Чем быстрее идёшь под дождём, тем сильнее он тебе кажется...
Когда в жизни человека происходит непонятная херня, он старается от этой херни избавиться или хотя бы смириться с ней. Когда эта херня застает его врасплох, не остается другого выбора, кроме как тупо пялиться в пустоту и изумленно спрашивать себя: «Где я так накосячил?». У Хосока в голове помимо этого вопроса еще куча складывается, но тот свое первенство отдавать не хочет. Может, Юнги поможет Хосоку разобраться в его грехах, но он также недоуменно провожает взглядом спину убегающего Джина, затем смотрит на шокированного Намджуна и пытается сложить в голове триста пятьдесят четыре и шестьдесят семь. Получается довольно стремно, но хотя бы какие-то догадки соизволили явиться. Например, Джин знаком с Намджуном. Вау, какая наблюдательность. Дальше, что-то между ними такое происходит. Что именно, Юнги с Хосоком решают узнать от первоисточников. Поэтому дверь клиники вновь закрывается, только уже за Хосоком, а сорвавшийся Намджун оказывается в крепкой хватке Мина. — Какого хера это только что было? — Юнги пытается обуздать вырывающегося друга, — Намджун, блять, что происходит? К Намджуну возвращается способность думать, он успокаивает себя мыслью, что Джин вряд ли теперь сбежит от него. Внутри наступает некое облегчение, ведь за такой длинный промежуток времени он успел надумать всякого: начиная от переезда Джина в другой город, заканчивая его смертью. А он здесь, Намджун его видел. Немного не в порядке, все также шарахается от него, но здесь. — Блять, Юнги, пусти, я должен… должен… — договорить никак не может, до сих пор потрясен. — Сначала объяснишь, потом отпущу. Мин другу, конечно, доверяет. Всегда доверял. Но сейчас другая ситуация. Сейчас у Намджуна зрачки расширены, и там, на дне, он отчетливо видит нетерпимый голод. Намджун дикий, и Джин сбежал явно не от Юнги. — Прекрати, блять, — Мин крепче перехватывает руки Намджуна и прижимает его к машине, — успокойся! Юнги замахивается и бьет опешившего друга кулаком по лицу. Не так он хотел разбираться, но другого выхода не было. Зато Намджун вмиг забывает о своей цели и теперь яростно смотрит на Мина. — Намджун, объясни, что происходит, — с опаской просит Юнги, — я не хотел бить тебя, но, согласись, иначе тебя не привести в чувства. Джун тяжело дышит, понимает, что совсем с цепи сорвался. Ладонями трет лицо. — Да, да, прости, — виновато просит Намджун, — надо было тебе сразу все сказать, но что, блять, говорить, если я и сам ничего не понимаю? Но, похоже, ты сможешь многое мне объяснить. Надеясь, что ситуация наконец прояснится, они направляются в ближайшее кафе.***
— Ким Сокджин, если ты сейчас же не остановишься, то я… — кричит запыхавшийся Хосок, следуя за убегающим омегой, — да не знаю, что сделаю, но тебе лучше остановиться. Джин сворачивает по коридору и забегает в знакомую палату. Плечи подрагивают от рыданий, но он даже не замечает этого. Садится на белоснежную простынь, все еще пахнущую им самим. Даже убрать не успели — он только сегодня выписался. Здесь все настолько привычно, голубые стены так сильно приелись, что Джин осознает: это место спасёт его. Здесь его никто не достанет. Хосок останавливается перед дверью, за которой находится Джин. Сквозь вычурный узор на стекле он видит, как его друг поднимается. Берет с тумбы лампу. Замахивается. И с протяжным воем разбивает её о стену. Грузное тело оседает на пол. Рельефный рисунок на стекле не скрывает чужую боль и отчаяние. Хосок видит не только силуэт, но и их тоже. Он не справится, не поможет. Чон находит лечащего врача омеги, рассказывает о произошедшем. Убедившись, что о Джине здесь позаботятся, покидает клинику. «Все плохо. Если у Намджуна не найдутся весомые объяснения, пусть лучше уходит». Отправлено. Хосок готов рвать и метать.***
Он пытался. Джин правда пытался. Вести себя адекватно, когда хотелось зарыться в одеяло и скрыться ото всех. Следовать всем указаниям своего врача. Наладить режим дня, ведь «в здоровом теле здоровый дух». Даже с чистым удовольствием глотал прописанные таблетки. Лишь бы избавиться от воспоминаний. Джин будто ластиком пытался стереть ручку. Лист рвался, рука болела, но ручка всегда оставалась на месте. Это не должно было привести к его возвращению сюда. Это должно было произойти быстро, а потом даже не вспоминаться. Или же иногда всплывать в памяти, но только как шутка, как веселье. Да, он переспал с первым встречным альфой — Намджуном. Незапланированным оказалось то, что он узнал о проблеме Джина. И омега, когда проснулся от поцелуев на своих уродливых ладонях, испугался. Не может кто-то с такой нежностью целовать его, смотреть так, что внутри непроизвольно тепло разливается. Его не могут любить. Он дефектный, неправильный, ненормальный. Психически больной. Кому он такой нужен?***
Хосок с тяжёлым вздохом опускается на стул. Выжидающе смотрит на Юнги. Тот уже готов начать говорить, но Намджун его перебивает: — Как он? Хосок пытается вспомнить, когда еще видел Намджуна таким взволнованным, но, порывшись в голове, осознаёт — перед ним не тот прежний Намджун. Эту сторону дерзкого альфы он ещё не видел, но, видимо, придётся познакомиться и с ней. Сколько бы Намджун не волновался, не изводил себя, по мнению Хосока, не он здесь главный страдалец. Поэтому омега буквально шипит в ответ: — Это ты у меня спрашиваешь?! — Хосок, пожалуйста, выслушай его, — подает голос Мин, но сразу же затихает, наткнувшись на злой взгляд в ответ. До того как омега присоединился к альфам, Намджун успел рассказать Мину, как он встретил Джина, что между ними произошло, но умолчал о том, как дошёл до того состояния, когда просыпается с мыслями о нём, засыпает с ними же. Когда независимый, сильный альфа познал то, как это — заботиться о ком-то. Сам для себя Намджун уже принял, что Джин — его слабость. Тот, ради которого он сейчас готов выслушать гневную тираду Хосока и, возможно, даже начать оправдывать свои поступки. Хоть он и не совсем понимает, где ошибся, где перешел черту дозволенного. — В тот день я сидел в кофейне, которую обнаружил, когда возвращался от Юнги. Там было довольно уютно и безлюдно, — альфа окидывает взглядом Хосока, нахмурившего брови и терпеливо ожидающего продолжения, — Джин подсел ко мне и открыто предложил себя. Он выглядел отчаявшимся, когда понял, что я ему отказа… — Намджун останавливается, заметив, как глаза омеги распахиваются, и через мгновение, будто осознав все, он роняет голову на сложенные руки и горестно выдыхает «Черт». Ладонь Мина опускается на поясницу Хосока, успокаивающе поглаживая. Юнги тоже помнит, как они все вместе придумали это дурацкое наказание Джину. Тогда они даже не подозревали, что омега всерьез возьмется за это дело. И тем более не думали, что это доведет до того, что они сейчас имеют. — Он старался показать себя распутного, развратного, но сразу было видно, что он не такой. Он до этого ничего подобного не делал, — губы растягиваются в улыбке, когда он вспоминает, как Джин отзывался на его прикосновения, — хоть он и не опытный, но все прошло просто восхитительно. Хосок слышит довольные нотки в голосе альфы и поднимает голову. Юнги, сидящий рядом, щурится, анализируя реакции друга и приходя к точным выводам. — Хосок, нам, наверное, даже не придётся извиняться, — Юнги выразительно смотрит на ничего не понимающего омегу, — ты только погляди на него, — Хосок все ещё недоумевает, — Джину удалось охмурить нашего грозного байкера. Мин вдруг морщится от болючего удара по ноге и вопросительно поднимает брови. «За что?» так и остаётся невысказанным. Намджун ведь не знает всех подробностей. И будет ли он рад, когда узнает, что Джин не по собственному желанию отдался ему, а из-за условия. Смирится ли Намджун со статусом первого встречного? Но пока он остаётся в неведении и даже не обращает внимания на последние слова, сказанные Мином. — У него есть проблемы с… принятием себя, верно? — Киму нужны ответы, но Юнги с Хосоком молчат, — я не совсем понимаю, почему он так зациклился на… на своих пальцах. Они ведь совсем не страшные, просто чуть необычные, — с придыханием выпаливает альфа, будто пытаясь доказать всем вокруг свою правоту. — Ты все правильно понял, — наконец отзывается Хосок, собравшийся поведать Намджуну всю правду. Выбора особого нет, рано или поздно Ким все узнает, — Родители Джина… они отказались от него. Мать была совсем молодой, ветреной. Первое время старалась хоть как-то воспитывать его, но потом просто отдала в детский приют, — Хосоку тяжело рассказывать то, что Джин говорил ему давно, рыдая на его коленях, а после всего обессиленно заснув там же. Он пообещал сохранить это в тайне, но… — дети там почему-то не полюбили его, а такой маленький дефект, как кривые пальчики, стал хорошим поводом для издевок. И вот как ты думаешь, что он чувствовал тогда? — горько усмехается Хосок, смотря в пустоту и спрашивая у нее же. — А отец? — интересуется Юнги, который ни разу не слышал эту историю. — Отец, скорее всего, о Джине даже не знает, — разочарованно сообщает Чон, — как бы я хотел раньше с ним познакомиться, чтобы… не позволить ему дойти до такого состояния. Когда я с ним только начал общаться, он не подпускал близко к себе и относился так, будто наперед знал, что я рядом с ним долго не задержусь, — Хосок обращается к Юнги, — ты помнишь, что он сказал тебе, когда я представил вам друг друга? — Намджун тоже впивается взглядом в раздумывающего Мина. — Что нам не понадобятся имена друг друга, — через некоторые время медленно сообщает Мин. — Именно. Люди, сидящие за соседними столиками, будто чувствуя гнетущую атмосферу рядом с Хосоком, Юнги и Намджуном, затихают. — Тот Джин, с которым ты познакомился, это, пожалуй, самая открытая, душевная его версия. Но все же он не настолько прямолинеен и уверен в действительности, как ты мог подумать, — плавно пытается подвести Хосок, — он бы никогда не сделал ничего такого, если бы не… — омегу прерывают взволнованный взгляд напротив. Намджун вряд ли обидится, Хосок уверен, он точно не устроит истерику, но, блять, что тогда можно ожидать от такого Намджуна, который неравнодушен к Джину? — Если бы не что? — стальным голосом переспрашивает Ким. Хосока передергивает от его тона, но просто сказать «забудь, не так уж это и важно» он уже не может. — Если бы не проигрыш в карты, — выдыхает омега, зажмурив глаза в ожидании ответа. Десять секунд, двадцать. — Хосок, я мысли читать не умею, а додумать могу всякое, но давай лучше оставим возможности моей фантазии для более подходящей ситуации, — нервно ухмыляется Намджун. Понятно, понятно ему все, боже, тут только улитка не догадается, а он уверен, что всегда был человеком. Просто нужно, чтобы Хосок сам сказал, может как-то ослабил назревающую бурю внутри спасительным «но». «Он проиграл в карты и должен был познакомиться с понравившимся альфой, но ты его, видимо, так сильно зацепил, что он решился на большее». Хорошо звучит. Очень даже хорошо. Так хорошо, что аж плохо от кислого выражения лица напротив. — Переспать ему надо было с первым встречным, доперло? — не выдерживает Мин. Намджуна как-то резко покидают силы. Он вмиг расплывается на стуле, плечи обреченно опускаются. Ладонь судорожно цепляется за карман штанов, нащупывая пачку сигарет. Ким поднимается с места, мазнув бездумным взглядом по погрустневшему Чону, по настороженному Мину, и покидает кафе. Стоя под неровно накренившемся козырьком, Намджун пару раз яростно чиркает зажигалкой. Когда небольшое пламя наконец появляется, он не спешит подносить его к сигарете. Смотрит на колышущийся огонек, одёргивает обожженную ладонь. В середине расплывается красноватое пятнышко. Намджун думает, думает, думает. А важно ли то, что именно стало причиной его знакомства с Джином? Неужели это так много значит? Почему Намджун чувствует себя так удрученно? Нет, черт, нет же. Какая, блять, разница, почему Джин вел себя так. Даже если омега его не принимает, Ким любыми способами заставит его открыться ему, довериться, полюбить. Потому что Джин уже его.