Bring Down the Sky

Дарриэль не умолкал всю дорогу, и Владимира уже жалела, что рассказала ему о беседе с преподобной Лианой. Но было трудно не признать здравость его суждений. Юноша с негодованием рассуждал о неправильных правилах служения человеческому богу. В служение надо уходить по убеждениям, а не от отчаяния или от голода, ища себе выгоды. Вообще, слово «выгода» часто мелькала в его речи. И только когда на горизонте показались хребты Обсидианового Дракона, эльфийский принц не вытерпел: — Тебе не кажется, что Лиана надеется, что твой дядюшка вдруг — на почве своей неспособности вести войну — вернёт принадлежащее тебе по праву и что ты будешь ну очень благодарна Церкви в её лице? Владимира поспешила абстрагироваться от слов друга. Всё её детство ей доносили, что Церковь непогрешима. Чиста, как белые пики гор, что видятся ей на горизонте. Мягкий голос сестры звучал в её голове. Этой легендой послушников нередко баюкали в самом раннем детстве. На заре времён, когда человечество было юно, как младенец в колыбели, миром правили драконы. И не было на той земле никого древнее и величественнее их великого короля, рождённого из огня. Даже сыновья его не могли сравниться с ним ни силой, ни мудростью, и даже враги почитали его как достойнейшего среди их рода. Шли столетия. Обсидиановый король, упившись властью, захмелел. Ему стало мало нашего мира. Но, увы, он не знал другого, чтобы обрадовать его уставший взор. И вот однажды, проснувшись после долгой ночи, он узрел пристанище, достойное короля, манящие сиянием золота и теплом. Горделивый король взмыл ввысь, чтобы завладеть золотой землёй. Он летел всё выше и выше, ближе к манящей цели, но чем ближе он подлетал, тем темнее и холоднее становилось ему. В тёмной выси силы покинули его и король рухнул на землю, распространяя вокруг холод от своего павшего тела. Прошли тысячелетия. Плоть его истлела, но кости дракона прочнее любого металла. Сейчас останки гордеца лежат на самом востоке Серебряных Земель и зовутся горами. Вечно холодные, они оживают, когда в небе появляется сияние Золотой звезды, как память о прекрасной мечте. Владимира соврала бы самой себе, если бы глубоко в своей душе не признавала правоту друга, с которой для себя она смирилась уже на въезде в столицу. Находясь в объятиях Дракона, столица приравнивала своё рождение к величию павшего короля. Лареллу называли сердцем дракона, таким образом восхваляя величие города. Его прочные, но изящные стены. Богатые дворцы, роскошные храмы. Даже «весёлый квартал» манил своей яркостью. Город благородных рыцарей и прекрасных дам с самым великим королём на престоле. Это сердце Серебряной Империи. Сердце, поражённое гнилью. Поднявшись во дворец, Владимира неожиданно почувствовала отголосок далёкой тоски и бессильной ярости. Будучи полноправной хозяйкой как Империи, так и всего дворца, была она в нём от силы несколько раз в жизни. Если считать и собственное рождение. Ведя в монастыре и в армии аскетический образ жизни, её ничуть не восхищало показное богатство некоторых залов. Залы эпохи Великих королей, к её удивлению, не отличались вычурностью. Богато, но сдержано. Но во многих уже узнавалась рука Моддана, и тех немногих равных ему. Точно поднявшиеся бедняки, они забивали всё убранство золотом, словно боясь лишиться его в один миг. Жилые комнаты дворца обладали тем же шиком, что и все остальные, лишь с некоторой разницей. Убранство заказывалось самими обитателями комнаты. Сохранились уютные ванные комнаты, приятная обеденная. Гостевые спальни. Выделенная Владимире комната. Остались покои её родителей. В конце коридора была спальня короля, помпезно украшенная, но всё же похожая на опочивальню. А по соседству со спальней Владимиры была спальня Лейва, больше похожая на комнату в любом из борделей в «Весёлом квартале». Впрочем, для того она чаще всего и использовалась. Никем не встреченная, Владимира беспрепятственно прошла в свои покои, скинув дорожные вещи, дабы омыться с пути. Уже в ванной её застало звучание девичьего голоса: — Ваша милость, его величество желает видеть вас на обеде и представить гостям. Будьте готовы к назначенному часу. Прикинув по расположению лун время, Влади дала себе ещё пять минут на более тщательное омовение — за оставшееся время её лёгкие длинные волосы успеют обсохнуть, а она найдёт хоть что-нибудь достойное приёма гостей в своём устаревшем гардеробе. Но на выходе из ванной девушка обнаружила, что неизвестная ей служанка не покинула покои, а ожидала её с приготовленной одеждой, и даже порывалась помочь одеться. Гардероб приличной благородной дамы был куда как легче одеяния послушницы и даже не снаряжённого рыцаря. Укороченные до середины бедра подштанники из лёгкой льняной ткани не согрели бы в ветреных горах, а приличествующий её статусу корсет не позволил бы свободно перемещаться по многочисленным лестницам; шёлковые чулочки с кружевными лентами, что завязывались под коленом, не ощущались вообще. Когда по тонкому телу скользнула ткань нижнего платья, до обычно чуткого слуха Владимиры донёсся звон мечей и грозные рыки, свойственные бойцам, сражающимся долго и утомительно. Воспользовавшись заминкой госпожи, служанка, вооружившись щёткой, взялась за волосы девы, и, как признала Владимира, делала работу весьма умело и совершенно ей не мешала. В вымощенном камне дворе, в окружении верных товарищей, тренировался её сиятельный кузен. Лейв слыл умелым воином, неустанно оттачивающим своё ремесло. Сейчас он опять же тренировался. Его друзья нападали на него с оружием, он же был безоружен. Опытный глаз его кузины всего за пару его движений просчитал все изъяны этой тренировки. Не столько самого Лейва, сколько его товарищей. Да даже сейчас перед ним стоит хорошо сложенный юноша, и делает то же, что и остальные, хотя очень умело держит меч. Делает очень широкие замахи, далеко уводя клинок, например, за голову. Движется медленнее, чем в обычном в бою. Рубит по самой предсказуемой траектории. Не наносит уколов. Никогда не наносит удары серией. Медленный широкий взмах с ударом по предсказуемой траектории — это так называемый акцентированный удар. Он применяется в тренировочных баталиях, чтобы точно было понятно, что удар был. Но в реальном, настоящем бою меч мелькает с сумасшедшей скоростью, а широких-то взмахов им как раз и не делают. Опытный фехтовальщик действует короткими секуще-рубящими движениями — они очень лаконичны и очень быстры. И да, удары идут серией — увернёшься от одного, как нередко, хвастая ловкостью, делает Лейв, так подставишься под следующий. И опытный мечник никогда не подпустит вас так близко, чтобы вы могли схватить его за руку. Если только вы уже не находитесь рядом, например, разговаривая… Но это уже совсем иная ситуация. Обучаясь у опытных воинов церкви, Владимира, да, интересовалась боем без оружия против меча. Но здесь всё элементарно. Если бы меч не давал решающего преимущества перед безоружным, его просто никто не стал бы использовать. Это ж сколько мороки — отковать, приделать рукоять, собрать ножны… И вся эта морока денег стоит! Приёмы, позволяющие оказать сопротивление воину с холодным оружием голыми руками, безусловно, существуют. Только вот в чём интерес? Все без исключения тактические пособия описывали борьбу с голыми руками против кинжала, а не меча. Владимира допускала, что ищет и готовит в своей голове хоть какую-то тему для диалога с кузеном, с которым они никогда не были близки. И пусть она значительно его младше, но реального опыта у неё больше. Легче всего увернуться от самого простого, вертикального удара, который направлен через центр лба до паха. Шаг в сторону, разворот корпуса — и вы спасены. Это называется уход в диагональ. Но это в теории. Проблема в том, что, во-первых, на практике никто не успеет догадаться, как именно пойдёт удар. Если боец стоит в классической «Железной двери» — меч выставлен вперёд, руки чуть согнуты, то начинается его удар с того, что он вскидывает меч. Это — сотые доли секунды. А дальше он может вас рубануть сверху, справа или слева по диагонали, справа или слева сбоку. В тот момент, когда удар уже начался, понять, как он пойдёт, и успеть среагировать соответствующим образом очень тяжело. Чтобы уйти в сторону, придётся сделать целых два шага левой и правой ногой плюс развернуть корпус. А сопернику — просто опустить меч. Его действие — быстрее. Кроме того, уйти таким манером от диагонального удара не получится вообще. Хоть по касательной, но зацепит. Именно поэтому в мечевом бою уход в диагональ обязательно сплетается с защитой мечом. У тебя есть единственный шанс, если противник вскинул меч над головой. Вот тогда вероятнее всего, что удар будет вертикальный. Но именно этот удар в рубящем фехтовании обычно ставится наиболее качественно. Он будет адски сильный и адски быстрый. Храмовники поэтому и считали, что лучшее средство спасения от мечника, если у вас нет оружия — это отскочить назад и убежать. Если схватки не избежать — единственный шанс — быстро-быстро кинуться на него и перевести схватку в партерную борьбу. На этом принципе большинство техник борьбы голыми руками против меча и строится, на проникновении в «мёртвую зону» для клинка. Но практически всегда это — приёмы отчаяния. Если оппонент успеет просто выставить вперед оружие, то быть вам в роли бабочки на булавке. Оторвавшись от созерцания тренировки, Владимира приняла помощь девушки, позволив себя одеть в выбранное ей платье. Только когда мягкая ткань облекла её тело, девушка с немалым смущением узнала платье матери, севшее на ней как влитое — лишь пришлось подтянуть шнуровку на спине, чтобы платье точно легло по фигуре. Фридгерд была щедро одарена природой. Длинное, чуть свободноватое платье белого цвета сшивалось с серой тканью с белыми узорами. Широкая полоса шла от расшитого стеклянными бусинами квадратного ворота до самого подола. Серыми были широкие от локтя рукава и капюшон, который оставался откинутым, ибо служанка водрузила на чистые белоснежные волосы венок из белых и голубых фиалок. Лояльность, верность и скромность. Странный выбор. Решив про себя, что рано или поздно все тайны неоднозначного атрибута станут известны, Владимира покинула свои покои. Путь из «высоких» покоев проходил через зал предков. Портреты предыдущих правителей империи, грозно и величественно глядевших на слабых потомках, никогда не нравились Владимире. Но сегодня она замедлила шаг, разглядывая портреты Моддана и Лейва на почётных местах. Будь она пугливой девицей, то непременно испугалась бы точности дядюшкиного портрета. Высокий и тонкий, всегда облаченный в чёрное. Из украшений лишь золотая цепь на шее. Бледное лицо было грустным, мрачным и неулыбчивым. Белёсые волосы его аккуратно лежали под тонкой золотой короной. Владимира не знала никого, кто мог даже предполагать, кто мать Лейва. Но она исторгла сына, одновременно восхитительно непохожего на отца и всё же ужасающе на него похожего. Портрет высокого и жилистого юноши абсолютно отражал производимое кузеном впечатление. Безбородый и длинноволосый бледно-золотой юноша при первой встрече являл собою обаятельного и одарённого принца. Была широко известна его улыбчивость, уверенность в себе и харизматичность. Он облачён в богато украшенный латный доспех из чёрных и золотых пластин, а волосы сдерживает, в противовес отцу, железный обруч, но украшенный золотисто-коньячными невероятно дорогими бриллиантами. Оценив расточительность Лейва — всё же такие дорогие камни не вправляют в столь дешёвые оправы, — Владимира позволила своим мыслям целую минуту нестись произвольно. Милый дядя. Милый брат. Уже в нежном возрасте Владимира знала, что если случится так, и они больше никогда не увидятся, она сама скучать никогда не будет. Оба они были людьми из той второсортной дряни, что любит внешний лоск. Оба прекрасны. Оба злы. Моддан, как регент, не сделал ровным счётом ничего для страны. И, как её дядя сделал, ещё меньше для девушки. Он потакал знати, попустительствуя всем их порокам, располагая к себе тех, кто обладал силой. По его мнению. Тех, за кем стояли армии и деньги. Да, по-своему он был умён. И коварен. Лейв был невероятно красив. И силён. Он был превосходно обучен сражению на мечах. Пожалуй, на этом все его плюсы кончались. Он был глуп, эгоистичен и самонадеян. А ещё он был похотлив. Ему было всё равно, кто перед ним. Эльфийская принцесса? Кузина? Плевать! Подойдёт любая, способная удовлетворить его желания сиюминутно. Он жаждал власти, видя в этом лишь блага и игнорируя обязанности. Видя лишь пышность балов и красоту придворных дам, помпезность рыцарских приёмов, он не видел огня осаждённой крепости, уродство пленного воина и грязи поля брани. Они были истинными отцом и сыном. По крови. По духу. По сердцу. Им не хватает совсем чуть-чуть, чтобы получить всё. Зайдя в залитую светом не ушедшей луны столовую, девушка, обнаружив, что пришла первой, опустилась в мягкое кресло, обитое кремового цвета тканью, глядя на пляску лунных лучей, отражённых от зеркал, дабы отвлечься от ароматов еды. Всё же её желудок получал нормальную пищу немногим меньше тысячи дней назад. Однако суп-лапша с морепродуктами и яйцом так и манил своим сытным паром, что разум мутился, рискуя уступить и, поправ все правила приличия, начать трапезу без своей родни и их гостей. Горячее влекло её много больше, чем мясное рагу со смесью овощей и с кусочками диковинного фрукта с островов, бывшего в моде в прошлый её визит в столицу. Ананас, кажется. Хоть и любила она мясо, но к рагу отнеслась насторожено. От фрукта в прошлый раз у неё дико щипало губы. На этом всё приемлемое на столе для Владимиры закончилось. Шоколадный пирог на тонком тесте, залитый сливками и посыпанный измельчёнными плодами какао, или песочное печенье со сладкими цветочными семенами не вызывали у неё восторгов. От сладкого жиреет тело и становится непослушным. Замороженные в соке ягоды и кусочки фруктов напоминали ей Цитадель. Похожим способом дозорные заготавливали фрукты, дабы меньше болеть, по рекомендациям лекарей. Лимонное вино было способно повредить разум. Да, для регента это был скромный обед в кругу знакомых. Для любого же рыцаря то было неразумное и несытное питание, полное излишеств. Должно быть, девушка был столь увлечена борьбой со своими аппетитами, что потеряла связь с реальностью. Ибо когда она оторвала взгляд от стола, то обнаружила, что в дверях, в окружении стражи стоит Лейв, который пристально разглядывает её со смесью любопытства, отвращения и ожидания. Помедлив, молодой мужчина прошёл к столу и сел на той же стороне, что и она, через одно кресло и вновь выжидающе уставился на неё. — Здравствуй. Красивое лицо кузена скривилось и он тут же отвернулся, вцепившись пальцами в бокал с вином. Как это бывает в минуты тишины, в голову Владимиры закралось подозрение, что кузен ожидал, что она поднимется и преклонит перед ним колени. Странная мысль. Он её кузен, да, почти на сотню лет её старше. Но он сын родного брата короля. А она — дочь короля. В Империи трон передаётся независимо от гендерной принадлежности, строго по прямой линии. Если эта прямая линия есть. Так что, пожелай Владимира, это Лейв должен был бы ей кланяться. — Я видела твою тренировку. — Ясно. Грубое одёргивание кузена Владимиру заставило замолчать. Конечно она понимала, что нельзя высказывать о недочётах его техники перед посторонними и она бы не злоупотребила своим статусом. Но это завуалированное «заткнись» довольно ощутимо резануло по её благосклонности к кузену. Уязвлённое самолюбие воскресило в памяти далёкий вечер в Цитадели. Дарриэль, обычно тихий и пугливый дома, освобожденный от бремени страха и ответственности, смелел на этом обледеневшем краю света. — Им надо было убить тебя, Владимира. Они должны были избавиться от тебя. Ты — угроза их власти. Но тебя оставили в живых. Никогда не думала о причине этого поступка? Серебристый гневный голос эльфа разбивался о высокие своды некогда пиршественного зала. Владимира сонно наблюдала за языками пламени в камине, у которого грела озябшие ноги. — Может, они этого не хотят? Всё же истинная королева — я. Только очень молода. — Да что с тобой не так? Ты совершенно не понимаешь людей. Хотя, замечу, что добилась у них определённого уважения. Но твой дядя явно не рассчитывал на твоё обожествление, когда отправлял подальше от дворца, чтобы ты не нашла влиятельных опекунов или советников. Ну, или не попала под влияние его противников. Но к этому моменту ты выросла. Но разве нельзя было убить тебя в младенчестве? Владимира молча слушала. В речах её друга была уверенность в своей правоте. При этом слова его звучали взвешено и логично, он явно немало думал об этом. И вескость его слов не умалялась активным жестикулированием жареной перепелиной тушкой. — Молочный возраст есть молочный возраст. Тебя воспитывали не так, как обыкновенно воспитывают знатных девушек. В этом была их ошибка. Женщина не тянет одеяло на себя, даже если она выше. Но никто не ждал, что ты с детства будешь нарушать то неписаное правило и добиваться высот во всём, за что берёшься. У меня есть основания подозревать, что тебя планировали вырастить как породистую суку. Для Лейва. Чтобы впоследствии, после твоих так неудачно прошедших родов, обосновать его права на твой трон. Ну и Моддана. Наивно полагать, что Лейва интересует что-то иное, чем удовольствия, что даёт ему член. Незадолго до этого между ними состоялся разговор о их долге, как правителей. Среди прочего, они коснулись темы брака и возможности пожениться друг с другом. Дейр быстро отмёл эту идею, мотивируя это тем, что ей не позволят взять в мужья представителя рабской расы. А вот в любовники — да запросто. Такое не считалось чем-то из ряда вон. И тогда Владимире показалось, что слова друга обоснованы обидами на несправедливость их государственного строя, который она намеревалась разрушить с приходом к власти. Но сейчас шальная мысль о правоте принца настороженно стукнула в её мозг. Поток её размышлений был прерван появлением Моддана. Мрачный и чёрный, он холодно кивнул уже присутствующим здесь и сел между сыном и племянницей. Он не притронулся к еде, из чего Владимира сделала вывод, что они ожидают кого-то ещё. Первым из обещанных гостей в столовую зашёл прекрасный эльф, облаченный в доспехи, которые уж точно не выделывают в Империи. К недоумению Владимиры это был тот самый черноволосый эльф, что схватил Дарриэля при бегстве из Цитадели. Фиалковые глаза мужчины скользнули по лицам собравшихся и мгновенно потухли, потеряв всякий интерес к происходящему. Должно быть, он искал Дарриэля. Глупо. Тому просто не позволили бы здесь появиться из-за его происхождения. Когда в обеденную вошёл следующий молодой мужчина, Владимиру передёрнуло от охватившего её напряжения. Несмотря на добродушную улыбку на остром лице, Владимира на уровне опытного рыцаря ощутила, что этот темноволосый мужчина опасен. Дело даже не в тонком развитом стане, а в звериной и непревзойдённой манере движения. Если когда-то приходилось наблюдать за охотящимся волком, то никогда не забудешь этого ощущения. Расслабленное выжидание сменяется плавным и тягучим приближением, завершаемым стремительным и смертоносным рывком. Ни единого лишнего движения. Считай сразу за ним вошёл мужчина, выглядящий и создающий о себе совершенно противоположное впечатление, чем первый. Этот был значительно ниже его и несколько крепче, но при этом как-то женственно тонок. Тёплая внешность и спокойный величественный взгляд располагали его к себе больше остальных. Тем более что следующим вошедшим был мужчина, который смотрел только на неё своим холодным взглядом необычных алых глаз. Тот самый, что поймал её в горах. Их последним гостем был тот вихрастый юноша, что был на чудесном крылатом коне в тот день. Он весело улыбнулся ей, ободряюще кивнув. Владимира, скользнув по рассевшимся гостям взглядом, сделала неутешительный для себя вывод. Почти наверняка они заходили по старшинству. Соотнеся примерный возраст с внешностью гостей, можно было заключить, что перед ней четыре юных, но уже легендарных принца Гегемонии. Пока Моддан едва сдерживающимся тоном что-то проговаривал в приветствии, Владимира тупо смотрела в тарелку более не интересующего её супа. Она отказывалась понимать то, что её дядя пригласил в её дом врагов её Империи. Непонимание стучалось в её голове, пока острый дядюшкин локоть не ткнулся ей в рёбра. Дрогнув, Владимира подняла взгляд на гостей, встречая изучающий взгляд алых глаз. Спеша разорвать зрительный контакт с неприятным ей мужчиной, она посмотрела на второго по старшинству. Бедивьера, кажется. Блондин мягко улыбался, перебегая своими светлыми глазами с неё на Моддана. Лейв его совершенно не интересовал. — Нам приятно, что вы, прервав нашу беседу, пригласили нас на обед, дабы в менее официальной обстановке обсудить наше предложение. Тем более, в присутствии предмета разговора. Я думаю, что королеве будет интересно это услышать не со слов наместника. Тонкие ноздри Моддана грозно дёрнулись. Молодой мужчина говорил легко и свободно, видимо, среди братьев именно он был наделён талантом оратора. Но при этом допустил несколько грубейших неточностей. — Я — король-регент. Владимира не коронована. — В самом деле? Но она, как мне видится, уже не неразумное дитя. Она может держать меч. Но почему-то не может носить корону. — До сотни лет в Империи все считаются детьми. Её же столетие будет лишь через шестьдесят дней. По этой причине ваш вопрос решать вправе только я. И я вам отказываю. Для Империи выгоднее война, чем выдача королевы. — Отлично! Мы можем провести в Империи ещё шестьдесят дней и прийти уже к самой королеве просить её руки у неё лично. Здесь ещё столько богатых охотничьих лесов. Правда, меня смущает вопрос коронации. Будет ли кого короновать? Голос самого старшего — Кухулина, — сквозил ленцой и небрежностью. Однако, судя по напряжению, повисшему между Модданом и Лейвом, его небрежность попала в самую точку. Моддан тихо фыркнул. Чересчур расслабленно. Чересчур беспечно. Интересно, кого он надеялся этим обмануть? — Она ещё дитя. Дело ведь не только в короне, так? Вы наверняка знаете, что, по заверениям знахарей, девушки её возраста тяжело переносят роды. Нередко не выживают. Если вы желаете заключить мир через брак, то ребёнок — неотъемлемое условие такого союза. Кухулин посмотрел на Лейва как на откровенного идиота. — Всё упирается в ваш церковный возраст зрелости, в эти шестьдесят дней. Мы здесь в два раза дольше. Подождём ещё немного. А там уже сама королева решит, что нужно её стране: война или мир. Бедивьер опустил ладонь на плечо рядом сидящего младшего брата. — Принц, как и любой представитель знати, должен быть вдохновителем, кумиром своего народа. Кого может вдохновить тоскующий молодой юноша, чьё предназначение внезапно и глупо погибло в войне. Вы же понимаете о чём я говорю, Моддан? Вы, я полагаю, пережили то же самое. Хотя, я думаю, что ваша предназначенная была женщиной не вашего круга. Крестьянка? Или даже какая-нибудь эльфийка? Ваш порыв при первой встрече был настолько безумным, что вы сразу же возлегли с ней. И вскоре она пришла к вам с ребёнком. Полагаю, что в неверии в свой жребий, вы могли случайно убить её. После, раскаявшись, приняли сына. Ведь это последнее, что осталось от неё. Лейв с каким-то недоверчивым интересом посмотрел на отца. Он и сам не знал кто его мать, но явно не думал, и даже не допускал мысли, что это какая-то низкая женщина. Но Моддан даже не шелохнулся. Бедивьер, мягко улыбнувшись, посмотрел на Владимиру. Только тогда она заметила за собой, что сидит и бездумно крошит хлеб в тарелку. — Давайте не будем смущать молодых нашей беседой? Отпустим их пообщаться. Посмотрев на дядю, девушка ждала его реакции. Моддан, помедлив, согласно кивнул, отпуская племянницу. Покинув столовую, Владимира торопилась укрыться в своих покоях, даже не обращая внимания на молодого мужа, шедшего рядом с ней, придирчиво осматривающего её. Но в зале предков он замедлил шаг, разглядывая портреты предшествующих властителей Империи. Особенно его заинтересовали портреты родителей Владимиры. Их портреты висели в зале предков. Удивительно, что в своём родном доме они удостоились хотя бы такой почести. Златовласый всем своим видом давал понять, что о родителях своей наречённой он весьма наслышан. И легендами этими он упивался. И грезил о таком же величии. Магнус — последний правитель империи. Последний достойный носить корону. Гордый, он стремился не уронить свою честь ни в чём, считая, что истинное лицо правителя — вверенные ему владения. Воры, убийцы и насильники были биты нещадно. Строгие законы, контроль над каждой сферой жизни. Он правил железной рукой, в которой всегда был зажат меч. Его прекрасная супруга — Фридгерд, была мечтой многих мужчин. Она была фейри — существом, связанным с самой природой, — а потому была прекрасна, как сам мир. Вечно молодая, ловкая и быстрая, лёгкая, она дополняла своего супруга. И пусть единицы признавали этот союз, все были вынуждены признать, что они были созданы друг для друга. Они были последними, кто оборонял Цитадель, в те последние отголоски Великой войны. Едва успев подержать на руках дочь, они, взявшись за оружие, пали спустя сотню дней, таки отбив границу своей империи. Последние почести на Великом капище им оказал сам Гэссер, проводив гордого императора и его деву в мир покоя. Отныне они лежат рядом с его сыновьями. Он назван сыном по духу. Она — предвечной дочерью. Последние короли нашли свой покой в вечных снегах Великого капища, обретя мир. Став одной семьёй. — Дедушка любил про них рассказывать. Пусть и были ваши родители врагами моим, но гегемон их уважал. Взгляд Гильгамеша скользнул по портрету Фридгерд, изучая красивую внешность фейри. Портрет удивительно отражал её красоту и нрав: сильная, великолепная, непокорная. Она была дикой с рождения, гибкой и атлетично сложенной бегуньей, скалолазкой и умелой наездницей. Также, как завещано ей самим миром, она была охотницей и отличным лучником. Ее серебряно-золотые волосы были густыми и вьющимися, представляя собой дикую непослушную гриву, что спадала на плечи и обрамляло лицо в форме сердца. Голубые глаза были искрящимися, а смелая улыбка не покидала её молодого лица. Когда взгляд Гильгамеша изредка соскальзывал на Владимиру, та ощущала каким-то внутренним чутьём, что сравнение идёт далеко не в её пользу. При всей красоте её матери, ей не досталось её сияние. А отчуждённость и мрачность не вызывали столь величественного эффекта, что производил Магнус. Плотный, могучего сложения, с серебристой бородой, которая не могла скрыть сурового лица с отпечатками бесконечной усталости. Но сними этот человек свои простые, но дорогие одежды, корону и доспехи, сложи он меч, хватило бы и одного взгляда, чтобы распознать в нём короля. — Вы их не помните? Вопрос принца показался девушке нелепым. Его положение просто обязывает его к умению считать. — Я была в молочном возрасте, когда они погибли. Краем глаза уловив неуверенное движение служанки, всё же следующей за ними в отдалении, Владимира повернулась к коридору, желая поскорее оказаться в покоях. — В Гегемонии было мнение, что они тоже были предназначенные. В Империи ведь строго следят за происхождением партнёра. За свою недолгую жизнь Владимира слышала множество вариантов обоснования этого брака. И обоснование иных браков. Наследники, положение, влияние, богатство и так редко упоминаемая любовь. Но выше всего почиталось предназначение — нередкое явление их мирка. И одно из самых жестоких. Твой духовный супруг может быть иного с тобой положения не только в иерархии, но и может находиться в иной интеллектуальной плоскости, быть представителем иного народа. Некоторые обосновывают святость этих союзов тем, что потомство может появиться без греховного плотского участия. Довольно ментального соприкосновения. Честно, тогда Владимира этого не понимала. В отличии от пугающего слова «тоже». Потому что никакого духовного родства или сумасшедшей тяги к принцу девушка совершенно не ощущала.