлил у стеллажа с напитками, заняв положение, в котором его собственного лица видно не было, но при этом спокойно можно было разглядеть этого горластого парнишку. Разговор его заинтересовал. Пересохшие губы невольно растянулись в чуть заметной хитрой полуулыбке. Понурый продавец был полной противоположностью дневного «экземпляра». Душа нараспашку. Живой, открытый. В общем — простой, как пять копеек, ничем не примечательный, в этой застиранной клетчатой рубашке с небрежно закатанными рукавами, со всклоченной короткой стрижкой и страдальческими глазами обделённого судьбой нытика. Мадара не любил таких и никогда не выделил бы его из толпы куда более интересных молодых людей, но сейчас до безумия изголодался. «Ох, что это за азартное чувство… На ловца и зверь бежит, м?». Кажется, на сегодня ещё не всё потеряно. Внутри приятно потянуло, конечности заныли, всё тело будто наркотически молило о новой «дозе», которая уже затеплилась на кончиках подрагивающих в вожделении пальцев. Всё же было в этом парне что-то жертвенно-манящее. «Тише… терпеть осталось немного… не спугнуть бы только.» Не глядя схватив с полки первую попавшуюся банку газировки и самодовольно тряхнув головой, будто сбрасывая первобытное напряжение охотника, он направился к кассе уверенным шагом, прищурив глаза под маской жутковатой доброжелательности на своём холёном лице. — Девяносто восьмой, полный бак и Мальборо с ментолом, — Учиха тихо стукнул бесполезной для себя жестянкой, взятой ради игры, о деревянный прилавок рядом с Обито, наглым, оценивающим взглядом следя за каждым его движением. Бросил смятую стодолларовую купюру, которую достал из кармана пальто, словно бесполезный фантик. — Сдачу оставь себе. Обито одарил мужчину удивленным, почти скептическим взглядом, но сразу же его отвел, нервно усмехнувшись собственным мыслям. Ну и глаза у этого типа. Обито даже не может сравнить их с чем-то таким, что хотя бы близко описало, как сильно их взор пробирает до мурашек. Странное чувство. Будто бы этот незнакомец одним своим видом показывает, что с ним надо считаться. Стоило учесть это, должно быть, но вместо послушания парень зачем-то снова посмотрел в чужое лицо с виноватой улыбкой. — Я плох в денежных переводах, но уже вижу, что бензин, газировка и сигареты вам обойдутся, максимум евро в пятьдесят пять. Может, найдёте всё же что помельче? — проговорил он, совершенно не представляя, как именно незнакомец отреагирует на подобную… наглость? Обито почувствовал, что попал на территорию, на которой не имеет права находиться. Учиха терпеливо стоял на своём: — Я не большой любитель повторять дважды. Да и тебе, судя по всему, нужнее, — он повёл надменным взглядом в сторону покоцаного кнопочного телефона в руке мальчишки, намекая, что разговор слышал. Студент лишь смущенно хмыкнул, хотя в его глазах появилось что-то удушающе равнодушное, будто разговоры о неудачном финансовом положении резко ставили их на один уровень. Это было не так, но светские, пустые беседы имели грех создавать непринуждённость даже там, где она была иллюзорна и непростительна. — Вы только не подумайте… Я чужим людям не ною. Сегодня день такой просто… неудачный, — протянул парень, нажимая пару кнопок на клавиатуре рабочего ноутбука. Какая там колонка? Ах, да. — В любом случае… спасибо. Он и правда был благодарен: порой казалось, что на этой чертовой заправке останавливались лишь скряги, кое-как разъезжающие на своих подержанных пежо и готовые убиться за крохи собственных грошей. Не то чтобы Обито был не таким… Мужчина лишь холодно улыбнулся на такую разговорчивость. «Робеет, как я и полагал. Честный дурак. С ним должно сработать.» —…Хах. Это… в общем, так. Пустое. Парню с порше, наверное, неинтересны студенческие проблемы, — вдруг застыдился Обито собственных жалоб по телефону, невольно напросивших чужих денег, и поспешил пробить чек, протянув его незнакомцу. — Ну почему же… И я был студентом, — благодушно ответил тот. — Здесь нет ничего такого, чего я бы не смог понять и чему бы не посочувствовал… Даже больше скажу. Мадара замолчал на пару мгновений, бросив рассеянный взгляд в окно. Поинтересовался — есть ли ещё кто-то на этой богом забытой заправке, а Обито решил — раздумывает. Парень послушно замер, с любопытством склонив голову набок. Учихе пришла в голову мысль, что в таком положении он напоминает ему собаку в игривом настроении. Сучку. — Если испытываешь финансовые трудности, я мог бы подкинуть тебе работёнку, — Мадара сдул пылинки с гладкой чёрной кожи перчатки, пренебрежительно оглядев помещение. — Проще, быстрее, а главное, куда прибыльнее, чем просиживание штанов в этой бесперспективной дыре. Обито на миг удивленно раскрыл рот, но тут же его захлопнул, озадаченно нахмурив брови. Надо же. Почти как в дешёвых книжках, что почитывает Какаши. Приходит богатенький ублюдок и взмахом руки решает все проблемы серой, заурядной и замученной тяжёлым трудом студентки. Только он ведь не девчонка. А подобные вещи предлагают только им. — Так просто? — парень на всякий случай улыбнулся, будто бы одобрив неудачную шутку. — И что же это за работа такая? — Я сдаю свой загородный коттедж для различных мероприятий. Сегодня там намечается вечеринка чьего-то сынка из золотой молодёжи. Шума будет много, — Мадара смотрел кассиру прямо в глаза, будто огромный змей, гипнотизирующий маленького грызуна, наслаждаясь своей лживой импровизацией и тем, как добыча свято не замечает, что уже в западне. — А присмотреть за обстановкой сейчас некому, оставалось надеяться на лучшее… а тут как раз ты. Высокий, хорошо сложён, а главное — заинтересован в прибыли. Почему бы нам не помочь друг другу? Выглядело не слишком напряжно. Обито, может, и не был остёр на язык, как Хатаке, но всё же не считал себя размазней, не способной утихомирить парочку людей. Тем более — за деньги, и деньги большие, судя по всему. Его чёрные глаза снова оглядели строгое лицо мужчины. Солидный. Такой не будет жадничать, тем более он уже, по сути, подарил парню сто баксов, да с таким беспристрастным видом, будто бы эти деньги сам же играючи рисовал. Обито почувствовал, как ненароком покраснел, почесав заднюю часть шеи. Боже мой. А он, оказывается, продажный… Так бы и сказал ему Какаши. Но ведь его здесь нет, а этот тип не предлагает ничего такого… — Что ж… мистер… как к вам обращаться? — Обито вдруг вспомнил, что совершенно не знает ни имени этого человека, ни какой-либо другой информации. Но чувство приятного воодушевления грело измотанное бытом сознание. «Неужто и о моей улице солнце вспомнило?». Он даже неуклюже попытался сделать голос важным, вытаскивая из закромов просторечного лексикона самые вежливые обороты. — Не буду лгать, что вы меня не заинтересовали… ха, — следом постарался и выглядеть хотя бы мало-мальски уверенным, положив локоть на рабочий стол. — Можно узнать подробнее? Далеко этот коттедж? — Моё имя — Мадара. Поговорим по дороге. Начало кутежа через четверть часа, если выйдем сейчас — как раз успеем. Аванс внесу по прибытии. Ну что, ты согласен? — с торопливой серьёзностью произнёс Учиха, ощущая почти победный успех, бальзамом покрывающий язвы накопленной днём злобы. Забавно, но первая мысль была — подчиниться и охотно последовать за мужчиной, но этот импульс, впрочем, исчерпал себя сам, едва Обито хоть немного стал включать свою падкую на авантюры голову. Он не мог просто закрыть заправку и уехать с первым встречным, куда глаза глядят, какие бы перспективы ни маячили перед носом. То есть… не то чтобы парень боялся дерзнуть и попытаться выбиться в люди, но… даже если опустить момент их полного незнания друг друга и того, что этот тип может оказаться, чем чёрт не шутит, маньяком, продающим людей на органы (сказал же, чем чёрт не шутит!), так Обито, в случае абсолютной правдивости слов этого Мадары, ещё и лишится работы, ибо Данзо ему в жизни не простит такую самоволку. Студент раздражённо поджал губы, чувствуя, как возможность заработать утекает, как песок сквозь пальцы. Но в конце концов, даже если этот тип и заплатит приличную сумму, работа — на один раз, а Обито нуждался в постоянном доходе, чтобы содержать хотя бы старушку с деменцией. — Ох, так… «Сразу?» Обито медленно перевёл взгляд на, как сейчас показалось, очень громко и медленно тикающие настенные часы. До сдачи смены целых девять часов. Твою мать. От вечеринки за это время, конечно, не останется и следа. — Простите… но я не могу просто уйти с работы. Это нарушение трудового контракта. Мой босс с меня за это не только шкуру спустит, но и заставит выплачивать ему ущерб… вашими деньгами, — в голове раздавалось только одно слово, но Обито заставил себя думать, что поступает очень разумно, не соглашаясь на предложения мутного мужчины, встреченного посреди ночи. «…Аванс, аванс, аванс, аванс…» Обито кивнул своим же мыслям, чувствуя как внутренний конфликт нейтрализуется сам собой. Ладно. В любом случае, Какаши бы одобрил такое решение. Рин — тем более. Мадара в мнимом удовлетворении прикрыл глаза, с искусственной досадой улыбнувшись. «Ах вот как.» Рука медленно скользнула за пазуху длинного пальто. «Не просто честный дурак, а слишком честный дурак.» Он всё предусмотрел. Учиха не любил демонстрировать свой главный козырь в самом начале игры, предпочитая оставлять сливки для разгара инквизиции, но отступать на полпути второй раз за сегодня — непозволительно для собственной чести. «Даю тебе последний шанс не испортить моё настроение, малыш.» — Сомневаюсь, что ущерб для данного заведения будет слишком велик на фоне той суммы, которую я заплачу. Ты по-любому будешь в плюсе. Советую ещё раз хорошенько подумать и принять правильное решение. Да побыстрее, моё время дорого стоит. Не то чтобы он был груб, но… Обито нахмурился, первые несколько секунд не находя ответа. Увы, в меткой отдаче Хатаке был на пару шагов впереди (как и во многом другом), а сам он разве что на завтра мог придумать что-то хотя бы достойное для подобного нахальства. Перспектива заработать всё ещё заманчиво махала ручкой, растворяясь в туманном горизонте, но на передний план перед мятежным студентом вышла другая ясная истина. «Нихрена он мне не сочувствует… и не понимает.» Глупо, наверное, обижаться. Не на кого. И всё равно Обито угрюмо проследил за чужой рукой, слегка напрягшись, сам не зная, почему. Обычно с таким жестом достают пистолет, но это уже совсем абсурд, да? Смешно. Скорее этот богач снова начнет махать деньгами у него перед носом, а Обито что? Он бы и рад, но Мадара, видимо, не понимает, что на одноразовом достатке сыт будешь, разве что, пару дней, а если мужчина и правда щедр, как о себе заявляет — неделю. Ну, а дальше-то что? Дальше — куда? Разговорить бы его на постоянную работу, но смекалка подсказывает, что на подобные просьбы он будет послан далеко и надолго, а значит — никакой перспективы. Что ж, хотя бы порадуется тому, что отшил олигарха. — Вы, кажется, меня не расслышали. Здесь нечего думать, — достаточно резко ответил Обито, а после, чуть подумав, таки выдал. — Можете больше не тратить своё время, раз оно у вас такое дорогое. Мадара медленно поднял голову, мелко сощурившись, как хитрый кот, смотря свысока на строптивого мальчишку: — Хорошо держишься, чуешь неладное, пацан? «Ты ошибся, мой мальчик. Скоро ты очень пожалеешь, что злишь меня, но твоя гордость меня заводит.» Привычным движением подготовленной к такому раскладу руки Учиха вынул из-за пазухи полицейский жетон, властно выставив перед лицом парня и произнёс бесстрастным тоном: — Комиссар полиции Учиха Мадара. В ходе проведения оперативного эксперимента по составленному фотороботу преступника, я вынужден задержать тебя по подозрению в совершении краж различного масштаба, просьба предоставить удостоверяющие личность документы и проследовать со мной в участок до выяснения дополнительных обстоятельств дела. «…Что?» Обито опешил, утратив всю юношескую дерзость сразу, как только перед взглядом оказался этот пресловутый блестящий медальон. Парень даже вскочил на ноги, словно бы Мадара опрокинул ему на колени ушат кипятка, и сейчас его кожа заживо варилась, а дурацкий передник Данзо облепливал джинсу… Но на деле мужчина оставался невозмутимой ледяной фигурой. Обито мог бы даже сказать, что в его образе и поведении совсем ничего не изменилось, просто к слову «богатый» и, чуть позже, «заносчивый хрен», прибавилось ещё и «коп». Да, коп, который, к тому же, выдал ему какой-то крупный и неясный поток информации, из глубин которого Обито лишь вычленил, что его в чём-то обвиняют. — Как… какие ещё кражи? Я работаю здесь всего месяц и ни разу ничего не брал из кассы, ясно?! — слишком нервно и поспешно заявил он, подумав по дороге, что от такого тона подозрения могут лишь укрепиться. Что это ещё за бред? Почему он так резко поменял… стратегию? Что задумал? Зачем? Парень не собирался всё это проглатывать. Рука нашарила задний карман джинсов и мальчишка похолодел. Он забыл документы дома. Забыл, потому что бабушка перед самым его выходом из дома словила приступ судорог, и, провозившись с уколами, он едва не опоздал к началу смены. — Нет у меня документов, и вообще… «Вообще что?!» Обито не знал. Он просто стоял и растерянно хлопал ртом, беспомощный, всё ещё не осознающий, что именно от него требуют, и пытался подавить в себе неслушающиеся мысли и нарастающую злость. На Мадару. На себя, за то, что никак не перестанет тормозить и не скажет этому типу что-то, что его спасёт. — Что «вообще»? Раз у тебя нет документов, а я надеюсь, что нет их только с собой, а не в принципе, то у меня двойное основание к задержанию. Рекомендую придерживаться моих инструкций и не оказывать сопротивление. Проследуем в машину. Мадара ликовал от своего всевластия. Занимаемая должность творила с этим нарциссом чудеса. Он потратил достаточно ресурсов, чтобы к тридцати пяти годам дойти до верхней ступени полицейской иерархии, стать совершенным оборотнем в погонах с безупречной в глазах общественности репутацией, открыв беспредельные горизонты для свершения своих самых мрачных и безумных садистских фантазий. Но Обито понятия не имел, какие мысли творились в чужой голове. Для него всё выглядело… до досады знакомым. Парень демонстративно раздражённо выдохнул, снова взглянув на часы. То был его не первый раз с задержанием и поездкой в участок, увы: подростковый возраст проходил у него весьма бурно и своеобразно. Оставалось надеяться, что это не его постоянные выходки и битые часы в обезьяннике, по ту сторону решетки, довели родственницу до слабоумия. — Послушайте. Я не знаю, на кого я там похож, но я не вор, — постарался придать голосу спокойствия Обито. Хах. Не вор, до того самого момента, как Мадара глянет на причины его давних появлений в полиции. Парень неохотно вышел из-за прилавка, рука осталась покоиться на лежащем телефоне. Он как раз снова завибрировал. Кто-то из однокурсников. Это, как ни странно, отрезвило. — Ладно… Знаете? Ладно, хорошо. Но можно мне хотя бы позвонить сперва? И магазин закрыть? Говорил же, мой босс меня с потрохами сожрёт, если оставлю смену без предупреждения. Как быстро всё поменялось. Благо Обито начал соображать, опираясь на ассоциации своего буйного пубертата. Да. Он прекрасно знал. Такие, как этот тип, ломаться не будут. Сказал в участок — значит поперёк уже не попрёшь. Особенно в случае с комиссаром. Оставалось только договориться на хоть какие-то удобоваримые условия для себя. Если хотя бы они позволялись. — Исключено, — сухо отрезал комиссар. — Я не могу контролировать, с кем ты свяжешься. Велика вероятность, что ты сообщишь подельнику о происходящем буквально одним словом, что недопустимо, — Учиха выхватил из внутреннего кармана наручники, являвшиеся для него буквально символом собственной вседозволенности, подойдя к студенту сзади, и, бесцеремонно ухватив за взъерошенный затылок, нагнул вперёд. — Ты имеешь право позвонить уже из полицейского отделения. Руки за спину. Обито только ойкнуть успел, как его схватили за волосы, внаглую заставив прогнуть корпус вперёд, словно какого-то ублюдочного преступника. Парень дёрнулся, едва не подавившись слюной. Подельнику? Да какой ещё к чертям подельник! За кого его уже принимают?! — Да что вы… Я же сказал, что пойду, зачем так-то?! — рявкнул он, попытавшись вывернуться из чужих рук. Свои же не стал сводить за спиной из принципа. — Всё строго по регламенту, — Мадара оценивающе взглянул на зад в потёртых рваных джинсах.— Если следствие выяснит, что преступник — ты, то оказываемое тобой сопротивление не сделает срок короче, — он приблизился к Обито вплотную, одной рукой ловя непослушную кисть в стальное кольцо, резко дёрнув её ко второй, и захлопнул наручники, будто случайно прислонившись пахом к ягодицам парня. «О мой бог… Как я скучал по этой крепкой упругости.» Сердце забилось чаще, внутри приятно щекотало зарождающееся нездоровое возбуждение. Парень ещё пару раз безнадежно дёрнулся, выпустив сквозь плотно стиснутые зубы воздух, и устало сдался, разом обмякнув в чужой хватке. И хрен с ним. С полицейскими у него всегда выходит что-то подобное. Чёрт, потом ведь не объяснишь Данзо, что его задержал долбаный комиссар прямо на рабочем месте. Этот старый маразматик даже слушать не будет. Неужели Обито лишится работы так глупо? — Хотя бы сумку мою заберите, — кивнул он головой на стол. — И телефон. Пожалуйста… Едва ли ему разрешат закрыть магазин. Нужно отзвониться хотя бы парнишке-сменщику и слёзно попросить заменить его чуть раньше обычного. Кто знает, сколько он просидит за решёткой, пока эти идиоты поймут, что повязали не того. — Пожалуйста, — снисходительно бросил полицейский, отпустив на секунду своего «подозреваемого» и, перегнувшись через прилавок, подцепил пальцами старый полупустой рюкзак, небрежно закинув в него телефон студента, а затем, немного поразмыслив, забрал и кожаную куртку со спинки стула. Вот так. Пусть всё выглядит, словно мальчишка бросил работу по собственной прихоти. Да и эту милость он способен оказать, в конце концов, личные вещи могли бы пригодиться в выдуманном следствии. — А теперь — вперёд. Учиха вжал ладонь между лопаток студента, подталкивая к выходу из магазина. «Идеальное преступление». Обито только что-то пробурчал под нос, покорно последовав на улицу. Новые стеклянные двери с тугим скрипом разъехались. Над ними, словно в насмешку, красовалась надпись: «Приходите ещё! Корень® заботится о каждом своём клиенте!». Парень невесело хмыкнул, коротко обернувшись. Сперва на Мадару, в глазах которого вдруг появилась мрачная сосредоточенность, после — на пустующий прилавок. Данзо убьёт его. Абсолютно точно убьёт. Но может Обито уломает этого копа позвонить сменщику ещё в машине? В лицо ударил стылый ночной воздух, пропитанный хвойным запахом ближнего леса. Студент зябко поёжился от пробежавшего по спине холодка. Сентябрь в этом году не тёплый. Уже и не походишь в одной рубашке. Когда они оказались у чёрной машины, комиссар почти насмешливо открыл ему дверь на заднее сиденье и кивнул. — Пошевеливайся. Обито помедлил, нерешительно остановившись. Чёрные, коротко постриженные волосы трепало поднявшимся влажным ветром. К дождю. На душе скребло какое-то мутное предчувствие, словно бы дурное. Такого он раньше никогда не ощущал. В горле будто встал ком. Странно. Парня раньше никогда не укачивало в машинах, а сейчас он всерьёз боялся, что его стошнит, стоит только Мадаре вставить ключ в замок зажигания. Может у него пакет попросить? Едва ли этот тип будет рад, если подозреваемого вырвет прямо в его чёрненьком порше, не так ли? Мадара же раздражённо цокнул языком, жёстко схватив мальчишку за плечо и грубо толкнув внутрь салона, второй рукой пригибая его голову. — Я, кажется, сказал, чтобы ты не тратил моё время, — произнёс он, повышая тон, следом кинул парню его скромные пожитки, а затем играючи захлопнул дверь. Клетка закрылась. Выхода для кассира не осталось. Разобравшись со шлангом бензоколонки, он сел за руль, в последний раз оглянувшись на заправку, сейчас пустующую и пылающую на фоне чёрного леса, словно маяк посреди шторма. — Раньше встанем — раньше выйдем, — Мадара завёл автомобиль, ощущая, как всё его существо наполняет невообразимый прилив сил. Отъезжая, он хищным взглядом оценил состояние добычи через зеркало заднего вида. Парень сидел смирно, тоскливо провожая так и не закрытое место работы, а затем потупил глаза. — Участок не так далеко. Позвонишь коллеге, как приедем, в этой глуши быстро никто не спохватится. Такое утешение заставило Обито скептично выгнуть бровь, особенно когда он обратил внимание, что полицейский, набирая приличную скорость, направляется совсем в другую сторону от его родного города, пропустив объездной поворот. — Мы проехали нужную развязку… не припомню, чтобы впереди были ещё какие-то полицейские отделения, — тихо заметил он, поведя плечами. Руки в железе уже начинали ныть. Мадара лишь хмыкнул, самодовольно продолжая вести машину по заданному курсу. «Сообразительный мальчик.» — Куда мы едем? — громче спросил парень, чувствуя, как сильнее скручивает живот от поднимающегося волнения. Он знал: впереди только лесные массивы, даже если комиссар из соседнего города, то до него совсем не близко, как тот говорил. Мадара продолжал игнорировать слова Обито. Сердце экстатически колотилось в предвкушении. Становилось душно. Он скрипнул зубами, сдерживая расползающийся звериный оскал, начиная внимательнее всматриваться во мрак обочин. Он не дотерпит. И он не станет больше томить своё истинное «Я». Дверные замки щёлкнули, отчего голос мальчишки сорвался на повторном вопросе. — К… Куда мы едем?! — Привыкай, под конвоем на твои вопросы никто отвечать не станет, — с издёвкой процедил полицейский, наконец углядев неосвещённый поворот среди плотно растущих старых елей, и втопил на газ, с заносом развернувшись туда так, что Обито на заднем сидении откинуло к противоположной двери. Парень сдавленно охнул, ударившись об неё плечом и прошипев что-то под нос, кое-как двигая ногами поспешил вернуться в сидячее положение, затравленно посмотрев на комиссара. Ему это категорически не нравилось, хотя тревога пока оставалась где-то там, на подкорке мозга. Психика понемногу рационализировала происходящее, и студент старался успокоить сбившееся дыхание, прижавшись скованными руками к сидению и не отрывая взгляда от рук на руле. — Вы ненормальный? Что вы вытворяете?! — это было сказано пока только в сторону того крутого поворота, хотя Обито не нравилось, что они углубляются в незнакомую ему местность. Куда ведёт эта объездная дорога? В сторону города? В сторону центрального шоссе? Спокойно. Сердце заходилось, но мальчишка всё ещё старался держать себя в руках. Даже посмеивался в мыслях, называя себя трусом и паникёром, испугавшимся всего лишь слишком эксцентричного копа. Взгляните на эту шевелюру, естественно он такой. Просто пугает парня, чтобы тот охотнее давал показания в участке. Играет в плохого полицейского. Очевидно. А дорога… Может выбрал какую-нибудь заковыристую. Мало ли здесь окольных путей в город. Обито не знал эти места в подробностях, кроме самого шоссе да своей заправки, даже в сторону коттеджей ни разу не ездил. Что ему там делать? И всё же, успокоиться не получалось. Что-то пугало и заставляло не отводить взгляд от фигуры, отвлекаясь лишь на запоминание дороги. Хотя, что тут запоминать? Мелькающие в свете фар ели, сосны, заросшие холмы и непроглядный мрак без единой звезды. «Тьма и больше ничего.» Лес быстро превращался в чащу. «Замечательно.» Мадара вдруг погасил дальний свет, уверенно сворачивая с проезжей части на заросшую петляющую тропинку, в самую чащу. Теперь находить объяснения происходящему стало куда сложнее, потому что даже если бы Обито был полным топографическим кретином, то было бы предельно понятно, что везут его сейчас в никуда. И это уже никак не оправдаешь. На повестке дня стоял куда более разумный вопрос. С какой целью? Под шинами захрустели сухие сучья, по стёклам били и скребли ветви кустарников, машину заболтало из стороны в сторону по бугристой почве, когда полицейский маневрировал между стволами попадающихся на ходу деревьев. Удивительно было, как он вообще умудряется там проехать, на своём-то порше. Парень, кажется, брякнул что-то несуразное, будто бы желая прервать эту бесконечную мешанину из зловещих звуков снаружи, но в ушах слишком громко шумела кровь, а Мадара больше не снисходил до хотя бы коротких ответов. Через пару минут болтанки он заглушил мотор, поставив машину на ручник. Фары погасли. Обито вдруг показалось, что его похоронили заживо, возможно, потому что кроме тяжелого, но медленного дыхания мужчины, он не слышал больше ничего. — Кажется, мы на месте, — торжественно жутко хохотнул Учиха в оглушительной тишине, включив свет в салоне и лёгким движением руки открыв бардачок, в котором царил идеальный порядок, достав оттуда пачку… Нет, парню не померещилось. Это были презервативы. — Чт… — но дыхание перехватило, словно в глотку забился глиняный ком и там же окаменел, почти до болезненной рези по стенкам слизистой. Обито не нашёл в себе сил даже сглотнуть или прочистить горло; конечности словно оледенели и покрылись тысячами мурашек, впивающихся в плоть микроскопическими иголками. Обито отчаянно хотелось спросить Мадару, зачем ему резинка в таком месте, но ответ — страшный, пробирающий до дрожи в коленях — напрашивался сам собой. Господи. Но ведь такого не бывает. Не бывает так, чтобы минуту назад ты скучал за кассой и трепался по телефону с другом, а теперь… Обито не мог произнести это даже в мыслях. Не мог верить и не будет, потому что, без сомнения, так не бывает. Должны же были всплыть какие-то тревожные звоночки, сигналы… от бога, интуиции, да чего угодно! Во рту резко пересохло. Обито чувствовал, что не может пошевелиться, тело словно застыло мраморной статуей. А звоночки-то были. Но как мальчишке, не пережившему ничего серьёзнее школьных драк и последующих попаданий к участковому по делам несовершеннолетних, было их распознать? Какая-то посторонняя мысль вдруг деловито пронеслась в сознании, позволяя почти равнодушно заметить, что укачивать перестало. Ни тошноты, ни отёка рук. Даже напротив. Оцепенение схлынуло. Обито резко ощутил себя так, словно мог бы горы свернуть. Реакции ускорились в сотню раз, он даже видеть стал лучше, хотя имел предрасположенность к куриной слепоте. Мощный выброс адреналина придал телу небывалую силу и гибкость, теперь оно рвалось без воли хозяина не пойми куда. Кровь кипела. Обито был готов бежать в лес прямо сейчас. И чёрт с ними, с наручниками, чёрт с темнотой и голодными тварями, вполне вероятно обитающими здесь и вышедшими на охоту. Он преодолеет всё. Что угодно, кроме Мадары, вдруг обернувшегося на него, не моргая, улыбающегося неудержимым диким оскалом: — Ну что, малыш, время давать признательные показания? На пару мгновений стихло даже дыхание. Мальчишке почудилось, что он оглох. Но тут с ветки мёртвой ели, нависающего над машиной голыми ветвями, слетела какая-то крупная птица и исчезла в небе. Это стало сигналом. Щелчок замков. Обито, не издав ни единого звука, резко развернулся спиной к двери, закинув ноги на кожаное сидение, и, согнув их, оттолкнулся от противоположной. Как же быстр он был сейчас. Оставалось надеяться, что этого достаточно. Скованные руки врезались в прохладный пластик, и парень спешно стал шарить по нему пальцами в поисках ручки в момент, когда Мадара начал выходить из машины. Наконец, руки наткнулись на небольшой рычажок, и несчастный вцепился в него обеими ладонями, лихорадочно пытаясь открыть. Получилось. От лица отлила кровь. Это последний шанс. Толкнувшись спиной в тяжёлую дверь, Обито вывалился из машины в колючую сухую траву, кое-как поднимаясь без помощи рук под раскатистый смех за спиной. — Сопротивление работнику правоохранительных органов наказывается штрафом, ты же не хочешь потерять последние копейки? Мысли сменяли друг друга молниеносно. «Бежать? Куда? Побегу прямо — догонит на машине в два счёта. В лес. Как-нибудь выберусь на шоссе и меня на попутках увидят, помогут!». Студент ринулся вперёд, но буквально через два шага в кромешном мраке налетел на массивный корень, неминуемо свалившись на землю с громким вскриком, без возможности держать равновесие, чем вызвал новый раскат унизительного, гулкого хохота почти над самой головой. Лакированные, начищенные туфли прогулочным шагом прошуршали напротив уха. «Это ночной кошмар… Так не бывает, не бывает!» — Далеко собрался? — тихо проговорил комиссар, ухватив пытающегося ползти бедолагу за ворот рубашки и подымая с земли. Он специально позволил мальчишке бежать. Указал небольшой лучик в конце безвозвратного затягивающего его тоннеля, чтобы самостоятельно, с тираническим наслаждением вдрызг растоптать остатки юношеской надежды, — Куда ты так спешишь? Допрос только начинается. Обито дёрнулся, попытался рвануть вперёд, но лишь запутался в собственных ногах и ушел коленями в опавшую листву. — Отвали! — рявкнул он, резко тряхнув головой, когда рука Мадары потянулась схватить волосы, и едва не вцепился зубами в его запястье. Однако полицейскому повезло, и он с холодным смехом успел выдернуть её из опасно клацнувших челюстей. — Иди нахрен, больной сукин сын! Мужчина только снисходительно покачал головой, когда мальчишка снова стал биться в его руках, зарылся пальцами в волосы и резко дёрнул на себя, заставив Обито сдавленно вскрикнуть и задрать голову. Мадара слегка нагнулся над парнем, опалив его ухо горячим дыханием. Всё его тело сводило судорогой от вожделения. — Боюсь, на хрен сейчас пойдешь ты, — хрипло усмехнулся Мадара, сгребая упирающуюся и вопящую добычу стальной хваткой и беззаботно направляясь обратно к машине. — И, увы. То, что тебе это понравится — гарантировать не могу. Ты же девственник там, да, малыш? — мужчина понизил голос, а посему самоотверженно рвущийся из его рук страдалец так и не услышал этих слов. — Помогите! — сорвано завопил Обито, зажмурив глаза, извиваясь земляным червём на лесной подстилке. Ноги в стоптанных кедах отчаянно возились по земле, взбивая под собой чахлую хвою, пожухлую траву и землю. Где-то за горизонтом загрохотало. Как он и говорил. Недаром с утра воздух был наэлектризован. — Погода нам благоволит, господин подозреваемый, — между делом говорил Мадара, почти с доброй улыбкой оборачиваясь к упирающемуся парню. Он и сам не замечал, как возбуждался от своего же низкого тембра, звучащего теперь с хрипотцой. Тянуть дальше некуда. Комиссар буквально впихнул Обито в салон через оставленную им нараспашку дверь, наконец отпустив многострадальные волосы мальчишки, — Что ж, приступим. Скажи же мне, был ли ты с мужчинами раньше, мой мальчик? Но Обито, которого швырнули спиной на сидения, только сдавленно охнул. Облизал обветренные губы, почти в ярости посмотрев в глаза ублюдка, и поджал к себе ноги. Если попробует навалиться — парень врежет ему в живот. А тому, кажется, озлобленный, воистину волчий блеск во взгляде жертвы пришёлся по вкусу. Значит, что-то в этом нытике действительно было, как и показалось вначале. Что-то там. Внутри, куда не заглянешь даже при всём желании. Но можно проникнуть. — Молчишь? Ну ничего, и не таким языки развязывали, — комиссар скинул с широких плеч серое пальто, швырнув его на переднее сидение, уже держа в зубах небольшую блестящую упаковку. — Какая дурацкая, безвкусная тряпка. Она тебя совсем не украшает… — он резко навалился на парня, вцепившись рукой в изваленный в пыльной земле жёлтый передник, с треском срывая дешёвую ткань, получая от придавленных ступней и коленей брыкающегося, зовущего на помощь студента нехилые удары в напряжённый торс, что заводило ещё сильнее. Из разорванного кармашка фартука на грудь кассира выпал рабочий бейдж с именем, который он так не любил цеплять на себя. — О, да ты силён! Хоть ноги побереги, переломаю же… Обито. Парень пытался изворачиваться как мог, борясь с подступающим липким, сковывающим мышцы страхом, но силы были неравны, а возникший запал, то самое второе дыхание, позволившее вырваться в ночную неизвестность, понемногу утрачивался в пучине паники. Кажется, тело понимало безнадежность западни куда лучше его хозяина. Они в разных весовых категориях, к тому же должность этого сукиного сына предполагала, что драться и скручивать людей он умеет профессионально. У парня ни шанса. Мадара одним движением перевернул захлебнувшегося сиплым криком студента лицом вниз, придавив своим телом и протолкнув колено промеж его ног, судорожно шепча на ухо: — Ну же, отвечай мне, тебя кто-нибудь трахал?.. — он вытянул руки перед лицом Обито, вскрывая у него на глазах металлизированный пакетик. Студент с трудом повернул голову вбок, чтобы не утыкаться носом в кожу сидения, чёрный глаз бешено метался от лица маньяка до предмета в его руках. Парень чувствовал себя так, словно задыхается под чужим весом, ибо бешено вздымающаяся грудь упирается лишь в твёрдую обивку, не давая нормально наполнять лёгкие воздухом. Нет. Этого не должно происходить. Разум повторял одни и те же мысли как молитву. Парень молчал, подавая голос только ради сдавленных, напуганных стонов и надрывного мычания, красноречиво предающего его критическое напряжение. Не дождавшись «признательных показаний» комиссар вцепился зубами в хрящ уха, буквально прорычав, — Отвечай, кто у тебя был первый?! Обито, взвизгнувший от боли и мотнувший головой, не расслышал его, в ушах всё ещё бешено шумела кровь, а слова мужчины мозг распознавал исключительно как агрессивный рык. Парень попробовал снова дёрнуться, когда Мадара вдруг почти нежно коснулся его лопаток, проведя рукой, скрытой под прохладной поверхностью кожаной перчатки, почти до голой поясницы, выглядывающей из-под задравшейся в борьбе рубашки. Комиссар облизнул приоткрытые губы при виде оголённого участка покрытой мурашками кожи, слегка надавил на нее пальцами, просто чтобы ощутить эту мягкость. Такой бледный. Как Мадара и любит. Взгляд спустился ниже. Чёрт, и задница у него — что надо. — Никто! — вдруг выпалил Обито. Тело свело судорогой — прикосновение мужчины будто бы приносило ему вполне реальную физическую боль. С его организмом, как и с разумом, вообще творилось что-то странное. Мышцы, ещё недавно горящие кровью, снова деревенели. Ему было всё тяжелее пытаться хоть как-то противостоять чужим действиям. Почему эта истина дошла до него в настолько кошмарном положении? Обито не был слабаком. Однако у него имелась весьма ощутимая сейчас проблема, которую не особо любящий спорт парень отказывался за собой замечать. Он был удручающе невынослив. — Как быстро ты раскалываешься, малыш, а так бодро начинал, — с извращённым удовольствием прошептал Мадара, чувствуя как тело под ним понемногу обмякает. Смотри-ка, уже? Нынешние юноши такие хиляки. Мужчина почти с ностальгией вспомнил выматывающий и длящийся бесконечно долгие часы без перерывов труд у родных. Как их только с Изуной ни гоняли. А если устал — ушат ледяной воды на голову и нудные проповеди, ведь только так грешная душа может очиститься. А этот? Небось не поднимал ничего тяжелее пары пакетов из «Real». Рука смяла клетчатую рубашку, резко задрав её до лопаток. Мужчина хмыкнул. Что ж, он хотя бы не такой дистрофик как тот рыженький… Да, он был совсем фарфоровый, потяни не так за руку — сломается, недаром за ним увивалось столько нянек. — Я не из… — но парень замолк, а Мадара неожиданно почувствовал, что бёдра мальчишки вдруг сжали его колено. Ах. Какой нетерпеливый. Новая судорога. Обито чувствовал, как ему становится всё хуже и хуже. Мужчина лишь одобрительно хмыкнул, склонившись головой к затылку парня. Рука с трудом протиснулась между подрагивающим телом и подушкой сидения, жадно ощупывая впалый тёплый живот и поднимаясь к груди. А неудобно-то как. Это можно было назвать почти персональным разочарованием, хотя Мадара никогда не разменивался на ласки. Ничего не поделать. Полноценный секс в машине бывает только в фильмах для малолетних потаскух. — Нет! Чужие прикосновения вводили в истерику, их назначение уже было невозможно игнорировать. Кассир почувствовал, как в поясницу упирается нечто упруго-твёрдое и сокращающееся. Это не угрозы. Не показуха и не шутка. Такое не спишешь на проверку или обыск. Его хотят изнасиловать. Его собрались трахнуть в зад. Обито почувствовал, как в глазах щиплет от подступающих слёз, а до гордости уже не было никакого дела. Ему было страшно, как никогда. Парень снова загнано глянул на мужчину, кривясь от грубых прикосновений, но тот быстро оставил свою прелюдию. — Подозреваемый должен отвечать прямо и не уходить от неудобных вопросов. Быть честным… перед законом и перед собой, — между делом говорил Мадара издевательским протокольным тоном, нащупывая одной рукой ремень на джинсах парня и силясь его расстегнуть, пока вторая, всё ещё зажимающая в пальцах приоткрытую пачку с презервативом, надавливала между лопаток не давая подняться, — Поэтому скажи господину полицейскому… Обито, ты бы хотел попробовать так? — наконец расправившись с ремнём Мадара сдёрнул болтающиеся на узких бёдрах мальчишки джинсы вниз, подцепляя заодно резинку трусов. — П-прекратите! Я ещё никак не пробовал!.. И так точно не хочу! — истерично всхлипывал парень сквозь стыд, наконец найдя хоть какие-то слова и чувствуя, как мужская рука гладит и сминает напряжённые ягодицы. Аванс, коттедж, жетон… Какой зверский, невиданной наглости обман. А что на деле? Мог ли Обито предположить, что окажется с голой задницей в машине какого-то больного извращенца? — Что ты говоришь… Совсем девственник? Прелестно, чистота всегда в почёте… — тяжело дышал в затылок кассира Учиха, на секунду подняв руку к лицу и выплюнув на пальцы густую слюну, — Но ты же понимаешь, что мне нужно убедиться в правдивости твоих слов?.. На улице упали первые капли дождя. Будет ливень. Раскат грома заглушил судорожные мольбы разрыдавшегося студента, когда наглые пальцы, обтянутые чёрной телячьей кожей в слюне, проникли между ягодиц и начали грубо растягивать предельно сжатый сфинктер, — …Первое проникновение, оно обычно самое болезненное не только у женщин, но ты же мальчик взрослый… Потерпишь для папочки… Это никогда не было легким, но всегда необходимым, ибо мужчина терпеть не мог, когда секс окроплялся кровищей из-за недостаточно растянутой задницы. Мадара начал с указательного и среднего, попытавшись впихнуть сразу оба в узкое, судорожно сжимающееся отверстие. Напрасно. Вышло, мягко говоря, паршиво, потому что тело под ним снова дёрнулось от постыдной боли и попыталось отползти вперед. Обито заорал, сорвав голос в мокрый хрип, словно бы начавшийся на улице ливень заполнил его глотку доверху. — Да не вопи ты так. Я даже на одну фалангу тебе не всунул, — с извращённой ворчливостью просипел мужчина позади, проталкивая пальцы дальше. Может и стоило начать лишь с одного, но терпение Мадары быстро иссякало. Мальчишке ещё повезло, что его вообще хватило на хотя бы попытку подготовить его к самому главному. Обито же продолжал хрипеть, давясь собственными вдохами, потому что воздух вдруг разом обратился раскаленной лавой. Безуспешно дёргался, надрывал связки, сжимая внутри себя проникающие всё глубже пальцы. Делал всё, лишь бы распирающая, отвратительная боль прекратилась, потому что это было невыносимо. Резь в самом стыдном месте казалась настолько всепоглощающей, что сводило даже слегка раздвинутые для чужого ублюдочного удобства ноги. Однако… отделись он от своего тела, будь он где угодно, а не здесь, наблюдающим за собственными мучениями со стороны — подумал бы, что в целом ему было не так уж сильно больно от присутствия чего-то постороннего в кишке, явно не предназначенной для подобных махинаций. Неприятно, дискомфортно и противно, но не мучительно. Дело было в целом сгустке мерзких ощущений, впивающихся во взведённое сознание, встающих тошнотворной взвесью в горле и противным, похоже, что иллюзорным запахом, царящим в забитых насморком ноздрях. Собственный мозг предавал его, возводя и без того болезненные ощущения в абсолют. Железные наручники отчаянно клацали, когда посиневшие от напряжения запястья безуспешно тянули их в бессмысленной попытке сломать, или хотя бы поймать руку насильника. Ох, как легко бы ему было, освободи этот урод его запястья. Обито снова взвыл, когда Мадара таки сумел запихнуть пальцы полностью, замерев на какой-то миг, давая пленнику хотя бы пару секунд передышки. Полагал, будто бы это была милость, но на деле поддал жару пытке для помутненного происходящим разума. Наверное… Наверное, он мог бы придумать что-то. Спасти себя, ведь так бывает только с другим. Такие вещи не случаются с… тобой, нет! Это то, о чём слышишь по телевизору или от знакомых, то, что происходит с кем-то там, и никогда не с твоим собственным «Я». Так почему в этот раз вселенная решила настолько жестоко подшутить над девятнадцатилетним подростком? Это наказание? Карма? Такое дерьмо же не могло произойти просто так? Но, конечно, он бы мог. И обязательно бы придумал, как сбежать, ведь иначе — что? Смерть? Когда с ним наиграются — убьют, задушив каким-нибудь обрывком фартука или собственным ремнём, выбросив свежее тело прямо в этом лесу? А потом Какаши и Рин увидят друга только в газетах, и его истерзанный зверьем и разложением труп покажут по новостям. А бабушка… бабушка даже не узнает об этом, потому что не способна опознать и живого внука, что говорить об изуродованном теле… Господи, если слышишь ты, скажи, что дашь шанс спастись. Скажи, что Обито сможет сбежать, выбраться из силков. Что он всё ещё сможет оставить эту историю в тайне ото всех, или же напротив, позвонит… Хатаке, например, и честно, дрожащим от рыданий голосом поведает, что с ним сделали. «Господи, только что-то ты притих.» — Хватит, мать вашу! — и снова крик сорвался в хрипы, на этот раз мальчишка громко прокашлялся, стараясь хотя бы отдышаться и не всхлипывать. Грудь горела от быстрых судорожных вздохов, но никакая боль сейчас не сравнилась бы с той, что причинял Мадара, возобновивший свою пытку и выведший её на новый уровень: он стал грубо сгибать пальцы внутри, разводя их и утыкая в эластичные стенки. — Ну-ну, мальчик. Повежливее. Где твои манеры? — тихо рассмеялся полицейский, продолжая растягивать жертву. По правде говоря, он и сам закруглялся — банально надоедало ковыряться у этого нытика в заднице. Механический ритуал подготовки — вообще скучное занятие, совершенно не возбуждает, а в перчатках и подавно. Нет даже удовольствия от тактильного контакта, но со своими одноразовыми игрушками Мадара брезговал их снимать, даже не смотря на то, что лишал себя удовольствия просто почувствовать, как горячее нутро мальчишки нежно обхватило его пальцы. А они, тем временем, подходили к основной части. — Пожалуйста… — Обито упёрся подбородком в липкую от пота и горячего дыхания обивку сидения, чувствуя как кровоточит нижняя губа. Прокусил. По щекам стекали слёзы, застилали глаза, мешая видеть, будто бы было что. Перед взором стоял лишь тёмный силуэт двери, да капли дождя, стекающие мелкими ручейками по запотевшему окну. Да… в какой-то момент в салоне стало чудовищно душно. — Пожалуйста! — с насмешкой ответил Мадара, резко выдернув пальцы из худо-бедно растянутой кишки, поднимаясь с мальчишки, и упёрся ладонями в покрывшиеся гусиной кожей ягодицы, разводя их в стороны и сплёвывая в смыкающееся кольцо мышц новую порцию слюны. Пользуясь моментом студент попытался приподнять дрожащий, непослушный корпус и обернуться, но был резко осаждён сильным ударом колена в зону седалищного нерва, отчего задохнулся и протяжно взвыл, слыша сквозь дикий звон напряжения в ушах и шум бушующей грозы, как брякает пряжка расстёгиваемого на брюках насильника ремня. Мысли о спасении, попытки разжалобить насильника или сбежать вдруг перестали иметь хоть какую-то ценность — Обито охватил животный ужас, едва он снова ощутил прикосновение к зудящему анусу. Нет. Пожалуйста. Пусть этот кошмар просто отпустит его. Пусть этот ад прекратится. — Что ж, продолжим нашу имитацию взлома проникновением, — едва удерживаясь от похотливого смеха прохрипел Учиха, раскатывая латекс по крепкому стволу со вздувшимися венами, — Давай же, Обито, впусти папочку, он сделает тебя взрослым! С этими словами Мадара резко припал грудью к судорожно вздымающейся спине мальчишки, вцепившись белыми ровными зубами в оголённый растянутым воротником рубашки загривок. Парень было вскрикнул от неожиданности, но происходило нечто куда хуже звериного укуса. В пульсирующий от грубой разминки сфинктер проникали уже не пальцы. «Нет, нет, нет…» Слёзы с новой силой закапали на кожу кресла. Мучитель низко застонал в шею подростка, настырно вталкиваясь в его дрожащее, скованное ужасом тело, — Какая узкая у тебя задница, малыш… Похоже, ты не обманул господина комиссара. — Умоляю, прекратите! — давясь слюной закричал Обито, ощутив ставшую острой боль, пронзившую всю нижнюю часть тела. Бёдра Мадары шлёпнули о сведённые судорогой ягодицы студента. Мужчина облегчённо выдохнул в затылок своей добычи, наконец справившись с сопротивлением крепких мышц. Судя по нечеловеческому воплю мальчишки — без крови не обошлось. «Что ж. Не повезло.» Учихе уже плевать. Горячая, давящая глубина наконец в его власти. Новый толчок. Он уткнулся носом в короткие жёсткие волосы Обито, вдыхая в себя его запах. Он владеет им всем. — Умоляй ещё, мне это нравится. Ох, ты весь пропах дешёвой выпечкой и прогорклым фритюром, но сейчас меня это даже дико возбуждает, сладкий… — сбивчиво шептал Мадара, ухватившись руками за дрожащие бёдра и вдалбливаясь в сокращающееся в болевых конвульсиях нутро студента, заставляя издавать того ужасающие хрипы и стоны. Маньяк наконец-то чувствовал себя живым. Азарт играл в жилах, мощные толчки раскачивали машину, душа купалась в психопатическом экстазе с каждым движением, с каждым всхлипом Обито, изнемогающе дерущего зубами кожаную обивку. — Но-но, не порть мне салон, зверёныш, — прикрикнул мучитель, ненадолго замедлившись и резко развернув голову парня боком к сидению, второй рукой затолкал в распахнутый в попытках ловить воздух рот оборванную лямку фартука, — На, грызи свою тряпку. Он и правда вцепился в неё зубами, удавив новый подступающий к горлу крик. Господи, как же это было больно. Обито рвался еще сильнее прежнего, дёргался из последних сил, словно лиса, пытающаяся выбраться из капкана и всё ещё не понявшая: железные тиски сломали ей лапу, а значит, по законам природы, она уже не жилец. А он — не жилец в своём собственном мирке, потому что никто не будет выяснять, насиловали студента или нет. Его трахнули в зад. Отодрали, как проститутку в машине, и ничто этого не исправит. Нет. Обито просто не мог в это поверить. С ним случилось то, что случается, чёрт возьми, с единицами в этом мире. Именно с ним. И если мальчишка умудрится пережить этот ужас — по новостям будут показывать его лицо, а кто-то, за будничным просмотром телевизора, между делом назовёт его «педиком» в мыслях и точно сделает вывод о невозможности таких событий в его окружении, как он полагал раньше и сам. «Ведь… с хорошими людьми не происходят такие плохие вещи, правда?» Обито резко открыл рот, слегка задрав голову, отчего промокшая от обильно текущей слюны тряпка, некогда бывшая его рабочим фартуком, забилась глубже в горло, едва не вызвав рвотный рефлекс. Парень с трудом выплюнул её, вытолкнув языком, чтобы снова громко застонать от тянущей рези внутри. — Не ори, а умоляй, Обито, — прорычал Мадара, с трудом удержав вырывающегося подростка, оставляя на бледных бёдрах синяки, — Или ты говорить разучился? Парень и сам не знал, что способен так громко и противно кричать, но уже не мог сдержаться, настолько ему было сейчас отвратительно и страшно. По лбу стекали крупные капельки пота. Кажется, он вообще весь вспотел, оттого рубашка и прилипла к телу. Эту надругательскую боль невозможно было описать, если сам её не испытывал. Парню казалось, что его безжалостно рвали на части, и от кишечника остались лишь окровавленные лоскуты, ведь невозможно быть после такого целым. В голову вдруг пришла мысль, что это напоминает пытку средневековой грушей. Ниже пояса его будто сковало раскаленными цепями, разрывало зазубренными крюками, становившимися острее с каждым новым толчком. Мадара даже толком не выходил из него, высовывая член лишь до головки, а затем снова погружался полностью. В какой-то момент ему надоели истошные вопли мальца, и мужчина тесно прижался к чужой подрагивающей спине, ощущая сквозь рубашку твёрдость изгибающегося позвоночника. Рука в перчатке плотно накрыла дрожащие губы, изведенные в гримасе истерики. Комиссар не без удовольствия провёл языком по недавно укушенной мочке уха. — Тише, малыш. Чуть-чуть осталось. Я слишком долго терпел, чтобы так растягивать следственный процесс… — с насмешкой прошептал он, закрыв глаза. Его протяжный стон стал для Обито самым мерзким звуком, что он когда-либо слышал. Господи, пусть это уже закончится. Он не просит иного. Сердце бешено колотилось в груди, разгоняя загустевшую от жажды кровь по жилам, а та, истощённая недостатком кислорода, приносила за собой лишь изнеможение. В какой-то момент Обито полностью замолк, будто ему сделали анестезию. Лишь ощущения от грубых толчков, трения тела о скрипящую обивку сидения и плотного прилипания к ней покрытой ледяной испариной кожи всё ещё оставались при нём. В воздухе стоял отвратительный смрад. И духота. «Господи, как же душно…» Обито поймал себя на будничной мысли, что хочет выйти на улицу, чтобы подставить лицо, да всего себя, холодному, пронизывающему до костей ливню. И, быть может, он смоет это унижение с линии его судьбы. Вдруг в кармане пальто зазвонил телефон. Обычная, стандартная для мобильников этой марки мелодия присоединилась к какофонии звуков, начинающейся от остаточных тихих стонов и болезненного мычания, заканчивающейся на скрипе амортизаторов и шуме грозы. Учиха подумал, что это забавно. Обито же теперь, как собачка Павлова: будет вспоминать их перепихон каждый раз, когда услышит этот рингтон. — Вот так… хороший мальчик, — томно нашёптывал полицейский, а потом резко выдохнул, сжав зубы и уткнувшись парню во взмокшую шею. В этот момент низ живота пронзило сладким спазмом, и мужчина, не сдержав громкого стона, излился в презерватив. Ха… и правда быстро. Не то чтобы ему было перед кем здесь стыдиться или оправдываться. Кажется, Обито бы напротив ему за это спасибо сказал. Тяжело дышащий комиссар какое-то время ещё прижимался к мальчишке, жадно ловя ускользающий флёр оргазма. Всё получилось? Этого хватит? Учиха прислушался к своему больному, ненасытному эго, будто к тёмному божеству, требующему жертвоприношений. Да, кажется, сейчас он доволен. Но вряд ли надолго. Уж слишком обычным был этот щенок. Рак на безрыбье, но, чёрт возьми, Мадара уже не мог привередничать. Рука освободила губы, давая возможность обессилено упасть лицом в сидение. Обито измождённо обмяк, толком и не поняв, что толчки прекратились, потому что стенки кишки всё ещё пульсировали в такт мощным фрикциям. Окружение будто разом стихло, но, может, он просто потерял сознание? Так нет же. Слышит этот треклятый гомон молотящих по крыше капель, чувствует. Осознает. Только будто не с ним это произошло. Обито чувствует, что не здесь сейчас, даже когда Мадара пошло шлёпает его по ягодице, будто циничный извозчик убитую к концу дня тяжёлым трудом рабочую лошадь. — А ты выглядел покрепче, чем в итоге оказался, — усмехнулся полицейский, застёгивая ширинку и ремень, а затем, переведя дух, таки пошарил в кармане брюк, доставая небольшой ключик. Обито шокировано замер, когда наручники грубо натянули. Послышалось тихое лязганье. Не чудо ли? Ему освободили руки! Мальчишка медленно, будто не веря, согнул их по обе стороны от головы, сжав ледяные ладони в кулаки. Кровь неохотно расходилась по сосудам, мелкими булавочками пронзая ткани, — Чтобы не вздумал дёргаться. Мужчина потянулся к переднему сидению одной рукой, пока вторую держал на пояснице студента, дабы тот не подумал грешным делом, что свободен. Впрочем, они ведь и подходят к завершению. Мадара, наконец, выудил неунимающийся телефон и, так и оставшись в занятом положении, прислонил трубку к уху, нажав на кнопку вызова: — Не спится, Изуна? — мужчина изменил свой тон до неузнаваемости. Если по первому впечатлению Обито помнил его как низкий и глухой, полный надменного холода, а в своем бесконечном страдании — похотливым, отвратительным и хриплым, то теперь Мадара словно бы помолодел на пару лет. В его голосе появились приятные, тёплые нотки. — Это тебе не спится, брат. Я звоню уже чёрт знает сколько, а ты отвечаешь мне, только когда ночь на дворе? Обито не слышал голоса на том конце трубки. Как и не видел мягкой улыбки Мадары, продолжая сжимать и разжимать пальцы. Помутнённое сознание понемногу отходило от спячки, после того как ему освободили руки. Он медленно пододвинул трясущуюся ладонь к лицу, вытирая с ресниц влагу слёз, затем осторожно потянулся к ручке двери, меж тем повернув голову к маньяку и вперившись взглядом в бледное мужское лицо. Тот, уперев локоть в сидение, задумчиво наблюдал за так и не стихшим дождём, капли которого хлёстко секли запотевшее стекло машины. — У меня были важные… дела, — спокойно ответил Мадара, не глядя на настороженно молчавшего пленника. Не кричит — и хорошо. Пальцы постукивали по горячей коже поясницы, словно бы воспроизводя мелодию в мыслях. Учиха вообще имел обыкновение трепать что-то в руках во время телефонных разговоров, будь то ручка или карандаш. Хорошо хоть избавился от детской привычки тянуть это всё в рот, хоть пальцы так и не нашли покоя. Но… с живым человеком ведь веселее? Веселее сжимать его и теребить, просто потому что ему от этого плохо, больно. — Какие же, интересно, у тебя в выходную ночь могут быть дела? Не иначе как изменил своей природе и провёл время с коллегами? Может, ещё и вечеринку закатили, а? Мадара поморщился от ядовитой иронии в чужом голосе, но комментировать издёвку не стал. Это ведь Изуна. Маленькая змея: ещё с детства, никогда не нападает напрямую, но вот жалить исподтишка — так он всегда пожалуйста. «Я всем расскажу, что это ты заставлял меня делать те вещи, Мадара!» — Тебя не должно касаться, где я, и с кем был, Изуна. Имей совесть. Я в твои дела не лезу, — Обито совсем замер, потому что постукивание пальцев по его коже прекратилось. Однако Мадара всё ещё не обращал на него внимания. Чёрт возьми, как глупо. Он делал это демонстративно, играя на чужом страхе и надежде, как в тот раз, но почему же Обито всё равно считал, что у него есть шанс сбежать? Что-то подсказывало ему: положи невидимый собеседник маньяка трубку — и для мальчишки всё будет кончено. — Пока я — единственная твоя семья, поэтому касается ещё как. Помнишь? Если же кто о своих и особенно о домашних не печётся, тот отрёкся от веры и хуже неверного, — тяжёлый вздох. Изуна собрался с мыслями, дабы зачитать очередную нотацию, понятия не имея, что именно происходит на том конце линии, — Я говорил тебе это уже… и повторю снова. Твоя нелюдимость доведёт тебя до греха. — Что ты там опять мне толкуешь? — ворчливо произнёс Мадара, краем глаза наблюдая за застывшим мальчишкой. Но Обито снова замутило, оттого рука, в прострации вздёрнувшись вверх, упёрлась в холодное стекло, медленно соскользнув и оставив мокрый след. Учиха подумал, что в этом было что-то извращённо красивое. — Завёл бы ты себе девушку… Может и не шлялся бы по ночам не пойми где, если бы знал, что в твоём пустом доме появился кто-то, кто ждёт тебя с работы по вечерам. Комиссар только хмыкнул, вернувшись взглядом к парню. Его оголённая фигура со спущенными штанами и задранной рубашкой прекрасно выделялась на фоне чёрного салона, позволяя прийти к неплохому выводу: а мальчик-то, в общем, не только не был дистрофиком, у него и телосложение весьма приятное, гармоничное. Завести кого-то, значит?.. Звучит нескучно. — Может, ты и прав, — Изуна удивлённо замолк от утвердительной реплики брата. То был первый раз, когда он выходил из подобного спора победителем. И так быстро… Обито меж тем нашарил потной непослушной ладонью ручку, и, не думая ни о чём, резко потянул на себя. Лицо обдало промозглым ветром и каплями дождя, когда парень с трудом, находясь в полубреду, толкнул дверь вперёд. — Я перезвоню, — бросил Мадара в трубку, скидывая вызов, и, оскалившись, посмотрел на жертву, — Уже уходишь? Какой непослушный мальчишка. Сперва нужно спросить разрешение у папочки. Порыв ветра с холодной изморосью, прошибающий до мурашек, словно отрезвил. Студент в ответ посмотрел на полицейского таким взглядом, что у последнего невольно что-то перевернулось внутри. Какого… Обито резко дёрнулся на выход, попытавшись подняться на колени, но Мадара уже придавил его собой. — Ты не только говорить разучился, но и оглох? Я сказал, что ещё не отпустил тебя. Но парень, кряхтя, неслабо брыкнулся ногами, отпихивая садиста, и изо всех выживальческих остатков сил пополз полумёртвым ужом в распахнутый проём. Всем его растоптанным существом движил только инстинкт самосохранения, отвергающий всякую логику и стратегию. Он подтянулся к самому краю, и вот руки уже ощупали мокрые, скользкие листья в крупинках земли. Пальцы вцепились в лесную подстилку, хвойные иголки противно заскребли под ногтями, Обито попытался продвинуться ещё, но едва сбитый с панталыку его толчком Мадара уже достаточно позабавился наблюдением за этим безрезультатным квестом. Он резко захватил парня локтем под шею, поднимая к себе, и с авантюрной ухмылкой произнёс: — Планы изменились. И твои пластунские выходки в них не входят… — он едва успел договорить, как студент с животным рыком вывернулся, как загнанный хищник перед неизбежной погибелью, засадив Учихе острым локтем в скулу, и вдруг начал ожесточённо, беспорядочно размахивать кулаками, ещё дважды попав по блокирующему удары, начинающему злиться на собственную затею освободить жертве запястья комиссару, — Да ты на кого руки распустил, сопляк безымянный?! Обито, взбесившийся от эмоционального истощения и первозданной ярости к мучителю, отнимающему новый шанс выжить, его не слышал. Взгляд по краям застилала тоннельная дымка, и перед глазами была лишь одна цель — помеха, противник. Оглушающий удар в основание черепа. В глазах потемнело. Тело отнялось. «И это мой конец?» Ещё не закатившимися глазами мальчишка успел воспринять разгневанное лицо Мадары с алеющей ссадиной на скуле. «Я хотя бы пытался…» Всё вокруг будто замедлилось, а реальность с каждой долей секунды теряла свои составляющие: шумы, запахи, очертания, свет… «Смерть… такая?» Темно. На брезжущих окраинах угасающего сознания оставалась возможность воспринимать только собственные заторможенные мысли. Может быть, как говорят бывшие коматозники, перед глазами и должна была пронестись вся жизнь, да только проноситься было особенно нечему. И здесь так одиноко!.. «Как же страшно умирать… Как там бабка… без меня будет? Помрёт же… родимая. Нихрена я не успел… со дна подняться, в жизнь вырваться… Рин. Я так и не смог завоевать твою любовь. А ты, наверное, таки влюбишь в себя чёртового Хатаке, верно? Дуракаши сто пудов закончит с красным дипломом, стартап амбициозный замутит… без меня. А ты станешь крутым веб-дизайнером, как хотела. И если запланируешь семью… у вас с Хатаке будут красивые дети, не сомневайся. Он — хорошая партия, Рин. Не то, что я… был. Какаши… заработай много-много денег, за нас двоих, и открой свой собачий приют, как мечтал. Живите за меня, ребята, у вас ведь… всё только начинается, да? А для меня вот… оборвалось, ха-ха. Наверное, для кого-то должно было… а я ведь и вправду лучший на эту роль! Вспоминайте обо мне хоть иногда, ладно? Мы ведь больше не увидимся. Никогда.» Мадара злобно завалил ватное тело на промокшее от надутых в салон ветром капель дождя сидение, громко захлопнув открытую пленником дверь. «Вёрткий гадёныш. Тем будет веселее.» Он снял грязные перчатки, утерев незапачканным краем одной из них стёкшую по щеке каплю крови из рассечённой ранки, и брезгливо бросил на коврик под сиденье. Это было для него забавным опытом, ведь раньше подобные следы на телах своих жертв оставлял только он. А тут — на тебе. — Экая особенная дворняга… мы с тобой ещё наиграемся, — с усмешкой процедил себе под нос Учиха, разобравшись с ушедшим в нокаут парнем и усаживаясь за руль. Ребро ладони слегка ныло от точного удара, давно полицейскому не приходилось использовать такие приёмчики. Голые пальцы ловко распаковали свежую, купленную у ныне валяющегося ничком на заднем сидении кассира пачку сигарет. Кровь просила никотина в завершение такого насыщенного вечера. «Спасибо, за своевременный звонок, брат.» Он закурил, втягивая холодящий горло ментоловый дым полной грудью, и неспешно завёл машину. Ехать отсюда совсем близко. Комиссар ещё раз бросил взгляд на безвольное тело подростка, зажав сигарету в зубах и наконец распуская свои пышные волосы, стянутые в надоевший за день тугой, а теперь небрежно растрёпанный хвост. «Что ж, Обито. Поехали, я покажу тебе твой новый дом.»

***

Обито не знал, как долго способен продлиться такой период, как «смерть». Он был из простых людей, тех, что в нормальных обстоятельствах не задают себе экзистенциальных вопросов, а просто живут себе спокойно, меняя один будничный день на другой. Ничего выдающегося. Ничего особенного. Обито родился обычным, и, видимо, таким и умер. Ах… Однако для смерти он чувствовал себя слишком по паршивому живым. Загробная тьма понемногу проступала, давая место тусклому, тёплому свету. Обито издал натужный хрип, поморщившись от боли в затылке. Воспоминания — муторные, неприятные — понемногу возвращались к мальчишке, но ещё не вызывали никаких эмоций. Только боль. Боль внизу живота — тянущую и тупую, боль в налитых свинцом мышцах. Даже прокушенная губа ныла сквозь ощущение мерзкой стянутости кожи под коркой запёкшейся крови. «Чёрт…» Обито низко простонал, с трудом повернув голову вбок. Тело отказывалось подчиняться. Даже глаза удалось полноценно открыть только с пятой попытки. Парень сощурился от истязающего помутнённые глаза света, прогоняя непрошеную радость. «Смерть не может быть такой. Боль — это ведь хороший знак, верно? Если болит — значит живой.» Но тогда… Взгляд сфокусировался на бетонной стене. «Что…» Обито скривил лицо от резкой головной боли, облизнув пересохшие губы. Медленно поднял руку, коснувшись лба. Где он? Что с ним сделал этот маньяк? Новый непроизвольный стон. Парень тяжело перевернулся набок, так и не оторвав чугунное тело от стылого пола. Ухо уловило металлический звук, словно бы что-то тихо брякнуло. «Как если бы Лепрекон уронил мешок монет,» — пришла в голову глупая ассоциация. Но чем этот звук был на деле? Кажется, он понемногу приходил в себя. Его… его изнасиловали. И вырубили. Но он еще жив, да? Что это значит? Сердце забилось чаще. Обито резко вскинул пронзаемую пульсацией голову, обводя ошалелым взглядом небольшое подвальное помещение. Да. Здесь нет ничего, кроме пары узких, горизонтальных окон, двери и голых стен, да груды какой-то неиспользуемой домашней утвари и коробок, пусть и довольно аккуратно сложенных. Что… Что это, чёрт возьми, значит?! Обито измученно закрыл глаза, бессильно опустив неподъёмную голову на шершавый пол, пытаясь успокоить мигрень и, сам того не ведая, понемногу проваливался обратно в тяжёлый, сонный мрак. «Рин… пожалуйста…» Что-то холодное и шипящее выплеснулось на лицо и грудь, забилось в легкие, Обито широко распахнул глаза и, громко закашлявшись, издал напуганный вскрик, с трудом принимая сидячее положение и морщась от моментально настигшей в такой позе боли в анусе. Рубашка с оборванными пуговицами всё еще болталась на нем бесхозной ветошью, оголяя бледную грудь, теперь ещё и промокла насквозь. Парень потянулся к незастёгнутому ремню на кое-как надетых штанах, замечая синеющие на запястьях следы от наручников. «Нет, нет, нет. Прошу, не нужно так шутить…» — Доброе утро, страна, — раздалось над ним театрально-дикторским тоном. Кто-то сверху тихо рассмеялся. Обито с трудом поднял голову, в ужасе уставившись на Мадару. Затравлено отпрянул к стене, прижавшись к холодному бетону дрогнувшей спиной. Что-то снова протяжно звякнуло по полу по траектории его движения. Учиха, одетый лишь в шёлковую рубашку и тёмные брюки, с красующимся на скуле маленьким пластырем, из-под которого по мраморной коже расходилась небольшая припухлость, с металлическим хрустом сжимал в руке уже пустую банку газировки. Ту самую, что и купил у студента на заправке вместе с сигаретами, а теперь решил орошить ей так некстати для него уснувшую жертву. Вот почему так липко на губах. — Слышишь меня? Знаешь, где ты? — его губы растянулись в неприятной улыбке, — Ты не торопись… Оглядись кругом хорошенько. Что за больной и глупый вопрос? Тяжело дышащий мальчишка нехотя посмотрел на ноги. Глаза в ужасе расширились. К левой щиколотке была пристегнута колодка с толстой цепью, ведущей к единственной здесь батарее. Холодной. Господи… Это просто невозможно. Это какой-то дурацкий страшный фильм. Обито вскрикнул, трясущимися руками схватился за цепь, и, сжав зубы, дёрнул её на себя. Мадара усмехнулся, с любопытством посмотрев на мечущегося в оковах мальца, будто на играющего с клубком котёнка. Не помогло. И не поможет ведь. Кошмар не желал оканчиваться. Обито дёргал и дёргал крепкие звенья снова, царапал колодку, а когда выдохся — в истерике зарылся руками в волосы, чувствуя, что снова начинает рыдать. Боже. Нет. Пожалуйста. За что ему всё это?! Разве он сотворил нечто настолько ужасное в своей жизни, чтобы предыдущего искупления не было достаточно? — Зачем это? Что вам нужно от меня?! — звучало почти жалобно. Мужчина раздражённо поморщился от визгливых ноток в голосе парня, встал напротив него, затем присев на корточки. Так, чтобы их лица были на одном уровне, и мальчишка уловил его слова с первого раза. Он был куда спокойнее, чем в их первую встречу, но именно так и работала его жажда: первые дни после охоты — самые умиротворённые. — Можно на «ты», малыш. Как-никак я знаю тебя… уже достаточно близко, не думаешь? — холодно ухмыльнулся Мадара, и Обито передёрнуло от отвращения. Он подобрал под себя замёрзшие ноги, рука всё ещё безуспешно пыталась расшатать цепь. — Что ва… т-то есть тебе нужно? — шепотом спросил сбитый с толку студент, сотрясаясь всем телом. Это еще не конец. Господи. Это не конец! — Я сначала хочу послушать твои догадки, — меланхолично покачал головой полицейский, махнув рукой, словно предлагая пленнику оглянуть его новые владения, ограниченные четырьмя хмурыми стенами, ещё раз. Обито искренне не знал. Подсознание берегло его рассудок. У него не было самых худших предположений, даже если вспоминать о том, что с ним уже сделали в машине в ту злополучную… ночь. Как давно он в этом подвале? — Я не… — Ну, понимаешь, мне нужен кто-то, кто будет ждать меня вечером с работы, кто вдохнёт жизнь в мой пустой, одинокий дом, всё такое… — иронично перебил комиссар растерянного студента, саркастически приукрашивая слова Изуны из ночного телефонного разговора. — В… в смысле… — Ты здесь, чтобы стать моей личной игрушкой, мальчик. Сексуальным рабом. Понимаешь, о чём я тебе толкую? — Мадара, казалось, улыбался всё шире с каждым словом. — Я… я человек, а не секс-игрушка! Т-тебе что, не хватило… в машине?! Отпусти меня, мне к бабке надо! И… и в универе не простят ещё больше прогулов! Хатаке книгу отдать! И ещё… — вдруг панически затараторил парень после короткой шоковой паузы, не до конца осознавая слов маньяка и того, какую нелепую в этой ситуации околесицу мелет сам. — Какая всё-таки устремлённая к знаниям молодёжь пошла. Расслабься, сегодня воскресенье и на учёбу не надо. Да и вообще… — мужчина потянулся к стоящей рядом с тюком барахла табуретке, на которой лежала небольшая камера, —…оставь эти будничные заботы, они тебя теперь никак не касаются. Просто жизнь с чистого листа, ну не мечта ли! — по помещению раскатился пронизывающий до костей психопатический хохот. «Воскресенье? Значит, с того… момента прошло всего несколько часов.» — Самое время рассказать тебе о твоём новом жизненном укладе. Предстоящих… мероприятиях. А для начала я познакомлю тебя с твоими предшественниками, — пальцы в новых чёрных перчатках щёлкнули выключателем камеры, — Им, правда, не повезло остаться со мной надолго, не то, что тебе! Обито заколотило. Кажется, головная боль усиливалась с каждым чужим словом, потому что к концу парня откровенно мутило. Нет. Пожалуйста. Пусть это будет неправдой, галлюцинацией от переутомления, пусть всё окажется обыкновенным страшным сном. Сейчас он ущипнёт себя, проснётся в своей маленькой обшарпанной, пропахшей нафталином и корвалолом двушке, на продавленном диване с трескучими пружинами, проведает блаженную бабулю, приготовит им нехитрый завтрак… Сейчас, уже вот-вот! И этот душный коммунальный застой, который он так осточертело возненавидел, вдруг покажется ему высшим благом. Жизнь ведь всегда кажется лучше после дурных снов. Только кошмаров хуже он ещё не видел. И, чёрт подери, никакая боль, явно превышающая по своей силе какой-то щипок, не помогает покинуть этот адский лабиринт Морфея. Радость за собственную жизнь, всё ещё висевшую на волоске, испепелилась в мгновение ока, стоило только взглянуть в абсолютно бездушные и хищные глаза человека, которому теперь принадлежала его свобода. Жизнь, что уж там. В них не было ни капли сострадания или милосердия, ничего человеческого, только чёрный вязкий омут, в котором едва уловимо поблёскивали крохотные пляшущие черти. И осознание этого вгоняло в бесповоротное, всепоглощающее отчаяние. «Просто чудовище…» Обито облизал тошнотворно сладкие, слипшиеся от высыхающей газировки губы, глядя на мужчину помутневшими от страха, большими заплаканными глазами. Видимо так. Видимо он ещё много раз пожалеет, что его смерть не была быстрой. — Не будем тянуть, — прервал мысленный поток мальчишки Мадара, просмеявшись и доставая рукой крупный кусок картона, лежащий в стопке аккуратно сложенных коробок от разнообразной техники, который кинул к оцепеневшему студенту и следом присел рядом с ним. Тяжёлая рука комиссара легла на зажатые, дрожащие плечи подростка, — Всё началось с этого юнца. Припоминаю, у него была редкая фамилия, Узумаки…