Глава 31. Остров Фейерверков.
Корабль, подгоняемый попутным ветром, шел уверенным курсом на остров Фейерверков. Солнце светило вовсю, даря миру свое тепло и лучи, а слова навигатора о том, что хорошая погода будет как минимум ещё сутки, повышали и без того отличное настроение. Стоящая в дверях кают-компании рыжеволосая девушка с легкой улыбкой на губах смотрела вдаль и наслаждалась как самой погодой, так и песней, исполняемой их попутчицей. Вскоре на горизонте показался остров, что означало несколько вещей. Первое — на этом острове корабль покинет Катарина. Для себя Нами поняла, что близкое расставание с углеглазой вызывает двоякие чувства. С одной стороны, их команду покинет хм… ну, пусть будет конкурентка, да, конкурентка за внимание Уголька. А ещё Катарина была очень опасна, хоть это и скрывалось за невинным видом, и в довершении всего она была дочерью человека, от которого бросает в дрожь даже Уголька, а это показатель. А вот с другой стороны, Пал Ковенанта на удивление легко сошлась со всеми девушками. Она добрая и всегда готовая помочь, но если увидит возможность не работать, то не преминет ей воспользоваться. Также она хороший боец, тут достаточно вспомнить Арабасту. И главное — её песни или, точнее, не сами песни, а голос. Он прекрасен, по-другому и не скажешь, к тому же когда Катарина поет, даже капитан, чего бы она ни делала, прерывала свое занятие — кроме еды — и шла послушать ванн Риппе. Второе — они успели к сроку и отец Катарины заплатит им десять миллионов белли. Третье — сам праздник. Можно ещё придумать и четвертое, пятое и так далее, но зачем, когда достаточно и первых трех. Ну вот, Катарина закончила петь, и все вернулись к своим делам. — Эй! Посмотрите, что я сделала! — выкрикнула Усо, поднимая над головой шар из плотной бумаги. При этом стрелок выглядела так, словно собственноручно построила путь на Гранд Лайн из родного моря. — И что это? — спросила Ророноа, разглядывая вещицу в руке накама, отрываясь от отработки ударов. — Это ханаби моего изготовления, — гордо задрала нос снайпер. — Мы же плывем на остров фейерверков. — Отлично! Там мы её и запустим! — воскликнула развалившаяся на голове барашка Лаффи, воздев кулак вверх. — Катарина-сан, на этом острове вы нас покинете, — раздался голос Робин с шезлонга, где археолог по обыкновению проводила большую часть времени. — Увы, Робин-сан, но я надеюсь провести время до вечера в компании вас и ваших накама, — ответила девушка, присаживаясь на фальшборт и обводя пиратов слегка грустным взглядом. — К тому же, отец как обычно устроит небольшую пирушку в одном ресторанчике. — Пирушка?! — выделила главное Мугивара, поднимая голову. — И насколько небольшая? — Дайте подумать. — Углеглазая прикоснулась пальчиком к губам. — Вы, Лаффи-сама, укатитесь оттуда в виде шарика, да ещё и остальным хватит вдосталь. — Класс! — Широкую улыбку мартышки можно было использовать вместо гелиографа. — Кстати, Катарина, что за ресторанчик подобрал твой отец? — спросил Уголек из-за кофейного столика, где у него происходила жаркая баталия с Чаффи в крестики-нолики. Пока что счет был равный, и сражение становилось всё ожесточеннее. — О, это небольшое затерянное в улицах городка заведение для своих, — последнее слово углеглазая особенно выделила. — Опорный пункт Ковенанта? — спросил, ухмыльнувшись, Уголек, делая ход. — Отнюдь, — в отрицательном жесте помахала пальчиком ванн Риппе. — Просто заведение для чудаков, где на них не будут пялиться во все глаза или показывать пальцем. — А нас туда вообще пустят? — робко поинтересовалась олешка, глядя на лист бумаги. Чуть подумала. — А мы вот так! — И разом перевернула ситуацию в партии с ног на голову…***
Угольку так и не удалось обыграть дока в крестики-нолики. В последний момент синеносая умудрялась выкрутиться и обернуть партию в свою пользу. Ко всему прочему, сегодня Санжи превзошла саму себя, из-за этого во время обеда он откровенно переел, а если быть совсем честным, то попросту обожрался. По этому случаю, едва оказавшись на палубе корабля, углеглазый решил последовать примеру Зори и прикорнуть на шкафуте. Он быстро провалился в сон, но… Уголек понимал, что спит, и словно в кошмаре не мог ничего сделать. Его взору предстала комната, выполненная в египетском стиле, где на односпальной кровати у стены вольготно развалилась Анураби в своем боевом одеянии, в том самом, в котором её первый раз встретил Уголек. Древняя богиня листала журнал и время от времени поглядывала в центр комнаты. Туда, где на полу, лежа на животе и болтая в воздухе ногами, находился мальчик примерно лет десяти-двенадцати. Ну, как мальчик… Главной отличительной чертой ребенка была голова крокодила, да и все его тело было покрыто зеленовато-синей чешуей, а массивный хвост мотался из стороны в сторону. — Мам, а расскажи ещё что-нибудь о папе, — попросил мальчик у Анураби. Шоку и удивлению Уголька не было предела, но сделать он ничего не мог, и ему пришлось смириться с ролью незримого наблюдателя. — Хм-м-м… — Богиня задумалась. — Отец тети Катарины любил называть твоего папу… оригиналом. Нередко добавляя, что он сказочный. Хотя стоит признать, что так он называет много кого. — А, как тетю Лаффи! — радостно воскликнул малец. — Он ещё руку к лицу прикладывал. — Да… верно, — ответила Анураби, а обстановка вокруг Уголька поменялась. Теперь пират находился в походном лагере, где-то в лесу умеренной полосы. На бревне рядом с костром, в окружении палаток сидел Онуфрий, постаревший, но нисколько не растерявший свой физической формы. Только в бороде и волосах добавилось седых волос. Русич выстругивал фигурку из дерева, рядом сидела маленькая девчушка лет десяти с снежно-белыми волосами и необычайно яркими зелеными глазами и с любопытством наблюдала за действиями рошванца. — Дядя Онуфрий-сан, а вы знали моего папу? — полюбопытствовала девочка, не отрывая глаз от поделки, на которой были отчетливо видны заячьи уши. — Хочешь послушать про него историю? — с добродушной улыбкой уточнил спортсмен. — Я немного о нем знаю, лучше спроси маму. — Увидев, как погрустнела малышка, Онуфрий поспешил сказать: — Посмотри, вон она идет. — Русич кивком указал направление, дабы повернувшая голову девочка смогла увидеть, как из кустов вышла Нико Робин в сопровождении двух братьев-русичей. — Не скучала? — обратилась она к дочери. Прошедшие годы, казалось, не властны над археологом, однако Уголек приметил сеточку морщин в уголках её глаз. Да и в волосах цвета воронова крыла появились серебряные пряди. — Нет, — помотала головой девочка. — Мам, а расскажешь историю про папу? — Хорошо, но вечером. Это будет история о том, как он помогал меня спасти из Эниес Лобби. — Ого! — воскликнула девочка, а Уголек оказался в другом месте. На заднем дворе коттеджа, посреди которого была совершенно идеалистическая картина в виде повзрослевших Санжи и Зори, что увлеченно сошлись в схватке. В нескольких метрах от них на расстеленном одеяле сидела пара мальчишек, похожих на матерей, и чинно пили чай из глиняных кружек. — Как думаешь, они ещё долго? — спросил зеленоглазый у соседа. — Будто ты не знаешь? — ответил блондин. — Эх, и где отца носит? — вздохнул первый. — И не говори, он бы в миг их остановил, — допивая чай, согласился сын Санджи. — Ладно, так они ещё долго будут развлекаться, пошли, что ли, в дом, я что-нибудь приготовлю. — Хорошо, но нарезать все буду я, — согласился наследник фехтовальщицы. — Без вопросов, но к плите я тебя не пущу. Проследив, как мальчишки ушли в дом, пират снова оказался в новом месте. Теперь Уголек был в заснеженном лесу, рядом с гигантским деревом, в стволе которого были видны дверь и окна. А рядом с домом женщина-олениха со своим сыном-олененком лепили снеговика. Тут в лесу полыхнуло, что заставило семью насторожиться, но увидев, что из-за деревьев показался полный мужчина с надменным выражением лица и горящими оранжевым светом глазами, сразу успокоились. — Здравствуйте, Пачоло-сан! — вместе произнесли мать с сыном. — Здравствуйте и вы, сударыня Чаффи, и тебе привет, малыш, — произнес Ложкинс, подойдя поближе. — Вы, кстати, мою дражайшую тётушку не видели? — Нет, а что случилось? — поинтересовался олененок. Как и его мать, сынок доктора Мугивар тоже имел свою особенность — нос у олененка был ярко-красного цвета. — А-а-а, ничего такого, все как обычно, — неопределенно взмахнул рукой углеглазый. — Ой, она снова взяла ваши настойки, — догадалась Тани-Тани. — Нет, — покачал головой Пожар. — Она умыкнула холодильник. — А-а-а… — доктор Мугивар явно зависла. — Извините, Пачоло-сан, можно прийти к вам на урок? — робко спросил паренек, спрятавшись за Тани-Тани так же, как и та в молодости. — Не вопрос, Рудольф, заходи завтра. До свидания. — С этими словами углеглазый развернулся и направился обратно в лес, а до попрощавшейся в спину Ложкинса семьи донеслось: — Надо бы зайти к Далтону, может, она у него спряталась? Наблюдавший за этой сценой Уголек усмехнулся. Время не стоит на месте, а некоторые вещи остаются неизменными. И снова перенос. Углеглазый оказался на мандариновой плантации. К удивлению Уголька, кроме Нами он увидел ещё её сестру и Усо. Приглядевшись к подругам, пират понял, что Нами с сестрой практически не изменились, только навигатор предстала в своем образе после тайм-скипа. А вот снайпер Мугивар явно нарастила мышечной массы и уже не выглядела худышкой. Она так же была похожа на свою версию после двухлетнего расставания, да и ко всему прочему заметно округлилась во всех нужных местах. А ещё Уголек прикинул, что грудь у Усо, кажется, даже чуть больше, чем у Нами. Впрочем, он отбросил эти размышления, когда на тропинке, что пролегала меж рядов мандариновых деревьев, показались две девочки-погодки, коим на взгляд можно было дать одиннадцать или двенадцать. С шумом они подбежали к собирающим мандарины женщинам, на перебой тараторя: — Мама, мама, а она дразнится! — в один голос воскликнули девочки, указывая на друг друга пальцами. — Ох, ну что на этот раз? — с притворным возмущением осведомилась Нами под тихое подхихикивание Ноджико и Усо. — Она меня назвала мазилой-чудилкой! — одновременно пожаловались дочери пираток. — И из-за чего теперь? — произнесла Усо, присаживаясь на корточки. — Она назвала меня чудилкой за то, что я сказала, что когда вырасту, стану штурманом на корабле, который будет летать в небесах! — первой высказалась рыжая девочка, похожая на Нами, но ещё имеющая на лице россыпь веснушек. — А она сказала, что я мазила, за то, что когда я вырасту и стану сильной, как папа, то попрошу у дяди Пауля пулемет! — воскликнула обладательница кудряшек. Удивленный Уголек даже не заметил смены места. Теперь он находился на палубе корабля. Там же присутствовали Смокер, одетый в плащ адмирала, Ташиги в капитанском плаще и Карина в плаще со знаками коммандера. Ташиги была более взрослой копией себя, из все того же тайм-скипа, а вот Карина и Смокер совсем не изменились. Перед ними стоял мальчик лет девяти и отрабатывал удары под взглядами трех офицеров Морского дозора. — Молодец, можешь отдохнуть, — сказала Карина пареньку. — Ну, поведай свои планы на будущее, пацан, — произнес Смокер, дымя своими сигарами. — Буду тренироваться, пока не смогу попасть в Дозор. — На этих словах Ташиги улыбнулась, а фруктовик сосредоточенно кивнул. — Потом вступлю в Ковенант и продолжу служить в Дозоре, пока не дослужусь до адмирала. А там уже я прижму к ногтю всех тенрьюбито, — сказав это, парень сжал кулак, поднятый на уровень груди, и блеснул оранжевыми глазами. От такого высказывания Смокер выпустил клуб дыма, покачав головой, а Ташиги осуждающе поджала губы. — Весь в отца, — приложила ладонь к лицу Карина, скрывая улыбку. Не успел Уголек придти в себя после слов парня, как оказался в просторном зале с камином и оторопел. В кресле с высокой спинкой сидел Армаггеддон, а у него на коленях — две девочки, на вид которым не дашь и десяти лет. Одна имела короткие непослушные черные волосы, вторая — чуть вьющиеся пшеничные локоны до плеч. Обе были в простых цветастых сарафанчиках и босоножках. И обе были увлечены рассказом Пауля, при этом углеглазый размахивал руками, что-то показывая девочкам. — И тогда ваш папа оседлал бешеного верблюда. А потом он завопил и понесся прямо навстречу армии плохих нацистов. — А разве нацисты бывают хорошими? — спросила черновласая девчушка, забавно приложив указательный пальчик к губам. — А кто завопил? — вторила ей белокурая. — Конечно, бывают, — с усмешкой ответил ванн Риппе. — Хороший нацист — мертвый нацист. А завопил ваш папа. Хотя многие подумали, что это верблюд. «Ну… сказочный!» — тихо закипал на слова главы Ковенанта Уголек, пока двери не распахнулись, и в них не вошли Лаффи с Катариной. — Эгей! А вот и мы! — воскликнула повзрослевшая, но не потерявшая своего задора Лаффи. — Спасибо, что присмотрел за дочкой, жуткий ос-сан. — Да, спасибо, отец, — мягко улыбнувшись, сказала Катарина, внешнее совсем не изменившаяся, ну разве что грудь стала побольше. — Пустяки, когда ещё появится минутка понянчить девочек, — довольно ответил Пауль, не спеша отпускать девочек. — Кстати, а где носит этого сексуального террориста, этого мастера демографических взрывов? — Я не знаю, отец, — промолвила Катарина, раскрывая объятия, в которые тут же влетела светловолосая кроха. — Да брось, жуткий ос-сан. — Аккуратно схватив радостно вскрикнувшую дочку удлинившимися руками, Лаффи посадила ту себе на плечи. — Сам знаешь, он вернется, он всегда возвращается. — Пусть только вернется, — в голосе ванн Риппе прозвучала угроза. — Уж я-то схвачу его за яйца и зажгу в ладони солнце. — В ладони вытянутой вбок руки Армагеддона засияло миниатюрное солнце. Пират, услышав Пауля и оценив его действия, понял, что волосы на его голове встают дыбом. А он сам начинает просыпаться. Причем срочно. — Отец! Не при девочках! — возмутилась Пал. Но до того как Уголёк успел проснуться, его забросило еще дальше. Оглядевшись по сторонам, углеглазый содрогнулся всем телом, ибо нелегкая занесла его на один весьма специфичный остров, попадание на который можно было сравнить с адской пыткой. «Так, берем и просып…» — додумать он не успел. — Папа, папа. — Уголёк повернул голову и узрел нечто в кружевном платье, чепчике и балетках. Оно пробежало мимо ошарашенного пирата и плюхнулось на колени к мистеру Два. — Папа, а расскажи про папу! — Ну хорошо, мой милый, — потрепал Бентам сына по голове, — я расскажу тебе, как он помог мне сбежать с Арабасты, а перед этим угодил яблоком в лоб…***
— Ва-а-а-а-а! — от этого дикого, полного ужаса вопля подпрыгнули все, кто был на «Мери». Да что там все — даже каравелла и та подлетела в воздух, делая кульбит, едва не высыпав экипаж в море. Понятное дело, что после такого все рванули к источнику ошалелого воя, кой сидел на палубе со стоящими дыбом волосами, бледный, как поганка, и покрытый с ног до головы холодным потом, лихорадочно ловя ртом воздух и держась за сердце. — Уголек, что случилось? — спросила Тани-Тани, трогая лоб пирата. — Кошмар приснился, — буркнул углеглазый, отстраняясь назад. — Хех, меньше обжираться надо было, — язвительно хмыкнула Зори, разбуженная воплем. Остальная команда кто пожал плечами, кто переглянулся, и все разошлись обратно заниматься своими делами. А пират, чью сонливость как рукой сняло, решил заняться чисткой и смазкой оружия, дабы успокоить нервы от пережитого ужаса…***
На городок начал опускаться сумрак, и вся команда Мугивар, за исключением Усо, убежавшей куда-то по своим делам, петляла меж домов, следуя за Катариной. — Вот и он, — произнесла девушка, легонько толкая неприметную дверцу в одном из проулков. Пройдя через дверь, пираты очутились в уютном внутреннем дворике. В самом дворике стояло несколько круглых и прямоугольных столов. Вокруг столов стояли стулья, но можно было увидеть расставленные вдоль стен и опоясывающие двор лавки. То тут то там официанты ресторана развешивали небольшие фонарики, мягкий свет которых разгонял наступающий сумрак и дарил ощущение тепла и уюта. Народу в ресторанчике было немного — всего было занято три столика. За одним сидела пожилая пара и держала друг друга за руки, и, судя по зажженным свечам и цветам в вазе на столе, они явно праздновали какую-то свою годовщину. За вторым трое мужчин и пара женщин закусывали и выпивали, обсуждая что-то тихо, но возбужденно и с весельем на лицах. За третьем столиком, что был у дальней стены, сидели трое мужчин. Их стол был заставлен тарелками со снедью и непочатыми бутылками, кувшинами и кружками. А рядом со столом, на козлах, лежал пузатый бочонок со вбитым краником. — А вот и отец с фон Штоссом и Ложкинсом, — произнесла Катарина, указывая ладонью вглубь дворика. — Где? — Уголек огляделся, осматривая посетителей за столами, пока не увидел Пачоло. — Ложкинса вижу, а вот двух других я не знаю, — успел ответить Уголек, как до компании донесся голос Пачоло: — Скажите, сударь ванн Риппе, вы когда-нибудь испытывали чувство любви? Пират помотал головой, думая, что ослышался, но Ложкинс явно обращался к седовласому пожилому мужчине в бирюзовом жакете и бриджах в тон. Пальцы на ухоженных ладонях мужчины украшали несколько колец и перстней с драгоценными камнями. Присмотревшись к лицу в обрамлении седых, ниспадающих до плеч волос, углеглазый не нашел сходства между этим стариком и главой Ковенанта, кроме черных очков-велосипедов, прикрывающих глаза незнакомца. Тем временем Катарина сделала знак, и пираты тихо направились к ближайшему к троице столику, которая была всецело поглощена разговором. — Ах, сеньор Пачоло, — раздался мягкий голос пожилого человека, в то время как его холеные пальцы оглаживали тонкую полоску усов и бородку клинышком. — Мне трудно предать словами, пожалуй, лучше спеть. Сеньор Штосс? В ответ на вопрос второй мужчина, одетый в тяжелый бархатный камзол с пышными рукавами, двумя резкими движениями стряхнул крошки с бакенбард и кивнул. Тем временем седовласый достал откуда-то из-под стола лютню и заиграл: — Слепой Амур, я ожидал, робея, Вонзится ли в меня твоя стрела. Но миг настал, могу сказать себе я: Любовь пришла, Любовь пришла, Любовь пришла! Второй мужчина продолжил бравым тоном: — Слепой Амур, в меня пустил стрелу ты, И закипела молодая кровь. Я не намерен ждать ни полминуты: Пришла любовь, Пришла любовь, Пришла любовь! Усмехнувшись по-доброму, седовласый продолжил: — Что проку в этих молодых мужчинах? — Скажу я сам себе наедине. Видней мужская красота в морщинах И седине, И седине, И седине! Ухмыльнувшись, запел Штосс: — Что проку в этих скучных стариканах? Смешон не первой свежести жених. Судьба ласкает молодых и рьяных, Весь мир для них, Весь мир для них, Для них! И уже оба запели в унисон: — Видней мужская красота в морщинах, Судьба ласкает молодых и рьяных, Видней мужская красота в морщинах, Судьба ласкает молодых и рьяных, Видней мужская красота в морщинах, Судьба ласкает молодых и рьяных. — Сугой! — выкрикнула мартышка, как и вся команда, с удобством разместившаяся за столиком. — О, однорукий оссан, у тебя две руки?! — стала указывать пальцем на фон Штосса Лаффи. — Э-э-э, господин фон Штосс, я не перепутала? — осторожно спросила Нами, на что Олаф, пристально и с нечитаемым выражением лица смотревший на Робин, отстранено кивнул. — Вы же потеряли руку в Алубарне. Уголек получше присмотрелся к Штоссу, действительно, кисть правой руки была облачена в плотную кожаную перчатку, заправленную в рукав. — А, вы про это, всего лишь протез. — Подняв руку, чтобы пираты могли лучше рассмотреть её, Олаф резким движением сдернул перчатку, обнажая механическую кисть. «Блин, второго Терминатора напоминает, протез вот точно один в один», — подумал Уголек, смотря, как фон Штосс сжимает и разжимает кисть. — Круть! — на пару произнесли Лаффи с Тани-Тани. — А как он работает? — с трепетом спросила Чаффи, глядя, как углеглазый надевает перчатку обратно. — Боюсь, что не смогу дать ответа, фроляйн, — покачал головой мужчина, и его взгляд снова устремился к Робин. — Спросите Пачоло. — Я алхимик, сударыня, а тут нужен механик или инженер, — сразу открестился Ложкинс, нацеживая из бочонка в кружку напиток. — Вроде там стоит компактный движитель, приводимый в действие поршневой системой, подключенной к мышцам реципиента, — тихим мягким голосом произнес ванн Риппе, заметив, как врач удрученно опустила нос. Встав из-за стола, Армагеддон подошел к пиратам. — Сердечно благодарю, что привезли Катарину в целости и сохранности. Вот обещанная награда. — С этими словами седовласый достал откуда-то из внутренних карманов жакета чек на предъявителя на оговоренную сумму. — Мы знакомы? — все же решил уточнить для себя пират, принимая ценную бумагу. На что старик просто усмехнулся и приспустил очки. — Убедился, Уголек? — с ехидцей в голосе спросил Пауль, возвращая очки на место. — Да, — коротко ответил углеглазый, стараясь понять, как ванн Риппе сумел так загримироваться. Тем временем, повинуясь жесту Армагеддона, работники ресторана стали заваливать различной снедью столик Мугивар. Пока остальные отвлеклись на еду, Робин обеспокоенно смотрела на фон Штосса, который что-то тихо проговорил двум остальным углеглазым. Не успела она что-либо предпринять, как все трое оказались напротив неё. Олаф в центре, позади него и по бокам Пауль и Пачоло. К слову, Алхимик был одет в свободную рубаху с рукавами-парусами, атласный коричневый жилет, короткие свободные штаны с гольфами и ботинки с пряжкой. Голову Пожара покрывал алый платок, повязанный на манер банданы. К удивлению Робин, в руках углеглазых не было оружия. Руки фон Штосса были пусты, в то время как у Армагеддона в руках была давешняя лютня, а вот Ложкинс где-то разжился маленькой гармонью — концертиной. Углеглазые заиграли быструю мелодию, и Олаф, сделав шаг вперед, запел: — Венец творенья дивный — леди Робин, Вы — сладкий сон, Вы — сладкий сон. Виденьями любовного дурмана Я опьянен, я опьянен Венец творенья дивный — леди Робин, Вы — существо, Вы — существо, В котором нет, в котором нет, В котором нет, в котором нет, В котором нет ни одного изъян… — тут Олаф сделал шаг назад и вытолкнул вперед Пачоло, который заголосил: — А-а-а-а. Задвинув того обратно, фон Штосс продолжил: — Ни одного, ни одного, Ни одного. Венец творенья дивный — леди Робин, Я Вам оплот, я Вам оплот. Любимую соперник в сеть обмана Не завлечет, не завлечет Венец творенья — дивная Диана, В любом бою, в любом бою Я докажу, я докажу, Я докажу, я докажу, Я докажу Вам преданно и рьян… — снова заголосил Пачоло, как оказался на переднем плане, — о-о-о. Любовь мою, любовь мою, Любовь мою, любовь мою, Любовь мою! С последними словами песни Олаф присел перед удивленной пираткой на одно колено, прижимая кулак правой руки к сердцу. — Благодарю за столь пылкое признание, Штосс-сан, но я вынуждена его отклонить. — мягко, подбирая слова, ответила Археолог. — Ваши слова ранят мое сердце, фроляйн. Но знайте, если вам понадобится помощь, вы можете смело на меня рассчитывать, — произнес капитан гвардии, поднимаясь с колена. Под перешептывание Мугивар трио вернулось за свой столик. — Сударь Штосс, вы пьяны, — указал вилкой с нанизанной на неё котлетой Пачоло на своего товарища. — Да, — произнес тот, заглядывая в кубок. — И я не знаю, от вина или любви. — Не обнаружив в нем ни капли алкоголя, мужчина со стуком поставил его на место. Схватив ближайший к нему кувшин и сорвав с него пробку, Олаф, сделав два долгих глотка, тихо запел: — Сталь подчиняется покорно: Её расплющивает молот, Её из пламенного горна Бросают в леденящий холод. И в этой пытке, И в этой пытке, И в этой пытке многократной Рождается клинок булатный. Вот как моё пытают сердце: Воспламеняют нежным взглядом, Но стоит сердцу разгореться, Надменным остужают хладом. Сгорю ли я, Сгорю ли я, Сгорю ли я в горниле страсти Иль закалят меня напасти? — Да полно, Олаф, — с улыбкой начал говорить Пауль, так и не выпустив лютню из рук, беря несколько аккордов. — Отказ одной прекрасной девы — ещё не светопреставление, а у меня тут есть лечение. Оно полезно будет вам. — Все это так — архитектура. Вас от недуга излечу, Вы мне доверьтесь, как врачу, Поможет вам моя микстура. — Услышав это из уст ванн Риппе, Пачоло только усмехнулся. На девиц глядите с нужной точки, Наливайте из медовой бочки, Только дегтю добавляйте к меду. Вникнуть попрошу в мою методу: Если вы на женщин слишком падки, В прелестях ищите недостатки. Станет сразу все намного проще: Девушка стройна, мы скажем: мощи! Умницу мы наречем уродкой, Добрую объявим сумасбродкой. Ласковая — стало быть, липучка, Держит себя строго — значит, злючка. Назовем кокетливую шлюхой, Скажем про веселую — под мухой. Пухленькая — скоро лопнет с жиру, Щедрую перекрестим в транжиру. — Ну, а бережлива? — вставил свои пять белли Ложкинс. — Окрестим в сквалыгу! — Если маленькая? — все не унимался он. — Ростом с фигу! — Если рослая? — Тогда верзила! Через день, глядишь, Через день, глядишь, Через день, глядишь, Любовь остыла! — А-ха-ха, — рассмеялся фон Штосс, делая ещё один глоток из кувшина и ставя его на место. — Какой невежественный лепет, какое грубое знахарство. Чего и ждать, когда лекарство изготовлял такой аптекарь. Ванн Риппе только развел руками, кротко улыбнувшись. — Эй, Катарина, — шепотом обратилась к углеглазой Нами. — А что сейчас было? — О, не переживай, просто господин Олаф слишком влюбчивый. — Пал поднесла стакан с соком к губам, дабы скрыть улыбку. — У него всегда так. Увидит красивую девушку, влюбится, сделает признание, получит отказ, погорюет минуту и пойдет искать новую любовь. — А разве такая любовь не ветрена? — подключилась к разговору Санжи. — Отнюдь, женившись, господин фонн Штосс соблюдает верность своей супруге до конца, — ответила ей Сметанка. — А что же сейчас с супругой? — осторожно спросила Нами. — Увы, несчастный случай, — печально прикрыла глаза Катарина. Девушки помолчали. — Ну так… — нарушила тишину Нами, — нам тоже следует ожидать признаний? — Хи-хи, нет, кроме Робин-сан, все остальные девушки для него юны. — Дочь Армагеддона с хитринкой посмотрела на Анураби. — И не в обиду будет сказано богине, господин Олаф предпочитает человеческих девушек. — Хмпф. — На эти слова древняя богиня только насмешливо фыркнула, вгрызаясь в шмат мяса на косточке. Катарина чуточку улыбнулась, глядя на эту неуклюжую попытку скрыть смущение, как заметила, что кого-то не хватает. Пал выпрямилась, огляделась по сторонам и сделала это очень вовремя, чтобы краем глаза заметить, как широкая спина в черной рубашке скрывается за краем лестницы, ведущей на крышу. Она приподняла бровь, искренне не понимая, почему Уголёк так неожиданно покинул их столик, а потому поднялась сама и поспешила вслед за головорезом. — Эй, ты куда? — поинтересовалась капитан команды, на краткий миг оторвавшись от процесса еды. — Сейчас вернусь, — ответила Пал и быстро поднялась на верхнюю террасу. Уголёк стоял на краю крыши, облокотившись на высокие перила, и смотрел в бездонное небо, усыпанное мириадами звезд. Сначала ванн Риппе хотела просто окликнуть его, но неожиданно услышала негромкое бормотание пирата: — И почему же с тобой все так дерьмово вышло? — непонятно к кому обратился Уголёк, продолжая смотреть в бескрайнее небо. — Что я сделал не так? — О чём ты, милый Уголёк? — решила таки показать своё присутствие девушка хотя бы из элементарной вежливости. Пират не стал даже оборачиваться, продолжая смотреть на звезды, что было его особой привычкой. Пауза стала затягиваться, и углеглазая даже подумала, что не услышит ответа, как Уголёк всё же ответил: — Да все эти завывания… просто вспомнил кое-кого… Пал непонимающе посмотрела на широкую спину, ибо обычно недовольный голос Уголька был полон… грусти? Катарина видела Уголька заботливым, словно старший брат, а ещё при проживании с ним на одном корабле она поняла, что за его мрачным видом скрывается отзывчивая добрая душа. Так что, узнав углеглазого получше, Катарина нашла для себя определение, кем является Уголек. Рыцарь, сердце в броне, именно так и никак иначе. Тот, кто поможет и защитит, станет на сторону справедливости и, если потребуется, бросит вызов всему миру, но сейчас… — Этот человек… — девушка приблизилась и встала рядом с пиратом, — он тебе очень дорог, верно? — Кивок. — Не расскажешь? Пират нехотя повернул голову и посмотрел на светловолосую с некоторой толикой раздражения, но углеглазая лишь поджала губки, всем своим видом показывая, что не отстанет от пирата. Снова Уголёк устремил взгляд к небесам, а ванн Риппе задумалась, о ком мог говорить пират. На ум ей приходил только один человек, и это была… — Более чем… — Пауза. — Моя жена. — Твоя… жена? — Сказать, что Уголёк удивил Катарину, — не сказать ничего. — Бывшая. Мы развелись шесть лет назад. — Щелкнула зажигалка, вспыхнул оранжевый огонёк, и в небо устремилась струйка дыма. — А до этого прожили вместе восемь… Шесть из них в браке. — Путем нехитрых математических вычислений ванн Риппе смогла прикинуть, что разговор крутится точно не вокруг высокой дозорной, которой ещё и тридцати не было. — Просто все эти песни… я почему-то вспомнил её… как она всегда ждала меня дома… провожала на службу, обещая ждать моего возвращения. Пока однажды не нарушила своих слов, — сказано это было со злостью в голосе, а кулак пирата сжался. В следующий момент изящная ручка Катарины схватила его за ворот и с силой притянула к девушке. Миг — и не ожидавший такого Уголек обескуражено осознает, что его настойчиво целуют. А дальше он сам осознанно подключился к этому процессу, стараясь как можно больше распробовать нежные губы девушки, имевшие привкус вишни. Закончив поцелуй, Уголек понял, что злость, недавно кипевшая в нем, пропала. — И что это было? — все ещё не находящий объяснений произошедшему Уголек обратился к дочери Армагеддона. — Уголек, углеглазые — бездушны, а не бессердечны, — ответила девушка, заглядывая в глаза пирата. — Знаешь, ученые мужи говорят, прошлое — забыто, будущее — закрыто, настоящее — даровано. Поэтому отбрось злость и сожаления о прошлом, ведь теперь рядом с тобой есть те, кому ты нужен, здесь и сейчас. А ещё тебе стоит позвать остальных, скоро начнут пускать фейерверки. Уголек кивнул и отправился за накама. — Как много ты видел? — спросила Морте ди Канто, поворачиваясь в сторону залива и скосив взгляд на стоящего в шаге от неё Армагеддона. — Достаточно, чтобы Уголек не ушел безнаказанным. — Благодушное лицо старика, смотрящего на море, исказила коварная ухмылка. — Жаль, что я этого не увижу, — с сожалением вздохнула Катарина. — Хотелось бы посмотреть на его реакцию. — Хе-хе-хе, — тихо рассмеялся Пауль добродушным смехом. — А почему нет? Ведь я не запрещал тебе посещать Уголька и Мугивар. Послышался топот множества ног, и на крышу поднялись все, кто был в ресторанчике. — Быстрее, быстрее, уже скоро начнется, — произнес кто-то, но его слова потонули в звуке взрыва фейерверка. — Сугой! — воскликнула Лаффи, с восторгом наблюдая за огненной феерией в небе. — Как красиво! — пораженно выдохнула Чаффи. — Великолепно, — с придыханием произнесла Санджи, прикуривая и одновременно наблюдая за разноцветными огнями в ночном небе. — И не поспоришь, — усмехнувшись, проронила стоящая рядом Зори. — Пачоло-сан, — обратилась Тани-Тани к стоящему поодаль углеглазому, — как поживает Докторина? — Ой, — неопределенно махнул рукой Алхимик, — да что этой старой перечнице сделается. — Что-то случилось? — осторожно спросила олешка. — Она опять обнесла мой погреб, — убито ответил Ложкинс, не отрывая взгляда от неба. В отличие от остальных, Нами, Робин и Анураби тихо стояли, наслаждаясь действом. Уголек, глядя на огненные цветы, раскрашивающие ночные небеса, вспоминал, с каким размахом бывали салюты на Девятое Мая и Новый Год. Пауль и Олаф, смотря за салютом, тихо вели беседу на ничего не значащую тему. Катарина стояла, прижавшись плечом к плечу с отцом, а тот её нежно приобнимал за плечи. Такая идиллия продолжалась вплоть до последнего залпа фейерверка. — Как жаль, что закончилось. Это было великолепно, — высказал общее мнение кто-то из посетителей ресторанчика. Все уже собрались расходиться, как откуда-то сзади послышался звук запуска ещё одного фейерверка. Обернувшись в сторону, где располагался дом производителей фейерверков, народ увидел куцый взрыв. — Жидковато, — произнес фон Штосс. Под звук нового запуска из трубы дома мастеров-пиротехников вылетел пылающий болид. А в следующий момент над островом расцвел огромный огненный цветок. Слитный выдох восхищения прокатился, кажется, по всему острову, и все, кто видел грандиозный финал, ещё некоторое время стояли на месте, стараясь запечатлеть этот миг в своей памяти. — Отец, — обратилась Катарина, когда все разошлись с крыши, — у меня появился прелюбопытный артефакт. — Хм-м-м. — Катарина не видела из-за очков взгляд Пауля, но могла поспорить, что он скосил на неё глаза. — Табакерка, с сюрпризом, — начала девушка, осторожно подбирая слова. — В ней пара низших демонов. — Интересно, как сказал бы Пачоло. — Углеглазый глубоко вздохнул ночной воздух. — Я тебя услышал. До возвращения на Сабаоди ничего делать не будем. А там посмотрим.