***
День выдался хмурым. После ночной грозы резко похолодало, на дорогу уныло налипли редкие жёлтые листья, растаптываемые грязными подошвами равнодушных жителей большого города, спешащих куда-то даже по воскресеньям. Хатаке, замотав нижнюю часть лица объёмным шарфом вместо излюбленной маски, флегматично плёлся по скверу, выгуливая на поводке своего любимого мопса Паккуна, недовольно фыркающего от забытой за лето промозглой влаги, пробирающейся сквозь гладкую бежевую шкурку, и неуклюже обегающего большие лужи. До похода к другу оставался час, но для Какаши, испытывающего странную неуспокоенность с самого утра, он казался непомерно длинным. Проснулся раньше обычного, скудный студенческий завтрак категорически в горло не лез. Теряясь в собственных мыслях, надел свитер наизнанку, поняв это только по смешливым взглядам встретившихся по пути первокурсниц. С извечно хладнокровным, собранным, сосредоточенным студентом таких приступов рассеянности не происходило почти никогда. И это явно не к добру. Хатаке остановился и, в ожидании, пока пёс сделает свои дела, выудил из кармана старого пальто мобильник, чтоб проверить чат с одногруппниками, а заодно отвлечься от царящего в глубине души напряжения. Ничего нового. Обычно Обито кидал в общую переписку глупые картинки, смешащие, похоже, его одного, но парень не был в сети со вчерашнего вечера. Примерно с момента их разговора по телефону. Не похоже на этого зависимого от мемов дуралея. Попытка успокоить нервы дала обратный эффект. Какаши буквально по инерции набрал номер Обито, чуть ли не единственный, который по непонятным для себя причинам запомнил наизусть, сам не зная, зачем это делает, ведь скоро они всё равно увидятся. Гудки. Длинные и монотонные, явно не собирающиеся прерываться. Хатаке нахмурил брови, продолжая ждать ответа. Наверное этот трудяга просто дрыхнет без задних ног после ночной смены, совсем позабыв об их встрече… Внезапный жужжащий трезвон старенького телефона в гулкой тишине подвала показался почти галлюцинацией. Обито будто выкинуло из-под глухой толщи океана страшных, подавляющих волю мыслей. «Этот изверг что, оставил мне телефон?!» Парень заозирался по сторонам, ища источник звука. Помутнённый ударом в машине мозг ещё плохо позволял ему ориентироваться в пространстве. Наконец Обито заметил холщовый край своего рюкзака, выглядывающий из-за груды коробок, скорее кинувшись в его сторону. Цепь, прикованная к щиколотке, со скрежетом натянулась, предательски скребя по батарее и не давая больше продвинуться ни на миллиметр. «Чёрт… Чёрт подери, я обязан!» Парень дёрнулся изо всех сил, выкидывая вперёд руку до боли в связках, стальная колодка противно передавила ногу, дикая головная боль снова дала о себе знать. Каких-то пять сантиметров до спасительной связи. Из груди вырвался натужный хрип, лицо покраснело, дрожащие пальцы с забившейся под ногти лесной землёй цепляли воздух, так и не доставая до краешка ткани. Тщетно. Он готов был сломать себе кости, лишь бы ответить на этот чёртов звонок, возможно, последний в жизни. «Ну же!!!» — О, мой щенок кому-то понадобился? — послышался насмешливый голос мучителя сквозь стук открывающейся металлической двери. — Что ж, нехорошо не отвечать на звонки. Мадара неспешно подошёл к отчаянно игнорирующему его Обито, вытянувшемуся на бетонном полу и истошно кряхтящему в бесполезных попытках достать свой несчастный рюкзак. Перешагнув через дрожащую от безумного напряжения руку студента, он легко подцепил сумку пальцами, неторопливо расстёгивая карман с надрывающимся мобильником. — Дуракаши..? — с недоумением хохотнул Учиха, переведя унизительно-насмешливый взгляд с исцарапанного маленького экрана на с трудом поднимающегося с пола мальчишку. — Что за идиотское имя? Обито замер, боясь поднять глаза на непредсказуемого истязателя. «Хатаке… Если бы ты только знал..!» Горло свело от подступающего отчаяния. Каждая нота мелодии вызова проносилась в голове уходящим поездом. «Какаши… Помоги мне!» — Это твой друг? Хорошую же ты кличку ему подобрал, ничего не скажешь. Наверное, не особо ему рад, маленький лицемер? — Мадара отошёл на пару шагов, положив дребезжащий телефон на пол. Обито с новой силой кинулся вперёд, вызвав раскатистый смех просчитавшего расстояние комиссара, — Ну а значит, и не сильно-то хочешь с ним разговаривать! На этих словах Мадара выхватил заткнутую за пояс, заранее приготовленную полицейскую дубинку, с широкой улыбкой замахнувшись и со всей силы шарахнув по маленькому вибрирующему мобильнику, заодно попадая по пальцам почти дотянувшегося до него Обито. — Нет! Нет!!! — заорал сквозь вопль дикой боли парень, когда старенькое, но верное, а главное — единственное средство связи разлетелось на его глазах на жалкие пластиковые осколки. Мадара, не унимая хохота, добивал замолчавший телефон, раздавливая его подошвой домашней туфли. — Можешь поблагодарить меня за то, что избавил тебя от необходимости участвовать в бесполезных разговорах с неприятными людьми, малыш! Сам ну страх как не люблю все эти вынужденные социальные взаимодействия, особенно по выходным, — блаженно цедил Мадара, пнув останки мобильника в угол. — Нет… нет… — шептал Обито в истерических судорогах, поджавшись под себя, уткнувшись лбом в холодный пол и царапая побагровевшими от ушиба ногтями шершавый бетон рядом с местом, где секунду назад лежал его шанс на спасение. Сердце будто разорвалось на части от безнадёги и резкого приступа жалости к самому себе. Жалости и презрения за то, что снова ничего не смог сделать. — Чего ты там бормочешь? …А впрочем, не важно, — Мадара ткнул парня в затылок концом тяжёлой дубинки, брезгливо поведя носом от царящего над ним амбре из пота, земляной грязи и высохшей сладкой газировки. — Воняешь ты хуже помойной шавки. Надо бы тебя вымыть, — Учиха заткнул оружие обратно за пояс, самодовольно направившись к выходу, — Будь готов, скоро я за тобой зайду.***
Часы не успели перевалить за отведенное для поездки к месту встречи время, а Какаши уже поспешил запрыгнуть в автобус, мчавшийся почти до четырёхэтажных обшарпанных домиков, в одном из которых и жил его друг со старой родственницей. Почти: на месте нужно было либо дождаться еще одного автобуса, кажется, двадцать первого (впрочем, годились и шестой с десятым), и проехать буквально две остановки, или же пройти пешком минут десять, а то и меньше. Город был большой, но вот инфраструктура, в особенности транспорт, обладала совершенно дикими свойствами: автобусные остановки понатыкали буквально через каждые двадцать метров; доходило до того, что некоторые красные полустеклянные будки было видно из других таких же, движение тормозилось, и всё это вызывало недоумение у приезжих. Впрочем, Какаши в этот раз не поленился дождаться злосчастного двадцать первого и, терзаясь неясным плохим предчувствием, поспешил сесть в него, тесня каких-то местных детишек, закутанных так, словно Хатаке пропустил наступление морозов. Опять школьники с их экскурсиями… Парень ненавидел, когда его касались в общественном транспорте, потому ездил, тщательно избегая часов пик, но в этот раз необъяснимое волнение за непутёвого однокурсника заставило пренебречь даже своим комфортом, хотя до этого Какаши берег его настолько рьяно, что мог пугать окружающим своим внезапным холодом с налетом надменности. Как и того странного типа. Ну, он заслужил. Может дважды подумает прежде, чем лезть к незнакомцам со своими скользкими разговорами, а для студента они таковыми и были. Скользкими. Какаши был более чем уверен, что мужчина пытался снять его, хотя впервые видел, чтоб такие пижоны были по мальчикам, но а иначе зачем вообще подходил? Заинтересовался им как личностью? Вздор. Парень благодарен судьбе, что этот ублюдок хотя бы не стал прикасаться к нему этими жуткими перчатками. Почему-то был уверен, что они неприятные на ощупь. Хатаке облегчённо вздохнул, выйдя на улицу, когда старые двери автобуса со скрипом распахнулись, а в лицо ударил прохладный вечереющий воздух. А вот и улица Обито. Какаши поискал глазами его окна и с удивлением обнаружил, что в квартире вообще нет никакого света. Как так? Неужели бабку гулять повёл? Снова набрал его номер. Недоступен..? Парень поспешил оказаться у железной, потёртой от времени, расписанной наслоенными друг на друга неразборчивыми надписями маминых гарффитчиков, залепленной рекламными объявлениями двери, ведущей в обнищалые апартаменты, и набрать нужный номер, снова чувствуя паршивое посасывание под ложечкой. Никто не открывал, потому он просто набрал код к двери, когда-то втайне выданный ему Обито, и заскочил внутрь. Чёрт, а ведь уже невозможно убеждать себя в том, что пришёл лишь за любимой одолженной книгой. Слишком сбивается дыхание, слишком гулко стучит сердце в груди. Обито будет долго смеяться, когда застанет своего запыхавшегося друга на пороге квартиры в таком нетипичном состоянии. И хорошо бы. Какаши хотел в это верить, но полное отсутствие какого-либо ответа на истошный крик звонка в тёмной пустой квартире разбивал все надежды на то, что Обито мог просто беспробудно спать после ночной смены. Странно. Может остался у кого-то из своих друзей? Кто живет ближе? Какаши хотелось ударить себя по лбу. У кого же интересно? У Рин? Больше Обито особо ни с кем и не общался до такой степени, чтобы позволить себе завалиться домой с ночёвкой. Или Какаши просто чего-то не знал о своём лучшем друге? «Ты не знал, считает ли тебя лучшим другом он. Может, у него есть кто-то, с кем он куда ближе, чем с тобой, а?» Да нет… Не мог он. Если бы Обито заимел друга или девчонку, Хатаке бы узнал об этом первый. Наверное. Какаши вытащил телефон из кармана, оставив дверной звонок в покое. Собирался набрать номер Рин. Мало ли. Вдруг несчастного влюбленного Обито в кои-то веки не продинамили. «Гай, вот, тоже считает тебя своим лучшим другом. А как бегает за тобой по пятам, не наглядишься… И всё от искренней веры, что вы оба — и в огонь, и в воду друг за друга. Знакомая песня, да?» За дверью вдруг раздался странный шум, будто бы упало что-то железное и полое. Вроде кастрюли. Какаши замер, прислонив ухо к двери. Точно упало! До сих пор слышно бренчание, будто бы посуда сейчас катится по деревянному полу коридора. Хатаке принялся громко стучать в дверь. — Бабуля, это я! Откройте! — крикнул он, не прекращая стука. Металлический грохот стих, сменившись тяжёлым неуклюжим топотом. Она стояла напротив двери. Явно. Но почему-то не спешила открывать. —…Кто? — раздался глухой вопрос. Неужели опять забыла его голос? Парень перестал стучать. — Какаши Хатаке! — Кто-кто? — Да друг внука вашего! За книгой пришёл! Откройте! — крикнул он снова. За дверью наступила тишина. Какаши нервно стряхнул с плеча пылинки, подумывая уже о том, чтобы снова начать ломиться в дверь, рискуя навлечь на себя гнев соседей, когда старушка таки медленно повернула ключ с той стороны и широко распахнула дверь. Бабушка Обито была пухлой женщиной, лет так семидесяти, с небольшой глухотой и достаточно быстро прогрессирующей старческой деменцией. Они виделись не раз, когда Обито приглашал друга к себе, дабы сделать вместе какой-то общий проект или же просто провести время. Нечасто — Обито больше любил собираться шумной компанией у кого-нибудь из студенческого городка; наедине с флегматичным Хатаке ему было скучновато. Старушка поправила свой длинный старый халат в уродливую, застиранную серую полоску, скосив на студента, одиноко стоявшего у прохода, выцветший взгляд. В желтоватых, подёрнутых глубокими морщинами глазах не отражалось ничего, кроме недоброжелательной подозрительности и смятения, но чуть позже она приоткрыла свой почти беззубый рот в странной улыбке. — Ах! Беленький, — дрожащий короткий палец указал на торчащие волосы Какаши, и студент улыбнулся. Кажется, бабуля Обито окрестила его такой кличкой, едва стала стремительно забывать имена своего окружения. Ну хоть так. Обито, ее любимому внуку, повезло и то меньше. Женщина отошла от двери, давая Какаши возможность попасть внутрь, и тот незамедлительно оказался в душном коридоре, слегка вздрогнув от резкого хлопка рассохшейся заедающей двери. В квартире пахло лекарствами, пылью, сыростью и еще чем-то неприятным — запах предсмертной старости. Парень медленно обернулся обратно к тяжело шагающей в спальню бабушке, которая словно и позабыла о новом лице в доме, увлёкшись картинками на работающем телевизоре. Халат небрежно болтался на ее пухлых плечах, будто бы наброшенный чьей-то неумелой рукой. — Бабуль, так а внук ваш где? — громко, помня о её глухоте, спросил Какаши, спрятав руки в карманах и облокотившись плечом о дверной проём комнаты. В тёмной спальне, полной больших зелёных растений, памятных фотографий и старинной мебели с помехами шумел толстый крохотный телевизор. — Кто? — удивлённо спросила она, с трудом усаживаясь в кресло. Бедная. Переминалась с ноги на ногу, не могла никак подступиться да сесть, продолжая сгибаться, оперевшись о подлокотник. Какаши почувствовал щемящую сердце жалость к ней, но почему-то не решился бежать и помогать, как это сделал бы тот же Гай. Вместо этого беспокойство за друга усилилось в нём вновь. — Внук. Обито. Тот, кто о вас заботится. Помните? — женщина только неопределённо пожала плечами, и Какаши устало вздохнул, но таки терпеливо продолжил, — Тёмненький такой. Всё время в дурацких рубашках ходит. Но старушка снова не отреагировала, и Хатаке оставил это пустое дело, и, растерянно потрепав светлые пряди на макушке, направился в покои пропавшего. Квартира у Обито была совсем небольшая: длинный коридор с потускневшими, местами отклеившимися обоями, крохотная ванная (настолько крохотная, что с порога, если нагнуться, можно было дотянуться кончиками пальцев до противоположной стены), кухонька, из техники имеющая только старый трескучий холодильник да плиту (даже чайник у Обито был из тех, что ставят на конфорку, с помятым боком и потемневший от сажи), и две комнатушки. В одну из них Какаши и зашёл, едва не уронив старые диски с фильмами и играми, заботливо уложенными в углу. Комната Обито тоже была тесная и вытянутая. С одной стороны узкий диван, с растрёпанным незаправленным одеялом и пожелтевшими подушками (постельное бельё, так-то, дорогое удовольствие), с другой — небольшой незакрывающийся шкаф, заклеенный разнообразными страницами из методички, расписаниями занятий и стикерами из жвачек, стол с шатающейся ножкой, на котором покоился взятый в кредит подержанный ноутбук, а над ним несколько полок с немногочисленными книгами, тоже в основном учебными. Читать Обито не особо любил, а если и читал, то что-то такое… что и одолжил ему Хатаке. Парень осмотрелся по сторонам, осторожно переступая через пустые банки из-под энергетиков и разбросанную одежду. Ну и бардак. Какаши заглянул на запылённые полки, с удивлением обнаружив там свою книгу, яркой рыжей обложкой хорошо выделяющуюся на фоне скупых учебников по программированию. Явно не открытых даже на начале, судя по успеваемости его друга. Рука потянулась, чтобы достать её, но тут в коридоре раздался шум открывающегося замка. Обито! Какаши резко бросился из комнаты (видать, слишком поспешно, и что о нём подумают… он же сейчас как собака, встречающая хозяина), напрочь забыв о книге. Обито будет удивлён, обнаружив его здесь, но и чёрт с ним. Какаши остановился в середине коридора, и сердце его пропустило удар: в квартиру вошла худенькая старушка, немногим моложе бабушки его друга. Соседка? Женщина медленно положила ключи на полку, удивленно вскинув брови. Не ожидала гостей. — Я Какаши… друг Обито. Пришел за книгой, а его нет, — рассеянно ответил студент, не сдержав разочарования. Старушка кивнула, осторожно сняв пальто, — Вы помогаете ему присматривать за бабушкой? — Стараюсь помочь, чем могу, — ответила она и подняла с пола принесённые сумки с едой, — А ты своего Обито тут и не найдёшь. Утром этот раззява так и не вернулся. Наверное, уснул прямо на работе. Вот оно как. Какаши помог донести два пакета до кухни, поставив их на маленький стол. Коротко заглянул внутрь. Только первая необходимость: молоко, хлеб, овощи, крупы. Всё, что можно есть долго, и у чего цены не кусаются. Так и жили они на подножном корме. Парень медленно повернулся к вошедшей на кухню соседке. — Ты не смотри так. Доживёшь до пенсии — будешь есть то же самое. У нас вообще весь дом так питается, — ворчливо заметила она, принявшись выкладывать продукты. Бабушка Обито прокричала что-то несуразное в спальне, но тут же затихла, — Я то уж знаю. Здесь почти все как родные… Какаши замер, неловко попятившись в коридор. Собрал всю свою коммуникабельность в кулак: — Так значит Обито не возвращался с работы? Он сказал, что его ночная смена кончается в пять утра… — Нет. Не возвращался, говорю же. Что за бестолковый мальчишка! Оставить свою старушку вот так… хорошо хоть я с утра заглянула, а так бы… — И вы думаете, он на работе и остался? — Да где ж ещё ему быть? Воскресенье, почти всё закрыто. Друзей особо и нет, — пожала плечами женщина, ставя упавшую старую кастрюлю на грязную плиту, — Ну не злодей же какой его уволок! Может и зря я его корю, вдруг решил подработать сверхурочно… Но мог бы хоть сообщить. Какаши благодарно кивнул, чувствуя себя лишним в этом затхлом пространстве. Хорошо. Тогда он съездит на работу к другу и убедится, что с ним ничего не случилось. Ведь это же ненормально… так пропадать. Да и телефон отключил он не просто так, верно? Вряд ли он сел, зарядку Обито постоянно таскал с собой. — Ты, если поедешь искать этого оболтуса, уж скажи ему, что на меня всё так оставлять — дело дурное! И пусть телефон включит! Звоню-звоню, а всё бестолку. Хатаке неловко закивал, покидая квартиру. Оглянулся лишь в последний раз на спальню, где старая женщина у телевизора что-то тихо бормотала, и после поспешил закрыть за собой дверь, на ходу выискивая в переписке адрес заправки, где работал Обито. Нужно съездить, если не объявится сам, правда… уже довольно поздно. Наверное и обычные городские автобусы в это время не ходят на такую окраину. Какаши снова попытался дозвониться до друга, набрав выученные наизусть цифры, но, как и раньше, получил лишь раздражающий сигнал автоответчика. Книгу он так и не забрал.***
Обито продолжал тесно вжиматься в серую стену подвала, загнанно глядя на закрытую сейчас дверь, от которой шла небольшая лестница. Лестница в его персональный ад. Парень всё ещё не мог сложить воедино всё произошедшее, продолжая повторять, что такого попросту не могло случиться с ним, но на глаза давил неприятный слабый свет, идущий от единственной лампочки на потолке, а в мыслях всплывали всё новые и новые варианты будущих изуверств маньяка, ещё краше тех, что он запланировал и какими поделился. Рука, словно зацикленная на механическом повторении одного и того же движения, дёргала цепь, пытаясь вырвать батарею с корнем. Само собой, не выходило. Надо успокоиться. Подумать головой и попытаться найти выход из этого кошмара. Обито придвинулся к батарее, щурясь от противного света, оставляющего ощущение какой-то странной нереальности и мутности происходящего, таящегося в глубоких тенях углов. Студент в последний раз дёрнул цепь, а затем резко отпустил, надавив пальцами на её запутанные звенья, обмотанные вокруг чугунной балки. Ясно. Он прошёлся по ним внимательным взглядом, вынося неутешительный вердикт. Не распутать. Если бы Мадара просто повязал цепь на трубе, можно было бы попытаться, но к двум звеньям цепи чуть снизу был пристёгнут внушительный замок, который, собственно, и отделял Обито от успешности затеи. Парень дрожащей, взмокшей ладонью схватил его, придирчиво вертя и разглядывая со всех сторон. Тяжёлый. Такой не сломать и не вскрыть без необходимых инструментов. Бросил взгляд назад. А если в этих коробах, что лежат у стен, они и есть — студент банально не дотянется. Далее — сама колодка. Пальцы попытались отвернуть холодные шурупы, прикрученные с двух сторон обоих полуколец с выпирающими прямоугольными соединениями. Ну и приспособление. Вот здесь, наверное, и есть эта железная трубка, куда вставляется ключ, дабы части внутри браслета отсоединялись друг от друга. Крепко. Тогда Обито схватился обеими руками за лодыжку, и, пододвинувшись к батарее, попытался ударить одной из металлических скоб о батарею. Звонкий стук смешался с щелчком открывающейся двери. Обито резко обернулся, разом оставив в покое свои оковы, когда его сперва ослепило коридорным светом, а затем накрыло высокой тенью. Мадара холодно улыбался, глядя на свою игрушку. В его руках была тёмно-синяя рубашка и чёрные спортивные штаны. То немногое, что он мог окрестить «домашними» вещами, ибо не имел нищенских привычек собирать давно ненужное тряпьё на «авось пригодится». Дома этот эстет предпочитал носить или халаты на голое тело, или всё тот же набор классической строгой одежды, но поскромнее, оттого сперва долго пришлось искать в глубинах гардеробной что-то более-менее подходящее для пленника. В какой-то момент мужчина даже захотел оставить его полностью голым, чтобы не заморачиваться каждый раз, когда ему захочется присунуть, но если мальчишка сильно заболеет в холодном подвале, то мороки будет куда больше. — А вот и я, — бросил мужчина, вальяжно спускаясь по лестнице. Обито ничего не ответил, продолжая неотрывно наблюдать за приближающимся маньяком, — Лови. Одежда упала на пол рядом с парнем, но тот даже не посмотрел на неё. Его брови нахмурились в немой ярости. «Пошёл ты», — подумал Обито. «Пошёл ты, пошёл ты, пошёл ты.» Мадара хмыкнул, поигрывая в руках связкой ключей, хитро сощурился, заметив, как этот щенок впился в них взглядом. «Да, мой мальчик. В этих руках твоя свобода. И жизнь.» Мужчина медленно опустился рядом с замершим пленником и демонстративно потряс у него перед носом ключами, резко убрав руку, когда тот, словно обезьянка, попытался выхватить связку. Ну что за идиот. Мадара и так собрался освободить его. Только не совсем для того, чего Обито хочет. — Я не советую тебе дёргаться, если не хочешь, чтобы я выбил из тебя остатки мозгов, — и снова Мадара с ухмылкой кивнул на полицейскую дубинку на ремне. Мог бы взять пистолет. Он внушительнее, но к чему такие крайности? Его игрушка должна была быстро усвоить, насколько у хозяина тяжёлая рука, — Ты услышал меня? Кивни хотя бы. Обито испуганно кивнул, чувствуя как кровь густеет в жилах. Если Мадара отстегнёт колодку, стоит ли пытаться бежать, или дождаться лучшего момента? А если его так и не случится? Может, риск сотрясения ещё не достаточно серьёзен, чтобы не попробовать? — Хорошо. Возьми одежду, которую я тебе принёс, в руки, — дождавшись пока парень послушно исполнит приказ, Мадара присел рядом с батареей и одним из ключей отстегнул замок, закреплённый на цепи, в пару движений отвязав её от трубы. Обито удивлённо вскинул брови. Ха. Думал, Мадара освободит его от самой колодки. Но так неинтересно. Мужчина резко встал на ноги, быстрым шагом направившись к лестнице, потянув за собой и цепь. Снова раздался железный звон, когда она до предела натянулась, и мальчишка, не успевший отреагировать, тихо вскрикнул. Мужчина резко дёрнул звенья на себя и начал тянуть, посмеиваясь над положением студента. Обито рухнул на спину, протаскиваемый через половину подвала. Рваная рубашка, и так держащаяся на добром слове, задралась, оголив бледную грудь и худой живот, что дало Учихе ещё немного насладиться видом тела своего нового питомца. Обито с трудом перевернулся на бок, озлобленно посмотрев на мучителя, и тогда Мадара с кривой ухмылкой дёрнул снова, заставив мальчишку охнуть и едва не разбить подбородок о бетон, когда пол снова ушёл из-под рук. — Вставай уже. Ещё належишься, уж поверь мне, — произнес мучитель, слегка ослабив натяжение цепи. Обито с трудом приподнялся, зачем-то опасливо посмотрел на скованную щиколотку, слегка согнувшись в спине. Видимо ждал, что Мадара снова дёрнет цепь на себя и падать уже будет больнее. — Давай. Иди вперёд. Обито еще какое-то время смотрел ему в глаза подозрительным и неприязненным взглядом, но в конце-концов таки медленно стал подниматься по лестнице, перешагнув цепь и молясь, чтобы полицейский не вздумал потянуть её, когда он окажется почти наверху. Благо, этого не произошло. Мадара тихо шёл следом, позвякивая цепью в руке, и у Обито даже зародилось желание резко обернуться и столкнуть его со ступеней. «Отличная идея. Пусть утянет тебя за собой, и вы оба повалитесь обратно в подвал.» Студент стиснул кулаки, впившись пальцами в выданную ему одежду. И правда. Дерьмовый план. Ниже пояса по-прежнему неприятно тянуло, напоминая парню о произошедшем прошлой ночью. Наверное, у него там кровь. Мадара резко толкнул его ладонью в спину, заставив, едва не споткнувшись о порог, выйти в коридор. Парень поморщился от яркого света, коротко оглянув широкое и длинное помещение с тёмными обоями. Выглядело, как… он не знал. Ничего не приходило в голову, кроме осознания того, что, судя по темноте за высоким, зашторенным светлым тюлем окном, сейчас уже вечер. — Давай. Прямо по коридору и направо, — Мадара снова пихнул его в плечо. Обито, пошатнувшись на ослабевших ногах и морщась от боли, послушно зашагал дальше, постоянно оборачиваясь на мужчину, сжимающего цепь в руках. Они оказались перед белоснежной дверью, которую парень с небольшим промедлением открыл. Взору предстал вид на просторное помещение ванной комнаты, выполненное в таких же мрачных тонах, что и коридор. Пол и стены до самого́ высокого потолка были выложены мраморной плиткой с белыми вкраплениями, над широкой, ослепительно белой на мрачном фоне раковиной умывальника красовалось большое зеркало в тяжёлой деревянной раме, а рядом на открытых полках стояли бесчисленные пузырьки и флаконы всяческих дорогих гигиенических средств. Обито на секунду даже рот приоткрыл от удивления. «Ну и хаты у нынешних копов… Вот ведь разжился, чёртов коррупционер!» Конечно, простому мальчишке, что провёл всю жизнь на грани нищеты с пенсионеркой, а из уходовых средств имел только гель-шампунь два в одном по акции, дезодорант да щётку с очень экономно расходуемой пастой, такая дворцовая роскошь и не снилась. Он прошёл пару шагов вперёд, озираясь по сторонам и чувствуя себя слишком лишним в таком богатом пространстве. Ноги в грязных кедах ступили на край коврика, лежащего перед большой душевой кабиной с до блеска вымытыми, прозрачными со всех сторон стёклами. — Хорошо. А теперь раздевайся, — заявил мужчина, закрывая за собой дверь и вставая к ней спиной. Обито опешил, встревоженно посмотрев на Учиху, словно бы тот приказал ему что-то невыполнимое. Медленно отошел к стене, прижавшись к холодному мрамору лопатками. Растерянно посмотрел на свою мятую, пропахшую всеми прелестями страха и изнасилования одежду, всё ещё сжимая чужие вещи в руках. Мысли так и не упорядочились после того удара по голове. Мадара нетерпеливо вздохнул. — Что стоишь столбом? Сказал же: сбрасывай с себя все эти дрянные тряпки и иди в душ, — раздражённо выдавил из себя он, чувствуя острое желание сорвать одежду с мальца самостоятельно. Но нельзя. Учиха прекрасно знает, что получит больше удовольствия, если это сделает сама жертва. Обито медленно отложил выданные вещи на широкий край умывальника, опустив взгляд на скованную ногу, параллельно скидывая со ступней обувь с давно развязавшимися шнурками. Он может попробовать драться, но пока ещё пребывает в прострации после вчерашней ночи, а у его мучителя явное преимущество в виде дубинки, «поводка» в руке и наличия профессиональных боевых навыков. Сопротивляться бесполезно. «Плевать,» — подумал парень, — «В подвал я не вернусь.» В голове худо-бедно зрел туманный план, а значит пока студенту нужно быть паинькой. Обито медленно расстегнул оставшиеся на рубашке пуговицы, скинув её на пол, скривившись от едва заметного отвращения, когда почувствовал на себе оценивающий взгляд. — Послушный малыш. Делай это медленно… хочу посмотреть на тебя, — тихо просипел Мадара с уродливой улыбкой. Обито нехотя начал снимать и штаны, ёжась от мурашек, вызванных чужим присутствием. — Поскромнее Яхико, конечно… Но получше чем Дейдара и Нагато. Что ж… хотя и не предел мечтаний — есть, с чем работать. В тренажёрный зал ты явно не ходок, да? Обито ничего не ответил. Как же это отвратительно. Оценивает его как кусок мяса на базаре. От подобных слов хотелось провалиться сквозь землю, но он упорно стаскивал с себя пропахшие пылью и кровью джинсы, с трудом стоя на одной ноге. Скоро и они полетели вслед за рубашкой. Мадара улыбнулся ещё шире, скрестив руки на груди. — Смотри-ка. А ты повыше меня будешь… бельё тоже снимай, — полицейский рассмеялся, заметив на лице пленника тень смущённого страха, — Ну, ну. Уже поздно стесняться. Я ведь видел тебя там, когда ты ещё был девственником, мальчик. Ни перед кем раньше не раздевался? И снова Обито почувствовал, как горлу подступает тошнота, но, с трудом сглотнув, сбросил с себя и последний элемент одежды, оставшись перед своим мучителем полностью обнаженным, пытаясь очень неловко прикрыться подрагивающими ладонями. Учиха удовлетворённо кивнул, пройдясь взглядом по стройному телу мальчишки, пока небрежно закатывал рукава своей рубашки, жестом указав на то, чтоб он заканчивал этот детский сад и убрал руки. — Неплохие размеры, — ухмылка становилась всё более извращённой, Мадара махнул рукой в сторону душевой кабины, — Иди туда и садись. Я сам тебя вымою. Обито не был уверен, что до него полностью дошел смысл сказанного, но таки осторожно переступил порог душевой, опустившись на колени лицом к мужчине. Мадара бросил цепь на пол, сняв с держателя дождик для душа, и, присев на корточки перед мальчишкой, включил воду. Обито поморщился, когда в лицо прыснуло холодной водой, но больше не выказал своего дискомфорта, продолжая угрюмо молчать, зажмурив глаза. Кожа покрылась мурашками и слегка покраснела от ледяной воды. Обито ненавидел контрастные души, так яро советуемые Гаем, но на фоне всей перенесённой боли это было более чем терпимо. Даже неплохо, ибо голова немного прояснилась, позволяя проснуться и телу. Стало полегче. Мадара что-то тихо прошипел, с усмешкой глядя на сжавшегося в клубок мальца, резко повернув кран влево. Вода за считанные секунды стала обжигающе горячей, и Обито резко отшатнулся к холодной стене с криком. Больно! Голые ноги с характерным бренчанием металла цепи заскользили по мокрой эмали, когда кабинку заполнил горячий пар. Однако, это успело стать невыносимым всего на пару мгновений, пока из душа вдруг снова не пошла ледяная вода. Парень ошалело уставился на поливающего его душем мучителя. Лицо уже успело зарумяниться от предыдущего жара. — Какая неженка. Между прочим, контрастный душ весьма полезен для здоровья, — тихо рассмеялся Мадара, приподнимаясь, дабы найти в полках гель и шампунь, и бросил их прямо в кабинку. — На, приведи в порядок голову. Терпеть не могу сальные волосы. Обито с трудом дотянулся до шампуня трясущимися от недавнего перепада температур руками, выдавив себе на голову немного вязкой, ароматной жидкости, и послушно стал втирать её в мокрую шевелюру. По ладоням сразу же пошла мелкая белоснежная пена, медленно стекая по плечам и груди и падая на колени. Мадара, со всей своей порочностью, позабавился тому факту, что она похожа на сперму. Направил поток воды мальчишке на голову. — Теперь всё остальное, — он швырнул мальцу свою мочалку, решив, что придётся купить себе новые ванные принадлежности: делить подобное с игрушкой для интимной гигиены было верхом нечистоплотности. Парень взял второй флакон, пробежавшись по нему взглядом. Лаванда и массажное масло. Почему-то хотелось смеяться. «Парфюмер долбаный.» Вода снова стала до ужаса горячей, и Обито, плотно сжав губы, дабы не издать стона боли, посмотрел на ухмыляющегося мужчину. Ублюдок. Ему так нравилось смотреть на его мучения. Нравилось даже сейчас. «Пошёл ты.» Обито крепко сжал пенную мочалку, не отрывая взгляда от мучителя. Резко опустился на копчик, выпрямив длинные ноги, насколько возможно, и стал грубо втирать пену в покрасневшую кожу. Начал с рук. Мадара подавил смешок, глядя на такую агрессию почти с умилением. Кисть в перчатке милосердно повернула ручку смесителя на середину, давая пленнику насладиться комфортно-тёплой водой хотя бы чуть-чуть. Смотри-ка. Даже здесь зубы показывает. Какой несгибаемый. Ну что ж. Они ещё посмотрят, что будет после их хотя бы недельного рандеву наедине. — Я помню, мать заставляла меня мыться с братом лет так до десяти… — вдруг нарушил тишину комиссар, — причуды у нее были такие. Непонятные. Обито прошёлся мочалкой от груди до живота, тщательно намылил ноги, стараясь не обращать внимание на скользкий взгляд маньяка, ни на минуту не отвлекающегося от лицезрения своей жертвы. Тем более, с таких ракурсов… — А маленький братик постоянно мёрз из-за низкого давления. С рождения так. Ничего не поделаешь, — продолжил Мадара, — а поскольку младшим всегда угождают больше, мать делала воду настолько горячей, насколько хотел он. Это, как правило, означает почти кипяток… — Он улыбнулся почти с тоской. — Что в тот момент чувствовал я, никого не интересовало. Обито не понял, к чему была эта история. Что он пытался этим сказать? Или искать логику у маньяков — слишком бесполезное занятие? — Не забудь помыть и там, — ехидно напомнил мужчина, и студента передёрнуло от отвращения. Он снова осторожно встал на колени, с остервенением откинув лязгающую по полу цепь, и замер в нерешительности. Не может. Боже, он просто не может так. Не выдержит. Мадара недовольно поморщился, резко направив поток воды тому на лицо и тут же опустив дождик вниз. — Давай-давай, — его губы растянулись в неприятной полуулыбке, — Или предлагаешь это сделать мне? Тебе нужна помощь, мой мальчик? Только попроси… Обито резко выдохнул, стыдливо отведя взгляд. Нехотя намылил руку, осторожно заведя её назад. Пальцы провели по ложбинке между ягодиц, коснувшись ануса. По телу тут же прошёл неприятный спазм, как напоминание о том, что туда впихивал маньяк. — Внутри, небось, кровь скопилась. Её тоже не помешало бы вымыть, — равнодушно заметил Мадара, хотя чувствовал явное возбуждения от вида юноши, засовывающего в себя пальцы. Чёрт. Это намного приятнее, чем производить такую занудную манипуляцию самостоятельно. Учиха поставил внутри сознания крестик. Да. Теперь Обито будет готовить себя сам. В конце концов, для своего же блага. Парень, никогда ранее не занимавшийся такими вещами, с трудом пропихнул в себя палец и поспешил вынуть его, морщась от режущей боли. Противно. На подушечке остались свернувшиеся, тёмно-бурые кровавые сгустки, поспешившие начать растворяться и стекать тонкими ниточками-ручейками на чистый кафель. Мальчишка повторил это еще несколько раз, пока не осознал бесполезность подобных махинаций, лишь приведших к появлению свежей крови. Урод порвал его внутри. Там сейчас, если не зияющая, как кажется, рана, то, как минимум, трещина. Нужно ждать, пока заживет, если эта мразь вообще позволит, и никак иначе. Что ж, в другой ситуации Обито бы полил ее перекисью водорода, но с настолько специфичными травмами сталкиваться еще не приходилось. Он не знал, что делать с подобным. — Хороший мальчик, — Мадара выключил душ, взял с сушилки большое белоснежное полотенце и кинул в парня, — Вытирайся и надевай то, что я тебе принёс. Обито с трудом поднялся, медленно выйдя из кабинки и закутавшись в полотенце. Цепь с шумом потащилась за ним. От того, что парень хоть как-то спрятал сокровенные места от чужих глаз, безусловно, стало легче, впрочем, временное прикрытие всё равно пришлось сбросить и начать торопливо натягивать на себя принесённую одежду, но Мадаре хотя бы не на что было больше смотреть. «Пока.» — Пуговицы застегни, выглядишь как бездомный, — ворчливо протянул Мадара, но, внимательнее пробежавшись взглядом по несильно оформленному прессу, с оскалом облизнул губы. Штаны на мальчишке слегка болтались, но это ничего. Зато их будет легко стаскивать при желании засадить. Универсально. Рубашка тоже подошла, даже немного облагородила эту беспородную сучку. Это показалось милым. Мадара отдал ему самые ненужные и старые вещи, а Обито в них уже как король, — Впрочем… можешь оставить и так. Я не против. Обито передёрнуло в который раз за вечер, но он предпочёл проигнорировать чужую похоть, осторожно застёгивая пуговицы пахнущей изысканным одеколоном маньяка сорочки. Медленно — что-то подсказывало парню, что после душа его снова отведут в подвал и привяжут к батарее. Времени было в обрез. Нужно бежать, пока он ещё не заперт и худо-бедно соображает. Если повезёт, то его изнасилование станет для ублюдка последним. Он выберется отсюда прямо сейчас, найдёт таксофон, позвонит в полицию и напоследок скажет этому уроду, сидящему за решёткой в зале суда: «Это тебе за меня, Нагато, Яхико и Дейдару, сучье ты дерьмо!» — Ты там уснул? — вдруг раздалось над ухом. Мадара оказался совсем близко, дыша почти в висок. В его руке снова позвякивал конец цепи, — Уже поздно. Мне утром рано вставать. Пора тебе к себе. Давай. Двигай. Обито послушно повернулся к мужчине спиной, нарочито опустив голову, но как только оба очутились в коридоре, мысленно досчитал до трёх и резко обернулся всем корпусом. На лице маньяка сперва появилось лёгкое удивление, а затем и странная жестокая улыбка, когда его игрушка попыталась врезать ему кулаком по челюсти, похоже, наивно пытаясь вырубить. Мадара перехватил руку налету, уже готовый произнести пару колких фраз, но тут чужое колено засадило ему в живот с такой жестокостью, что Учиха со стоном согнулся, широко распахнув глаза, с трудом пропустив через лёгкие воздух. Вот он какой. Ложный выпад, дабы нанести настоящий удар. Подло, продуманно. Ему нравится. Обито оттолкнул закашлявшегося мужчину, выронившего цепь и бросился бежать вперёд по коридору, преследуемый лишь звоном цепи на полу. Дерьмо. Он не подумал подхватить её, но на это пришлось бы тратить слишком много времени — Мадара бы уже успел очухаться. Парень почти скрылся за углом, как ногу резко дёрнуло назад. Крик. Обито свалился на живот, когда его рывком потянули назад. — Помогите! — завопил парень, бросив взгляд на окно. Может кто-то услышит… Руки с мерзким скрипом заскользили по полу, короткие ногти оставляли мелкие царапинки на дорогом дереве паркета. Обито в ужасе обернулся, увидев безумно улыбающегося психопата, обеими руками схватившего цепь. Мадара сдул упавшие на лоб пряди, хрипло рассмеявшись. Снова дёрнул. Обито был совсем близко. — Нехорошо уходить по-английски, малыш. Я не помню, чтобы тебя отпускал, — рывок, Обито резко перевернулся на спину, и ударил нагнувшегося над ним мужчину ногой в плечо, тот попятился, но в итоге это только позволило ему легче броситься на пытавшегося отползти студента снова. — Отвали! — еще один замах ногой, на этот раз впустую. Мадара навалился на него всем весом, устроившись между ног, в момент схватил оба запястья и завёл их над головой. — Тише, мальчик… Меня же заводит сопротивление, а твою задницу пока стоит поберечь… — тихо ответил ему Мадара, наклонившись к самому лицу мальчишки. Обито издал полувздох, полустон. Не получилось. Проклятье! И ничего, кроме озлобленного разочарования и нового приступа отчаяния, — В экстренной ситуации ты быстро соображаешь, но с дальновидностью у тебя явные проблемы. Куда ты побежишь? Ты даже не знаешь, в какую часть дома понёсся, где находишься, как далеко от города, есть ли вокруг люди или злые собаки у входа, которые порвут твою строптивую шкуру на куски, м? — Да лучше уж псам на корм, чем такое унижение! — бездумно выпалил парень, брыкаясь, ударяя мучителя голыми пятками по пояснице и вырывая запястья из крепкого кулака. Мадара криво усмехнулся, резко вцепившись зубами в сохранившую запах лаванды распаренную кожу ключицы, скребя клыками по выступающей кости и вызывая этим пронзительный крик и сдавленные ругательства и проклятья мальчишки. — Ты уверен? Зубы у них будут поострее моих, точно тебе говорю. И держи свои ходули при себе, ишь, как размахался, — процедил Учиха, разжав челюсти и, внезапно скользнув рукой под болтающиеся на бёдрах штаны пленника, грубо смял в ладони мошонку. От такой неожиданности Обито выгнулся, рефлекторно поджав ноги, шипя сквозь стиснутые зубы и превращая болезненный стон в рычание, — Небось только сам себя там и трогал, да? Будешь так брыкаться — останешься без члена и яиц, даже не успев в своей жизни никого поиметь. Усёк, чертёныш? Мальчишка попытался продолжить сопротивление, едва хватка ослабла, но тогда Мадара сжал кулак ещё крепче, и тот со сдавленным мычанием и невольно подступившими от боли слезами оставил тщетные попытки, задрожав под давящим телом мучителя. — Ну-ну, как разыгрался, давай, успокаивай свой боевой пыл… А сейчас пора спать, — Учиха лизнул побагровевшие от собственных зубов вмятины на коже, всё ещё держа ладонь в паху своей жертвы, чтоб не вздумала больше паясничать. Но Обито обессиленно затих, словно укус и эти бессовестные прикосновения вытянули из него всю волю и желание свободы. Ничего святого нет в этом моральном уроде. Лишь агрессия, порочность и желание полностью подчинить себе человеческую жизнь. Обито промычал что-то озлобленное в последний раз, закрыв влажные глаза и покорно обмякнув в чужих грубых руках. В этот раз он проиграл.***
Хатаке ворочался всю ночь. Электронный циферблат будильника показывал четвёртый час утра. Глаза резало от усталости, под закрытыми веками в темноте расплывались противные зелёные круги бессонницы, сердце стучало непривычно быстро, не давая даже задремать. Наконец он резко поднялся, опустив никак не согревающиеся ступни с кровати и включив ночник. Всё, вроде, как всегда: предусмотрено и лежит на своих местах. Обычная комната, в которой царит порядок, аккуратная стопка книг на столе, увенчанная давно заученными рукописными конспектами, приготовленная на завтра тщательно выглаженная одежда; на подстилке у батареи сопит и видит десятый сон любимый пёс, по подоконнику мерно постукивает мелкий дождь, в каплях на окне отражаются фонари пустынного в такое время сквера студенческого городка. Но что-то очень нужное — невидимое, неслышимое и неосязаемое — пропало. Мерзкая тревога скребёт наждаком усталый мозг и не унимается, как ни ищи ей оправдания. На экране телефона по-прежнему никаких признаков того, что Обито вышел на связь. Такого не было никогда раньше: Какаши не свойственно было испытывать волнение за людей, а после смерти отца он и вовсе погрузился в полную внутреннюю отрешённость и эмоциональную анестезию. Поначалу он пугался собственного бесстрастия и невозможности порой уловить даже примитивных оттенков чувств окружающих, но теперь уже привык, и эта особенность личности стала комфортной и уютной моральной берлогой, в которую парень никого не допускал. Однако с приездом в этот город и началом жизни с чистого листа в роли студента в его сознании впервые за несколько лет что-то переменилось. После тягостной атмосферы опустевшего родительского дома новое место благотворно влияло на Хатаке: у него появились приятели и даже те, кого можно было назвать друзьями, но почему-то не особенно хотелось. Да, социальный круг Какаши внешне стал значительно шире, однако в опасную близость к своей зоне комфорта он подпустил только одного безалаберного неудачника по имени Обито. И сам толком не знал, почему: то ли его собачья искренность подкупала мёрзлое сердце Хатаке, то ли какая-то светлая жалость и желание по возможности помочь лузеру, изо всех сил пытающемуся вырваться из донной кабалы. И всё-таки он понимал, что разница между ними весьма велика: Обито порой не скрывает досадливой зависти к успехам и складу характера Какаши, более того, ревнует к нему одногруппницу Рин, предпочитавшую преуспевающего в учёбе самодостаточного флегматика держащемуся на волоске от исключения, влюблённому в неё оборванцу. Как и многие другие. Но Хатаке тянулся к тёплой открытости единственного, кого он мог назвать другом без натяжки, даже когда тот ныл, даже когда у него всё валилось из рук, и когда его приходилось выручать из совершенно дурацких приключений. Потому что он знал, что в конечном счёте Обито не сдастся, он не мог представить ситуацию, что сломила бы бетонную волю в этом неприметном с виду человеке, и существование такой персоны подле него наполняло приятным утешением разочарованную пустоту в одинокой душе. Наверное, он по-детски идеализирует, начинает привязываться, но потерять это было… «Непозволительно?..» Какаши поразился такому неожиданному, но слишком резкому и явному, а потому беспрекословному заключению своих размышлений. Кто бы мог подумать… Неужто это происходит с порицающим созависимость и неверящим в какую бы то ни было честную любовь Хатаке? Но корить себя за это он, почему-то, совершенно не спешил. Только ухмыльнулся таким переменам и решил наблюдать за зарождением таинственного нечто, как за амбициозным экспериментом. Почему нет? В конце концов, закостенелость разума ему не нравится ещё больше сентиментальности.***
В университет Какаши пришёл куда раньше начала занятий, подремав от силы два часа. Сел в нужной аудитории и стал терпеливо наблюдать за изредка опадающими за окном листьями и особенно цветастой на фоне пасмурного пейзажа, неравномерно тянущейся на учёбу вереницей студентов. Ночной самоанализ, кроме тупой головной боли и переутомлённой ломоты в теле, принёс и положительные плоды. Он решил, что теперь будет внимательнее к чувствам так неожиданно ставшего ему важным человека. Будет больше к нему прислушиваться и стараться понять, порой даже поступаясь для этого своими железными принципами. Только бы с ним всё было в порядке. Только бы он уже пришёл, мать его! Ученики лениво подтягивались в аудиторию к указанному в расписании часу, но Обито среди них всё не было. «Это ничего. Он ведь постоянно опаздывает.» Просторное помещение заполнялось знакомыми лицами: кто-то дремал, уткнув нос в тетрадь и закрывшись руками от утреннего света, кто-то наоборот энергично трещал о весело проведённых выходных, а кто-то, кажется, поздоровался с Хатаке, но тот не ответил, предусмотрительно заткнув уши наушниками, в которых на деле звучала тишина. Ему ни до кого. Сквозь гомон Какаши пытался уловить характерный, весёлый голос Обито, который вбежал бы на пару, опередив преподавателя секунд на тридцать, и обязательно отпустил бы какую-то нелепую шутку, чтоб получить хоть толику так нехватающего ему внимания. В коридоре раздался знакомый смех… Неужели! Хатаке резко отодвинулся от стола, напугав собиравшегося присесть рядом надоедливого Гая, и быстро зашагал мимо него к выходу из аудитории. Он обознался. Снаружи была только шумная компания первокурсников, хохот одного из которых действительно напоминал тембр Обито. Какаши раздосадованно поджал губы, оглянув коридор ещё раз и снова прислушиваясь, на всякий случай. — Ты представляешь? Позвонил прямо на посвящении и говорит, что-то вроде «я на охоту скоро выйду», что сил ждать у него нет больше. Стыдно, но мне в голову дало и я подумала, что это наш Саске! Начал мне говорить, что будет со мной делать, если я ему попадусь, такую грязную ересь нёс, мне аж тошно стало от такой пошлости! Какой-то омерзительный извращенец телефонный. Хорошо ещё я на улицу в тот момент вышла, — возбуждённо вещала стоявшая ближе всех к Хатаке красноволосая девица, нервно поправляющая очки и вызывающая своим рассказом безудержное хихиканье подружки, — Но самое ужасное, что закончил он всё на том, что, не поверишь, схватил бы меня… за член! Тут прыснули уже обе студентки. Хатаке скептически вскинул брови, мелко кашлянув в по обыкновению нацепленную на нос медицинскую маску. Это не совсем то, что он ожидал услышать. Какаши никогда не был противником однополых отношений, но уже второй случай их проявления рядом с ним за такой короткий период времени, да ещё и в каком-то неадекватном виде, заставил его немного смутиться. Осеннее обострение?.. Впрочем, это не его дело. На другом конце коридора уже показался преподаватель. И никакой запыхавшийся хронический опоздун в странной рубашке опережать его не спешил. Хатаке безнадёжно вздохнул, направившись обратно в аудиторию. Никогда ещё ожидание не было для него таким выматывающим. Пары тянулись надоедливо медленно, оставляя за собой чувство бесполезно уходящего времени. Обито так и не появился. Ни слуху, ни духу. За обедом Хатаке не проронил ни слова, долго жуя и с трудом глотая пресный сэндвич из автомата, бездумно следя глазами за снующей по столовой молодёжью. Никакого аппетита. В очередной раз присоседившийся к нему за столик Майто восторженно втирал какую-то чепуху о предстоящей универсиаде, до участия в которой его наконец допустили. Напротив присела мило посмеивающаяся над пылом Гая Рин, украдкой бросая на Хатаке неоднозначные взгляды, по которым было ясно, что Обито у неё явно не ночевал. Но на эти проявления ему было всё равно. Какаши смотрел сквозь девушку так, будто она и вовсе прозрачная, а громогласные речи Гая, фильтруемые встревоженным умом, становились не важнее белого шума. Про Обито никто и не заикнулся. Из мысленного кокона Какаши выкинул как всегда мощный братский хлопок Гая промеж лопаток. — Мой дорогой Хатаке, ты чего завис, как умирающий винчестер?! Я ж вопрос задал, придёшь за меня побо… — Вы слышали что-нибудь про Обито? — наконец заговорил Какаши, поспешно вернув маску на нос и даже не заметив, что перебил одногруппника, — Он пропал со вчерашнего дня. Телефон отключён, дома не появлялся. — Что за неуважение к сопернику?! Никакого спортивного интереса! — оскорбился и проигнорировал вопрос Гай, яростно дожёвывая хрустящий лист салата и выходя из-за стола, — Что ж, я всё понял, поговорим об этом позже, когда твоя оперативка будет работать побыстрее! — Я ничего не слышала, удивилась ещё, что от него нет никаких сообщений… Обычно он пишет мне с завидной регулярностью, — негромко ответила Рин, чуть склонившись к Какаши и провожая взглядом драматично удаляющегося Гая. — Ясно… — насколько мог равнодушно отозвался Хатаке, избегая заинтересованного взгляда больших карих глаз собеседницы. «Ясно». Выбора нет, последний вариант — заправка. Ещё одна пара, и он сразу поедет на эту затерянную на трассе бензоколонку и устроит взбучку пропащему приятелю. За новый прогул, за книгу, за бабушку… Парень вдруг вспомнил соловые глаза больной старушки, ощутив навязывающийся собственной моралью груз непрошеной ответственности. Что ж, кажется, эту тяжесть он в силах разделить. «Прости, что раскрою твою тайну, Обито, но ты сам виноват.» — Послушай меня внимательно, Рин. Мне нужна твоя помощь. После занятий я съезжу к нему на работу, разведаю, по какому поводу он так пропадает, а… — Какаши на секунду замялся, в последний раз обдумывая правильность своего решения, — думаю, тебе я могу сказать. Он скрывает, что живёт со своей тяжело больной прогрессирующей деменцией бабулей, и сейчас она осталась практически одна. Это между нами. Я слышал, летом ты помогала матери-медсестре в доме престарелых. Думаю, предельно хорошо понимаешь, что это за мучение. Пожалуйста, проведай её. К ней порой заходит соседка, но этого явно недостаточно. Она плохо запоминает и узнаёт даже близких, так что насчёт того, что вы незнакомы, не переживай. Сможешь? Нохара тихо ахнула, прикрыв рот своими маленькими изящными ладонями. Видно, что не ожидала узнать такой подноготной о жизни влюблённого в неё мальчишки, казавшегося совершенно несерьёзным и беззаботным. Она мелко кивнула, и в её глазах отразилось обречённое понимание, что укрепило в сердце Хатаке уверенность в верности поступка и выборе помощницы. От искреннего милосердия ли Рин это делала, или от желания угодить предмету симпатии — не важно. Хотя всё равно Какаши в глубине души хотелось верить в первый вариант. — Тогда я напишу тебе адрес и код для входа. Не откроет на звонок — стучи в дверь громче, слышит она тоже плохо. Денег оставлю, купи ей чего-нибудь мясного, а то кормят её… сама понимаешь. Хатаке нацарапал на салфетке все необходимые данные, раздав девушке последние инструкции и чувствуя первый за день прилив сил от полученных поддержки и понимания. Рин смышлёная, всё схватывает на лету, и это не может не радовать. Какаши поднялся из-за стола, взяв поднос с недоеденным куском бутерброда, и, уходя, ещё раз обернулся на изучающую его скорый почерк девушку: — Спасибо тебе, Рин. Я был уверен, что на тебя можно положиться. Она в ответ одарила его такой лучезарной улыбкой, что Хатаке невольно цыкнул про себя, слегка осёкшись. Дал ложную надежду..? Возможно. Но сейчас это не главное. Перетерпеть ещё одну лекцию — и вперёд. Наконец он найдёт Обито и успокоится. «Да ведь..?»***
Междугородний автобус наконец доплёлся до трассы, ещё свободной перед самым загруженным часом, но беспечный пожилой водитель и не думал воспользоваться шансом добраться до конечной остановки поскорее. Какаши беспокойно постукивал пальцами по поручню, сверяя окружающую местность с точкой на навигаторе. Уже совсем близко. — Остановите у заправки. Хатаке торопливо вышел сквозь едва успевшие распахнуться двери, широким шагом направившись к пустующей бензоколонке. «Корень»?.. Что за странное название?» Не мудрено, что Обито получает здесь копейки. Какаши внимательно оглядел этот унылый асфальтовый пятачок, окружённый с трёх сторон густым лесом. Сквозь широкую витрину кафе-магазина, последнего места, где мог оказаться пропавший друг, видно было только какого-то незнакомого, усердно намывающего стекло паренька, то и дело отмахивающего каштановые волосы, лезущие в огромные глаза. Видимо, сменщик Обито. Затея искать его здесь вдруг начала казаться сомнительной. Что ж, надо хотя бы расспросить этого трудягу, когда Обито сдал ему смену. Войдя в помещение Хатаке в первую очередь подумал о том, что и планировка здесь какая-то нелогичная, тесная. Пробираясь между изобилующими продуктами за отсутствием клиентов стеллажами, парень понял, что сменщик тут присутствовал не один. За кассой сквозь полки виднелась чья-то макушка с коротко стриженными, чёрными волосами. «Да неужели!» Внутренне обрадованный Хатаке буквально выскочил перед наконец-то найденной «пропажей», вперившись в суровое, посечённое глубокими морщинами лицо чужого мужчины, не особенно приветливо поднявшего на него серые глаза. Он был крепко сбитым и широкоплечим, судя по всему, обменявшим у жизни уже лет пятьдесят, если не шестьдесят. Взгляд Какаши остановился на странном крестообразном шраме на его подбородке, впрочем, он поспешил отвести глаза и не пялиться на колоритного незнакомца так уж явно. Даже одежда мужчины выглядела нарочито отталкивающе: серая старая майка, потёртые тёмные брюки, да небрежно наброшенная синяя куртка с логотипом заправки, с кое-как закатанными рукавами. Какаши, привыкший к дежурной европейской вежливости и улыбке, слегка растерялся, невольно сделав шаг назад, едва встретившись с настолько явной недоброжелательностью. Это вызывало подозрения у порядочного студента, впрочем, всё могло быть по непривычке. Наверное, этот тип откуда-то с восточной части, кто знает? Да и есть ли разница, Хатаке пришёл лишь за Обито. — Эм… Прошу прощения за беспокойство. А Обито здесь работает? — на всякий случай парень начал с подобного вопроса, будто бы не зная ответ совершенно точно. Мужчина нахмурился, скривившись в лице так, будто бы на спор проглотил несколько таблеток аспирина. Недовольно что-то проворчал, окидывая взглядом прилавок. — Уже нет, — проскрипел его низкий, старческий голос. Больше мужчина ничего не сказал, опустив взгляд в новенькую газету и перелистнув страницу. Кажется, он решил, что на этом разговор окончен. Какаши неловко прокашлялся, заставив старика снова поднять к нему угрюмый взгляд. — А почему «уже нет»? — спросил Хатаке. Мужчина снова скривился, дёрнув плечом. — Потому, что вчера эта бестолочь бросила магазин открытым, а сама, походу, умотала в далёкие дали, — чуть повысил он голос в ответ, на эмоциях зацепив рукой газету. Ох. Хатаке углядел под ней журнал, правда, обложку рассмотреть не получилось. Ну… хоть не его книжки. Неприятный тип вдруг косо посмотрел на него, усмехнувшись. — А ты, стало быть, его дружок? Если встретишь, передай кое-что от дядюшки Данзо. Скажи, что если хоть нос сюда сунуть посмеет, я вышвырну его, как кота помойного. — То есть как это… — растерялся Хатаке, нахмурив светлые брови. — А так это. Что-то ты малёк не доходчивый. Если на глаза мне этот подонок ещё хоть раз попадётся — семь шкур спущу. Ещё всем, кому только смогу, настучу, чтоб не смели его брать на работу, уж поверь, связи у меня есть… Может им тогда повезёт больше, чем мне. Чёртова молодёжь… — плюнул Данзо, вдруг замолчав. Решил, что больно разговорился с первым встречным. — Да нет же, я не об этом. Он пропал, никого не предупредив? И даже ничего не оставив? — не скрывая искреннего удивления продолжил Какаши, стараясь не встречаться с подозрительным взглядом, по-видимому, владельца этого заунывного заведения. Яблочко от яблоньки… — Как же! Оставил — вон, сто баксов, — Данзо кивнул в сторону лежащей рядом с кассовым аппаратом распрямлённой купюры, — небось нашёл золотую жилу и вот так плюнул мне в лицо, гадёныш, думает, что откупился этой жалкой подачкой, — мужчина процедил под нос ещё несколько нецензурных ругательств в сторону недобросовестного работника, снова перелистнув страницу. Угол газеты отогнулся, и Хатаке, на миг впавший в лёгкое потрясение, смог увидеть глянцевый журнал, на обложке которого красовался смазливый черноволосый юноша, показывающий язык. Хатаке почувствовал (благо, маска всё скрывала), как от увиденного горят щёки: малец, явно не достигший совершеннолетия, был лишь в одном чёрном рваном топике и призывно раздвигал ноги, закрыв глаза и давя до жути доброжелательную улыбку. К счастью, самое откровенное мешало увидеть название запрещённой «литературы». — Знаешь, парень, я так тебе скажу: ненавижу студентов. Ни манер, ни мозгов, какие уж там ответственность и уважение. Один ветер в голове. Алкоголь, девочки, лёгкие деньги… что вы там ещё любите, — риторически завершил он свой выпад, уткнувшись безэмоциональным взглядом в «газету» и не замечая, что Хатаке уже успел прознать его истинное чтиво. Сам ведь так делает. — Тензо, теперь конвекторы, — Данзо командирским голосом обратился к закончившему намывать стёкла парнишке, и тот с буквально армейским послушанием поспешил отжать тряпку и наклониться для мытья решёток обогревателей, расположенных вдоль панорамных окон. — Хотя этот, — Данзо стал говорить чуть тише, вдруг подняв глаза на подчинённого, вблизи напоминающего Какаши не шибко красивую девицу с угловатой фигурой и невзрачной удлинённой причёской, только усугубляющей положение. Хатаке перевёл взгляд на едва замявшегося старика, и ему стало не по себе. Блеклые глаза с нависающими веками, обрамлёнными складками, бесстыдно оценивали зад ничего не подозревающего, добросовестно работающего Тензо. — Этот меня ещё не подводил. Из правил, походу, и впрямь бывают исключения. Посмотрим… Какаши поёжился от нагнанной всем происходящим сюрреалистической, нездоровой атмосферы, но предпочёл усердно не замечать творившегося под носом. Чёрт с этим извращенцем. Нравится трогать себя, представляя рядом слащавого мальчишку — на здоровье! Ловец уходящей молодости. Главное — пусть скажет хоть что-то, что поможет найти Обито. — Я… значит и личных вещей он не оставил никаких? — получив нетерпеливый кивок, Какаши решил идти от противного. — А… камеры? Там видно, что он уходит один? — Камеры? — Данзо, издав неприятный смешок, соизволил таки прикрыть уголок журнала газетой, чтобы затем указать узловатым пальцем на устройство с мигающим огоньком на потолке. Его рукав задрался чуть сильнее, и Какаши зацепился взглядом за татуировку глаза на смуглой коже предплечья. Небрежную, выцветшую и уродливую. Словно бы сделанную в местах не столь отдалённых. — Бутафория, пацан. Фальшивка, чтоб неповадно было воровать. Настоящие камеры дороги в обслуживании, а лишних денег у меня сейчас нет. Вот как. Значит, по заявлению его жуткого шефа, Обито просто пропал среди ночи, забрав все свои вещи и оставив лишь сто долларов, которых, несомненно, не могло быть у вечно нищего студента. До зарплаты далеко, а халтурки его друг не брал уже очень долго. А если и брал — то лишь за евро, ибо ненавидел все эти расчёты по курсу. Тогда откуда деньги? Какаши почесал подбородок. Если бы его ограбили да похитили, как свидетеля преступления — обнесли бы магазин, кассу, а не оставляли лишние деньги. Если бы Обито пустился во все тяжкие ни с того ни с сего — наверняка забрал бы эти сто долларов, не мог же он так быстро начать раскидываться наличными. Так что же случилось? Такое ощущение, будто бы парня похитили инопланетяне, иных вариантов развития событий попросту не могло быть, ну не в его это стиле, и всё тут. «Разве что любитель миловидных несовершеннолетних брюнетов, судя по всему, бывший зэк, не прибрал его к рукам.» Какаши неприязненно посмотрел на снова вернувшегося к чтению Данзо, тяжело вздохнув от осознания того, что разгадка пропажи друга набирает, похоже, криминальные обороты. Может так, а может не так. Если эти ужасные мысли верны — Какаши только что выиграл приз за идеальные совпадения. Если только с ним не играют… Почему-то вспомнился разговор той энергичной девчонки о сексуальном маньяке, тоже имеющем… необычные предпочтения, и Хатаке стало совсем дурно. Мысль оставить начальнику заправки свой телефон на случай возвращения Обито как-то сама собой испарилась. О, нет. Надо действовать в точности наоборот. Какаши резко повернулся спиной к погружённому в своё занятие мужчине и направился на выход. Он должен позвонить в полицию.