«Я ждал это время, и вот это время пришло: Те, кто молчал, перестали молчать. Те, кому нечего ждать, садятся в седло — Их не догнать, уже не догнать.» — гр. Кино, «Спокойная ночь»
До главного полицейского департамента в центре города Хатаке добрался лишь к вечеру, когда медленно спускающееся из зенита солнце раскалило отполированную тысячами ног брусчатку до предела, и горячий воздух над дорогами дрожал, прогоняя вышедших на воскресные прогулки горожан с обычно оживлённых улиц по домам, торговым центрам или поближе к паркам с фонтанами. ― А, господин Хатаке! Полагаю, вам пришлось попотеть, чтобы добраться аж досюда в первый же день подачи заявления, ещё и в выходной… Наконец добившийся пропуска в кабинет дежурного полицмейстера Какаши обмяк на стуле и с благоговением купался в прохладных воздушных волнах, исходящих от кондиционера, мысленно прославляя изобретателя фреона. ― Это вы точно подметили. Сидящий напротив Кагами, встретивший его за своим просторным рабочим местом крайне невыспавшимися глазами, становился всё заинтересованнее и притом тревожнее, прочитывая каждую новую строчку краткого протокола с показаниями Хатаке. Документ только-только пришёл ему по электронной почте от давнего товарища, служащего участковым в одном из районов города. Некогда именно его рекомендательное письмо стало толчком по службе для молодого полицейского, позволившим быстро занять место под крылом высокого начальства. Закончив чтение, он перестал ковырять ложкой вялый лимон в опустошённом пластиковом стаканчике и снова обратился к Какаши: ― Вам стоит благодарить Фугаку за помощь, в ином случае пришлось бы ждать как минимум неделю, пока удалось бы разобраться со всеми бюрократическими перипетиями… ― Да, это я уже понял, ― Какаши наконец занял более деловую позу, поправив спавшие от жары на лицо волосы, и положил на стол Кагами зиплок с расправленным и уже давно просохшим чеком. Помощник самогó главного комиссара явно мялся, осторожно придвинув к себе улику. Какаши чувствовал его недоброе напряжение. ― И участковый сказал, что именно вы сможете мне помочь. Как заинтересованное лицо. ― Да… Да, я мог бы, ― Кагами опёрся локтями о стол, запустив во вьющиеся волосы пальцы в попытке унять беспокойство. Хатаке, не меняя вечно флегматичного выражения лица, лишь приподнял одну бровь, оценивая реакции собеседника. Как такого деликатного волоокого парня, выглядящего едва старше самого Какаши, взяли на заявленную должность, если он так нервничает, глядя всего-то на чек с солидной суммой? Или причина в чём-то другом? ― Я мог бы быстро вам помочь, но, к сожалению, без воли босса по этому делу я бессилен. ― Ведший дело первый комиссар ― ваш прямой начальник, значит, вы можете передать ему материалы, чтобы он открыл дело заново, верно? ― Верно-то оно верно… ― Тогда в чём проблема? ― К сожалению, у меня есть причины сильно сомневаться в том, что это целесообразно, — Кагами пытался придать речи как можно больше формализма, что в его случае означало лишь одно: сейчас он предельно не уверен в себе. — Видите ли, в том, что вы обнаружили, нет состава преступления: ни вскрытых замков, ни причинённого хозяйке квартиры вреда, ни записок с угрозами… Всё, что описано в протоколе, выглядит подозрительно, даже загадочно, согласен, но ― не более. У меня есть все основания полагать, что босс не станет снова тратить время на расследование преступления, которое, по его мнению, успешно раскрыто, так что дело это гиблое. ― По его мнению? ― Какаши навострился и поднял на Кагами испытующий взгляд, от которого молодой полицейский почувствовал себя ещё более неуютно. ― Я хотел сказать, что… ― Что вы сомневаетесь? Слова Хатаке прозвучали для Кагами как гром среди этого ясного воскресного неба, духота которого не предвещала никаких перемен. Умный и проницательный взгляд сидящего напротив него парня… Неравнодушный и сомневающийся взгляд, так похожий на его собственный. Какаши озвучил то, что так старательно пытался заткнуть в себе он сам. Содрал с замыленной действительности покрова, заставляя признать тот факт, который и Мадара старательно изничтожал в сознании подчинённого, пресекая любые его попытки вернуться к расследованию. Да, Кагами сомневается. Сомневается не первый день и не первый месяц, но эти сомнения приводят его лишь к новым палкам в колёсах и ощущению собственной неадекватности. Ложной паранойи, как говорил ему босс. Но дело об убийстве Обито вредило не только его моральному благополучию. Это грозило ему вполне материальными проблемами. И едва он свыкся с бесперспективностью попыток возобновить следствие, как вдруг — на тебе. Кагами ничего не смог сказать в ответ, лишь обречённо развёл руками, поджав губы. Хатаке почувствовал, как в нём нарастает раздражение к чужому соплежуйству. «Ага, ты ещё утром считал себя таким же.» Что ж, отчаянные времена требуют отчаянных действий. ― Если, несмотря на сомнения, вы отказываетесь предпринять хоть что-нибудь, то я напрямую обращусь к этому вашему… Какаши выделил первую часть фразы почти презрительно, кольнув полицмейстера в самое сердце, но его ультимативную речь прервало резкое пиликанье офисного телефона. Кагами поднял вверх палец, призывая подождать и, сняв трубку, отчеканил в неё уставное приветствие, а затем прикрыл ладонью, шепнув Какаши: «Лёгок на помине». Хатаке лишь вздохнул, откинувшись на стуле, и сосредоточился на ничем не примечательном разговоре. Плохо слышный ему голос комиссара явно отдавал какие-то поручения, а Кагами спешно поддакивал, записывая их карандашом на клейком стикере. Какаши видел, как Кагами пытается выхватить хотя бы секунду, чтобы вставить слово в плотный поток информации, поступающий с той стороны провода, и делал невесёлые выводы об уровне гонора босса, к которому он минуту назад собирался обращаться напрямую. Если отбросить предубеждение — справился бы он, если не справляется даже приближённый к нему полицмейстер? ― Комиссар, прошу ещё пару минут вашего времени. У меня появилась новая информация… ― наконец заговорил Кагами, крепко сжав карандаш в кулаке и сглотнув. Ощущение собственной безвольности и бесполезности от беседы с Какаши злило и придавало смелости в самый подходящий для этого момент. Всего несколько слов ― никаких действий поперёк воли Мадары ― не самое худшее, что можно придумать. Да и в конце концов, если «кажется» двоим, то уже не «кажется», верно? ― …по делу об убийстве Обито. Новые улики… ― Состав преступления? ― разобрал строгий вопрос из трубки Хатаке и склонился ближе к столу, прислушиваясь. ― Отстутствует, но… Кагами перебил послышавшийся с той стороны провода наглый и ироничный смех, и он отвёл трубку от уха, скривив лицо, будто в ожидании удара. Какаши мог бы сравнить его с забитым мальчонкой, шугающимся каждого жеста руки деспотичного родителя, и его раздражение медленно уступало место отстранённому сочувствию. Никому не пожелаешь такое начальство. Но и Кагами не в рабском положении, чтобы безропотно терпеть подобное обращение. ― Кагами, малыш… ― Мадара заговорил снова, и у обоих слушателей от его тона похолодело в груди. «Малыш?..» Какаши был уверен, что невидимый его глазу своенравный босс сейчас скалится во все тридцать два, как голодный доберман, почуявший запах крови. ― Ты казался мне таким сообразительным мальчиком, когда я назначал тебя своим помощником. Так скажи, какое из слов во фразе «прекрати совать нос не в свои дела и займись работой» тебе непонятно? Сколько ещё раз мне нужно повторить, чтобы до тебя дошло: если состава преступления по закрытому делу нет, то какого рожна ты опять тратишь моё время в мой выходной на свои выдумки? ― Виноват, комиссар, но это не мои выдумки, прислали протокол… ― По протоколу «виноват, комиссар» должно быть единственным ответом, когда совершил проступок при исполнении. И ни слова оправданий. Остальные протоколы должны лежать на моём столе, и ты не в праве копаться в них самостоятельно, пока я не отдам такое поручение. Ещё хоть слово об этом дерьме, и я отстраню тебя не только от должности, но позабочусь и о том, чтобы избавить от служебных тягот вовсе. Надеюсь, это излечит твою паранойю. Ты меня хорошо понял? ― Так точно, комиссар. ― И чтоб утром, к моему приезду, на столе был свежий американо и бейгл с лососем из пекарни. И не вздумай покупать его в забегаловке напротив, как в прошлый раз, думая, что я не отличу эту дрянь от нормальной выпечки! Послышались гудки, и Кагами звучно перевёл дух, положив трубку, и обратил к Хатаке тоскливый взгляд, растерянно улыбнувшись. После каждого подобного выговора в нём что-то больно трескалось, как он ни пытался пропускать потоки чужой желчи мимо себя, следуя дурацким советам из книжек по выживанию в рабочем коллективе. Как ни пытался смириться с тем, что примерно так влачит существование большинство подчинённых в крупных компаниях, и что никто не виноват в его внутренней мягкости, не дающей стоически переносить совершенную норму бытия. Да, боль уже тише, чем была в самом начале, но… «Ничерта это не норма.» В последнее время ему кажется, что поверхностное натяжение воды в чаше его терпения стало неприлично критическим, и что ещё хоть капелька ― нет ― хоть одно дуновение ветерка в неверную сторону, и… «…и что тогда?» ― Ну, вы сами всё слышали… Так что и ваш протокол, скорее всего, он назовёт как-нибудь в духе «бреда безутешных родственничков, которые не могут занять себя чем-то полезным и начать жить дальше». ― Как непрофессионально, — Хатаке нахмурился и скрестил руки на груди от странного накатившего чувства несправедливости, смешанного с недоверием. Происходящее уже выглядит не совсем как обычная лень и желание побыстрее отвязаться от лишних проблем. Этот тон… с чего в нём столько яда? ― Босс ― очень эксцентричный человек, но в расследованиях ему нет равных. Честно говоря, это единственное дело, на которое он реагирует так остро. Обычно он дотошен до мелочей, особенно, когда дело касается таких резонансных насильственных преступлений, а тут… Должно быть потому, что дело связано с Данзо — у него с ним давние счёты. Я наслышан, что Шимура в своё время доставил ему немало хлопот… Хоть босс и смог выйти победителем, ликвидировав его подпольный бизнес и пересажав всех подельников за решётку, нервы ему потрепало знатно. И, кстати, с этим рецидивистом Данзо тоже есть странности… ― Странности с Данзо? ― Какаши оживился от упоминания бывшего начальника Обито. Странности… Ну конечно. С привлечения к делу Шимуры Данзо и начались несостыковки. Студент так и не смог забыть этот взгляд некогда разнузданного и неприветливого владельца заправки, пытающегося строить из себя хозяина самой жизни. Почти мёртвый взгляд, который он бросал на выступающего в роли обвинителя Хатаке в клети зала суда, посеявший столько зёрен чёрного сомнения в его уме. ― Не то чтобы эта информация конфиденциальна, но… ― Кагами заговорил очень тихо и с паузами, опасливо оглядевшись, словно это был не его личный кабинет с толстой дверью, а совершенно чужое пространство с устройствами слежения на каждом углу. Он снова ломался, и Хатаке видел, с каким трудом ему даётся решение заговорить. ― В общем, я скажу вам, как единственному участнику следствия, который, кажется, солидарен с моими мыслями. Я пытался обсудить это и с Мадарой, но в итоге всё, чего я смог добиться ― жёсткий нагоняй и приличный такой штраф за превышение полномочий. Даже не знаю, что меня тогда спасло от увольнения, ― Кагами догадывался, что спасло его смазливое лицо, но предпочитал лишний раз об этом не думать. ― Так вот, дело в том, что я начал работать с Мадарой буквально за пару недель до заявления о пропаже студента. Это дело стало моим первым серьёзным опытом, которого я мог хоть как-то коснуться, и мне сразу не понравились некоторые детали проведения допросов. Все знают, что у босса жестокие методы, и все же закрывают на это глаза из-за их эффективности, но здесь об эффективности речи не шло. Босс словно отыгрывался на «старом знакомом». Я анализировал материалы дела снова и снова, находя всё больше сомнительных заключений, и в итоге, в обход Мадары, добился допуска в допросную при колонии, чтобы побеседовать с Данзо снова и взять условно независимые показания… ― И? Что он сказал? ― Какаши нетерпеливо потряхивал ногой, внимательно смотря на Кагами. ― Он отказался идти на контакт. Но не из-за криминальных принципов, нет… Он был напуган. Редко удаётся увидеть матёрого преступника, у которого от одного произнесённого имени следователя глаза округляются, будто он от кошмара проснулся. И… понимаете, в этом всём есть что-то невероятно жуткое, неестественное… «Не суйся на территорию Мадары, малец, не ломай себе жизнь собственными руками», ― всё, что мне удалось от него услышать. ― …Ясно, ― ответил Хатаке после рассеянной паузы, делая какой-то непонятный Кагами вывод. ― В общем, именно после этого комиссар окончательно связал мне руки в вопросе о деле Обито. Я кажусь вам бесполезным, знаю, но всё сложнее, чем вы можете представить. Я и сам этому не рад, но… «Что могу я без руки, повелевающей мной?» Кагами замолчал, и эти невысказанные слова встали в горле скребущим комом. Многие его коллеги постарше наверняка сочли бы подобное оправдание за счастье ― зажатые тисками кредитов семьянины, зачерствевшие и циничные, ждущие от служения правопорядку одного ― побольше премий и поменьше ответственности, чтобы по вечерам экстренные происшествия не мешали чесать зад у телевизора да покрикивать на жену или принёсшего плохую отметку из школы сына. Утрата юности с её благородными стремлениями ― закономерность жизни. И меньше всего на свете Кагами, в котором всё ещё кипит молодая кровь, хотел становиться одним из примеров этого правила. Тем не менее, инициатива наказуема. Слишком серьёзно. ― …Но если вы ничего не можете предпринять, то позволите ли мне? ― в голосе Какаши зазвучала холодная целеустремлённость, вызывающая стыд за собственную нерешительность. Кагами мог лишь догадываться, что именно сейчас выражает лицо собеседника, скрытое наполовину за медицинской маской, но в тёмно-серых глазах отсутствовала былая непримиримость. Он его… понимает? ― Позволить вам?.. В каком смысле? ― Всё, что мне сейчас требуется, это увидеть покупателя на записях с камер слежения. Если я добуду их, то либо принесу вам доказательства, на которые невозможно будет больше закрывать глаза, либо дальше стану действовать сам. ― Но простому гражданскому парню видео с камер никто не отдаст, а если я подставлюсь сам ещё раз, то… ― Кагами не хотелось даже строить предположений о том, что сделает Мадара с его карьерой. Он не блефует, говоря, что способен размазать его одним пальцем. Но какое до этого дело сидящему напротив него студенту, если он так по-боевому настроен. ― Именно поэтому я и прошу позволить сделать это мне, ― Хатаке намекнул, выполнив жест, характерный для вынимания из-за пазухи полицейского жетона. ― Ха! ― Кагами нервно усмехнулся и откинулся в кресле, отрицательно мотнув головой. ― Только не говорите, что просите меня помочь прикинуться сотрудником полиции! Вы вообще в курсе, какое вам за это грозит наказание?! ― Крупный штраф, обязательные или исправительные работы, или заключение до трёх месяцев, ― Какаши отвечал ему чеканно и с непробиваемым спокойствием, будто только вчера сдал экзамен по праву на отлично, и ему это явно было как раз плюнуть. Полицмейстер смущённо кивнул и только рот успел открыть, как Хатаке продолжил. ― И я к этому готов. «Да что с тобой не так, парень?!» Кагами хотелось получить ответ на этот вопрос в первую очередь от самого себя, потому что с Хатаке всё ясно. Отчаяние. Именно оно делает его таким радикальным. Его персональная точка невозврата, по-видимому, уже давно пройдена, и остаётся лишь додумывать, как это получилось. Решимость такого уровня ― ничто иное, как кульминация внутренней трагедии. За недолгую службу полицмейстер уже успел повидать чужих трагедий, но своей, к счастью, ещё не обзавёлся. «То есть так ты пытаешься оправдать то, что пригоден только для подневольной секретарской работёнки, а, полицай?» ― Это подставит под удар не только вас, но и меня, знаете ли. Если я дам вам свой жетон, то меня легко вычислят по указанному на нём номеру, если охранник в магазине окажется достаточно бдительным, и если босс всё-таки возьмётся за ваш протокол в понедельник, то… ― Кагами прервал свои нервные разъяснения и осёкся от собственных «если», пока не стало слишком поздно. Он только что продемонстрировал, что его позиция не настолько принципиальна, насколько кажется. Насколько должна быть, а не казаться! Он начинает проигрывать. Но в этом всём и правда образовалась небольшая лазейка. «…То, скорее всего, он пошлёт за этими записями меня». Да, Мадара действительно больше не разменивается на мелкую возню, предпочитая получать готовые промежуточные материалы за столом в кабинете прямиком из рук молоденького полицмейстера. ― В общем, это слишком рискованно! Вы же сами всё понимаете. Комиссару достаточно только захотеть, и мы вдвоём отправимся за решётку за такие дела! ― Кагами, ― Какаши учтиво вклинился в его попытку отступления, выпрямил спину и сцепил руки в замок, положив их на стол. Кагами казалось, что он сейчас предстаёт перед лицом самого строгого суда на свете, закона, который выше зазубренного им уголовного кодекса и конституции. Предстаёт, как последний паршивец, покрывающий беспредел от одной своей трусости. Этот влажнеющий пронзительный взгляд просто невыносим… ― У вас есть люди, которые вам дороги? Представьте, что ваш самый близкий человек пропал уже почти как год назад. Вам сказали, что он умер, а вы так и не смогли смириться. Представили? А теперь, когда следы пропажи появляются рядом с вами, та единственная инстанция, которая должна и может прояснить происходящее, от вас отворачивается. У вас не остаётся никого, кроме самого себя. Я переживаю это не впервые. Для меня это привычная расстановка сил. Но сейчас вы ― единственный человек, которого я разрешаю себе просить о помощи. Если это можно назвать последней волей умирающего, то пусть будет так. Вы бы смогли позволить себе просто закрыть глаза на то, что творится под боком, не теряя надежды одиннадцатый месяц подряд, когда все, кому не лень, уже послали ваши домыслы к чёрту? Я вижу, что справедливость для вас не пустой звук. И что же, по-вашему, это справедливо? ― …Несправедливо, ― как бы полицмейстер ни пытался это скрыть, в его голосе сквозила доля обречённой готовности. Доля достаточная для того, чтобы Какаши мог ей воспользоваться. ― Я вам очень сочувствую, господин Хатаке, поймите, меня тоже это ужасно гложет, и… ― И вы знаете, что делать, чтобы спастись от этого чувства. Кагами отвёл взгляд, помолчав. Как у этого Хатаке всё просто. Чинно и благородно. Аж бесит! Но ведь бесит именно то, что самому глаз колет? ― Ха-х, да, конечно… Вы-то пока студент, но представьте, что кроме дорогого вам человека у вас ещё есть очень дорогая вам служба, на которую вы положили уйму сил и надежд. Она вам теперь — всё равно, что жизнь. И вы можете лишиться её, толком не пожив, в один миг, осознавая риск, на который сами же и идёте. Лишиться навсегда. Представили? Хатаке ответил ему без раздумий, будто просчитал этот ход наперёд, лишая совесть Кагами последнего прикрытия. Не то чтобы полицмейстер не ожидал этого, но ответ не уберегал его от чувства удара под дых. Или пинка под зад? «Именно этого пинка ты и ждал последний год, признай.» ― Если бы мне была дорога моя служба, я бы делал то, чего она от меня требует. В вашем случае, восстанавливал бы справедливость. Кагами хотелось сказать, что это звучит нагло, но сказанная в лицо правда всегда звучит нагло, когда ты к ней не готов. Он только всплеснул руками, цыкнув, потом вдруг встал, сделав несколько шагов по кабинету взад и вперёд, вернулся за стол, щёлкнув пару раз мышкой, и принялся что-то быстро печатать. Вскоре тарахтящий принтер выплюнул лист с ордером, украшенный заранее проставленными в документе подписью и печатью, а Кагами оторвал очередной жёлтый стикер и начеркал на нём какие-то цифры, адрес и время. ― Значит так, слушай внимательно. Теперь будем на «ты». Мой рабочий день кончается через полчаса. Сразу после я поеду на вокзал, чтобы купить билеты до родни на следующие выходные. Вот адрес вокзала, это как раз примерно посередине между департаментом и магазином. Я оставлю сменный комплект формы с жетоном в камере хранения там же. В указанное тут время приходи на вокзал. С этого момента у тебя на всё про всё будет полтора часа. Ниже я написал номер ячейки и код. Переодевайся в общественном туалете. С получением записей проблем возникнуть не должно, для охраны это дело будничное: видят форму с жетоном ― даже ордер не читают, но я и его тебе напечатал. До девяти вечера ― кровь из носу ― форма с жетоном должны быть в той же ячейке под тем же кодом. Я буду ждать в кафе неподалёку от вокзала. Здесь ниже — номер моего дополнительного телефона. Воспользуйся им только в самом крайнем случае. В идеале, между нашими номерами не должно пройти никаких сообщений и вызовов, поэтому строго следи за временем, оно здесь ― самый проблематичный ресурс. Бумажку с данными верни вместе с формой, лучше будет, если я избавлюсь от неё самостоятельно. А теперь, иди скорее и до окончания этого безобразия со мной не пересекайся. И пожалуйста, аккуратнее. Хатаке, будто не веря своим глазам, вскочил со стула и схватил бумаги, бегло перечитывая всё написанное и переваривая полученный массив информации. Кагами сформулировал план настолько скоро и точно, лишив Какаши нужды выдумывать детали самостоятельно, будто проворачивает такие аферы каждый день. Или где-то в глубине души давно мечтал пойти на маленькую шалость. Под маской Хатаке пряталась неудержимая улыбка, не то от настолько скорой победы, не то от этих забавных мыслей об истинной личине полицмейстера. Порядочно непорядочной. Это и не важно. ― Ох, и спрячь это в сумку, чтоб не светить перед дежурными на выходе… ― Кагами воровато покосился, указывая на ордер в чужих руках. ― Спасибо, ― Какаши впервые за долгое время так расслабленно и добродушно прикрыл глаза, продолжая расплываться в улыбке, затем убрал бумаги подальше от чужих глаз и вдруг протянул полицмейстеру руку в чувстве наивысшей благодарности. Кагами тяжело поднялся с места и ответил на этот жест, пытаясь внутренне смириться со всем, на что только что подписался. Тысячи «за» и «против» продолжали кишеть в мозгах, и оттого их короткое рукопожатие казалось ему невероятно долгим, а закреплённое им решение ― истинно бесповоротным. Хватка Какаши была в меру крепкая, полная внутренней выдержки и разумности, совсем не такая, как у комиссара, который любил сжать ладонь до побеления, а ещё, желательно, хрустнуть чужими сухожилиями, с деланым удовольствием наблюдая, как полицмейстер пытается продолжать улыбаться ему в ответ, не теряя самообладания от боли. Он понятия не имел, почему вообще сравнивает сейчас этих двоих. ― Спасибо вам… тебе, Кагами. Твоя решимость вдохновляет. Всего пара часов, и, уверяю, риск будет оправдан. Последнюю фразу Хатаке бросил уже в дверях. Кагами лишь однобоко улыбнулся на прощание и плюхнулся обратно в кресло, жалобно обмякнув в нём, как расплавившаяся на солнце медуза, выброшенная непредсказуемым морем на берег. «Твоя решимость!..» Если этот парнишка на деле окажется таким же толковым, как на словах, то ― полицмейстер готов поклясться своей фуражкой ― его ждёт большое будущее, какой бы путь он ни выбрал. А у Кагами, кажется, теперь есть своя личная трагедия, и имя ей ― протест. «Мне конец…» ― думал он, тупо смотря, как бег минутной стрелки на настенных часах стремительно завершает рабочий день. Непривычно стремительно для воскресной смены. Под шефством Мадары он думал об этом не впервые. Но теперь он хотя бы делал это со спокойной душой.***
В девятом часу вечера Кагами оставил свой недоеденный чизкейк на столике ― кусок в горло так и не полез ― и рванул к зданию вокзала, словно атлет с низкого старта, пристально оглядываясь по сторонам в попытке заметить среди снующих на привокзальной площади прохожих Какаши. Его телефон ни разу не зазвонил, но после двух часов выдумывания всяких «вдруг» он уже не понимал, хорошо это или плохо. Два часа ожидания на летней террасе кафе за чашкой чая вообще истрепали ему нервы сильнее, чем погони и захваты при исполнении самых ответственных заданий. «А вдруг это всё была «проверка на вшивость», организованная самим комиссаром?.. Или вдруг Какаши использует отданные ему полномочия в преступных целях?! Вдруг с самого начала всё это дело ― грандиозная афера, и босс не зря отводит меня от него в сторону, потому что я буду только мешать?..» Вот уже виднеется зал хранения. Ещё полминуты, номер нужной ячейки… Пальцы торопливо набирают код. Железная дверца отворяется, являя удовлетворённо выдохнувшему Кагами аккуратно сложенную обратно в чёрный пакет форму с прилепленным сверху жёлтым стикером, на котором, ниже его записей, чужим почерком было начертано лаконичное «Благодарю». Полицмейстер не сдержал короткого победного «есть!» и резкого жеста рукой, напугав даму в летах, достающую из соседней ячейки тяжёлый саквояж. Хатаке уже мчал с вокзала домой, зажимая в кулаке флешку с добытыми данными, будто кто-то мог её у него отобрать. Украсть эту истину на маленьком кусочке металла и пластика, ради которой пришлось столько вынести. На улице тяжко парило, далеко на пылающем закатном горизонте собирались грозовые тучи, но Какаши наконец-то больше не мешали ни погода, ни нытьё оголодавшего за день без еды желудка, ни отступившее самобичевание. Сработало. У него получилось! Кагами был прав: форма, ордер и немного невозмутимости на лице — и никто не смотрит даже на номер жетона. Ценнейшая информация у тебя в кармане. Чужая безалаберность ещё никогда так не радовала Хатаке. А ещё ему казалось, что автобус никогда не плёлся до студенческого городка так медленно, и на нужной остановке студент вылетел подобно штормовому ветер, чуть не сбив с ног собирающихся войти пассажиров. Наконец добежал до квартиры, умыл ледяной водой раскрасневшееся лицо, наскоро плюхнул в тарелку вчерашнее рагу и уселся за ноутбук, торопливо подключая флешку и негодуя на тормозящий жёсткий диск. На экране медленно прогружались видеофайлы за тот самый роковой час. Перед глазами запестрили папки с записями с разных камер, и Хатаке с замиранием сердца кликнул на ту, что, судя по названию, находилась над указанной в чеке второй кассой. Он отматывал время вперёд, до нужной минуты, невольно дрожа. Ещё несколько секунд! Несколько чёртовых секунд, и экран явит ему живого и здорового Обито, который… В глазах встали слёзы, размывая изображение в самый ответственный момент. Вот уже темноволосая фигура подходит к кассе, выкладывая на ленту продукты. Какаши нервно утёр предплечьем задержавшуюся на ресницах влагу, быстро проморгавшись, и ударил пальцем по пробелу, поставив видео на паузу, чтобы лучше всмотреться в представшего на экране длинноволосого незнакомца, держащего в руке бутылку молока. По-видимому, ту самую, что они опустошили с бабулей на пару утром. Кто этот человек?.. «…А незнакомец ли?» Короткое неприятное удивление сменилось непонятным чувством дискомфорта. Далёкого, вроде бы забытого и ничем не угрожающего, но почему-то настигшего именно сейчас. В комнате совсем потемнело, в открытое окно ударил свежий порыв грозового ветра, спасительно остужающего всё ещё разгорячённую голову, а подоконник усеяла мелкая дробь начинающегося ливня. Хатаке, чуть погодя, отмотал запись назад и запустил отрывок снова. Взрослый мужчина с собранными в хвост волосами, в белой рубашке с закатанными рукавами отсчитывает купюры в чёрном бумажнике. Качество видео оставляло желать лучшего, но даже так было ясно, что это и близко не Обито. Ну если только за год студент не повзрослел лет на десять и не раскачался, нарастив шевелюру. Кассирша собирает покупки в пакет сама, бутылка молока попадает туда самой последней. Хатаке внимательно следил за манерой мужчины двигаться. Самоуверенной и ловкой. В нём много той самой харизмы, что есть в богатеньких придурках, которые… Мужчина явно показывает улыбчивой кассирше жестом, что ему не нужен чек, но она всё-таки кладёт его в пакет, пока он отвлекается, убирая бумажник в карман. «…Которые по осени цепляют девчонок в студгородке.» Улица озарилась молнией, и следом мощный раскат грома шарахнул так, что в окнах общежития задребезжали стёкла, а припаркованные поодаль машины разразились визгом сигнализаций. Беспокойный от грозы Паккун протяжно заскулил, заметался по комнате, стуча по полу коготками, то и дело подбегая и тычась в ноги оцепеневшего хозяина в поисках защиты. Хатаке и не шелохнулся, продолжая смотреть в экран широко распахнутыми глазами и пытаясь осмыслить увиденное. Мужчина уже давно ушёл из обзора камеры слежения, и за ним замелькали другие ничем не примечательные покупатели, которых Какаши уже не замечал. Этот странный дискомфорт… День накануне пропажи Обито ― переслащённый флэт уайт, уход назойливого Гая, нарушение едва воцарившегося уединения, слишком большие чаевые… Перед взглядом поплыли обрывочные, но яркие, как слайды диафильма, воспоминания. Какаши оставил слишком большие чаевые именно из-за чванливого извращенца, который интересовался его шрамом в студенческом кафетерии. Такого наглого типа, сломавшего систему и подсевшего знакомиться к парню, действительно сложно забыть или с кем-то перепутать. И вот он здесь — несомненно, он — покупает продукты, достойные королевского приёма, для того, чтобы оставить их в квартире полоумной старушки в ночи… Что за сюр?! В любой другой ситуации Хатаке не было бы дела до чужой геронтофилии, да только этот хмырь проник в квартиру к уже пару лет никуда не выходящей бабушке при помощи ключей, ещё и забрал его книгу, и копию паспорта Оби… —…то, — Какаши резко дёрнулся, потревожив едва затихшего пса ещё раз, и закрыл видео, начав открывать остальные записи по порядку, перематывая каждую на нужное время. Вдруг Обито был с ним?! И если так, то… «Обито что… купился на папика-гея, просто взяв и оставив прежнюю жизнь вместе с кредитом на ноутбук, незакрытой заправкой, больной родственницей, влюблённостью в Рин и даже документами?!» Бред… Это даже не смешно! Вот этот мужик подходит к магазину в гордом одиночестве, точно так же важно проходится по рядам отделов, придирчиво выбирая продукты… Выходит из магазина. Какаши открыл последнюю папку с записями видеонаблюдения парковки… Лишь с одного угла видно, как он лёгкой походкой следует за пределы паркинга с тяжёлым пакетом в руке, и больше — ничего. Был без машины? Вряд ли, такие пижоны скорее с голоду помрут, чем пойдут за продуктами на своих двоих. Но значит… Оставил её поодаль, чтобы не засветить номера?.. Хатаке вслух чертыхнулся под новый раскат грома, с досадой закусив ноготь большого пальца. Добывать видео со всех камер взад и вперёд по улице, а то и по дворам, без помощи Кагами ― просто нереально. Обращаться в полицию снова?.. «А что ещё ты можешь?» Ливень захлестнул окно, обрызгав крупными каплями внутренний подоконник и достав даже до предплечья Какаши, напряжённо сжимающего компьютерную мышь. Это слегка отрезвило. Он наконец поднялся, накрепко закрыв форточку, и взял на руки Паккуна, усевшись обратно за стол и примостив его у себя на коленях, успокаивающе поглаживая мопса по тёплой голове в бархатистую складочку. ― Ну что ты, друг… Я б на твоём месте лучше опасался таких, как этот тип на видео, а не грозы. Пёс пару раз возмущённо фыркнул и хрюкнул, затем ещё немного потоптался и спрятал морду между локтем и туловищем Хатаке, с облегчением выдохнув под лаской хозяйской руки. ― Хотя ― твоя правда ― если от всего прятать голову в песок, то риск столкнуться с опасностью стремительно сокращается. Хатаке свёл брови, задумавшись снова. «Столкнуться…» Если этот тип сталкивался и с ним, и, видимо, с Обито, а гения с оболтусом связывают разве что пол, возраст, не самый лучший финансовый статус и один университет, то… «…то сколько на самом деле здесь может быть тех, кто с ним сталкивался?» Да, Обито исчез с заправки, но что если он просто оказался самым слабым звеном, попавшимся на замануху, которая и произошла здесь, на территории университета? Что если это вообще какой-то непойманный подельник Данзо, продолжающий его дело и охотящийся за новыми лицами для… Хатаке невольно вспомнил журнал с полуобнажённым мальчишкой на обложке, который Шимура неумело прятал за газетой во время их первой встречи. Этот мужчина с записи… неужто он, сидя в кафе напротив Какаши, уже прикидывал, как тот будет смотреться на обложке подобного журнала или в каком-нибудь видео для чёрного рынка или ещё в чём-то вроде того? Хатаке зажмурил глаза и потёр переносицу, чувствуя, как следом за отвращением на него наваливается невыносимая усталость. Но не такая, как бывала обычно в последний год. Хатаке назвал бы её истинной, потому что чувство пяти пыльных мешков, лежащих на плечах, возникающее от одних только тяжких дум, давало усталость ложную: с изнуряющей мигренью, бессонницей и осознанием потраченного впустую времени. А сейчас, несмотря на всё наваливающиеся на него вопросы и тревожные выводы, он чувствовал лишь странную лёгкость в теле, шум в голове и желание спать. Кажется, его нейронные связи просто начали отказывать сознанию в такой психоэмоциональной нагрузке. И на сегодняшнюю ночь он готов им сдаться. Однако, один маленький штрих напоследок. Хатаке собрался с мыслями, ещё раз наскоро промотал самые подходящие записи, сделав несколько снимков экрана, затем размял пальцы и написал к полученным изображениям небольшой сопроводительный текст с просьбой о предоставлении любой информации об изображённом на них человеке. «Вот так.» Университетские чаты творят чудеса: отправишь сплетню в один ― а завтра об этом трещит весь студгородок. С такой же скоростью когда-то разлетелась и новость о насильственной смерти Обито, приправленная лживыми пикантными подробностями. Лето, конечно, не лучшее время для распространения информации среди студентов, но соцсети на то и соцсети, что в них все всегда рядом. Это должно сыграть ему на руку в собственном расследовании. Других средств у него, в любом случае, на сегодняшний день нет. «Чем чёрт не шутит… Посмотрим, что из этого выйдет.» Какаши выбрал в мессенджере несколько доступных ему чатов и нажал «Отправить», наконец расслабленно отвалившись на стуле и зевнув, а затем сам себе усмехнулся. Второй раз за день он подмечает, что то, что его обычно раздражало в людях, сегодня на его стороне, вопреки всякому здравому смыслу. Буря за окном затихала, однако, судя по прогнозу, дождь обещал продлиться ещё пару часов. Утром снова к бабушке. Завтрашний день покажет, на что он способен ещё. А сегодня студент точно сделал всё, что мог. Ах да, нужно только поставить тарелку в раковину и, самое главное, сменить пелёнку не погулявшему вечером Паккуну… «И ― спать.» Хатаке уже очень давно не засыпал настолько крепко и быстро.***
Время перевалило за полдень, а на улице вновь воцарилась жара, после ночной грозы превратив её в настоящую баню. Закончивший дела Хатаке сидел в сквере студгородка, облокотившись о спинку скамейки и обмахиваясь вытащенной из почтового ящика бабули рекламной брошюрой, спасшей его от верной погибели во время поездки в жарком автобусе, в понедельник больше напоминающем набитую потными клерками консервную банку. Палец второй руки быстро скользил по экрану мобильника, пролистывая мессенджер. Чаты пестрили новыми сообщениями, но по делу в них до сих пор молчали. Утренняя беседа с соседями старушки и завсегдатаями лавочек во дворе её дома тоже не принесла никаких плодов — вычурного незнакомца с пакетом дорогих продуктов там никто не видел. «Досадно.» На Какаши накатывала неприятная растерянность, с которой он не давал себе морального права мириться. Действуя в одиночку, он слишком ограничен в средствах, кроме того, не может ждать. Если отбросить всю эту детскую самодеятельность ― надо снова идти в полицию и добиваться реакции шефа Кагами, во что бы то ни стало. Но не отнимет ли это ещё больше времени вместе с доброй долей нервных клеток? Вероятнее всего, так и будет. Неясное чувство скреблось где-то в середине грудной клетки, порой ухая вниз и рассыпаясь по телу мурашками. Мандраж. Он настиг студента ещё вчера утром и лишь придал решительности, сведя на нет природную флегматичность и нелюдимость. Самым продуктивным образом выброшенный адреналин, позволяющий сворачивать горы после месяцев бездействия. Ещё не всё испробовано. Хатаке хочет действовать сам. Он сел поудобнее и осмотрелся, выслеживая взглядом прохожих. Редкие воркующие парочки неторопливо прогуливались вокруг сквера, вон ― к кому-то навстречу спешили радостные родители, кое-где слышались горластые возгласы развлекающихся компаний… Да, живущих летом в городке студентов становится в разы меньше, что уже третий год приятно радует Хатаке, но постоянные обитатели, вроде него самого, здесь всё-таки водились, не давая жилым корпусам и общественным пространствам полностью вымереть до осени. «К тому же, если мои предположения верны, то у таких, как мы, шанс встретиться с этим хмырём был самым высоким.» Значит, имеет смысл опросить ошивающихся по округе студентов и персонал университета… Идея не самая перспективная, но на данный момент это лучше, чем ничего. Не прогорит ― двери полицейского департамента для него всё ещё открыты. К тому же, это уймёт его деятельную тревогу. Ещё лучше, если даст ощутить чужую причастность к делу, неравнодушие к его беде, хотя бы мнимое. А если делать самые оптимистичные предположения ― даже принесёт полезные плоды. «Твои попытки избежать нового обращения в полицию просто смешны, хватит маяться дурью.» Хатаке резко поднялся с лавки, сбив с ног собственного внутреннего критика. Он непременно попробует и начнёт прямо сейчас. А если всё окажется напрасно, то просто позвонит Кагами, телефон которого предусмотрительно переписал вчера вечером с клейкого стикера в контакты. Позвонит, передаст видео и будет ждать. Снова ждать неизвестно сколько, неизвестно чего, сложа руки… Даже мысль об этом отвратительна до тошноты. «Поэтому, была не была.»***
― Приветствую, извините за беспокойство, могу я задать вам пару вопросов? За последние несколько часов эта фраза набила оскомину на языке. Вечернее солнце мерцало в витрине кафетерия, заливая светом полуоткрытую летом террасу с металлическими столиками. Красные волосы обернувшейся на вопрос девушки горели в золотых лучах алым пламенем, из-за чего их цвет становился настолько ярким, что от него почти резало глаза. ― Хм? Ну, валяй, ― брякнула она неприветливо и надвинула очки на переносицу, после чего смущённо смягчилась, признав в симпатичном незнакомце старшекурсника со своего факультета. Они пересекались пару раз, но никогда не заговаривали. Кажется, сама она не жила в общежитии, но, по-видимому, часто приходила сюда к друзьям, сидящим напротив. Хатаке вдруг вспомнил, как увидел её впервые в университетском коридоре перед занятиями ― она говорила с одногруппницей о звонившем с неизвестного номера телефонном извращенце. Как раз через день после исчезновения Обито, которого он тогда так ждал на первую пару. И тоже в понедельник. ― Никому из вас не знаком этот человек? Может быть, вы сталкивались с ним в городке или при каких-то других обстоятельствах? ― Хатаке передал девушке телефон с открытыми на экране снимками с камер слежения. Она приспустила очки к кончику носа и прищурилась, разглядывая мужчину на фото, но лишь помотала головой, передав телефон остальным, от которых следовала примерно та же реакция. ― А что, собственно, случилось? ― подал голос парень с высветленными до платинового оттенка волосами, потянувшись и поправив лямки ярко-фиолетовой майки. ― Возможно, кто-то из вас слышал и ещё помнит про дело о пропавшем студенте Обито… ― А, это не тот ли, которого убили и… ― пробасил крупный рыжий парень и сделал вульгарный жест руками, еле удерживаясь от хохота на пару со своим белобрысым товарищем. ― Джуго! Имей совесть! ― осадила его не менее рыжая девица, грубо ткнув локтем в плечо. Хатаке лишь мелко дёрнул бровью, стараясь не меняться в лице. Ну и манеры у этих четверых. ― В общем, появились новые детали, требующие проверки, ― расплывчато продолжил Какаши, начиная чувствовать себя неуютно в этой компании, ― И, вероятно, Обито жив, а этот мужчина, попавший позавчера на камеры наблюдения, имеет к его исчезновению прямое отношение. Я сам столкнулся с ним в этом кафетерии прошлой осенью, когда Обито и пропал. Потому ищу других свидетелей из числа студентов. Буду благодарен за любую информацию, её у меня явный дефицит. ― А почему этим занят ты, а не полицаи? ― подозрительно осведомился Джуго, закинув руки за голову и качнувшись на стуле. ― Полиция бездействует, по непонятной для меня причине. ― Ага… Понял. Ты типа его друг и играешь в детектива, да? А что, прикольно! ― хохотнул блондин, за что получил подзатыльник, только уже от покрасневшей со злости девушки в очках. Какаши равнодушно проигнорировал чужой выпад и перевёл взгляд на сидящего чуть в стороне паренька, которого сначала и не заметил. Тихий, тонкий и очень бледный, с тёмно-рыжими волосами по плечи, закрывающими половину лица ― он прятался от солнечных лучей и был точно тенью импульсивной красноволосой девушки ― совершенно неподходящий этой компании. Телефон достался ему в последнюю очередь, и он крепко сжимал его в длинных худых пальцах, неотрывно глядя в экран, и, кажется, даже не собирался отдавать вещь обратно. ― А ты? Что скажешь? ― уточнил у него Хатаке, подойдя ближе и протянув руку с намерением получить мобильник назад. ― Ах, извини моего брата, он не разговаривает. Ну, то есть, он умеет говорить, но пару лет назад почему-то прекратил это делать. Нагато, верни человеку телефон, а! ― суетливо начала оправдываться, а потом скомандовала девушка, но Нагато никак не отреагировал ни на жест, ни на слова. Тогда сестра сердито выхватила телефон из его рук сама и передала Какаши. ― Знаешь, он у нас вообще скрипач, ещё и с особенностями, короче, к этому месту не имеет никакого отношения, поэтому его спрашивать бесполезно. ― Карин, раз уж зашла речь, мне кажется, тебе не стоит водить Нагато с собой только потому, что врачи сказали помогать ему социализироваться, ― деловито добавила её рыжая подруга, поправив то и дело спадающую на глаза длинную прядь волос. ― Мне кажется, Суйгецу с Джуго оказывают на него дурной эффект. Если б он говорил, то наверняка уже послал бы этих идиотов куда подальше, и был бы прав! Хатаке дежурно улыбнулся и подтянул маску на нос под девичье хихиканье и огрызания парней, убирая телефон в карман шорт, и, вздохнув, последний раз оглядел словно впавшего в оцепенение Нагато, не обращающего внимание на разговоры о нём. Этот чудак всё ещё держал руки так, словно в них продолжал быть мобильник, сверля пустоту перед собой немигающими глазами. ― Что ж, спасибо, что уделили время. Хорошего вечера. ― Удачи, чел! ― задорно бросил в след уходящему Какаши Суйгецу, и явно был снова одёрнут Карин, на что обиженно заявил, что сейчас он серьёзно. В кафетерии удалось немного остыть под вентиляторами, но на улице ― ни ветерка. Теперь воздух казался Хатаке ещё более душным, чем обычно, настолько, что начинала кружиться голова, а неудовлетворённость результатами снова изнуряла. «Полный бесперспективняк.» Ступни в кожаных сланцах совсем запылились, ноги ныли после обхода двух районов, перенапряжённая множеством социальных взаимодействий голова гудела. Он прошерстил почти весь городок, и везде было глухо. Даже предполагаемого чувства участия окружающих не вышло достичь ― глупо было и надеяться. Большинство опрошенных безынтересно пожимали плечами, глядя на фотографии в телефоне, а кто-то наоборот дотошно интересовался происходящим, задавая бестактные вопросы. Интересно, люди шли бы на контакт вежливее и активнее, если бы он был в полицейской форме, как вчера? Наверняка. Сколько же власти над обществом дают фуражка с кокардой и пресловутый золотистый жетон. И даже так есть кто-то выше, некто с бо́льшим количеством звёздочек на погонах, способный заставить тебя сложить все законные полномочия. ― Прошу прощения… ― глухой мужской голос, больше похожий на донесённое ветром далёкое эхо, послышался за спиной уже отошедшего на пару десятков метров от кафетерия Хатаке. Он обернулся, словно выдернутый им из дурной дремоты. Тот самый чудаковатый парнишка с тёмно-рыжими волосами ― кажется, Нагато ― догнал его, и сейчас стоял и мялся, странно поджимая губы, будто что-то физически мешало ему произносить слова. «Стоп, так он всё-таки говорит?..» ― Этот человек, которого вы показывали… ― медленно и как-то излишне вдумчиво продолжил он, не поднимая на Какаши больших серых глаз. ― Очень нехороший человек. ― Что ты имеешь в виду? Ты его знаешь? ― Хатаке на секунду показалось, что это сон. Что чужое присутствие не развеяло его туманные раздумья, а наоборот, лишь явилось их иллюзорным порождением, выдающим желаемое за действительное, заставляющим мозг окончательно вскипеть от жары и усталости. Нагато лишь кивнул, нервно сминая и натягивая низ незаправленной белой футболки. Кажется, он был постарше окончивших первый курс ребят из остальной компании, но в его скованных жестах сквозила странная неуклюжая детскость, смешанная с нервозностью. Он был почти карикатурный, как какой-нибудь рассеянный персонаж из детских книжек, и при этом всём в нём проблёскивал болезненный надлом, вызывающий трепет. Он не совсем здоров, если не физически, то психически ― определённо. ― Он… сделал мне больно. ― Что?.. ― на последнем услышанном слове внутри Хатаке всё сжалось. Не то от накатившей жалости, не то из-за нарастающего ужаса от осознания правдивости своих самых страшных догадок. Если этот человек когда-то сделал больно Нагато, при том теперь как-то связан с Обито, то… ― Что он с тобой сделал? ― Нет, ― Нагато вдруг сжался, обхватив себя руками, и опустил голову ещё ниже, отступив на пару шагов назад, волосы совсем закрыли, казалось, ещё сильнее побелевшее лицо. Он словно ждал наказания за то, что вообще открыл рот, но после ступора продолжил почти шёпотом. ― Сказать не могу. ― …Ладно, ― Хатаке перевёл дух, растерянно потерев висок. Он быстро смекнул, что с Нагато нужно быть настолько деликатным, насколько это вообще возможно. Его внутренняя организация производила впечатление худо слепленной гипсовой статуэтки, которая может рассыпаться от любого неловкого движения. Один неудачно поставленный вопрос ― и это чудо рискует снова замолчать, лишив Какаши последнего шанса коснуться правды, как минимум, на сегодня. А если верить словам его сестры про два года молчания, то, вероятно, ещё очень надолго, если не навсегда. ― Ты ведь заговорил со мной потому, что тебе не всё равно, так?.. Я не заставляю тебя продолжать. Но твои слова могли бы спасти того, кому, может быть, тоже сейчас больно. ― Знаю, ― робко выдавил из себя Нагато, начав заламывать руки и жмуриться, и Хатаке вдруг понял: эта медлительность ― не излишняя вдумчивость. Это патологическое внутреннее напряжение. Борьба изначально повреждённой силы воли с закрывающейся от мира психикой. Стоя с ним здесь, посреди душной улицы в лучах августовского солнца, почти прозрачный, надломленный матушкой природой и злостно доломанный чьими-то злым умыслом, Нагато изо всех сил сражается с самим собой, как с обладателем невыносимой истины, которую он вынужден влачить в одиночестве. Истины, которая так необходима сейчас Какаши, ставшим невольным свидетелем чужого преодоления, искажённого, словно он наблюдает за ним через разбитое кривое зеркало. ― Знаю, где он живёт. У него большой красивый дом… ― Можешь дать мне адрес этого дома? ― Какаши снова выудил телефон, открыв заметки и приготовившись записывать. ― Адрес… Адрес дать не могу, ― опять замялся Нагато, и Какаши уже было отчаялся получить хоть какую-то конкретную информацию, неспособный больше мучить расспросами этого болезненного парнишку, как он витиевато продолжил, выдерживая паузы. ― Но я запомнил весь путь. На машине. Туда и в обратном порядке. ― И ты сможешь показать дорогу? Если поедем вместе? Напряжённая пауза и новый неуверенный кивок. Почти костлявой рукой Нагато достал из нагрудного кармана сложенную в два раза салфетку с логотипом кафетерия и передал Какаши. На ней ― мелко написанные ручкой номер телефона и имя: «Нагато Узумаки». «Ха-х, с фамилией?..» Почерк дрожал, а некоторые буквы и цифры были отзеркалены, словно выведенные учащимся писать ребёнком, хоть в целом это и не мешало пониманию. «Дисграфия, должно быть.» ― В любое время, ― тихо добавил Узумаки, и Хатаке лишь коротко успел поблагодарить его, как впереди по тротуару послышалось громкое «Нагато!» и быстро приближающийся стук каблуков. ― Нагато, чёрт возьми! Куда удрал, ничего не сказав?! Ты меня напугал! ― голосила бегущая к брату Карин, поправляя то и дело перекашивающиеся очки, и Нагато заторможено повернулся к ней навстречу. ― Прости, ― едва слышно проговорил он в ответ, когда сестра крепко схватила его за руку. Она ещё отчитывала его какое-то время, пока вдруг не издала ошеломлённый вскрик, словно её окатили ведром ледяной воды, и схватила брата ладонями за впалые щёки, прося повторить, что он только что сказал. Хатаке поспешил удалиться от чужой драмы, махнув Нагато рукой на прощание. Он всегда стремился избегать сильных эмоций, а сейчас ему по горло хватало своих собственных. Значит, теперь тип с видео обладает не только экстравагантной внешностью и вопиющей наглостью, но и солидным капиталом в виде, как минимум, «большого красивого дома», а ко всем этим качествам часто прилагается власть, достаточная для того, чтобы затыкать чужие рты. А в случае с Нагато ― если предположения Какаши верны ― так и полностью лишать дара речи. Может ли это значить, что Обито тоже лишён возможности говорить, как бы это ни было реализовано? Тогда пропажа книги, как и продукты для бабушки ― немая попытка заявить о себе?.. Хатаке помрачнел от этой осенившей его версии случившегося. Он ведь пропал именно накануне того дня, когда должен был вернуть Какаши книгу. Слишком умно для Обито, но если так… «…если так, то дело дрянь.» И спешить нужно пуще прежнего. Он последний раз обернулся на всё ещё находившихся на улице Узумаки. Карин, кажется, расплакалась, изо всех сил обнимая заговорившего с ней Нагато, а тот стоял, опустив руки, и продолжал смотреть Какаши в след, а его тонкие губы трогала теперь едва различимая улыбка. Их реальность ― в которой лично Хатаке чувствовал себя, как застывшая в холодном просроченном бульоне муха ― так внезапно начала меняться, преображаться, и это не могло не впечатлять. Всего пять минут назад незаметный миру савант вдруг стал центром внимания, а почти потерявший всякие надежды на собственное расследование Какаши обрёл в нём настоящую живую подмогу. Он зашёл за поворот, развернув оставленную Нагато салфетку, и на всякий случай перенёс его номер в телефон. Салфетка, флешка, стикер, чек… Простые маленькие вещи, такие же ничем не примечательные и болтающиеся в круговороте созданной чужими руками жизни, как он сам, и как становящиеся на его сторону люди. В одиночку почти бессильные, но в совокупности способные сдвинуть с мёртвой точки мрачный монолит накатанной действительности, о масштабах которого Хатаке оставалось лишь гадать. Но теперь появилась вполне конкретная новая забота ― у Какаши из личного транспорта был только велосипед, а теперь ещё и отсутствовали средства на аренду автомобиля, как и желание вовлекать в поездку с чувствительным Нагато третьих лиц. Но зато был иной вариант, который в любой другой ситуации он отнёс бы к разряду крайних случаев. «Но ведь сейчас именно такой случай?» От мысли об этом Хатаке хмыкнул и меланхолично прикрыл глаза, словно бы заранее утомившись от предстоящей встречи. Кто бы мог подумать, что он когда-либо обратится к этому человеку первым.***
Они договорились встретиться на большой парковке у жилого комплекса, находящегося недалеко от студгородка. Хатаке в ожидании сидел на низком железном ограждении, уже успевшем остыть после дневного пекла, в отличие от активно отдающего телу жар асфальта, и невольно вспоминал, как и почему получил права в прошлом году. Тогда, в мае, Гай долго призывал его пойти на вождение вместе, дразнясь, что сдаст экзамен быстрее Какаши, и, в конце концов, Хатаке согласился ― буквально от скуки — и получил корочку уже через пару месяцев, сдав экзамен с первого раза. Майто же с треском проваливал его раз пять, обзаведясь правами только к осени, от чего страшно негодовал. Должно быть, действительно обидно, когда твой соперник, не уважающий автотранспорт, просто сложил ненужную бумажку дома на полку, продолжив кататься по городу на велосипеде, а тебя нетерпеливо ждёт в гараже подаренный отцом пикап мечты, пока ты лажаешь из-за неумения парковаться. Во всяком случае, именно так о подарке отзывался сам Майто, хотя на деле им оказался подержанный белый форд семидесятых годов, невесть как умудрившийся остаться на ходу. Судя по всему, Гай продолжил усердно заботиться о ретро-автомобиле вслед за отцом, поэтому до сих пор радостно рассекал на нём, с самого начала грозясь забацать грандиозный тюнинг, который бесконечно откладывался из-за нехватки средств. С другого края парковки блеснули жёлтые фары. Хатаке сощурился, пытаясь против солнца разглядеть силуэт быстро приближающегося автомобиля, и уже через несколько секунд ему захотелось, чтоб это оказалось просто нелепым совпадением, чтобы этот пикап проехал мимо и больше никогда не попадался ему на глаза… Однако знакомые номера, редкость модели и факт того, что вряд ли кто-то ещё затормозит перед ним с опасным заносом под пронзительный визг тормозов, делали это желание неосуществимым. «Бог ты мой…» ― Эй, здорово, Какаши! — стекло с водительской стороны опустилось, и под громкое бацанье клубняка из салона высунулась счастливая физиономия Гая в солнечных очках с зеркальными линзами, в которых Хатаке увидел отражение своего разочарованного лица. ― Что, таки решился одолжить мою малышку, чтобы цеплять девчонок?! В своей новой форме она тебя не подведёт! ― …Да на ней только лежачие полицейские днищем цеплять… ― Какаши растерянно поднялся с ограды и присел на корточки рядом с авто, с тоской оглядывая почти вполовину теперь заниженный кузов. От белого в несчастном пикапе осталась только крыша: сам он стал вызывающе красным, некогда поржавевшая решётка радиатора сияла хромом, как и новенькие навороченные диски, а на сиденьях в салоне красовались рыжие тигровые чехлы. ― Ну как? ― Гай вальяжно вышел из машины, поправив расстёгнутый ворот пёстрой пляжной рубашки, оголяющей обгоревшую грудь, и подошёл к вяло поднявшемуся на ноги Хатаке, с чувством приобняв его за плечо. ― Я вдохнул в эту детку новую жизнь. Теперь зови её «Полуденной Тигрицей»! ― Просто находка для слежки, ― Какаши поспешил отстраниться от вечно нарушающего его чуткие границы Гая, неосознанно прикрыв ладонью лоб от нарастающего чувства стыда. Да уж, эта колымага такая же подходящая под его цели и незаметная, как её хозяин. Но не то чтобы у Какаши был выбор, да и пока не ясно, на какое время понадобится машина, а Гай ради Хатаке всегда готов был жертвовать лучшим. Хорошо хоть у этой «тигрицы» мотор не барахлил. ― А почему полуденной?.. — Да потому что она теперь сияет как само солнце, что за вопросы! — гордо продекламировал Гай, жестом приглашая Хатаке сесть на водительское место, а сам, подтянув белые льняные брюки, уселся на пассажирское сиденье, вдруг спохватившись.— Стоп, что?! Ты сказал «слежки»? — Ага… — Хатаке прокашлялся от стоящего в салоне амбре из крепкого одеколона Майто и нескольких освежителей-ёлочек, развешанных в разных местах, и прошёлся пальцами по устаревшей приборной панели и торпеде. — Как тут кондиционер включить? — Без кондиционера, извиняй. Деньжат, сам понимаешь, в обрез, и тут уж выбор был такой: либо диски с сабвуфером, либо кондей. И я решил не тратить юность на прохлаждение! — Гай расплылся в белоснежной улыбке, ткнув пальцем на кнопку включения магнитолы, и салон снова разразило вибрацией оглушающего баса, который едва успевший закрыть уши Какаши поспешил заглушить. — Здравый выбор… — Я знал, что ты меня поймёшь, дружище! Так за кем ты следить собрался? — Видел сообщения с кадрами с камер слежения в общих чатах? Какаши ощупал алый дерматиновый чехол на руле и со вздохом качнул пальцем висящую на зеркале фигурку пин-ап красотки, которая, кажется, была ещё старше самого авто. Пожалуй, перед тем, как сажать сюда Нагато, он снимет всю эту нелепицу и спрячет куда-нибудь в кузов, чтобы не травмировать окружающих чужим дурным вкусом. — Э-э… с трудом чего-то такое припоминаю. А! С патлатым мужиком, что ли? — Ага. Пока без подробностей, но этот мутный тип был в квартире бабушки и с очень высокой долей вероятности связан с пропажей Обито. Мои догадки о том, что он жив и где-то удерживается насильно, с каждым днём становятся всё правдоподобнее. У меня появился шанс узнать где именно, и для этого мне нужна машина, так что… — Хатаке перевёл на Гая страдальческий взгляд и улыбнулся с вымученной благодарностью. — Ты меня выручил, можно сказать. — Не могу отказать в помощи своему сопернику! — с удовольствием отметил Гай, наконец выйдя из машины и просунув в открытое окно руку с задранным вверх большим пальцем, а затем вдруг поднял очки и удивлённо уставился на снявшего машину с ручника Какаши. — П-по-постой, ты что, хочешь сказать, что собрался встретиться один на один с каким-то бандитом?! — Пока не знаю. Возможно. — Ха! А менты на кой чёрт существуют? Хатаке, где ты потерял своё хвалёное благоразумие?! — На благоразумие у меня не осталось времени. — Ах… — Гай вдруг прижал ладонь к груди и опустил голову, второй рукой опершись о раму двери и делая глубокий вдох. Собирающийся наконец тронуться Хатаке уже было встрепенулся и хотел поинтересоваться, хорошо ли тот себя чувствует, как Майто внезапно разогнулся и выпалил, что есть духу. — Вот что я называю настоящей силой юности!!! Хатаке замер с недоумевающим выражением лица и нервно повёл уголком губы под маской, заметив, как на них обернулись немногочисленные присутствующие на парковке люди. — А… Ага. Ну, я поеду, с твоего позволения? — Только умоляю, Какаши, я доверяю твоей осторожности, но не втягивай мою красотку в криминал, — Гай поджал губы и с нежностью погладил свою машину по капоту, бросив на Какаши слезливый взгляд. — А как же сила юности? — спокойно усмехнулся в ответ Какаши, выжимая сцепление. — …А ты прав, чертила, — чуть подумав, с чувством махнул рукой Майто, давая добро наконец-то тронувшемуся с места Хатаке, и, утерев выступившую скупую слезу, проорал вслед. — Порви их всех!!!***
«Без пятнадцати час.» В ясном ночном небе висела почти полная луна, слабо освещая видный в отдалении участок за необычно высоким для этого места забором. В большом красивом доме горел свет. В динамиках старого пикапа с потушенными фарами, прячущегося за густым кустарником на краю еловой рощи, приглушённо стучал ритмичный лефтфилд, не давая заснуть. Хатаке светил тусклым фонариком на лежащие на коленях бумаги и ещё раз сверялся с напечатанным на них планом дома, пытаясь прикинуть, в каких именно комнатах, судя по свету, сейчас находятся жильцы. Сам план ему удалось добыть из архива объявлений пятилетней давности, стянутого окольными путями с сайта по строительству и продаже недвижимости. Два просторных этажа, гараж и выходящий в сад окошками на уровне земли подвал. Первый этаж ни с какой стороны дома нельзя было увидеть, не говоря уже о подвале, зато на втором, с задней стороны, отлично просматривались окна спальни. Как раз из того удачного места, где легко было спрятать машину. Бинокль из комиссионки на редкость паршивый — регулятор резкости едва справлялся со своей функцией — но, даже не видя деталей, в нечётком пятне Какаши узнавал человека с длинными чёрными волосами из записей с камер. Однако, он обитает тут не один. Обнаружить это было непросто, но жильцов в доме, похоже, двое. Во всяком случае Хатаке, проведший почти неделю в слежке, не замечал присутствия других. Около восьми утра и семи вечера по будням со стороны участка слышался звук открывающихся ворот и рычание мотора — видимо, хозяин дома отлучался по работе и возвращался обратно. Какаши каждый раз пытался подобраться поближе, чтобы разглядеть номера на дорогой машине, но так и не смог найти достаточно безопасное для этой манипуляции положение, зато подметил, что, кажется, водитель в салоне находится один. В субботу и воскресенье пределы участка и вовсе никто не покидал. Нагато привёл Какаши в это место, указав путь с феноменальной точностью. Необыкновенный разум саванта не мог совладать с понятными большинству простых людей вещами, но то, что другие не сочли бы важным, он выхватывал и запоминал в совершенстве. Травма тоже сделала своё дело. Нагато комментировал дорогу во всех мелочах, вплоть до цвета домов на поворотах и баннеров на обочинах, на части из которых давно сменили рекламу. Он хорошо помнил и положение заправки Данзо, что была по пути. От Кагами же не было никаких сообщений. «Ожидаемо.» В окне лестничного коридора, занавешенном рулонными жалюзи, мелькнула тень, и свет приглушили. Это окно, помимо спальни, стало для Хатаке главным кинотеатром. Театром теней, если быть точнее. Главным, потому как именно благодаря ему он обнаружил присутствие второго жильца, порой проходящего мимо, всегда следом за хозяйской тенью, что была чуть пониже. В спальне же он ни разу не появлялся, как и не перемещался по дому один. «В нескольких десятках метров, но недосягаемый.» Хоть и, в отличие от окон спальни, окно на лестнице было занавешено всегда — ткань жалюзи была светлая, а светильник располагался под играющим на руку Хатаке углом, позволяющим хорошо различать как сами тени, так и особенности их движений. Какаши увидел достаточно странных, подозрительных взаимодействий двух силуэтов и вечно натянутую между ними… Что это было? Верёвка, поводок? «Цепь, судя по тяжести её провисания.» У него почти не осталось сомнений. Хатаке сложил бумаги пополам, сунув их в бардачок. Переключил трек на магнитоле, достав из кармана телефон и зайдя в заметку под заголовком «Рин». Здесь — сообщение для отправки ей утром. Нужно добавить пару строк. Из головы не шёл их последний разговор. Её отчаянные карие глаза и просьбы не творить глупостей. Но она понимала, что уже не сможет его остановить. Рин вообще, как и всегда, слишком хорошо его понимала. «…Спасибо за всю твою неоценимую помощь и поддержку. Прости, что заставил столько переживать. Если со мной что-то случится, определи бабушку в пансионат вместо меня. Л…» Он стёр набранную букву, так и не написав последнее слово. Сохранено. В следующей открытой заметке — выученный за эти дни список необходимых вещей, в основном одолженных или взятых на прокат то тут, то там. Галочки напротив каждого пункта. Сейчас всё это ждало своего часа под тентом в кузове рядом с вытащенными из салона побрякушками Гая. Кажется, теперь всё готово. «Ты без спроса пришёл в наши жизни, теперь я так же приду в твою.» В большом красивом доме погас свет. Хатаке выключил музыку, откинувшись на сидении и укрывшись серой толстовкой. Поставил будильник на пять утра. Пораньше, на всякий случай. Теперь у него всего несколько часов, чтобы попытаться выспаться перед, пожалуй, самым ответственным ходом в его жизни, если утром понедельника хозяин дома покинет его по расписанию. Лесная тишина с редкими, едва различимыми шорохами, издаваемыми ночной живностью, окутала старый пикап. Сердце выстукивало нервный ритм в густой темноте, словно ведя обратный отсчёт. «А тем, кто ложится спать — спокойного сна.» Спокойная ночь.