Колыбель для жертвы

Обито проспал совсем немного: около часа крепкого беспробудного сна ближе к утру, в остальное же время мальчишка вздрагивал и просыпался, едва погрузившись в полудрёму, стоило где-то наверху раздаться гулкому шуму или же снаружи, за гранью малюсеньких окошек, взвыть ветру, да удариться в стекло веткам кустов, закрывающих половину внешнего мира для неспособного уснуть пленника. Это могло быть хорошей новостью. Подвал был совсем не звукоизолирован, к тому же до него прекрасно доносились шумы из верхних комнат, но сейчас эта важная информация только мешала — пытаться докричаться было не до кого. Обито беспокойно ворочался на бетонном полу, холод от которого проходил через жалкую, брошенную Мадарой картонку, обнимая себя, сжимался клубком, дыша на продрогшие ладони, но ничего из этого не помогало согреться и наконец провалиться в сон. Даже для привыкшего к плохим условиям жизни студента это было ужасно неудобно, хуже, чем на его стареньком диване с потрескивающими, упирающимися в спину пружинами, хуже даже чем на полу в квартире Гая, на котором Обито почивал, когда немного перебирал со спиртным. Всё тело то и дело затекало, к тому же к ночи трещина внутри него снова начала тягуче побаливать, доставляя дискомфорт при каждом движении корпуса, и это уже не говоря о самой главной причине бессонницы. Ужасные мысли поглощали сознание одна за другой: неверие, отрицание, внезапно проясняющееся и тут же исчезающее осознание, гнев, страх за бабушку и чувство кошмарного бессилия настигали его снова и снова, стоило только закрыть глаза. К тому же грёбаная цепь звенела: дерни её лишний раз, и бренчащий гулкий звук вводил в окончательное мрачное уныние. В конечном счёте Обито просто устало принял сидячее положение, поджав к себе ногу, закованную колодкой. Измученно провел ладонью по коротко отстриженным волосам. Ужасно хотелось есть. И пить. Но ещё больше — чтобы этот гротескный кошмар уже закончился. Уже не осталось сил даже на слёзы, да Обито и не простил бы себе разменивание на нытьё. Не сейчас. Пока у него всё ещё есть руки и ноги — надежда не утрачена. Парень перевёл покрасневшие от переутомления глаза на примостившееся у самого потолка окно в глубоком проёме толстой стены, бывшее к нему ближе всех. Светало. Осень — ночи понемногу удлиняются, но если так прикинуть — сейчас пять или шесть утра. Остаётся только догадываться, во сколько просыпается Мадара. Сердце забилось чаще. Господи. Его прихода Обито боялся больше всего на свете. Он закрыл глаза и снова обнял худые колени руками, попытавшись представить себя в другом месте. Шёлк слегка просторной для него рубашки нежно щекотал кожу — пленник застегнул её на все пуговицы, спустив рукава, но даже так подвальный холод добирался до кожи, легко преодолевая сопротивление тёмной ткани. Желудок снова забурчал. Боже, как же он хотел есть. Нужно было отвлечься, а не то он просто свихнётся в этом полумраке, если не от страха дальнейших пыток, то от вожделенных мыслях о еде. Да… надо. Обито опустил голову на колени. Представил себя, сидящего у смеющейся Рин. Вообразил её светлую улыбку и сияющие нежностью глаза. Здесь, в его воображаемом мирке, не холодно. Солнце заполняет всю большую, но пустую аудиторию, играя бликами в каштановых волосах первой любви. На ней белоснежная, без единой складки рубашка и юбка в клетку, невесомо накрывающая красивые бёдра. Обито видит это настолько реальным и осязаемым, что мог бы положить на них руку, но, конечно, парень не сделает этого даже в глупых мечтах, избегающих вдруг ставшей чудовищной реальности. Вместо этого он непорочно касается ладонью руки Рин, покоившейся на столе. Та улыбается ещё шире, и Обито чувствует запах сладкой выпечки, витающий в воздухе. Кажется, кто-то приготовил шарлотку… Или круассаны с шоколадной начинкой. Или даже ванильной — любимым вкусом Рин. Обито чувствует, как текут слюни от одной мысли о том, как его зубы вонзятся в податливое сухое тесто, и он ощутит на губах этот мягкий вкус… напоминающий только об одном человеке. Рин хитро улыбается. Обито думает, что и сама Нохара на вкус как её любимое лакомство — мягкая и совсем не тягучая. Самая деликатная пряность из всех существующих. Девушка негласно кивает этим мыслям, наклоняясь к замершему студенту. В её руках — любимая сладость, а на поблёскивающих губах — белая помадка. Обито думает, что сейчас ощутит её всю сполна, увидев перед собой лишь белоснежную картину цветов… — Подъём, щенок! В глаза врезался всё тот же неприятный, желтушный свет. Обито дёрнулся, ударившись затылком о стену, и тут же схватился за ушибленное место, скривившись от боли. Мадару это позабавило. Звякнула цепь; парень инстинктивно прижался к стене, не спуская взгляда с мучителя. Уже? Он уснул? Сколько сейчас времени? Осторожный взгляд в окно: совсем светло, но не сказать, чтобы перевалило даже за десять. Едва заметный краешек неба над стриженной зелёной изгородью отдавал холодной синевой. Он вернулся глазами к спустившемуся с лестницы Мадаре, держащему в руках картонный пакет. Во второй студент углядел собачью миску с тёмным рыхлым содержимым. Нет. Пожалуйста. Ещё слишком рано! — Что… Что ты будешь делать? — Обито пытался спрятать дрожь в голосе, но она, как назло, появилась уже в начальной попытке задать вопрос. Мужчина молча улыбнулся, поставив миску на середину подвала. На нём была полицейская рубашка, педантично заправленная в брюки, и чёрный галстук. Пришёл позабавиться перед трудовыми буднями в участке? Волосы этот ублюдок снова убрал в низкий хвост. Парень замер, щурясь от мерзкого, утомляющего измученные глаза света. Что это? Что он задумал? — Уже в штаны успел наложить? — рассмеялся Учиха, присев на корточки у миски; рука небрежно отняла сигарету от губ, и мужчина демонстративно выдохнул сладковатое облачко дыма. — Пока я тебя просто кормлю. Иди сюда. Обито не двинулся с места, хотя желудок снова издал болезненное урчание. Взгляд опустился на странное содержимое миски. Выглядело… мерзко. Будто бурая каша на раздаче бездомным. Он втянул носом воздух, но уловить удалось лишь запах сигарет с ментолом и резкого горьковатого одеколона. — Моя собачка ещё плохо понимает команды? Ползи сюда, Обито. Я не собираюсь носить тебе еду на блюдце с белой каёмкой, — хмыкнул Мадара, снова поднеся сигарету к тонким губам. И снова без движения. Это начинало злить. А ведь полицейский и правда хотел только покормить свою зверушку, но кто виноват, что она внемлет лишь языку силы? — Что это? — Консервы, — спокойно ответил комиссар. Парня пробрало отвращением. — Собачьи? — с немым гневом спросил он, и Мадара вновь хохотнул, покачав головой. — А ты входишь в кураж, а? Нет, малыш. Пока вполне человеческие, но если продолжишь строить из себя хер пойми что — в следующий раз принесу собачьи, — ответил он. Обито почувствовал, как желудок предательски свело невыносимо голодным спазмом и едва не разрыдался от досады, вспомнив иллюзорный вкус ванили на губах. Он не ел уже два дня, верно? Студент медленно поднялся на дрожащих ногах, неуклюже подтянув висевшие на нём штаны, сделал неуверенный шаг к усмехающемуся Мадаре, продолжающему сидеть у миски на корточках. Напряжённо — ожидая подвоха, но его пока не следовало. При мужчине не было даже дубинки. Еще один шаг. Чёрные глаза комиссара оценивали что-то позади него, однако Обито не обратил на это внимания. Сперва. А затем звякнула цепь, и парень едва не упал, в последний момент оступившись. Нет. Пожалуйста. Он дёрнул ногой, чтобы убедиться в этом окончательно. Мадара с трудом подавил холодный смешок. — Дальше только на четвереньках, — обнажил он почти неестественно белые зубы, выпустив очередной клубок дыма. Дерьма кусок. Здесь не так много места, чтобы надеяться, что всё кругом не провоняет куревом даже от одной сигареты. Обито плотно сжал зубы, посмотрев на него со всей накопленной ненавистью, и опустился на колени. Миска всё ещё далеко. Твою мать. Он уже начал весь этот унизительный цирк, поздно отступать на полпути. Парень лёг на грудь, потянув руку к железной плошке. Сипло выдохнул сквозь зубы, натянувшись как струна. Цепь скребла по бетону, словно издевательски, не хуже самого истязателя напоминая о себе. Кончики пальцев коснулись миски, но на большее его не хватило. Мадара с садистской улыбкой наблюдал за его мучениями. — Давай, щеночек. Ты почти сделал это… — сипло прошептал он, а затем присвистнул, будто подзывая пса. — Ещё немного, и дотянешься до кормушки. Ну же… Это было далеко от правды, и он это знал. Обито обессиленно обмяк на полу, после нескольких попыток едва не начав рыдать вновь. Снова сел на колени, поморщившись от рези в заднем проходе. Мадара удовлетворённо кивнул, углядев на его лице знакомые эмоции. Ох. Он-то знал, что это за боль, знал лучше, чем мальчишка мог себе представить. — Слабовато. Видно, не так уж и голоден, — Мадара вдруг поднялся на ноги, взяв в руку в перчатке миску, и Обито панически вскрикнул: — Нет! — как ни странно, это заставило мужчину замереть, посмотрев на пленника с хитрым прищуром. — Ну-ну. Не тявкай так. На, — нога в начищенном ботинке небрежно, с металлическим скрежетом придвинула ёмкость с едой к ступням пленника. В нос ударил запах свинины. Значит, не соврал. Таки не собачье. Обито, бросив взгляд на комиссара, нетерпеливо взял немного на пальцы, облизав их и почувствовав удушающую вину перед своей же гордостью. Чёрт. Как же унизительно и жалко он выглядит со стороны, но хуже всего — по-другому просто невозможно. Как же хочется есть! Когда был его последний раз у стола? Рот наполнился голодной слюной. Чёрт возьми, он никогда не любил свинину, но сейчас её вкус показался самым прекрасным, что когда-либо ощущал несчастный студент. Всё внимание парня тут же переключилось на скудный завтрак, но Мадара не был бы Мадарой, если бы не напомнил о себе самым унизительным способом: парня резко схватили за волосы и заставили наклониться над миской, словно упрямую собаку. Обито сдавленно промычал, с трудом держась на чуть согнутых руках. Если бы не его сопротивление — ублюдок бы макнул его в эти консервы лицом. — Быстрее, шавка. Я не собираюсь сидеть здесь и ждать, пока ты набьёшь желудок, — Мадара сощурился, когда Обито что-то прошипел. Рука немилосердно давила на голову. — Жри, я сказал. Обито попытался дёрнуть головой и скинуть пальцы, зарывшиеся ему в волосы, но хватка была железной. Где-то в измученном голодом сознании, разбуженным вкусом во рту, мелькнула мысль поддаться безумию маньяка и накинуться на еду так, как это сделало бы голодное животное, но пленник отогнал от себя её сразу. «Пошёл ты», — уже становилось священной мантрой. Мразь не дождётся этого. Не растопчет его гордость. Парень с трудом извернулся, едва не вцепившись зубами в тонкую кожу перчатки с надрывным рыком, и Мадаре пришлось резко убрать руку. «Пошёл ты!» Обито резко схватил миску руками, кинувшись едва не ползком обратно к стене под тихий смех Мадары. Сжался над ней клубком и, бросив полный чего-то дикого и необузданного взгляд на мучителя, стал запихивать в рот куски холодного мяса в собственном соку, глотая, даже толком не прожевав. Мадара хмыкнул, уткнув кулак в щёку. Малец не отрывал от него глаз, продолжая сумасшедшую трапезу. Давился, кашлял: подвал наполнился противными влажными звуками кормёжки, вторящими не менее неприятному витающему вокруг дыму сигареты, но вскоре ёмкость совершенно опустела. Ну ничего себе. Неужто так боялся, что заберут единственную подачку на сегодня? Или же… делал это на зло? — Не прошло и недели, а ты уже шугаешься как животное. И жрёшь как животное, — неприязненно произнес Мадара. Снова затяжка. Он зарылся рукой в тот самый крафтовый пакет, запримеченный Обито ещё вначале. Мужчина опустился рядом с по-прежнему сжимающим в руках тарелку мальцом и, всунув почти догоревшую сигарету в зубы, резко схватил того за подбородок, достав из пакета бумажную салфетку. Обито всхлипнул почти жалобно, зажмурившись и попытавшись отвернуться, но мужчина резко дёрнул его на себя, выдохнув в лицо студенту последнее кольцо дыма, чем заставил того закашляться и закрыть слезящиеся глаза, когда окурок таки выпала изо рта. Сволочь. — Кончай вертеться и скулить, — прикрикнул Мадара, грубо вытирая салфеткой чужие губы. — Посмотри на себя. Вся рожа в остатках еды, что толку было тебя мыть, если ты за один завтрак умудрился замараться как свинья. Мальчишка не ответил и продолжил сопротивляться, успокоившись лишь тогда, когда Мадара наконец отпустил его, небрежно подобрав бычок и затушив его о стену, почти у лица жертвы. Студент испуганно ахнул, опасливо глядя на чужие руки, но у полицейского не было времени его сейчас мучить. Он снова покопался в пакете, вынув оттуда небольшую пластиковую бутылку воды и бросив перед пленником. — Смотри не выпивай всё сразу, — в назидание отпустил Мадара. — Вернусь поздно вечером, не скучай, — однако перед тем, как уйти, он снова улыбнулся, обернувшись к мальчишке. — А! Совсем забыл… Мужчина смял в руке пустой пакет, вытащив последний предмет из его содержимого, и небрежно швырнул на пол перед сверлящим его взглядом мальчишкой: — Десерт. Обито едва не подавился слюной. На полу перед ним, словно купленный искушённой в выпечке Рин, лежал слегка подсохший ванильный маффин.

***

Эта ночь для Хатаке оказалась не лучше предыдущей. Он обдумывал всё случившееся по кругу, выстраивая в голове теории пропажи от успокаивающих и худо-бедно позитивных, до самых пугающих и изощрённых, вызывающих мерзкое чувство тревожной дрожи в конечностях. Какаши никогда бы не подумал, что одно лишь неведение может стать такой ухищрённой пыткой для разума. Да, близкие уже исчезали из его жизни. Матери он даже не помнил, а с любимым отцом всё было бесповоротно ясно сразу. Со входа в дом после пятничного дня в школе. Это ни в коем разе не умаляет тяжёлой скорби, но… по прошествии времени можно сказать, что конкретика есть конкретика, а в нынешнем случае оставалась только мучительная, обессиливающая неопределённость. Сразу выйдя с заправки Хатаке получил сообщение от Рин: «Здесь его так и нет, с бабушкой посидела». Едва ли стоило надеяться. После, бредя до остановки по другой стороне трассы, Какаши уже набирал в полицию. На обрисованную им ситуацию протокольный голос в трубке, заглушаемый гулом проносящихся автомобилей, дал рекомендацию обратиться в участок по месту жительства пропавшего и составить заявление на месте. К вечеру вторника как раз пройдёт три дня с исчезновения друга, в поисках уже не откажут. Значит, сразу после пар — туда. Факт того, что он уже не сидит, сложа руки, слегка облегчал гнетущий дискомфорт неизвестности. Только благодаря этому Хатаке всё-таки смог уснуть. Утром холодный душ не взбодрил. В работающем как часы самочувствии и самоощущении Какаши что-то звонко треснуло. Днём снова тягомотные занятия, безвкусный фастфуд, жизнерадостная кутерьма вокруг и абсолютное равнодушие окружающих к отсутствию Обито. Мир и вправду его не замечал. И сейчас Хатаке на это даже немного злился. И на себя: не успел понять важность этого человека раньше. Только Рин поинтересовалась, принесла ли вчерашняя поездка на работу их друга плоды. Какаши ответил отрицательно, как-то даже виновато опустив глаза, что немного удивило девушку. Предположения о причастности владельца заправки к случившемуся Хатаке решил ей не разглашать. Всё, что они могли сейчас — поделить обязанности и выбрать время для ухода за старушкой, что и сделали. Теперь, наконец-то, в участок. Студент и представить себе не мог, что когда-нибудь с таким энтузиазмом отправится в полицию. На месте его приняли ленно и отрешённо. Наконец дождавшись, пока какая-то разъярённая дама в летах выскажет участковому всё, что думает о шумных негодяях-соседях, Какаши скромно прошёл в маленький душный кабинет, прикрыв за собой дверь. — А у вас что? — без приветствия начал замученный рутинными обращениями полицай со строгим лицом, даже не глянув на вошедшего. — Я хотел бы подать заявление о пропаже человека, — Хатаке присел на потёртый стул, расстегнув карман сумки и выискивая флешку. Участковый слегка встрепенулся. Видно, не рассчитывал на что-то интереснее бытовых неурядиц. — Пропавший — совершеннолетний? — Да. Ему девятнадцать лет. Я его одногруппник, Хатаке Какаши, — парень положил паспорт на стол, заранее подготовившись к походу в участок и вычитав всю необходимую информацию о предстоящей процедуре. Он привык подходить к любому делу во всеоружии и с холодной головой. Сейчас не в полной мере хватало лишь последнего. — Студент, значит… Вы знаете, мало ли, что у молодых на уме. Вот пройдёт три… — Три дня пройдёт сегодня поздним вечером, но это не имеет значения, отказ будет незаконным, — вдруг уверенно перебил монотонную речь удивлённо вскинувшего брови полицейского Хатаке, даже слегка смутившись собственного напора. — А вы… подготовленный, — неловко брякнул сбитый с толку участковый, поправив воротник форменной рубашки и пригладив аккуратно уложенные волосы. — Что ж, давайте начнём с его имени и примет… — Всё здесь, я уже написал. Там же и фотографии, какие смог найти, — снова вклинился в чужую речь Какаши, уже второй раз одёрнув себя за такую несвойственную ему нетерпеливость. Но сейчас казалось, что каждая лишняя секунда промедления — непозволительна для собственной совести. Сейчас не до стереотипов. Он протянул обескураженному предусмотрительностью студента полицейскому подготовленную флешку. Будто этот парень в розыск каждую неделю подаёт. — Обито, Обито… Высокий и худой брюнет без особых примет, — бормотал под нос блюститель закона, изучая предоставленные файлы с нагнанной важностью, хотя прекрасно было видно, что головой он уже давно дома, с женой и детьми. Какаши углядел в углу стола явно старую, выцветшую фотографию с двумя черноволосыми ребятами: один постарше, лет тринадцати, держащий за руку, по-видимому, младшего брата. Интересно, сколько им сейчас..? — Ну, характеристика довольно полная, вы хорошо постарались, — наконец прервал нависшую тишину участковый, переводя усталый, но по-прежнему взыскательный взгляд на Хатаке, отвлекая того от рассматривания снимка. — А как у этого парня отношения с алкоголем? — Пьёт нечасто, на вечеринках у друзей и по праздникам, но делать этого совершенно не умеет, бывает, что перебарщивает… но сразу же засыпает, так что для окружающих безвреден, — замявшись поведал Какаши, думая, что Обито бы бесился, напомни он ему, как тот вырубается с пары рюмок. — Вот как. Мистер Хатаке, считаю важным вас предупредить, что одна вторая разыскиваемых пропала по причине употребления спиртного. Меня печалит этот факт, но вероятность того, что ваш исчезнувший одногруппник стал жертвой безответственного отношения к алкоголю — крайне велика, — прокашлялся полицейский, говоря это до тошноты нотационным тоном. Видимо, непрошено толкает студенту свои сушёные, твёрдые принципы. Нелегко, наверное, этим мальчишкам с фото с таким отцом. — Я восхищён вашим реактивным расследованием, но у меня, всё же, есть иная версия, — ненароком съязвил парень, заставив не привыкшего к таким интеллектуалам участкового чувствовать себя неловко в который раз за их недолгую встречу, и показывая на навигаторе местоположение заправки, — это работа Обито. Вчера я искал его там, но наткнулся только на сменщика и владельца данного заведения, подтвердившего, что не видел своего подчинённого, найдя утром только брошенное открытым кафе. Всё, что он делал, вызывало у меня вопросы… от ярко-выраженной ненависти в сторону Обито, угроз в его адрес, не внушающего доверия внешнего вида, тюремной наколки на руке в виде глаза, до… того, что он читал, — Хатаке застопорился, отведя взгляд от буравящего его чёрными глазами участкового, подбирая слова. — Он прятал под газетой журнал с детской, если так можно выразиться, порнографией. На обложке был несовершеннолетний… юноша. И ещё, в его магазине стоят бутафорские камеры наблюдения. Всё это навело меня на подозрения, вы понимаете. Будто он неуклюже замёл следы и… — Какаши замолчал. Он не хотел договаривать эту фразу. Казалось, произнеси он её, и что-то в жизни станет непоправимо. А Обито… Он-то, конечно, жив. Хорошо бы ещё был здоровым. — Хм, вы знаете его имя? — вдруг с искренней заинтересованностью в деле заговорил полицейский, начав что-то выглядывать в экране компьютера и периодически набирать короткие строки на клавиатуре. Он явно не был удивлён сказанным, видимо, слышал не впервые. Хатаке внутренне напрягся от ощущения того, что его, как казалось, самонакрученные фантазии могут попадать в точку. — Данзо, — ответил парень, и явно ожидающий услышать именно это имя участковый развернул к нему монитор, показывая магшот шефа Обито, на котором он был лет на десять моложе, и Какаши, может быть, даже не узнал бы его, если б не необычный шрам на подбородке. —…Это он, — пропавшим голосом проговорил Хатаке, не скрывая настороженного удивления. — Знаем, работали. По делу о незаконном бизнесе, плоды которого он, видимо, и переглядывает до сих пор. Вот ведь старик… после стольких лет заключения нашёл силы, средства и связи для открытия целой бензоколонки. А с такой статьёй, ты знаешь, преступники обычно покидают место заключения… с сильными последствиями гнева арестантов, — Хатаке едва заметно скривился от этого комментария, когда полицейский продолжил. — Что ж, для подозревания этого человека в причастности к пропаже вашего друга есть веские причины. Прекрасно, что вы дали нам такую полную информацию. Это, несомненно, поможет следствию. Шимуру Данзо снова ждёт проверка. Если опасения подтвердятся — будет заведено уголовное дело. Пока вы будете проходить как свидетель. В первую очередь мы проверим информацию через бюро регистрации несчастных случаев и вышлем поисковый наряд. При хоть малейшем прояснении ситуации сотрудники правоохранительных органов с вами свяжутся. Я всё же надеюсь, что причина кроется в моей версии, и пропавший скоро выйдет на связь. В любом случае, мы сделаем всё возможное. Участковый распечатал заявление, талон с номером заявки, принятой в работу, и выдал бумаги вместе с флешкой слегка ошарашенному всей полученной информацией студенту. Хатаке дрогнувшей рукой поставил короткую подпись, поднимаясь со стула. Дело набрало довольно жуткие обороты. Он наивно полагал, что, обратившись в полицию, почувствует себя легче, зная, что поисками занимаются профессионалы, а не он один. Но вышло в точности до наоборот. Самое страшное стало близко к яви. Но рано рубить с плеча. Врождённый холод ума ещё не окончательно растопился иррациональным буйством тревоги. «Всё будет хорошо». Ужасные слова. Какаши рассеянно поплёлся к выходу, автоматически попрощавшись с участковым и подавленно перечитывая информацию из талона. Номер, краткое содержание, отделение, дата, имя сотрудника… Фугаку. Бесполезная информация. Он сложил бумажку вчетверо, едва не столкнувшись в проёме со следующим на очереди, неуклюже ввалившимся в дверь угрюмым мужиком, отпустившим в его адрес какую-то грубость. Плевать. Главное, что начало положено. Начало чего-то необъяснимо длинного, неподъёмно тяжёлого и тягомотного, прервать которое может только чудо. Должно. Сердце и хотело бы в это верить, но мозг у Хатаке всегда шёл впереди, и он впервые не был этому рад.

***

Первые часы были безмерным облегчением, следующие, когда свет стал понемногу угасать, и те немногие, сперва жёлтые, а затем персиковые и красные пятна солнца, попадающие на бледный цемент подвала сквозь крохотные окна, поскользили вниз — кошмарными. Обито думал, что распорядится отпущенным ему временем куда лучше. Найдёт выход отсюда, сломает уродскую цепь или умудрится подать знак, что он, чёрт возьми, здесь. Прямо в этом подвале, нуждается в помощи. Но всё, что он мог — пытаться не впасть в истерику и апатию, попутно расшатывая злополучные звенья. Странно. Его воспаленный мозг правда думал, будто бы если дёргать за них каждые три секунды — это каким-то образом поможет освободиться. Ещё один громкий вздох, полный нервной дрожи и страха. Ещё один взгляд на цепь и попытка открутить шурупы на колодке. Неудача и новое огорчение. Чёртов кусок металла сидел на ноге настолько плотно, что не возможно было сдвинуть его даже на миллиметр ниже, отчего кожа, тесно прилегающая к колодке, уже сопрела и неприятно зудела при каждом неловком движении. Обито знал: ему банально натирало, ещё пару дней, и из-под оков пойдут тонкие ручейки крови, когда мозоль начнёт сдирать начисто. Он надеялся выбраться раньше. Парень оставил цепь, снова обхватив колени руками и уткнувшись в них влажным лбом. Передышка. Тени медленно удлинялись, сообщая лишённому связи с внешним миром студенту о наступлении вечера. Может, было часов шесть или меньше. Осень ведь наступила недавно — пока темнеет не так уж и быстро, а маньяк сообщил, что вернётся куда позднее восьми. Время ещё было, только на что? Еще одна попытка сломать цепь. Другая — дотянуться до коробок или брошенной в угол сумки, будто бы там было хоть что-то, что могло помочь в спасении. После — новый отдых. Стоило экономить силы, пока неизвестно, для чего, но они обязаны были пригодиться. Он выберется отсюда. Иначе и быть не может. Другой бы не выбрался и оказался в газетах в виде фотографий найденного трупа, но Обито не разделит эту судьбу с ещё тысячью жертв кровожадных ублюдков, решивших, что они имеют право посягать на чужие жизни. Ведь «смерть, это то — что бывает с другими?..» Парень тяжело вздохнул. Плечи дрожали сильнее с каждым отсчитанным часом, и медленно погружающийся в темноту подвал только распалял жуткий страх. Мадара едет домой. Может быть, он уже у порога. Потирая руки думает, как использовать свою новую игрушку в этот раз. Обито передёрнуло. Губы поджались в тонкую полосу. Чёрт. Пусть разобьётся к хренам в автокатастрофе. Пусть получит по заслугам. Умрёт. Не вернётся. Господи. Что угодно, только не снова тот кошмар, всплывающий в памяти опять и опять. Наверняка смертью этой полицейской шишки быстро обеспокоятся, вряд ли оставят без присмотра такую роскошную хату, и он точно докричится до помощи. Мысли крутятся вокруг всего и ничего одновременно, сбивая с толку и сводя с ума. В голове всплывает Какаши, о чём-то беседующий с Гаем, но тут же теряющий к нему интерес, стоит только заявиться в его поле зрения. Обито думает, что он странный и занудливый, даже когда впервые знакомится с ним на первом курсе факультета информационных технологий, случайно разговорившись в тёмном коридоре. А еще Обито думает, что стоило вести себя поскромнее с первым встречным. Побольше молчать, поменьше покупаться на лёгкие деньги. А желательно — вообще не попадаться на глаза. Что же ему мешало упросить Тензо выйти в ту смену? Где было его предчувствие? Быть может, он видел знаки накануне, но не придал им значения? Потом студент вспоминает Рин и её тёплую улыбку и жалеет о том, что не признался ей в чувствах. Не успел. А сейчас уже не важно. Разве она согласится встречаться с парнем, которого изнасиловали в машине, как шлюху? Конечно нет. Обито сам себе противен. В машине ещё думал, что вырвется и сразу позвонит Какаши, всё расскажет, а теперь… Теперь же, отбрасывая шоковую опрометчивость, уверен — если выберется отсюда и обмолвится хоть кому-то — Какаши и Рин тут же отвернутся. Хотя сердобольная Рин, может быть, и пожалеет его, как какого убогого, а Какаши — так точно. Что ему стоит? Не друзья и были — так, приятели. Он и раньше его не особо стремился понимать, а теперь — подавно не будет. Наверняка даже не особо обеспокоился пропажей одногруппника. И звонил, только чтоб забрать свою порнуху. А настоящих друзей-то… и нет. Обито снова хочется рыдать, но вместо этого мальчишка замирает, резко поднимая голову и вслушиваясь. Нет… нет, не может быть так быстро. Где-то наверху раздается скрежет, будто отпирается тяжёлая дверь. Тишина… точно. Шаги. Тяжёлые и медленные — Мадара не торопится. Или это не он? Парень вскидывает голову и задерживает дыхание. Представляет, как мужчина расслабленно ступает по своим владениям, снимая верхнюю одежду, приводя себя в порядок после рабочего дня и… — Нет… — обречённо стонет Обито, когда шаги раздаются возле двери. Бряканье ключей, и дверь медленно открывается, представляя вслед появившемуся яркому свету ламп хозяина его жизни во всей красе. Мадара устало поправляет слегка растрёпанные волосы, с холодной улыбкой глядя на скрючившегося на полу пленника. — Твой хозяин вернулся, — саркастично произносит он, медленно спускаясь с лестницы. Обито дрожит всем телом. — Надеюсь ты хорошо себя вёл, малыш? Нет ответа. Только цепкий взгляд чёрных глаз. Мужчина остановился рядом со студентом, скрестив руки на груди. Обвёл взглядом его колодку. — Вижу, что хорошо… — с насмешкой произнёс он, опускаясь рядом с цепью. Даже не угрожает. Обито делает вывод — ублюдок решил, что достаточно запугал его. Мадара же просто и думать об этом забыл, уж слишком хорошее было настроение после удачного рабочего дня. К ним в участок перевели новичка. Милого мальчика Кагами, едва окончившего полицейскую академию. Тихий, суетливый малёк, скромный, но самое главное — смазливый. Пока, на первых порах, занимается бумажной волокитой и мелкими поручениями, но уже этим освобождает Учиху от кучи неприятной и грязной работы, что всегда хотелось свалить на подчинённых. Точнее, на одного самого ущербного. Что ж… теперь иначе. Теперь, в стране капитализма, козёл отпущения — это должность, за которую платят деньги. Так думал Мадара когда шлёпнул его, проходящего мимо с кипой бумаг, по заднице, отпустив сальной комментарий напоследок. Тот только ойкнул, но не посмел огрызнуться. Назвать начальника извращенцем или ублюдком. Прекрасно. Мужчину это и обрадовало, и удивило. Главное, Кагами неповадно будет рассказать об этом кому-то из коллег, поставив маленькое пятнышко на блестящей репутации Мадары. Стыдно же за свою беспомощность. И какие академии выпускают таких слабых, сладких мальчиков? Знал бы адресок, глядишь, уродец Обито не сидел бы сейчас в его подвале, затравлено глядя на то, как мучитель опять тянет пресловутую цепь за собой. — Снова душ? — тихо спросил Обито, вставая на ноги. Мадара только улыбнулся уголками губ, громко хмыкнув. Его позабавило это «снова». Неужто мальчишка так быстро привык и так легко играет по его правилам? А как же: «Нет, этого не может быть!» Или хотя бы: «Нет, пожалуйста, отпустите меня!» Студентик-то, конечно, может и понимать, что мольбы бесполезны, но ведь никто не отменял буквально рефлекторную надежду. — Нет. Хочу дать тебе кое-что, — мужчина повёл его за собой с леденящей улыбкой на лице. — Что? — спросил Обито напряжённо. Они снова очутились в длинной прихожей, но, пройдя все двери мимо, свернули уже в другой коридор. — Кое-что вкусненькое. Тебе понравится, — Учиха чуть ли не мурлыкал. Надо же. И как такая идея пришла ему в голову? И когда? Ах, кажется, он слушал разговоры двух пожилых американцев по радио, пока ехал домой, и думал, как бы было здорово, делай бы ему кто-нибудь минет прямо за рулем, как в долбаных фильмах Голливуда. «И что этот хрен задумал?.. На кухню что ли ведёт, ужинать?» Наивно. Мадара открыл перед парнем дверь, подтолкнув вперёд. Под босыми ступнями ощутился приятный после шершавого бетона ворс светлого ковролина. Взгляду открылся вид на просторный зал гостиной с задёрнутыми тяжёлыми шторами окнами в пол, приглушёнными торшерами и книжными шкафами из дорогой породы дерева с богатой домашней библиотекой. Высокие потолки украшала сдержанная лепнина, а по центру поблёскивала массивная хрустальная люстра; на однотонных стенах яркими пятнами выделялись гармонично расположенные крупные и мелкие картины с разнообразными сюжетами. «А вкуса этому хмырю не занимать», — мог бы сказать Обито, если б что-то в этом смыслил. Похоже, Мадаре нравилось каждый раз производить эту постановку, аллегорию на птицу в золотой клетке, выводя мальца со «дна», подвала, в роскошь безбедной жизни. Осматривая новое пространство, он зацепился взглядом за знакомое кожаное кресло тёмно-зелёного цвета перед стеклянным журнальным столиком, отчего моментально стало жутко. Точно, Обито видел это кресло на видео маньяка… Да, это на нём Мадара изнасиловал того рыжего худенького мальчишку. Нагато. Грудь свело на резком выдохе. Он — следующий?.. Застопорившегося парня вдруг толкнули к широкому дивану, следом нажав на плечо. Обито неуклюже попятился, не понимая, чего от него хотят, и тогда Мадара положил руку в перчатке уже ему на затылок, снова насилу надавив. — На колени, — прорычал он, когда парень снова ослушался. — Не трать мое время. Садись. Руки за спину. Пришлось подчиниться. Колени ушли в мягкий ворс ковра, и парень неуклюже, словно перед поклоном, сложил руки, решительно не понимая, что конкретно задумал ублюдок, пленивший его. Мадара, раздражённый неполным послушанием, резко ухватил мальца за кисть, заводя его руку за спину и, вмиг обмотав её цепью-поводком, грубо поймал вторую, ловко сковывая их вместе. Обито, опешивший от такой скорости провёрнутого трюка, резко дёрнул предплечьями: слишком туго, без шансов освободиться. Неведение окончательно рассеялось, когда Учиха присел прямо напротив, вальяжно откинувшись на спинку дивана и слегка расставив ноги. — Знаешь, чем мы сейчас займёмся? — со зловещей улыбкой произнёс мужчина. Парень лишь отстранённо покачал головой, не желая выдвигать пугающие предположения, взамен избегающе продолжая обводить взглядом помещение и ворочать скованными руками. — Смотри на меня, мальчик. Да… вот так. Я хочу, чтобы ты отсосал мне, Обито. Его словно ударило током. В горле пересохло. Что… Нет, нет, пожалуйста! Только не это! Обито, не веря своим ушам, попытался приподняться, но Мадара тут же дёрнул цепь, заставив того слегка пошатнуться. — Я… «Нет! Нет, это отвратительно!» — Ну? Обито собрал все силы в кулак, с вызовом посмотрев на мужчину и озлобленно скрипнув зубами. Глотку свело спазмом. Пришлось прокашляться. — Я не… не буду. Не буду это делать, — и снова сознание обуяла паника. Обито почувствовал, что опять начинает нести бред. Что делать? Ему просто хотелось говорить, чтобы не свихнуться от нахлынувшей дурноты. — Даже если зубы мне выбьешь — не заставишь. Трахай сколько влезет, там я уже всё потерял. Но отсасывать тебе я никогда и ни за что не стану. — М-м. Какой боевой, мне определённо нравится… Заманчивое предложение, малыш, но увы. Сзади ведь ещё не всё зажило. А значит, придётся трахать тебя в другое отверстие… — хрипло, сквозь властную усмешку проговорил мужчина, расстёгивая ремень на брюках. В Обито вскипали и непоколебимая ярость, и отчаянный страх: теперь его руки связаны с одной ногой, он даже вырываться не сможет, только брыкаться и отползать, зато храбрится так, будто абсолютно свободен. — Сюда нагнись. Но парень не сдвинулся с места, отвернув голову и потупив взгляд. Плотно сжатые губы дрожали, он сбито дышал, но одним лишь видом выказывал всю свою непокорность, которой только обладал. Мадара невольно оскалился, получая удовольствие от вида гордой жертвы. Это очень возбуждало. Трудность поимки свободолюбивой добычи всегда ценится выше податливости ручной падали. Тяжёлая ладонь накрыла затылок парня, пальцы больно вцепились в волосы, потянув того вперёд. Обито издал тихий болезненный стон сквозь зубы, упираясь и мотая головой, но всё же вынужден был подползти вплотную к мучителю. Добившись достаточно близкого расстояния, Мадара победно усмехнулся, резко прижав свою жертву лицом к паху. Обито вскрикнул от неожиданности и снова вывернул голову в сторону, в следующий миг почувствовав кожей щеки проступающую под тканью расстёгнутых форменных штанов твёрдую пульсирующую плоть. — Чувствуешь, Обито? Это плоды твоего отчаянного сопротивления, — процедил Учиха, улыбаясь во все зубы и вжимая в себя кашляющего в тошнотном отвращении мальчишку, буйно крутящего головой, будто пойманный в лассо бык. — Ну-ну, мой мальчик, я же обещал, что будет вкусно, невежливо отказываться от угощения! — на этих словах Мадара немного отстранил зажмурившегося парня, второй рукой приспуская с себя брюки с бельём и привлекая того обратно. Сжатых губ коснулась горячая, гладкая кожа. Обито отпрянул, насколько позволяла хватка мучителя, истерически всхлипнув и открыв глаза. Перед лицом в омерзительной близости маячил возбуждённый член психопата, тихо смеющегося со скривлённого выражения лица жертвы. — Приятного аппетита! На глазах выступили слёзы. Он снова зажмурился, лишь бы не видеть отвратительный ему орган, сжав зубы так, что, казалось, ещё чуть-чуть, и они начнут крошиться. Что дальше? Парень твёрдо решил: открыть рот эта мразь его не заставит. Какая бы боль его ни ждала. Но, как оказалось, следовало остерегаться не боли. — Давай, открывай рот! Ложечку за маму, ложечку за папу, — рассмеялся Мадара, снова приставив влажную от смазки головку к вытянутым в линию губам Обито и, дождавшись, когда судорожно пыхтящий парень соберётся делать новый вдох, внезапно зажал тому нос пальцами. От такой неожиданности малец распахнул глаза, резко открыв рот для вдоха, и мучитель, с хохотом, втолкнул в него свой широкий ствол, перехватив ладонью под подбородок, и до боли сдавил щёки, чтобы тот не смел сомкнуть челюсти. Обито издал хриплый вопль в рвотном рефлексе, когда головка проскользила по языку, оставив на нём вкус солоноватой смазки, и член подошёл к самому корню языка. Как всё оказалось просто. До боли глупо. Обманули, как маленького. И как он не догадался? Чёрт… чёрт!!! Идиот, мог же дышать сквозь зубы! В следующий миг стало не до отчаянной злости на себя и насильника. В противовес непомерно горячей, вторгнувшейся в рот упругой плоти, в лоб уткнулось нечто, как сталь холодное и твёрдое. Парень настороженно замер, медленно подняв глаза. Усмехающийся Мадара, удовлетворённо оглядывающий мальчишку сверху вниз из-под томно прикрытых век, на вытянутой руке держал приставленное к нему дуло служебного пистолета. — Зачем мне выбивать тебе зубы, если я могу сразу вышибить из тебя мозги, малыш? Только попробуй начать кусаться, и окровавленные ошмётки твоего черепа украсят мой ковёр, — ласково промурлыкал Учиха, наслаждаясь видом испуганно дрожащего с его членом во рту мальчишки. Конечно, это блеф. Оружие не заряжено. Но ведь перед смертью все равны, и наблюдать, на что готов Обито, лишь бы сохранить свою никчёмную жизнь, было для Мадары невероятно завораживающе. Он ещё не настолько отчаялся, чтоб принять гибель за облегчение. Надо повеселиться, пока это не стало бессмысленным. Неповторимое наслаждение — знать, что можешь за секунду отнять всё. Чувства охотника и добычи на пике. А кто не боится умирать — не сидел с дулом у лица. Выпендрёжники, дилетанты. Обито никогда особенно не задумывался о такой сексуальной практике, как минет. Эдакая сама собой разумеющаяся вещь, в теории из книжек Хатаке звучит вполне хорошо, да и в порно-роликах выглядит, вроде, неплохо. Но представлять, что будет в принимающей роли, он никак не смел, и теперь бегло подумал лишь о том, что ни за что в жизни не предложит такое девушке. Если вообще выберется отсюда. Ну как можно хотеть этого добровольно?! Конечно, в голове взыгрывали контрасты. Происходящее было тошнотворно и отвратительно не только от физического ощущения, но и от одного только ужасного осознания что именно у него во рту. Будь студент немного отстранённее — подумал бы, что донельзя глупо выглядит со стороны Мадары, но прямо сейчас всё затмевал лишь гадкий вкус. Достоинство ублюдка заняло почти весь рот, вызывая спазмы в глотке, парню казалось, что, еще немного, и он попросту подавится, задохнётся, попытайся мужчина толкнуться ещё глубже, рискуя опять задеть язычок. — Нет, нет, Обито. Не сиди на месте, работай ртом, — слегка пихнул студента бедром Мадара, отпустив покрасневшие щёки и снова крепко зажимая в кулаке взъерошенные волосы на его затылке. Обито лишь что-то сдавленно, жалко замычал, снова зажмурив глаза. По щекам текли слёзы. Ему было противно от самого себя, но красноречиво упирающийся в голову пистолет заставлял идти на поводу у маньяка, выискивая пути спасения даже через подчинение. Да, Обито ненавидел себя за это, ненавидел это грёбаное желание жить и страх, готовность унижаться, но не имел иного выбора. Всё казалось нереальным и до отвращения фантасмагоричным, а может он просто не хотел верить в то, что для него этот мир стал таким. Мир, в котором он ещё вчера, будучи обычным парнем, работающим на заправке, вдруг обратился заложником… наложником у больного извращенца! Кто же знал, что жизнь до такой степени могут переиграть только мгновения? И не изменишь. Не вернёшься назад. Мадара сильнее потянул короткие пряди, причиняя острую боль. — Ты там уснул? — раздражённо произнёс мужчина, — давай. Либо я толкаюсь тебе в глотку, либо сосёшь сам. Как думаешь, что будет приятнее? Обито не знал и не хотел знать. В груди стоял огромный ком из паники, страха, омерзения и рвотных позывов, и сквозь него, словно через пыльное стекло, пробивалось слабое желание рационализировать ситуацию, дабы сохранить жизнь. Парень разомкнул мокрые ресницы, неуверенно двигая языком вдоль чужого члена, насколько позволяло его положение. Мадара, обрадованный внезапным послушанием, даже слегка ослабил хватку, давая пленнику возможность делать робкие шаги в оральном сексе самостоятельно. Едва ли мальчишка понимал, с чего стоило начинать подобное. Его горло будто бы онемело, при этом искажаясь в рвотных судорогах. Диссонанс. Всё, чего сейчас хотелось — освободить поскорее рот и сплюнуть вязкую смесь слюны и чужой смазки прямо на этот проклятый ковёр. Обито был уверен: его бы точно вывернуло, да желудок пуст. Мадара слегка улыбнулся, откинув голову на спинку дивана и убрав таки руку от волос. Вторая всё ещё держала пистолет у взмокшего лба пленника. Движения щенка понемногу становились более осмысленными, хоть и неуклюжими. Если очень постараться — можно получить удовольствие и от такого слабого, безынициативного копошения и ёрзания языком. Что ж. Скидка на первый раз должна быть даже у сексуальных рабов. В конце концов, у Обито ещё много времени, чтобы научиться. — Да… Вот так. Молодец… — Мадара мельком облизал свои пересохшие губы, представляя, как чужие, сейчас влажные и припухшие, обхватывают его член лишь ради того, чтобы удовлетворить одно единственное желание. Ублажить хозяина. Он прикрыл глаза в наслаждении, больше, правда, получая удовольствие от причиняемого им унижения и собственной власти, чем от физических ласк, но с каких пор механический оргазм стал для него важнее, чем моральный кайф? За этим всем он не сразу заслышал знакомый тихий рингтон в кармане штанов, скорее осязая, что что-то изменилось в расстановке их сил, когда пленник вдруг замер, подняв покрасневшие глаза на мучителя. Ох, прелесть-то какая. Надеялся, что уже всё? — Я не помню, чтобы разрешал тебе останавливаться… — хрипло проговорил Мадара, выуживая мобильник. Помнит ли игрушка эту незатейливую мелодию? Конечно, помнит. Мужчина насмешливо помахал телефоном перед Обито, но в его голосе играли серьёзные, стальные ноты. — Только попробуй тявкни. Пристрелю на месте, — сказал он, убирая пистолет от чужого лица и кладя его напротив глаз жертвы, чтоб неповадно было пытаться дать о себе знать кому-то извне. Затем, подумав, добавил. — Я тебя предупредил, сопляк. Чтобы ни звука. Принять вызов. Выровнять дыхание. Мадара спокойно прислонил трубку к уху, поглядывая на продолжающего делать монотонные, скупые движения пленника. — Господин Мадара? — раздался юношеский, приятный голос. Мужчина узнал его, несмотря на то, что этот тембр ещё был совсем в новинку. Даже номер не успел записать. Свежая кровь, так сказать. — Кагами, — вальяжно произнес он имя новичка, широко улыбнувшись, — с чего это тебе вздумалось звонить начальнику в нерабочие часы? На конце провода замялись. Учиха только хмыкнул, снова пихнув не выдержавшего и начавшего слабо покашливать Обито коленом. Кагами заинтересовал комиссара, собаку съевшего на вычислении жертв и на изучении работы разных типов человеческой психики. У паренька была милая наружность, сладкий, щебечущий голосок и, что более важно, он был из тех, кто терпит и молчит. Тех самых людей, что в переполненном автобусе до последнего игнорируют чьи-то грязные ручонки у себя на заднице, лишь бы не привлечь внимание и не вызвать конфликт. Не создать проблему. Мадара одновременно и любил, и не любил таких: с одной стороны, подобные жертвы легко попадались в сети, с другой — в них не было и толики того огня, что даже сейчас источал, казалось бы, непримечательный студентик, сидящий меж его ног. Нет… С Кагами было бы скучнее. Он, так… годится для двусмысленных комментариев, ненужных касаний и ехидных упрёков. В общем, для психологического насилия, потом ведь ещё можно убеждать неокрепший ум в том, что это всё только показалось, привиделось. Хотя ещё хочется порой зажать его в своём кабинете и хорошенько так облапать, наслаждаясь тихим сопротивлением или неуверенными мольбами, но — не более. — Прошу прощения, комиссар. Я получил срочный рапорт от лейтенанта Фугаку из участка… — Я знаю, где работает Фугаку, ближе к делу, малыш, — нетерпеливо-снисходительным тоном, с которым обычно начальники говорят с глупенькими секретаршами, перебил его Мадара. Кагами смутился, замолкнув на пару секунд, и у Мадары вдруг появилось ощущение, что он перегнул палку. В конце концов, мальчишка, может, и тряпка, но не кисейная же барышня, может и зубки показать. Впрочем, Кагами продолжил как ни в чём не бывало, всё так же мягко. — Фугаку принял заявление о пропаже студента сегодня… — но его снова прервали. — Пропаже студента? — прокомментировал вслух комиссар, одним глазом проследив за сморщившимся пленником, худо-бедно приноровившимся стимулировать его член беззвучно, при этом напряжённо следящим за происходящим. Какое изысканное развлечение подкинул ему Кагами. Мадара будет с чувством проговаривать способные насторожить игрушку обрывки фраз собеседника, будто кидая собаке рыбные кости, и следить за красноречивыми тревожными реакциями. Лучше не придумаешь. Ещё и тема какая… животрепещущая. Всё-то ему благоволит. — Ну так и пусть занимается этим на своём участке, зачем для такого рядового дела связываться со мной? Мне учить вас работать, что ли? Невидимый собеседник мужчины попытался оправдаться, но был нагло остановлен начальником, не соизволившим дать тому внести хоть какую-то ясность в предоставленную информацию. — Сколько подобных случаев за всю историю моей службы в полиции, а конец один: пройдет пара дней, и пропавший сам выйдет на связь, ох уж мне эти студенты, — губы Учихи расползлись в нездоровой усмешке, он подмигнул и протянул руку к дрогнувшему Обито, стирая с уголка его губы стекающую слюну. — Выделяешь на них наряд, а в итоге оказывается, что они просто загуляли, шляются себе припеваючи, сорвавшись с родительских поводков, а мы только ресурсы расходуем, которые могли бы пустить на более стоящие проблемы. — Господин Мадара, прошу, дайте мне договорить, есть одна важная деталь, — с покорной сдержанностью настаивал рядовой, выслушав демонстративную речь начальника. — В дело внесена пометка о возможном похищении, заявивший подозревает Шимуру Данзо, вы работали с ним по делу о педофилии и эксплуатации детского труда… — Шимура Данзо? — удивлённо протянул Мадара, подняв глаза к потолку, будто вспоминая что-то очень старое и занудное. Сердце Обито замерло. Имя шефа! Неужто Данзо подал заявление на его розыск?.. Кто-то озаботился пропажей?! Мадара ещё не понял, какие обороты набирает маленькая игра в слова, зато его жертва неожиданно разволновалась. Это и нравилось, и казалось странным. — Да, был такой. С удачного раскрытия его преступления моя карьера пошла в гору, кто бы мог подумать… Рецидивировал, значит? — Очень похоже на то, комиссар. Фугаку настоятельно просил заняться этим делом именно вас. Ваш опыт здесь имеет особое значение. Речь может идти об убийстве. — Обрисуй мне ситуацию в двух словах, — Мадара смерил взглядом бегающие глаза тяжело дышащего мальчишки, снова отлынивающего от принудительной практики. Чертёныш определённо что-то замышляет, но к чему бы это? Почему именно сейчас? Кагами зачитывал в трубку составленное заявление, и с каждой новой фразой в глазах Учихи всё ярче вспыхивал жутковатый блеск осознания, смешанного со злорадством. Сейчас нет нужды сидеть с маской равнодушия на лице. Пусть его игрушка видит истинную морду живущего в нём оборотня со всеми нечеловеческими гримасами, пусть захлебнётся в мучительном ужасе, в осознании конечной безысходности положения. Да, они оба поняли всё. Преступник и сидящая перед ним пропажа. —…Исчез, значит, с заправки, владельцем которой является Шимура, а сам работал там кассиром… Занятно. Какая ирония судьбы. С чьей-то несведущей подачи Мадара обзавёлся идеальным прикрытием, даже сверх своего и без того совершенного положения. Не жизнь — песня. Обито же, будто в оглушении, больше не слышал ничего. Его ищут. Ищут! Затуманенные слезами тёмные глаза переметнулись от лица маньяка к лежащему поблизости пистолету. У него есть пара секунд, чтобы крикнуть вмиг подготовленную фразу, заявить звонящему полицейскому о том, что он здесь, он жив! Оборвать этот злополучный круг насилия и молчания. Не попытается — не простит себя. Лучше сдохнет. Время, будто густеющий воск. Губы, обхватывающие, кажется, ещё сильнее окрепший член, медленно размыкаются. Сердце молотом долбится в рёбра с такой силой, что даже тёмно-синий шёлк рубашки едва заметно подрагивает на груди. Веки сжимаются в диком напряжении, будто в ожидании мощного удара. Обратный отсчёт… — Я зд… — хриплый крик обрывается. Кисть в чёрной перчатке вмиг со всей силы вжимает голову в пах. Ствол врывается в горло до упора. Нечем дышать, но Обито думает лишь о том, что его могли услышать. Этот невнятный вопль мог выдать его. Из распахнутых глаз прыскают слёзы. Но он всё ещё жив. К счастью, или к сожалению. Конечно, Мадара был готов. Едва сдерживая смех, он прижал телефон к уху плечом, как ни в чём не бывало дослушивая Кагами, второй рукой схватил пистолет и вернул его в боевое положение у лба игрушки. Великолепно. Обито звучно давился, рефлекторно пытаясь избавиться от мешающего дыханию объекта, но Мадара лишь начал двигать бёдрами самостоятельно, вдалбливаясь в невыносимо приятно сокращающуюся глотку студента. — Алло, господин Мадара? Вы меня слышите? Что там за шум? — деликатно уточнил закончивший доклад Кагами, оборвав небольшую возникшую в разговоре с комиссаром паузу. — Да… просто переходил дорогу в людном месте. Я тебя услышал. Вышли мне все собранные документы на почту, я беру это дело. И передай Фугаку, чтобы пока поиски проводили в штатном режиме. Остальное — завтра. Больше не могу говорить, занят, — максимально удерживая тон ровным при быстрых фрикциях подвёл итог Мадара, отпустив голову Обито, чтоб скинуть вызов, заодно давая ему отпрянуть и отдышаться. Парень жадно глотал приоткрытым ртом воздух. С подбородка избыточно текла небывало вязкая солёная слюна. Господи. Что за мерзкий вкус у него стоял на языке, наконец не занятым чужим достоинством. Но пауза была недолгой. — Поглядите-ка, чья это маленькая строптивая сучка так осмелела? — наконец позволил себе рассмеяться маньяк, обеими руками ухватив Обито за волосы и с новой силой вталкиваясь на всю длину в его раздражённое горло. Он уже близок к разрядке. Всё произошедшее — это… просто умопомрачительный эротический перформанс. Дыхание совсем сбилось. — Скажи спасибо, что у папочки сегодня хорошее настроение, и он не пришиб тебя… А вот и обещанное сладенькое… Фраза закончилась извращённым стоном. Обильные струи горячей спермы брызнули в рот. Мадара оттянул голову пленника назад, наконец освободив его, истерично давящегося и кашляющего, от унизительного занятия, однако продолжая спускать остатки на искажённое отвращением пунцовое лицо. — Ну как тебе трапеза, Обито? В следующий раз я заставлю тебя проглотить всё, — с тихим придыханием сообщил Мадара, оценивающе разглядывая начавшего судорожно всхлипывать мальчишку, остервенело сплёвывающего на пол стекающие в рот с лица белёсые сгустки. Удар коленом в солнечное сплетение. Обито задохнулся, свалившись на бок и скрючившись в болезненной судороге с сипящим стоном. — И прекрати гадить мне на ковёр, безмозглое ты животное. Скованный малец трясся у его ног в немых рыданиях, уже не пытаясь высвободить руки или подняться. Учиха удовлетворённо хмыкнул, пряча пистолет в карман и с лёгкой брезгливостью натягивая брюки, испачканные слюной и семенем. Срочно в стирку. — Кто бы мог подумать, Обито: твой начальник, оказывается, такой одиозный уголовник! Так сказать, старый знакомый. Данзо Шимура… Как, всё-таки, тесен мир… — меланхолично выдохнул Мадара, нехотя поднимаясь с дивана и расслабленно ткнув парня мыском туфли в плечо, заставив перевернуться на спину. — Гляди, как мои следы заметаются сами собой, а? Дальше дело за малым. Вернётся твой шеф к разбитому тюремному корыту с приличной статьёй за твоё убийство. — Как… — еле слышно просипел Обито сквозь удушающие, не дающие говорить истерические спазмы и неуёмную дрожь. Мадара присел к уже приготовившемуся получить новый удар пленнику, ласково стерев большим пальцем с его скулы остатки спермы. — Люди быстро начинают говорить то, что нужно, если имеют дело со мной, малыш. Мне казалось, тебе это давно должно было стать понятным… — елейно улыбнулся мужчина в ответ измученному пленнику. Обито почувствовал, как силы разом покидают его от тупой боли, жжения в глотке и унижения из-за бесполезной попытки дать о себе знать человеку на том конце провода. И снова провал. Мадара был прав, в каком-то роде: он явно родился под счастливой звездой, тогда как мальчишке не сопутствовала удача даже теперь, когда он был на волосок от смерти и просто умолял бога помочь ему. На языке стоял гадкий привкус спермы. Парень с трудом повернул голову дабы не видеть радостного лица мучителя. Абстрагироваться хоть так. Шок от информации о своём бывшем шефе как-то померк на фоне всепоглощающего отчаяния, появившегося в сочетании с отвратительной пыткой и неутешительным умозаключением: если Мадара скинет всю вину за исчезновение студента на Данзо и заставит его признаться в убийстве — полиция прекратит поиски. Его в буквальном смысле похоронят. Его похоронят заживо перед всем городом. Бабушкой, Рин, Какаши. Все всплакнут немного для приличия, а после просто забудут, списав в мертвецы, тогда как парень на самом деле будет страдать в этом проклятом доме ещё чёрт знает сколько. И с каким результатом? Маньяк говорил, что отпустит его, как наиграется, но это было чистой воды враньём, раз уж он решил провернуть подобную аферу с козлом отпущения — в конце этих кругов ада Обито ждет только смерть. Его не отпустят. Не пощадят. Надеяться на подобное — уже обречь себя на гибель. — Какие глаза… Да, дружок. Ты начинаешь понимать всю глубину трагедии, — грубый смешок. Мужчина небрежно переступил свою игрушку, дабы подобрать конец цепи, валяющийся на ковре. Взгляд упал на железную колодку, из-под которой тоненькими обручами выглядывали бордовые припухлости. Натирает. Снять и обработать, что ли… Впрочем, у него ещё полно дел кроме лечения своей животинки, которая, к тому же, себя так паскудно вела. — Никто тебя здесь не найдёт. Понемногу отдышавшийся Обито сдавленно вскрикнул, когда цепь дёрнули и его тело протащило по ворсовому ковру. Парень с трудом перевернулся на бок, бросив на мучителя взгляд, полный ярости, хорошо знакомый еще с первого их… тесного общения в машине. Обито резко оставил все гнетущие мыли, сконцентрировавшись лишь на одной, ибо в противном случае рисковал впасть в уныние окончательно. Да, его никто не будет искать. Да, полиция не поможет. Но это значит только то, что придется спасать себя самому. Или так, или сдаться и молиться о скорой смерти, но в таком случае парень обречён потерять, забыть себя. Мужчина замер, с интересом заглянув в чужие глаза, внутри которых пылал странный огонь. Очень знакомый. Мадаре казалось он уже видел такой раньше, но чтобы вспомнить точно — пришлось бы копаться в не самых приятных воспоминаниях. «Пошёл ты.» То немногое, что внушало Обито силы и желание бороться за возвращение к своей скудной и, как казалось прежде, тотально безрадостной жизни. Фраза, отдающая желанием противиться и не подчиняться. Грань, за которой стоит исчезновение себя, как личности. Боже, взгляни на это. Его отодрали в рот. На языке всё ещё стоит гнусный вкус чужого члена, а горло пульсирует от недавних изуверст, не говоря уже о моральном состоянии, после небрежного диалога ублюдка, но, чёрт возьми, если Обито просто опустит руки — значит эта мразь заочно его победила. «Это нихрена не конец…» — думает он под тихий смех Мадары, говорящего о возвращении в подвал. Он обещает награду за такой неплохой минет, и одновременно с этим наказание за попытку вякать, но парень не слушает его, позволяя страху отступить перед яростью хоть ненадолго, повторяя про себя лишь одно непокорное «заклинание» и сбиваясь с мыслей, только когда цепь снова дёргают, и его бесчувственно, как мешок с дерьмом, тащат по полу. Мадара же ничего об аду, творящемся в чужой голове, не знает, однако если бы знал — посмеялся бы куда сильнее и хитрее, потому что полностью разделяет эти мысли. «Да, мальчик. Нихрена это не конец.» Их принудительное знакомство только набирает обороты.

***

Недели лились одной сплошной унылой чредой, будто низкосортная мрачная гуща со дна пластикового стаканчика из кофейного автомата. Осень быстро углублялась, делая дни всё монохромнее, и Хатаке впервые в жизни остро ощущал, как настроение впадающей в летаргию природы усугубляет его собственное опустошённое состояние. Определённо, с пропажей Обито пропала и часть его жизни. Занятия, сопровождаемые развесёлой болтовнёй Гая в перерывах и игрой в гляделки с Рин, единственной, с кем он ещё худо-бедно общался, в основном на тему бабушки друга, сменялись безрадостными выходными в полном одиночестве. Обито был тем, кто связывал парня с его однокашниками, социальным разнообразием университетской жизни, человеком, знакомившим из раза в раз нелюдимого Хатаке с шумными тусовками приятелей и знакомых. Без него Какаши быстро одичал и покрылся пылью, выходя на улицу лишь для того, чтобы выгулять пса да купить продукты домой, автоматически вглядываясь в прохожих и выискивая родное лицо в толпе. И кстати, о бабушке: лекарства старушки практически кончились. Что там её внук говорил про то, что Какаши его не поймёт, ибо не тратит половину доходов на недешёвые, но почти бесполезные препараты?.. Пришло время побывать в его шкуре. Вот так живёшь-живёшь, всё вокруг, вроде, само собой разумеющееся, а потом раз — и нет человека. До боли знакомое чувство. Неужели придётся пережить и вторую такую потерю? После отца Хатаке считал, что хуже уже не будет. Но если вселенная снова подкидывает парню такое испытание лишь в назидание, то ей определённо правит ослеплённый властью садист и самодур. В эти серые дни, лишённые какой-либо надежды, но вдоль и поперёк заполненные тихой тревогой, его жизнь словно вернулась в то русло, из которого её когда-то вытащил переезд в другой город, но на сей раз такая метаморфоза была болезненной. Потому что всё же в глубине души он буквально молитвенно надеялся, что перенесённый им в детстве, в стенах дома отца, моральный ад не повторится. Какаши знал, что потерял. Сначала у него не было никого ближе Сакумо, а теперь — Обито. Чёрт возьми, может и стоило занять ему эти несчастные деньги да выслушать получше? Он засыпал с этими переливаемыми ныне из пустого в порожнее мыслями, нервно ворочаясь в постели по ночам. Покой и не снился. Но время неумолимо текло туда же, куда понемногу ускользало последнее тепло, сковываемое пока редкими ночными заморозками. Деревья быстро обнажались под мощными дождями, отчего земля парков и скверов студенческого городка окрашиваясь в оранжевый, укутываемая лоскутным покрывалом мёртвой листвы. Иногда Какаши думал, что найдёт под ним остывший труп Обито, и его начинало тошнить. Следствие понемногу развивалось, тоже двигаясь своими особыми тропами из груды сложных бумаг, сухих протоколов и скрытых от глаз обычных людей процессов. Хатаке часто наведывался в участок, чтобы просто иметь представление о его этапах, и понемногу узнавал всё более неутешительные подробности. Данзо арестован и просиживает свои дни в изоляторе временного содержания, регулярно давая всё новые признательные показания на допросах. Поисковики тщательно осматривают предполагаемые места преступления, шерстят ближайшие леса и допрашивают одногруппников и родных... Господи, в каких же слезах Рин сообщала Какаши о том, как грубые мужланы в форме пытались заставить выдать хоть какие-то сведения о внуке бабушку Обито… Но дело упорно не хотело принимать нужный оборот. Студент с горечью отмечал, что полицейские попросту уцепились лишь за один вариант развития событий — убийство, совершённое Данзо — и хоть тело пока так и не было найдено, что вселяло в Какаши эфемерную толику надежды, всё упорно клонилось именно к самому негативному исходу. Конечно, он не хотел в это верить, несмотря на то, что сам же и стал причиной худших подозрений. Теперь Хатаке не находил ничего лучше, кроме как с головой уйти в учёбу, томительно прозябал на выученных наперёд лекциях, смеряя безрадостную улицу помрачневшим взглядом, и просто надеялся, что Обито в порядке. Что он беззаботно гуляет где-то в далёкой тёплой стране, и вправду начав новую жизнь с помощью вдруг объявившихся богатых родственников или внезапно сорванного куша, как считали редкие, пытающиеся его подбодрить однокурсники. Какаши пытался рисовать в голове, как Обито зажил счастливо, забыв о том, кого даже не считал другом, даже не подозревая, что виновник его бесконечной тревоги точно так же, с измученной тоской в глазах, наблюдал за тем, как медленно опадают листья с густых кустов, заслоняющих окошки его маленькой тюрьмы…