Bring Down the Sky

Марта набралась смелость сказать ей о закрытии лишь к концу месяца. Они отработали смену в Хэллоуин. Видимо, посетители официально узнали о закрытии кафе раньше Владимиры — народу было много и сегодня, как никогда, нахваливались шоколадные пироги в безе и тыквенные кексы. Подумать только, пару дней назад она ещё размышляла о том, какие узоры будут на их пирогах к Рождеству. Но уже завтра всю кухонную технику приедут демонтировать, а к рождеству здесь откроется очередная пиццерия Альянса. Прощание ощущалось в каждом слове и вздохе; белое и холодное сияние никогда не будет столь уютно, как частная кухонька Маккензи. Закрытие отсрочили на три часа и когда всё же посетители, выразившие последнюю благодарность старикам, покинули кафе, Владимира была вынуждена очень спешно перестукивать каблуками, чтобы успеть на последний монрельс до ближайшей к дому станции. На автобус она, увы, уже не успеет. — Подвезти, малыш? Оступившись от неожиданности, девушка вздрогнула: нога, затянутая в коричневый сапожок, провалилась в лужу. Обернувшись, Владимира приветливо кивнула девушке, опирающейся на начищенный автомобиль старенькой модели. — Привет, Куинн. Не ожидала тебя увидеть здесь. Тряхнув иссиня-чёрными волосами, девушка широко улыбнулась. — Надеялась урвать пирожок от Маккензи. Не успела. Ожидаемо, конечно. Садись, подвезу. — Станция довольно близко. — Близко. И даже дождь не идёт. Но ты весьма очаровательна и хрупка, дабы привлечь ненужное внимание. Садись, я тебя не съем. Сдавшись — Владимира признавала сокрушительное обаяние старшей Рипер и, порой, принимала её покровительственные замашки, — шатенка села в прогретый салон, ощутив, как под их весом просели шины. — Почему ты предпочитаешь… это, а не аэрокары? Поморщившись, прежде чем двинуться с места, Куинн завязала волосы в хвост, обнажая острые скулы. — Не люблю летать. Но, да, у наземного транспорта есть и свои недостатки. Будто бы сглазив, буквально через пару улиц перед ними встали машины полиции и скорой помощи, приехавшие на место аварии. Тоскливо посмотрев на панель, отсчитывающую последние минуты до отправления монрельса, Владимира судорожно начала прикидывать возможности ночлега в городе. — Переночуешь у нас. Не услышь это, Владимира не поверила бы, что голос всегда дерзкой Куинн может звучать так грустно и виновато. Выкрутив руль, брюнетка выехала на параллельную улицу, ведущую к городской квартире. — Может, сообщишь родителям? — Куинн, у вас праздник сегодня, насколько я помню. Не хотелось бы вас беспокоить. — Ты приглашена, забыла? Вздохнув, Владимира активировала электронный браслет и на всплывшей виртуальной панели набрала сообщение. Конечно, можно было бы потратиться на такси. Но для неё это было дороговато. Оставалось надеяться, что вечеринка будет шумной, многолюдной и продлится до утра, как нередко говорили про праздники семьи Рипер. И что она тихо отсидится в уголке в условной безопасности и вернётся с первым же автобусом домой. Пусть и на пару часов. Она уже тосковала. Их дом был сокрыт в лесистом пригороде Ванкувера. С веранды созерцался красочный закат, а из окна спальни Владимиры виднелся торжественный рассвет и слышалось тихое и убаюкивающее журчание небольшой речки, около которой каждые выходные семья устраивала барбекю. Если что ей и нравилось в этой жизни, так именно эта иллюзорная обычная и безопасная жизнь. Подозрительно взвизгнув, автомобиль остановился у высотного дома, сияющего холодной яркостью окон, подчёркнутой сияющими неоновыми вывесками рядом расположившихся магазинов и баров. — Восемнадцатый этаж. Иди на музыку — не ошибёшься. Я загоню машину и присоединюсь. Выйдя из машины, Владимира, дождавшись, пока Куинн отъедет подальше, неспешно пошла к дому. В первую минуту она честно думала воспользоваться заминкой и сбежать, вызвать такси. Но она всё же очень любопытна. Правда ли всё то, что говорят о жилище и праздниках золотых девочек? Дверь в квартиру была преступно-доверительно открыта. Целая толпа народу сновала под грохот оглушительных басов из комнаты в комнату. Улыбчивый Дерек, бросивший ей приветствие, стянул с неё вельветовый жакет и куда-то тут же исчез. И появился вновь, с бокалом, наполненным чем-то вязким и искрящимся со сладким черничным ароматом. Улыбка блондинчика, как и всегда, была доброй. С лёгкой примесью вины. — Прости меня. Всунув в руки Владимиры бокал, Дерек вновь исчез в толпе. Пригубив сладкое вино, Владимира отправилась искать тихий уголок, дабы отдохнуть. Всё же рабочая смена вышла печальной и тяжёлой. Квартира сестричек считалась раем разгульной жизни. Большие и роскошные комнаты, пригодные для увеселений и разврата, обрастали легендами, рассказанными студентами, совершающими в тех стенах обильные возлияния, и приукрашенные теми, кто никогда там не был. В квартире сестричек она была в первый раз. И её потрясало наличие множества комнат словно созданных для развлечений. И пока её знакомцы предавались увеселению, Владимира изучала квартиру в поисках признаков обычной жизни. Впрочем, нашлось немного: пару небольших пустующих комнат, прачечную и уютную лоджию. И лишь одну спальню. В голове проскользнула почему-то испугавшая её мысль — городские оторвы здесь не живут. В итоге Владимира устроилась в библиотеке — узкой, но светлой комнате, с огромным окном, чьи стены были закрыты широкими стеллажами со стеклянными дверьми. Книги в этом доме были настоящими, из бумаги, и попахивали пылью. Устроившись в кресле, Владимира углубилась в чтение «Космического апокалипсиса», которую, пользуясь случаем, наконец-то взяла в руки, хотя и начинала желать принять горизонтальное положение и, наконец-то, отдохнуть. Признаться, прочла она не больше пятнадцати страниц, прежде чем действительно начала клевать носом. Взбодрило её то, что книга оказалась внезапно вырванной из её рук. Перегнувшись через стол, над ней зависла Галийя, недовольно рассматривая её простое шерстяное платье в теракотово-коричневую клетку. Да, весь вид Владимиры кричал о том, что праздновать она сегодня не собиралась. Да и подобных нарядов, как у блондинистой стервы, у неё не было. О натуральном шёлке она никогда и не мечтала. — Спишь, да? Раздражённо дернув плечами от вида сведённой в напряжении челюсти от подавляемого зевка, Галийя, дернув знакомку за локоть, подняла её с места. — Пойдём, уложу тебя. Не желая сопротивляться, Владимира пошла за бойкой хозяйкой дома, лелея мысль о мягкой постели, комнату с которой они прошли. Галийя ввела Владимиру в застеклённую лоджию, если так можно было сказать про просторную комнату с зимним садом и большими мягкими плетенными креслами, где можно очень уютно свернуться калачиком. Счастливо вздохнув, когда её щека коснулась гладкой ткани широкого кресла, Владимира притянула колени к животу, сворачиваясь, даже не обратив внимания на скрежет дерева об пол. Второе кресло было придвинуто к ней вплотную и тёплое дыхание коснулось её щеки. Не став открывать глаза, Владимира, как ей показалось, благодарно улыбнулась знакомой. Однако та, судя по всему, не собиралась оставлять гостью в покое. Каштановые локоны были убраны с лица, а тонкие нежные пальцы мягко огладили скулу. — Я ведь тебе не нравлюсь, да? Не вызываю восхищения и трепета? Влади, да, слышала укоризненные речи Галийи, но предпочла притвориться спящей. Более того, до прихода сна она отсчитывала секунды. И, вероятно, это произошло гораздо быстрее, чем ожидала девушка, ибо происходящее далее ей было невозможно объяснить. — Я, да, привык к этому. Только ты способна так разъярить меня. Быть может, ты такая, неполноценная, моё личное проклятие. И мы теперь обречены друг другу портить жизнь. Я ведь некогда обещал тебе, что если я не буду счастлив, то не позволю этого и тебе. Какой-то бред, льющийся из уст Галийи, смешался в неясную звуковую какофонию в спящем сознании. Кажется, её губ коснулись чужие горячие губы. Чётко она ощущала только запах пряностей и масел, перед тем, как окончательно провалиться в необыкновенные сны. Влидимира видела ослепительное рождение сверхновой в чёрной глубине космоса. Черноту и пустоту пересекал, заполняя все вокруг себя, холодный голубой свет, к которому тянулись пылинки из самых отдалённых уголков темноты, закручивающиеся в спираль по повелению сокрушительной мощи нового рождения. За этим действительно было необычно наблюдать. За хаосом, постепенно проявляющим упорядоченность и обретающим красоту. Ледяные искры сверкали многоцветьем на свету. И когда она испытала что-то подобное восхищению, Владимира проснулась. Галийя, так по-человечески раскрыв рот, спала рядом, источая не самую приятную смесь ароматов из пряностей и вина. А в чистых солнечных лучах она казалась такой земной, что Владимира всеми силами старалась сохранить этот образ в своей памяти, чтобы уже в другой раз сравнить мысленно смертную Галийю и солнцеподобную всеми вожделенную красавицу. После этого необычного открытия Владимира с привычной ей лёгкостью встретила утро и покинула чужой дом, где никогда бы не появилась, не пожелай того сама судьба. И, быть может, Владимира больше бы никогда не вспомнила о том неожиданном и странном финте судьбы, если бы, по прошествии пары месяцев, в кафе у одной из многочисленных мелкий киностудий, где снимались агитационные ролики, она не подавала завтрак её директору. Игрейну она знала несколько лет. Так называемое заочное знакомство. Златокудрая красавица была известна своей приверженностью клану, и Галийе в особенности. В остальном, пожалуй, её известность ограничивалась дороговизной её безвкусных нарядов. И презрением к тем, кто не желал принижаться перед кланом. И теперь стервозная красавица, что крайне редко, на самом деле, приходит в это кафе не по её уровню, внимательно рассматривала блинчики в сливках и с ягодами, словно туда могли всунуть анти-агитационный флажок монополии Риперов. Так и не найдя того, к чему можно придраться, женщина отодвинула блюдечко и прямо взглянула на Владимиру, окидывая оценивающим взглядом тонкую фигуру в игривом кукольном платье, но всё же не марких тонов. По центральной части — и узкий топ, и пышная короткая юбка, где форма пачкается больше всего, — оно было чёрным, но боковые вставки были серыми и украшены набивным рисунком из небольших нежно-розовых хризантем. Рукава и воротничок традиционно белого цвета. И всё же Игрейна нашла к чему придраться. — На этой работе платят больше, я полагаю? Ты начала поправляться. Владимира могла лишь растянуть губы в мягкой улыбке. Во-первых, она была на работе. Во-вторых, ей действительно было не обидно. Что она могла сказать? Да, владелец разрешал лакомиться на работе, в пределах разумного конечно. И здесь было превосходное мороженое. Но последние несколько дней у Влади не было аппетита. И весы показывали пару сброшенных фунтов. — В нашем кафе превосходное мороженое, мадемуазель. Желаете полакомиться? Неожиданно Игрейна сделалась более раздражительной, чем была всегда. И Владимира чётко ощутила, что предметом дурного настроения была именно она. Блондинка несколько раз открывала и закрывала рот, словно намереваясь ей что-то сказать, как можно эффектнее преподнести свою колкость. Но всё же с собой она не справилась, а лишь бросила деньги на стол. — Ты залетела, дура, и даже этого не заметила. Забрав оплату и нетронутый заказ, Владимира вернула блюдо на кухню, откуда объедки после закрытия передадут в оду из ночлежек города, а деньги внесла в кассу, после чего прошла в уборную, с несвойственным ей самокопанием раздумывая о словах Игрейны. Пропустив возраст повышенного желания, Владимира и по сей день не обзавелась отношениями, ибо, юлить нечего, человек она не очень. По это причине её последний секс был с коллегой и прямо в мозг. Обычный рабочий конфликт. И очевидных поводов для подозрений не было. Кроме чуть округлившейся, но всё ещё так же небольшой, груди. И, чёрт возьми, отсутствующих менструаций последние месяца два. А ведь как раз в это время состоялась злополучная рождественская вечеринка у Риперов. Но ведь она должна была почувствовать хоть что-то! Отпросившись у начальства, дабы развеять подозрения, так умело заложенные белобрысой сучкой, Владимира поспешила к человеку, которому могла доверять абсолютно. Больница, где работала её мать, находилась всего лишь в паре кварталов. — Владимира, Фридгерд сейчас на обеде. Обернувшись на звучание знакомого голоса, Владимира едва ли не врезалась в налетевшего на неё Дерека, который дружелюбно похлопывал её по плечу. — Можно обождать в ординаторской. Пойдём, у меня есть травяной настой. Решив не портить отношения с коллегой родной матери — да и её дело и без того не требует сиюминутного решения, — Влади позволила затащить себя в чистую ординаторскую. Правда, к запаху разливаемой настойки лучше не принюхиваться. От неё пахло смесью черники и чернил. Цвет и консистенция были соответствующими. — Держи. Витаминная настойка. Все необходимое организму, истощённому зимой. Садись на кушетку. Приняв из подрагивающих рук разнервничавшегося знакомца стаканчик, девушка, задержав дыхание, опрокинула в себя неприятную жижу, с удивлением обнаружив, что на вкус она не так дурна, как выглядит. Подняв глаза на заметно погрустневшего приятеля, который поигрывал настоем в стаканчике, Влади мягко коснулась его руки. — Интересный вкус. Спасибо. — Мне в своё время так и не довелось его испить и пройти это испытание. Так что, прости, но я не знаю как это будет. Не глядя на девушку, Дерек взглянул на часы долгим взглядом, его бледные губы шевелились, что-то подсчитывая, после чего он виновато посмотрел на неё, сказав одними лишь губами, которые перед глазами Владимиры поплыли, словно в тумане. — Прости. Мы надеемся, что ты справишься.