Bring Down the Sky

Все решилось за пару дней. К недовольству Моддана он, как опекун, дал согласие на брак и коронацию после него. Среди братьев было решено, что принцесса отправится с принцами в Гегемонию для брачной церемонии. Как уверял Дарриэль, это решение было в немалой степени подкреплено опасениями, что шестьдесят дней — достаточный срок, чтобы убить наследницу, не позволив Моддану упустить власть. Не позволить примириться двум злейшим врагам. Империя, как после рассказали Владимире, оказалась совершенно неготовой к войне. Рыцари Цитадели были едва ли не единственной преградой вообще возникшей перед войсками Гегемонии. Как оказалось, состоятельных бойцов, что способны себе позволить больше одного коня, в боевых отрядах владетельных лордов было немного. Ровно как и богатых лордов, что могли позволить себе крепкие стены и осадные сооружения. Что уж говорить про крестьянство. Как оказалось, пока господа скрывались под юбками своих любовниц, простонародье открывало свои погреба захватчикам, движущимся беспрепятственно к столице. Их некому было защищать, и лучше было добровольно отдать нажитое и сохранить жизнь. По крайней мере так говорили прислужники некоторых стёкшихся в столицу лордиков, которые оказались весьма словоохотливы. Да и что там — терять ведь уже было нечего. Более словоохотливым стал и Лейв. Теперь он нередко составлял компанию Владимире во время трапезы, красочно расписывая её будущее. Правда, финал был неизменен. Он воображал либо то, что её убивают по пути в Гегемонию, перед этим радостно поимев всем отрядом во все дырки, то избавление от неё сразу после рождения ребёнка. Второе, впрочем, было его более популярной версией. Как не крути, логически, это был бы самый разумный шаг. В случае её скорой кончины корона остаётся у Моддана. В бездетном браке правит, опять же, Моддан. И лишь при наличии ребёнка Гильгамеш может претендовать на трон. И только как регент. Видимо, ума у Лейва было хоть сколько-то и он рассматривал все варианты своего и отцовского низложения. Владимира же, памятуя поучения церкви, что всё сказанное дурное человек говорит в первую очередь о себе, довольно быстро допустила мысль, что её родные поступили бы именно так. Уверили её в этом события ночи, предшествующей отъезду. Глубокой ночью её разбудил звук тихого рычания. Выхватив из-под подушки кинжал, принцесса выглянула за дверь, около которой стоял тёмный эльф, прижимавший к стене легко и изысканно одетого кузена. Сирин ровно улыбнулся с присущим ему холодным щармом и, уверяя Владимиру, что не случилось ничего предосудительного, пожелал ей добрых снов. Естественно, сон не шёл и девушка встретила утро совершенно разбитой. Вялое тело напрочь отказалось переваривать жареные яйца и странных мясистых каракатиц с островов, которых служанка называла креветками. Еда комом встала в горле, и ком этот не протолкнули даже две чашки кофе со взбитыми сливками. Покидая столицу через весёлый квартал, раскрашенный пёстрой толпой едва одетых девушек, Владимира впервые за последние дни подумала о женихе. Пусть им не удавалось в эти дни поговорить, но наблюдать за Гильгамешем она имела возможность. Золотой принц сочетал в себе все то, что Владимира считала неприемлемым для человека в принципе. Несмотря на прекрасную внешность, сосуд этот был полон греха. Принц заводился по малейшей ерунде, без сражения уступая первенство гневу, и был до абсурда жаден и падок на лесть. Превалировала в нём ничем не усмиряемая гордыня. И, судя по жарким взглядам на падших прелестниц, Гильгамеш ко всему прочему был сластолюбив. Но при всех недостатках наречённого Владимира скоро приняла саму идею брака. Это действительно была возможность остановить войну и объединить страны, пусть даже ценой её счастья и жизни. Простому люду нет дела до того, кто отсиживает задницу на троне, пока у него есть хлеб. Большие надежды Владимира возлагала на присутствие Дарриэля — единственного её спутника в партии, которого без всяких разговоров одобрил Сирин. И, быть может, дело там было не столько в недоверии к слугам дворца, сколько в симпатии к самому Дарриэлю. Пугающей самого молодого принца. Выехав за пределы столицы, Владимира, предчувствуя дальний путь, отпустила свои мысли блуждать по черепной коробке. В моменты бездумья обыкновенно и приходят самые зрелые мысли. Видимо, и к этому во многом относятся церковные наставления — пусть все идёт так как идёт. Человеку свойственно предполагать самое худшее. Если случится так, что она, как племенная кобылица, будет пущена на расплод, то, даже вернувшись домой, никуда ей не выступить за пределы дворца. Но она ещё так юна и столько не видела. Быть может, она так никогда и не увидит родину своей матери — пристанище водных фейри близь Ильтарина?.. Говорили, что не было на всей земле места прекраснее Жемчужного озера. Сердце Изумрудного леса влекло своими спокойными синими водами с чистейшей прохладой воды. И домом это место было для существ, которым не было равных во всех мирах. Само воплощение красоты природы — фейри, жили в подводном царстве, неприкасаемые и свободные. Маленькими девочками в монастыре они грезили о синих водах, величественном дворце и красоте озёрных дев. И со временем в детском сознании Владимиры всё чаще и чаще подмечалось, что для кого-то прекрасная сказка оказалась неприглядной реальностью, раз водные девы, вернее, одна из них, променяла своё великолепное царство на холодный лунный свет и холод гор. Никогда ей не увидеть голубые дали Золотой пустоши. Никогда она не понимала, почему эта местность зовётся пустошью. Она видела гравюры, картины, изучала карты. Видела невысокие, но горные хребты, холмы и глубочайшие поймы рек в оврагах. Но, говорят, что раз увидев золото великой пустоши, человек отбрасывает эти материальные мысли. Он влюбляется в эти необъятные просторы, простирающиеся на многие мили вокруг. Где бы не был ты, всё вокруг было видно так, будто смотришь на картину. С любого хребта можно было разглядеть все реки и равнины с древними руинами. Стой на берегах — и для тебя откроется высота гор и небес. В руинах была видна сама жизнь. Пустошь оправдывала своё название. Это поистине золотой самородок имперской земли. В синих водах океана, никогда ею не виданных, лежат острова их империи. Лейв множество восхваляющих слов произносил в честь Рубиновых островов. Правда, его словам Владимира предпочитала достоверные рассказы редких в Ильтарине торговцев. Этот архипелаг из трёх островов в великом океане, эти острова были серы, а морской бриз доносил смрадный запах серы. С первого взгляда можно было подумать, что попал в смердящую клоаку Ильтарина. Грязную и смрадную. Это если, конечно, не видеть песчаный и жаркий порт — единственный на островах кусочек цивилизации. Острова представляют собой пепелища старых городов ныне забытых цивилизаций. Цивилизаций, явно канувших в небытие не самым тихим образом. Это территории крошащейся под ногами земли и пылающих гор. И существ, живущих в огне. Но не дайте серости пустить вам пыль в глаза. Здесь же расположены богатые самоцветные шахты. Здесь же горы залиты обсидианом. И здесь же под землёй лежит самый ценный металл на всей земле. Лакомый кусочек Империи, существующий отдельно от неё. И, по слухам, ведущий свою игру. Хрустальный остров — вишенка на торте Империи. Остров является одним единственным огромным портовым городом. Единственное место, официально торгующее с Гегемонией. А потому считается столь же состоятельным местом, как и Ларелла. На самом же деле куда как богаче. Если отбросить финансовую сторону вопроса, то это поистине прекрасное место. Необыкновенной красоты леса и чистейшие воды — вот истинное достояние острова. А яркость главного порта! Ах, это поистине сказочное место, где не умолкает музыка и песни, не прекращаются танцы, где благородные не стесняются выпить с торговцами и прислугой, а проститутка — поистине жрица, едва ли не богиня, достойная поклонения. Поистине удивительное место, про которое ей лишь приходилось слышать, негодуя от цветастого и разнузданного слога торговца. В непокорности Империи островов Владимира убедилась на одном из привалов, когда к ним подтянулось несколько отрядов армии гегемонии. Когда принцесса тихо сидела на берегу реки, лакомясь обычными сливами, что достать возможно в любом саду. То солдаты перекусывали более разнообразной снедью. На широких серебряных блюдах у них постоянно были тонкие ломти картофеля, обваренные в масле, разнообразные хлеба и сыры, диковинные оливки и зрелые вишни, солёные и свежие огурцы и копчёные колбасы, разделываемые ножами с мелкими рубинами той дорогостоящей редкости, что Лейв, будучи падок на дорогие блестяшки, имея такие же, надевал их лишь по большим торжествам. В рационе принцев были свежие фрукты, что удивительно, всегда. Кислые ананасы точно были с островов, как и лаймы. Про большую ягоду с красной мякотью и чёрными семечками Владимира до этого и не слышала, хотя Персей и Кухулин убеждали её попробовать, утверждая, что она, в отличии от кислых ананасов, сладкая. Но Владимира не доверяла плодам островов. Стоило признать, что Владимира в принципе любила еду посытнее. В трактире на подходе к Изумрудному лесу девушка усиленно налегала на сырный суп с гренками, старательно воротя нос от сидевшего рядом Персея, с наслаждением поедающего отвратительные на вид мидии. Между прочим, с моря, которых добывают у островов. И откуда они в лесистом сердце империи? Подсевший напротив Гильгамеш перетащил со своего стола два плетёных ягодных пирога. Он был странным мужчиной на взгляд Владимиры. Хоть и оставался он стройным, в еде он значительно излишествовал. И сейчас он с большим удовольствием поедал замороженное молоко с сахаром и ягодами, а в его свежий сквашенный йогурт было подмешено множество фруктов, из которых Владимира могла узнать только смородину. — Что ж, по крайней мере ты обучена манерам. Тебя не стыдно будет показать во дворце. Владимире потребовалось некоторое время на осознание того, что Гильгамеш обратился к ней. Ей должно было оскорбиться, так как сам принц говорил с набитым ртом. Но ведь она его так и не знала. А что, если это его обычная манера общения? Не дождавшись ответа, Гильгамеш решил продолжить разговор расспросами: — Есть ли у тебя ещё какие-либо навыки? — Всё, необходимое Церкви. Я умею читать, писать и считать. Вести хозяйство, убираться дома, готовить, ухаживать за садом, следить за скотом. Судя по тому, как поморщился Гильгамеш, ожидал услышать он не это. И даже демонстрирующий лояльность к ней Персей изумлённо посмотрел на Владимиру. — Не стоит так же забывать, что я и меч и щит церкви. Немного смыслю в кузнечном ремесле, обучена сражаться с мечом и щитом, немного владею и мечом двуручным, могу стрелять из лука. Меня обучали навыкам скрытности для тайных диверсий, умею взламывать замки. Смыслю в лечебных травах и во врачевании. — Постой. Это всё, конечно, хорошо. Да и Церковь мало похожа на институт благородных девиц, и не идёт речи об изучении рисования, музыки или танцев с пением. Но где же знание истории? И королева так же должна разбираться и в политике, и в экономике. Пусть и тяжело было признать, но её нареченный был в чём-то прав. Мысленно очертив себе новый путь, девушка кивнула. — Я будущая королева, а не декоративная кукла на престоле.