До следующего раза

Богом забытая дыра — лучшей характеристики для места, в которое я сейчас направляюсь, и не сыскать. Хотя весь наш треклятый городок можно было так охарактеризовать. По крайней мере, последние лет пять как минимум. Я всегда считал Южный Парк проклятым местом, особенно если учитывать то неисчислимое количество напастей, которые он пережил с тех незапамятных времён, когда я, Стен, Кайл и Картман были ещё детьми. Грешно признать: когда-то в большинстве своём причиной этих самых напастей являлись мы. Но времена юношеского максимализма и безрассудства давно канули в лету, и на смену этим светлым качествам пришёл откровенный похуизм и жажда испробовать все возможные и невозможные грехи. Южный Парк изменился. Мы изменились. После убийства офицера Барбреди — нет-нет, он пал не во имя закона, а просто потому, что был неимоверно тупой, — город погряз в преступлениях. Даже после того, как госпожа мэр, наконец, соизволила найти ему замену, ситуация особо не улучшилась. Первое время она пыталась бороться с этим дерьмом своими силами и силами местного идиота шерифа, но очень быстро сдалась и перестала мешать преступной деятельности города. Хотя я больше чем уверен, её просто подкупила местная мафия. Но это лишь мои догадки. В школе тоже стремительно расцветал беспредел, с которым не хватило яиц бороться даже ПК директору. Он сбежал ровно через год после кончины Барбреди, и вместо него пришёл ещё больший тюфяк, который даже носа боялся высунуть из своего кабинета. Это дало полную свободу действий даже самым отпетым хулиганам школы. В туалетах стали частенько покуривать травку, а в кабинках этих самых туалетов постоянно творилось одно сплошное непотребство. Даже младшеклассники, которым очень быстро осточертело угнетение со стороны старшиков, не якшались носить за пазухой складешки*. В общем, как говорится, всё пошло по пизде. Я с пацанами не был в числе отпетых хулиганов, но и к угнетённым мы ни в коем разе не относились. Мы были где-то посередине — не прогибались, но и не защищали. На нас просто боялись наехать. Оно и понятно. К семнадцати годам наша и без того отбитая четвёрка сильно возмужала и стала выглядеть довольно устрашающе. Стен, который ещё с малых лет баловался виски, начал употреблять его в неприлично больших количествах. Всё началось с юношеской депрессии и закончилось простым алкоголизмом. Будучи почти всегда в пьяном угаре, он был страшен в гневе. От его детской меланхолии не осталось и следа: на смену ей пришла неконтролируемая агрессия, которая обрушивалась в сторону любого, кто посмеет выпархивать на него, его друзей или, не приведи господь, на его горячо любимую девушку. До сих пор помню того счастливчика, которому «повезло» оказаться не в том месте и не в то время. Марш разбил о его бедную голову бутылку лишь потому, что тот позволил себе присвистнуть на задницу Венди Тестабургер. Венделл, кстати, выглядела под стать своему безбашенному алкоголику-бойфренду: чёрные, как смоль, волосы, выбритые по бокам и затянутые в высокий тугой хвост, большие голубые глаза, выделенные смачными чёрными стрелками; пирсинг — небольшое кольцо в носу, красивый камушек на языке, точь в точь повторяющий цвет глаз, и, конечно же, множественные гвоздики в ушах (штук по пять с каждой стороны я точно насчитал), — смотрелся невероятно органично и сексуально в сочетании с её бледным лицом. Чаще всего её упругая задница была обтянута кожаными блестящими лосинами, а небольшая грудь — таким же блестящим чёрным топиком, едва прикрывающем проколотый пупок. Она ещё с начальной школы считалась если и не самой привлекательной девчонкой класса, то точно в числе первых. Сейчас же на неё просто невозможно было смотреть без постоянных приступов эрекции! Что никогда не оставалось незамеченным для Марша. Любые шевеления в штанах кого бы то ни было моментально карались, как я уже упомянул выше, разбитой головой несчастного. Кайл, послушный еврейский мальчик, всегда выступающий за холодную логику и справедливость, тоже претерпел значительные изменения. Если в детстве его настиг самый настоящий ужас от новости о том, что он родом из Джерси, то сейчас же он выглядел именно так, как никогда раньше выглядеть не хотел. Зелёная шапка ушанка уже давным-давно пылилась где-то под кроватью, а на смену ей пришли стриженные и уложенные под гель рыжие кудри. Грязно-серые джинсы обтягивали подкаченный зад и выгодно подчёркивали спортивные благодаря баскетболу ноги. Поверх белой боксерки с надписью «I fucked your mother» красовалась свободная куртка из чёрной кожи, а на ногах — до блеска начищенные берцы с шипами. Брофловски всегда имел за поясом нож перо, а если б не имел, наезжать на него боялись даже самые отбитые отморозки школы. Оно и неудивительно. Джерсийская кровь возымела над ним свой эффект, и теперь он лез в драку при первой удобной возможности. Главным его противником, конечно же, всегда выступал не кто иной, как жиртрест. Кстати о жиртресте. Картман перестал являться таковым ещё года два назад, после того, как ему начистила рожу толпа местных нариков и отработала карманные деньги себе на дозу. Вот тогда-то он окончательно взбесился и принялся качаться с неистовым упорством. Все усилия очень скоро возымели должный эффект, и теперь его центнер с лишним состоял из чистой, необъятной в своих размерах груды мышц. Немного погодя, он всё же выследил тех нариков и вернул себе законные деньжата, причём получив при этом нехилые проценты. С тех самых пор его тушу высотой в шесть с половиной футов обходили стороной даже мирные жители. Но мы всё равно продолжали называть его жирным. Просто потому что это было дико смешно. Ну и, конечно же, Кеннет Маккормик собственной персоной. Я не стал ни алкашом, ни драчуном, ни уж тем более качком. Но зато увлёкся травкой, половыми извращениями и проституцией. Так что мы с пацанами друг друга точно стоили. Наглухо отбитая четвёрка, погрязшая в грехах, как и весь этот ебучий городишко.

***

Богом забытая дыра, куда я держал свой путь сразу после школы, был стрип-клуб «Ласточка», где я подрабатывал барменом. Хуй знает, почему хозяин назвал его «Ласточка», ведь единственная мысль, связанная с птицами, при посещении данного заведения была разве что о полёте из окна этого гадюшника. — Здравствуй, сладенький! Ты сегодня рано! Голос подала Сэмми — одна из лучших танцовщиц в этом клубе. Сэм всегда нравилась мне больше всех. Наибольшей симпатией она пользовалась отчасти благодаря тому, что давала залезать себе под юбку куда чаще остальных работающих здесь девочек. Хозяин позволял мне поёбывать его шлюх взамен на хороший процент от моей собственной продажи тела в стенах этого притона. — Привет, детка. Нужно подготовить бар к открытию. Я сегодня работаю один. Мой напарник, к слову, мудак был редкостный. Частенько позволял себе загулять на денёк-другой. Видимо, вседозволенность была одним из главных преимуществ кровных связей с Большим Тони — хозяином клуба. Говоря кровных, я имею в виду отец и сын. — Ой, и не говори! Этот Джимми совсем страх потерял, бухает где-то за окраиной города, а Тони и в ус не дует! — Не волнуйся, крошка. Мне не привыкать делать всю работу самому. С этими словами я плотоядно улыбнулся блондинке и, хлопнув её по шикарной заднице, направился к своей стойке.

***

Вечер пятницы был в самом разгаре. Девочки игриво отплясывали вокруг своих начищенных шестов, а мужики тянули к их трусикам свои сальные ручонки, полные измятых купюр. За барной стойкой народу было не меньше. Я практически зашивался, но всё равно каким-то невероятным образом успевал наливать напитки всем, кто их просил. Сегодня мужская аудитория возобладала над женской, так как каждую первую пятницу месяца хозяин устраивал тематическую вечеринку. Девочки переодевались в различные костюмы и танцевали под музыку, соответствующей тематике вечера. Сегодня это были семидесятые. После сногсшибательного выступления Одри Хепбёрн на сцену вышла ослепительная Мэрилин Монро, в роли которой выступала Сэмми. Гул толпы превратился в самый настоящий рёв, и сальные мужланские ручонки заколотили по столам и барной стойке в поддержку главной звезды вечера. Я тоже решил дать шума и громко присвистнул в сторону сцены. Мэрилин, услышав это, обратила свой томный взгляд на меня и принялась танцевать, шевеля полными красными губками в такт знаменитой песни «I Wanna Be Loved by You». Пользуясь случаем, я тоже решил посверлить её взглядом, пока посетители не требовали с меня выпивку. Сэм двигалась плавно, словно лебедь на озере, размеренно покачивая округлыми бёдрами из стороны в сторону. Сегодня на ней был белый корсет с подтяжками и белые чулки в крупную сетку. С её бледных плечиков эротично свисал полушубок, едва прикрывающий пышную грудь, а на ногах красовались совершенно умопомрачительные белые шпильки. Я смотрел на неё, как смотрел бы мальчишка, впервые увидевший кусочек женской титьки, — завороженно и с едва сдерживаемым слюноотделением. Когда песня закончилась, ведущий вечера объявил о небольшом перерыве, и красный занавес над сценой закрылся. Большинство мужиков направились к выходу в надежде хоть как-то освежиться после жаркого номера, а особо наглые просто разошлись по кабинкам, чтобы бесстыдно передёрнуть на светлый образ Мэрилин. Воспользовавшись небольшим перерывом от заказов, я покинул барную стойку и незаметно юркнул за кулисы. — Крошка, ты была просто великолепна. Большая часть твоей аудитории позанимала почти все кабинки туалетов. — А как насчёт тебя, сладенький? — Я надеялся, что ты поможешь мне усмирить пыл. А если нет, то я пойду и присоединюсь к этим извращенцам прямо сейчас! — Ну что ты, сладенький. Как я могу позволить тебе дрочить на Мэрилин Монро в каком-то там задрипанном туалете, когда она стоит прямо перед тобой собственной персоной? — Я знал, что ты не бросишь друга в беде, детка… — с этими словами я подхватил Сэмми на руки и направился в глубь коридора за сценой к ближайшей свободной комнате. В «Ласточке» можно было снимать шлюх прямо на месте. Но знали об этом лишь избранные лично хозяином клуба клиенты. Я был в их числе. Остальным же приходилось драть девочек либо в машине, либо в потрёпанном годами мотеле неподалеку отсюда. Конечно, трахаться в разгар рабочего дня было просто недопустимым… Но да хуй с ним, по-быстрому можно. — У меня есть ровно пятнадцать минут, моя дорогая Мэрилин, — решил уточнить я, когда дверь в комнату была заперта. — Нам хватит и десяти, сладенький. Обхватив Сэмми за талию, я кинул её на широкую кровать и навис над роскошным полуголым телом. От неё пахло духами и совсем немного — потом, видимо, из-за недавней физической активности на сцене. Этот запах дурманил мой разум и заставлял член подёргиваться от нетерпения. Достав из-за пазухи нож бабочку, я вспорол корсет вдоль, начиная от аккуратного пупка и заканчивая между двумя пышными грудями. Как только твердый кусок ткани раскрылся пополам, словно шкатулка с секретом, я жадно впился в розовый сосок Сэмми и начал с силой его покусывать. Блондинка протяжно застонала и крепко схватила меня за загривок своей наманикюренной ручкой. Не в силах больше сдерживаться, я разорвал её стринги голыми руками, параллельно высвобождая свой напряжённый член из белья. Уткнувшись головкой во взмокшую киску, я поднёс к носу безвозвратно испорченные трусики, которые всё ещё держал в руках, и глубоко вдохнул головокружительный запах женского секрета. — Ты самый настоящий фетишист, Маккормик, — прошептала Сэмми и закинула ноги мне за спину, тем самым вынуждая всё ещё упирающийся в киску член, наконец, проникнуть в неё. Сэм была горячая и восхитительно тугая. Плотнее обхватив ногами мою оголённую спину, она страстно впилась в незащищённую кожу своими острыми ноготками и начала громко стонать прямо у меня над ухом. Её растрёпанный вид и томный голос доводили почти до исступления, заставляя проникать в жаркое лоно всё быстрее и глубже. Чулки, так же, как и шпильки, всё ещё были на ней, что давало Сэм возможность не терять размытого образа Мэрилин. Но я хотел не Мэрилин, я хотел Сэм. И я трахал Сэм. Прямо сейчас. И это было просто потрясающе. Её тело было таким податливым, словно воск свечи — оно горело подо мной и содрогалось от каждого прикосновения, будь то рваный поцелуй или грубое покусывание. Долго мы в таком ритме не протянули, и уже спустя несколько минут моих ожесточённых толчков блондинка застонала настолько громко, насколько это вообще позволяли человеческие возможности, и резко прогнулась в спине. Я почувствовал интенсивные сокращения вокруг своего члена, и от перевозбуждения начал кончать одновременно с ней, изливаясь в самую глубь этих неистовых пульсаций. Оргазм был сильный и на удивление долгий. Сэм всё ещё продолжала слегка подёргиваться, когда я вынул свой обмякший орган из её киски и грузно упал рядом. — Мать твою, Маккормик. За такой секс я тебе сама скоро платить начну! — Считай это взаимовыгодной сделкой, крошка. Ты мне — я тебе. С этими словами я начал лениво одеваться, собираясь в ближайшее время покинуть комнату и вернуться к работе. — Трусики оставь себе, хренов фетишист, — небрежно кинула мне напоследок блондинка. С довольной улыбкой я погрузил секс-трофей в задний карман джинс, чмокнул свою персональную Мэрилин в вытянутую стройную ножку и юркнул за дверь. На старинных, как мир, часах, висящих в конце тёмного коридора, было 23:25 — не уложились. — Эй, Маккормик! Где тебя черти носят! — передо мной невесть откуда возник массивный силуэт Тони. — Эм… Да я тут… — Живо за стойку! А то уволю! — Уже иду. — Кстати, тебя там какой-то хрен в синей шапке спрашивает, — я молча кивнул и ускорил шаг, дабы избежать дальнейшего гнева Большого Босса. Перерыв закончился, и красный занавес уже был поднят, вновь открывая извращённым зрителям обшарпанную сцену. Посетители впопыхах рассаживались на свои места в ожидании следующего представления. «Хрен в синей шапке» примостился у стойки аккурат рядом с калиткой бармена. — Ну, привет, — поздоровался я, юркнув через калитку к своему законному месту. — Ну что, Маккормик. Пора возвращать должок…