Bring Down the Sky

Со свойственной жителям Гегемонии самоиронией были названы и западные пределы их земель. Мёртвые горы были домом для тех, кем в Империи пугают в сказках детей. Гномы не были уродливыми карликами с бородавчатыми носами — то оказался крепкий, коренастый народ, не лишённый грузности, но крайне трудолюбивый и развитый в области ремёсел. Орки не были грузными созданиями, похожими на жаб. Родная тётка Кухулина — Щахра`Ла, чьё имя по традиции носил город горного народца, была высокой стройной женщиной с тёмно-зелёной кожей, длинными чёрными волосами и чёрными же глазами. И вся раса была под стать ей. По-своему прекрасная. А города, выдолбленные прямо в скалах, были прекраснее городов наземных. Когда в окна бил свет лун или солнца, драгоценные жилы сияли ярче светил небесных. Владимира вновь отметила самоироничность гегемонцев. То, что по слухам является самым ужасным в их краю, они называют самыми ужасными словами. И те слова оказываются самыми ложными на свете. Оценить красоты закрытого от посторонних глаз царства темноты Владимире было позволено сразу же после прибытия, не дав отойти от головокружительной высоты горных путей, где она, в том можно было поклясться, в небесах видела блеск знакомых ей золотых крыльев. Каменные покои были прогреты земным жаром, а лично её комнаты полнились журчанием горячих источников, наполнявших купель в ванной комнате, являющейся источником истинного плотского удовольствия после долгих дней пути. Горные народы, вопреки ожиданиям, оказались весьма гостеприимными хозяевами. Ещё до прибытия гостьи в покои её стол был заставлен всякими угощениями с поверхности. К одобрению принцессы, горный народ был более разумен в выборе еды, чем жители-наземники. Свежий омытый виноград заполнял своей синевой большое золотое блюдо, рядом на небольшом подносе были засахаренные персики. Глубокое блюдо с кислым йогуртом, щедро сдобренным черникой и персиками. Большое блюдо с пшеничной лапшой, щедро залитой мясным соусом, сдобренным фасолью, орехами и ломтиками дыни. Коричные булочки не отдавали приторностью, как-то любили во дворцах столицы людей и эльфов. Самым сладким на щедром столе было пряное вино Рубиновых островов, которое мало подходило для столь обильной трапезы. С невозможности смочить горло и началось знакомство Владимиры с тяжестью бытия горного народа. Вода, протекающая в алмазных залах, была пригодна разве что для мытья. Правда, после приходилось мириться с сернистым запахом собственной кожи. В тавернах находились умельцы, что даже на такой воде могли сделать пиво или эль, но даже привычные гномы не называли творения своих пивоваров иначе чем «пойло», продолжая заливать глотки лишайным элем. Помимо лишайника здесь считай что ничего и не произрастало. Потому основной рацион горожан и составлял лишайный хлеб и сушёное мясо. При этом Владимира предпочитала не думать о загадочной природе этого мяса. Жара, исходящая от камня, давно иссушила землю, ныне не плодоносящую. А потому немалую радость вызывали редкие появления грибов на каменистых тропах. Тяжкий труд и жёсткие условия жизни закалили народ, подкосив его здоровье. Каждый ребёнок, рождённый в столь мертвящем месте воспринимался как благословение. Но родить было мало. Угольная пыль и жара оставляли мало шансов на жизнь для крохотных созданий. Но в столь суровом месте ковались несравненные мастера, своим трудом добывавшие золото на хлеб наземный, позволявший разнообразить тяжкое бытие. Горы были богаты, но не торопились легко расставаться со своими сокровищами, словно жадный дракон из легенд. Первые дни Владимира непрестанно задавалась вопросом: почему люди так цепляются за это мёртвое место, и, более того, стекаются сюда в немалом количестве день за днём? В один вечер её призвала королева. Шахра`Ла, гибкая, как диковинный гепард, повела её в края своего царства, туда, где ранее ей быть не приходилось. Они прошли арену, где бойцы развлекали своей смертью жадных до борьбы с самой смертью зрителей. За пределы известного ей города, по давно заброшенному, с рассыпающимся от древности гетто, где давным-давно обитали бескастовые гномы. Их путь оборвался в глубине горы, чьё основание было срезано и раскопано. Из низин слышался грохот инструментов и ругань рабочих. В Гегемонии было много разных диковинок. Но представшее перед взором принцессы искренне её впечатляло. Это нечто имело форму цилиндра, нацеленного в вершину горы, а низ цилиндра отягощали сопла. Вся конструкция была собрана из железа и ярко сияла даже в неверном свете мрачного царства. На плато, на смотровом мостике, стоял Кухулин, с озабоченным видом внимая существу — вероятно орку, — страдающему пороками, коими одарило его это место. В среднем орки на голову выше людей, но их телосложение не такое хрупкое, как было у этого существа. Он обладал длинными руками с тремя пальцами, стройные и костистые ноги были у него. Пожалуй, самое странное что было в этом человеке — наличие четырёх глаз, что было видно даже со столь далёкого расстояния. Закругленная голова с большим выступом сзади, белок глаза желтого цвета, зрачки двойные и соединены по горизонтали, рот имеет очень тонкие губы, ноздри выделены черным. Череп его был утолщён, словно под кожу вшили несоразмерно большую металлическую пластину для защиты головы. Больная кожа была словно бы покрыта чешуйками. — Видишь то создание? Его зовут Малефаак. Он утверждает, что прилетел контактёром и дипломатом с другой планеты, из холодного космоса. Он подарил нам знания о том, как покинуть нашу планету и как летать меж звёзд. — Разве плох наш мир? Зачем его покидать? Шахра`Ла долгое время молчала. Горная королева была одной из немногих, кто говорил с принцессой без снисхождения. И, думалось Владимире, орчанка и для себя задалась этим вопросом. — Малефаак уверяет, что предложенным им путём шёл их народ. И многие другие народы, что предшествовали его народу. Мы ныне переживаем объединение наших народов, что предшествует скачку в развитии. Протеане — народ Малефаака, развивают многие расы. До нас они считали выгодным вложением в будущее расу, которой пришлось дарить письменность и земледелие, что у нас есть давно. И его дары — жест дружбы между нашими народами. У золотой звезды, как уверяет он и наши телескопы, есть планета, где зарождается потенциально разумная жизнь. Но они для нас столь же примитивны, как и мы для протеан. Это ещё один их дар нам — первая наша колония. Словно бы почуяв, что говорят о нём, Малефаак обернулся к балкону, на котором стояли женщины, оглядывая их. Знакомый вид королевы явно успокоил визитёра. А вот Владимира не сдержалась и дрогнула, искренне понадеявшись, что развивают расы протеане не так же, как аннунаки развивают скот. Острые резцы инопланетянина симпатии в ней не вызвали. — А не считают ли наши благодетели нашу планету своей колонией? Какой смысл им дарить нам новый дивный мир? Молчание Шахра`Лы было долгим. Своими знаниями женщина делилась неохотно. — В их империю пришла беда. Раса, это звучит странно, машин, методично уничтожает их род уже несколько столетий. Они помогают другим расам приготовиться к явлению этих жнецов смерти из железа. Он уверяет, что протеане не первые в этом цикле длиной в тысячи лет. И он не уверен, что они станут последними. — Но есть ли у нас эти тысячи лет? Не приведёт ли он смерть за собой? Во дворец они возвращаюсь с ощущением абсолютного недовольства друг другом. Неистовая вера Шахра`Лы в просветительную силу науки существовала в ней так же яростно, как в иных имперцах вера в телегонию, магию и астрологию. Правда, колдовство видели почитай все, и не только в Империи. А вот успех научных исканий видели не многие и не столь обширно, чтобы вызывать такой восторг. Но гегемоны истово верили в возможность путешествия к другим планетам. И Владимира честно собиралась обдумать позицию королевы гор, взвешивая потенциал так любезно предоставленных уродцем знаний, но её тонкую настройку на логическую цепь чуждого ей человека прервало звучание знакомого голоса, так кстати доносящегося из плохо прикрытой двери. Разглядеть что-то в щель было невозможно, но вот слышала она всё, что было сказано. К горам, как к оплоту фантастического будущего, стекалась разномастная знать. Очевидным был факт, что благороднорожденная, пусть по узаконенному признанию отца, Артурия, рано или поздно прибудет сюда. Однако Владимира не предполагала, что судьба сложится так, что знатная леди прибудет в обход неё, да сразу в спальню к её жениху. Речи Артурии, как у неё это обыкновенно бывало, были пылкими и громкими. В противовес ей, голос Гильгамеша был ровен и с присущей ему всегда самодовольной ленцой. Казалось, он развлекался беседой. Артурия его в принципе своём развлекала. Порой даже одним своим существованием. — То, о чём ты ведёшь речь, возможно совершить лишь с магом. К тому же, я бы не назвал твои источники информации достоверными, Артурия. — Да, я говорила лишь с торговцем. Торговцем с островов, что частым гостем бывал в Империи, где твою невесту едва ли не на руках носят. Как это не прискорбно, но брак ваш не может состояться. И факты говорят о правдивости этих разговоров. Слишком много свидетелей. — А, может, эльфы, которым не сладко живётся в Империи, сочинили эту историю, дабы подняться, пусть даже в собственных глазах? Спокойный тон её повелителя гневил Артурию, всё больше и больше распаляя её ярость. Её голос, как отпущенная после сжатия пружина, резко взвился вверх. — И пустыми слухами портить отношения с Церковью?! Соседство гетто и имперской Церкви стало нестерпимым после спасения принцессы. Эльфы ворвались в церковь, прервав ритуал. Удобной усмирённой она так и не стала. Но чувства её отсекли. Гильгамеш, предназначение стало для тебя проклятием. Мне жаль, но Владимира никогда не сможет тебя полюбить. «Слабы руки-ноги, мыслей рой в мозгу. Стрелами калёными мысли я прижгу. Больше снов не будет, до свиданья дар. На губах улыбка, а в груди кошмар». Старой песенкой юные мажки пугали друг друга, не смотря на то, что ритуал Усмирения применялся ныне в исключительных случаях. Просто много болтающую изнасилованную девицу теперь не станут усмирять. По крайней мере, так ей говорили братья по ордену. Правда ли это? Её критический ум цеплялся за известные ей факты. Владимира не встречала ни единого подвергшегося усмирению мага, кто был бы печален своей судьбой. Да, маг более не может творить колдовство, он более невидим для демонов и духов. Но преобретает силы творить магические предметы — основной источник дохода Церкви. Логично думать, что эта жестокость — экономическая необходимость для определённого круга лиц. Владимира множество раз сопровождала усмирённых в торговых караванах, и многое знала о них. Усмирённые не лишаются воли. Но не видят снов, не испытывают эмоций. Правда, это и ставит под сомнение вопрос о наличии воли. Без эмоций у усмиренцев нет ничего, что направляло бы их, кроме чужой воли. Усмирённые всегда пребывают в спокойном и удовлетворённом состоянии, их речь нетороплива и монотонна. Они ведут простую, теоретически не омрачаемую никакими переживаниями жизнь. Большинство предпочитает держать свои мысли при себе. Также Усмиренные обладают неординарным умением концентрироваться на самых рутинных задачах. И самой себе Владимира готова была признаться, что это очень сильно на неё похоже. Мысль была стремительной, куда быстрее тишины, на некоторое время возникшее в покоях Гильгамеша. Принц, видимо, и в ходе беседы предавался возлияниям, ибо слух Владимиры уловил тихое позвякивание металла о камень перед ленивой речью Гильгамеша. — Его светлость — Гэссэр, да правит дедуля достойно до заката своих дней, однажды сказал нам, в ходе долго ночной откровенной беседы, что любовь гораздо приятнее предназначения. Нам так и не удалось выведать, кто из нас плод любви, а кто плод долга, но должно ли это было нас расстроить? Мы равны и сильны. Предназначение позволяет нашему миру не растерять остатки былого могущества, продолжить род героев. Мир сам лучше знает, кому и кем лучше обладать. Мне сделан достойный подарок — королева наших вражеских земель. Не служанка или рабыня, не полу-разумное существо — равная мне по положению прекрасная женщина. Люблю ли я её? Пожалуй, эту жажду обладания можно назвать и любовью. Есть ли мне дело до того, что она меня не любит? Мне этого и не надо. В отличии от абсолютной покорности и подчинения. Не уверен даже, что она будет мне полезна после рождения наследников. Видишь ли, Артурия, я скажу это тебе, как человеку страстно зависящего от чуждого мнения, и тяготеющего от этого: эта невзаимность, отсутствие раболепия во взгляде, и то, что эта женщина меня влечёт более готовых дать мне всё, меня тяготит. Быть может, Моддан был и прав, что избавился от своей зависимости. Артурия молчала, когда Владимира, крадучись, удалилась в свои покои. Она слышала довольно, Мир и ей сделал свой подарок, в противовес тому, что Настоящая Богов дала Гильгамешу. Его одарили проблемной, но судьбой, а её знаниями о судьбе. Больше не будет никаких полутонов в их отношениях. Увы, они скованы законами и долгом. Как представители монаршей крови они обязаны будут поддерживать эти токсичные отношения. Но Владимира вновь начнёт молиться. Быть может, Мир услышит её и исправит то, что совершил.