***
— О чем опять задумался, еврейчик? — после долгого молчания спросил Картман, поглаживая меня по груди. — О Кенни, — честно ответил я. Картман как-то резко встрепенулся от моих слов и в один рывок поднялся с кровати. — Да сколько можно уже думать об этом нищеброде?! — злобно вскрикнул он, уставившись на меня. — Он ведь сбежал, как последнее ссыкло! Ни здрасте тебе, ни до свидания. Даже на похороны Марша не явился, а про Айка я вообще молчу! Знаешь, мне с каждым днем все больше кажется, что весь этот пиздец — его рук дело. — Да ты совсем, что ли, сбрендил, жопа жирная? — мгновенно разъярился я и, вскочив с кровати, схватил его за грудки. — Кенни бы никогда на это не пошел! Он ведь наш друг! — Я уперся стеклянным взглядом в его лицо и еще больше усилил хватку. — Возьми свои слова назад! — А не он ли последние полгода якшался с мафией и скрывал это?! — злостно парировал Картман, даже не пытаясь освободиться. — Не он ли стал правой рукой большого Тони и подстилкой самого главного отморозка нашей школы?! И, наконец, не он ли сразу же смылся на пару с Факером, как только начался весь этот пиздец?! — Да Крейга вообще, может быть, и в живых-то нет, урод! К тому же вспомни… Тут Картман все же сумел вырваться из хватки и грозно уставился мне в глаза, ожидая продолжения фразы. Я был слишком зол, чтобы думать о последствиях сказанного, поэтому все же закончил. — А не ты ли просился к ним в подручные?! — кипя от гнева, закричал я, тыча в него пальцем. — Может быть, это вообще твоих рук дело?! Не это ли была твоя заветная мечта, жиртрест, — сгрести побольше бабла с этого города, а потом разнести все к хуям, а?! — Ты что несешь, жид пархатый? — тут уже закипел и сам Картман. И поскольку он был вдвое шире меня, да и выше на полбашки, ему не составило никакого труда приподнять меня над полом и впечатать в ближайшую стенку. — Если бы я хотел разнести всех к хуям, я бы явно нашел способ получше и поизящнее, чем поджигать все подряд. И начал бы я с тебя, рыжее отродье. — Ах ты расистский ублюдок! Я убью тебя! С этими словами мой и без того неважный самоконтроль окончательно покинул мое тело. Я вырвался из цепкой хватки Картмана, повалил его на пол и принялся яростно выколачивать из него все дерьмо. Пропустив пару тройку ударов по лицу, он все же сумел скинуть меня и тут же уселся сверху, придавив своей необъятной тушей. Пара его ударов пришлась мне в грудину, а затем он принялся с небывалым упоением набивать мне морду, вышибая из головы весь дух с каждым новым ударом. Я уже почти потерял сознание, но вспомнил его последние слова обо мне и те гадости, что он наговорил о Кенни — который, быть может, вообще уже был мертв, как и все наши друзья. Ярость во мне вскипела с новой силой, и одним мощным ударом под дых я сумел отвлечь его от своего лица. Картман на секунду замешкался, но этого вполне хватило для того, чтобы скинуть его с себя и отработанным движением руки вытащить нож-бабочку из кармана джинсов. Не теряя времени зря, я тут же прыгнул сверху на Картмана и приставил нож к его горлу, уже готовый пустить его в ход. Но тут случилось невероятное… — Я люблю тебя, тупой ты еврей, — едва дыша прошептал он. — Что ты сказал? — опешил я, но нож все равно не убрал. — Разве бы я мог причинить боль тому, кого всю жизнь люблю? — уже громче ответил он и, схватив мою руку с ножом, еще сильнее прижал его к своему горлу. — Если хочешь убить меня — убей. Но знай: я все равно буду любить тебя. Даже в аду… — Боже мой… Картман… Ты ведь это не серьезно? — мой голос вдруг резко стал каким-то хриплым, а тело пробила мелкая дрожь. Я никак не мог поверить в услышанное. — Как ты можешь меня любить? Ты ведь издевался надо мной, сколько я себя помню. Ты ведь… — Я был мелким и тупым засранцем, который слишком боялся своих чувств. Я был груб с тобой лишь потому, что был слишком слабым, слишком трусливым, слишком жирным… Потому что боялся быть отвергнутым. Я смотрел ему в глаза и видел в них наворачивающиеся слезы, а свободная рука, что лежала на его груди, ощущала стук сердца, которое вот-вот выпрыгнет. Нож уже начинал царапать ему горло, но он не отпускал… и все продолжал говорить: — Но я больше не боюсь, Кайл. Не боюсь благодаря тебе. Я знаю, что ты никогда не ответишь мне взаимностью, но я хочу, чтобы ты знал… Я умру за тебя, Кайл. И я больше не боюсь заявить об этом ни тебе, ни даже всему ебаному миру. И если для того, чтобы просыпаться рядом с тобой каждое утро или же умереть от твоей руки, миру нужно гореть, то пусть он горит вечно… Договорив, он зажмурил заплаканные глаза, ожидая моей расправы. Но я уже не мог… Даже если бы очень захотел, я уже не мог причинить ему вред. Ярость резко куда-то ушла. Я медленно наклонился к его пылающему мокрому лицу и, будучи больше не в силах совладать с охватившими меня чувствами, прошептал: — Я тоже люблю тебя, Картман…***
Мы уже довольно давно трахались с Картманом, и, что уж греха таить, он был невероятно хорош в этом. Я помню, как все началось… Чуть меньше года назад нам угораздило остаться наедине. Стэн уже давно был в пьяном отрубе на пару с Вэнди, а Кенни, как всегда, куда-то испарился. Мы тоже были уже знатно подвыпившие и почему-то нас прошибло на откровения. И, как это обычно с нами случается, мы с жиртрестом поспорили… — А я тебе говорю, что пепси полное говно! У колы совершенно другой вкус! — все больше и больше раздражался я. — Еврей, ты же понимаешь, что они абсолютно одинаковые, — продолжал ухмыляться жиртрест. — Спорим! — не подумав, брякнул я. — А спорим! — оживился он и побежал в сторону кухни. Спустя минут пять он вышел ко мне с улыбкой чеширского кота, двумя разными бутылками вышеупомянутой газировки и двумя стаканами. Он разлил ее по этим самым стаканам, поставил их на кофейный столик и подошел ко мне. — Значит так, еврей. В одном стакане кола, а в другом — пепси. Если ты угадаешь, что в каком стакане находится, то я стану твоим рабом на неделю, — воодушевленно сказал Картман. — А это еще зачем? — испуганно спросил я, когда ощутил повязку у себя на глазах. — А это — чтобы ты не смог провернуть свои еврейские махинации, — ответил он, затягивая плотную ткань как можно туже на моем лице. — И откуда мне знать, что в стаканах не одна только пепси? Может, ты подменил этикетки? — недоверчиво предположил я. — Ты во мне сомневаешься, жиденыш? — Не смей оскорблять мой народ, жирный расист! — Не смей называть меня жирным, светоходящий гондон! Я уже хотел было сорвать повязку и впечатать по наглой жирной роже, но меня остановили. — Ладно, ладно. Не ругайся, еврейчик. Я не со зла, ты ведь знаешь. К тому же, даже если я и напиздел, а это не так, то сути спора это не меняет. Все равно ты узнаешь пепси в обоих стаканах. Если узнаешь, конечно… — Но ты не сказал, что хочешь ты, если я все же проиграю? — немного успокоившись, решил уточнить я, беря первый стакан. — А это ты узнаешь, если проиграешь, мой дорогой еврейчик. Я вскинул плечи, выдохнул и медленно отпил из первого стакана. На вкус полное дерьмо. Очевидно, что это пепси. Я взял второй стакан, уже будучи уверенным в своей победе, снова выдохнул, отпил из него и понял, что вкус точно такой же. То есть… они были абсолютно одинаковые. Был ли тому виной алкоголь, или повязка, что закрывала почти все лицо, или же просто мое упрямство, но жиртрест оказался прав… Я совершенно не отличал их вкус. Оставалось лишь положиться на удачу. — Кола во втором стакане, — сняв повязку, заключил я. — Ты уверен? — ехидно переспросил Картман. — Уверен, — совсем не уверенно ответил я. Картман тут же заржал как умалишенный, что означало то, что я, очевидно, проиграл. — А вот и нет, — все еще продолжая хихикать, подтвердил мои мысли жиртрест, — ня-ня-ня-ня-ня-ня, а Каиль проигра-а-ал, ха-ха-ха-ха-ха-ха. — Господи, Картман, завязывай уже! — начал злиться я. — Да-да, ты был прав, а я не прав. Говори уже, чего ты от меня хочешь. — Ах, кошерный ты мой, — ласково промурлыкал он, усевшись рядом со мной. — Я хочу от тебя лишь одного… — И чего же? — резко насторожился я, но отодвигаться почему-то не стал. — Твою девственность… — почти интимно, прямо в самое ухо прошептал он. Я даже не сразу нашелся что сказать. Лишь вперился в него ошарашенным взглядом. — Ты понял, о чем я, Кайл, — уже настойчивей ответил он на мой немой вопрос. — Я хочу забрать твою анальную девственность. Я хочу тебя, Кайл. По моей спине пробежали мурашки от этих слов, но отвращения я не чувствовал. Это должно было меня беспокоить, но почему-то не беспокоило. Даже жутко как-то. Врать я никогда не умел, а себе так тем более. После долгой и кропотливой работы в зале Картман стал выглядеть весьма угрожающе и, чего уж тут юлить, — весьма сексуально. Этого не могла отрицать почти вся женская половина нашей школы, которая начала с завидной регулярностью к нему подкатывать. А в последние полгода даже меня стали частенько посещать фантазии, связанные исключительно с ним. Его устрашающий вид и властный тон не на шутку заводили. Именно поэтому я стал все чаще бросаться с ним в драку. Потому что просто-напросто боялся трахнуть его, если хоть ненадолго замешкаюсь. Пока я вспоминал все это, слова сами собой вылетели из моих уст до того, как я успел осознать их смысл: — Так возьми… Теперь в меня удивленно вперился уже сам Картман. Он явно не ожидал, что я вообще соглашусь, тем более, что я соглашусь так быстро. Но под влиянием алкоголя, моих давних фантазий и его близости я не намерен был отступать. — Я серьезно, Картман. Если все, что ты хочешь, — это трахнуть меня, то возьми и трахни. Жиртрест все продолжал недоуменно смотреть в мое лицо, не понимая, блефую ли я или же просто выжил из ума. Я решил воспользоваться возникнувшим замешательством, схватился за ворот его излюбленной кожаной куртки и страстно припал к таким желанным губам. Сначала он просто сидел, пытаясь осознать происходящее, но вскоре пришел в себя и начал с таким же рвением отвечать на мой поцелуй, перехватывая инициативу. Он целовался с таким упоением, будто желал этого не меньше моего, а может быть и больше. Спустя несколько бесконечно долгих минут он наконец оторвался от меня и с небывалым наслаждением в голосе сказал: — Попроси меня ещё раз. И впредь обращайся ко мне «господин». — Что? — не сразу понял я, отчего тут же получил оплеуху. — Я сказал: попроси меня! Как подобает покорному мальчику. — Трахни меня, господин, — исполнил приказ я, сгорая от желания. — Громче! — Трахни меня, господин! — повторил я ещё громче. — Я не слышу-у-у. — Трахни меня, господин! Трахни так, чтобы искры из глаз посыпались! — завопил я, напрочь забыв о том, что за стенкой спят наши друзья. — Так-то лучше, — удовлетворено заключил Картман, снимая куртку. — Как ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? — Как можно жестче, господин! — отчеканил я, тоже начав раздеваться. — Ну что ж… Ты сам напросился, liebhen, — плотоядно улыбнулся он, приблизившись ко мне вплотную. Мой член уже готов был взорваться от нетерпения. Эта игра и его властный тон… Будь его воля, я бы уже упал ему в ноги и начал отсасывать как в последний раз. Но Картман всегда был очень внимателен к мелочам, поэтому ему не составило большого труда увидеть это желание в моих глазах. — Соси, раб, — властно приказал он, схватив меня за волосы. Я лишь молча кивнул и принялся энергично расстегивать ему ширинку. Его член уже стоял колом, впрочем, не только его, и не успел я толком насладиться этим зрелищем, как меня бесцеремонно ткнули в него носом. Я не стал разочаровывать своего «господина», поэтому тут же коснулся языком головки. Само собой, я никогда не делал этого прежде, но тысяча видео на сайтах с гей-порно заложили нехилую основу. Поэтому, немного поигравшись языком, я взял член в рот почти до самого основания. Ответом мне был утробный стон Картмана. По всей видимости, я делал все правильно. Постепенно ускоряя темп, я слегка увлекся процессом и, кажется, по неосторожности задел зубами кожу. — Ах ты маленький засранец! — с наигранной сердитостью крикнул Картман, одернув мою голову. — За зубки мне придется тебя наказать. — Простите, господин, — виновато опустив глаза, ответил я. — Ложись. Живо! Я покорно лег на край кровати, опираясь на локти, и с трепетом стал ждать «наказания». — На живот, тупица! — Простите, господин. Я послушно придвинулся к самому изголовью и перевернулся. Картман какое-то время шебуршился позади меня, но посмотреть, чем он там занят, я так и не решился. Спустя пару минут я почувствовал, как его горячая рука спускает с меня трусы и отбрасывает их куда-то в сторону. — Твое наказание — пять ударов ремнем, — после недолгой паузы проконстатировал он. — Как прикажите, господин, — пробубнил я в ответ, сомкнув подушку между зубами. Картман почти замурлыкал от этих слов. Он подчинил своей воле еврея. Да к тому же такого ненавистного. Самого ненавистного из всех. Я был больше чем уверен, что он будет представлять в роли меня весь иудейский народ. Но мне было плевать, я слишком сильно его хотел. — Расслабься для меня, еврейчик, — прошептал он, приложив прохладную кожу ремня к моей заднице. Я попытался расслабиться, но не успел, так как первый удар вышел довольно неожиданным. Не очень сильным, но я все равно вскрикнул. — Молчать, liebhen! Я тут же снова вцепился зубами в подушку, чтобы заглушить звук, и стал ждать нового удара. Второй был уже сильнее. Волна боли прокатилась сначала по правой ягодице, куда он пришелся, а затем и по всему телу. Непривычная боль… Возбуждающая… Будоражащая каждый нерв глубоко под кожей. Третий удар. Четвертый. Когда мать лупила меня в детстве я плакал от боли и обиды. Но сейчас… Я готов был разрыдаться от этих потрясающих ощущений. Власть над телом и духом. Власть над болью и удовольствием. Власть Картмана надо мной. — Я больше не могу терпеть, господин. Трахни меня. — почти заскулил я, мокрый от слез, пота и желания, распирающего меня изнутри. — Какой ты нетерпеливый. Мой маленький рыжий монстрик, — непривычно ласково прошептал Картман, отбросив ремень. — Что ж, не могу тебе отказать. Особенно, когда ты так просишь. Я был уже не в состоянии ему ответить. Но его ласковые прозвища мне даже нравились. Почти так же сильно, как и он сам… Картман вошел резко и глубоко, вогнав член почти до самого основания. Новая волна боли прошила мой зад, но уже изнутри. Он продолжал что-то нашептывать мне на ухо, давая время привыкнуть, но я уже не мог терпеть, начав неосознанно толкаться ему навстречу. Картман быстро понял намек и начал быстро и отрывисто вторгаться в меня, навалившись всем телом. Боль от непривычных движений никуда не ушла, но очень скоро начала приносить удовольствие. Я почти кричал, наслаждаясь этой демонической смесью ощущений. Слишком неправильно, а от того — слишком хорошо. Оргазм был уже близко, я чувствовал это, так же как и Картман, потому что его толчки стали почти остервенелыми. — О боже, да! Не останавливайся, чертов засранец! Я уже во всю подмахивал Картману, позабыв обо всем на свете. Комок жара внутри становился все сильнее и сильнее, почти невыносимым. — Боже, кончаю! — завопил я, зажав подушку в зубах так, что чуть челюсть не вывихнул, и начал неистово трястись, изливаясь прямо на одеяло. Мое тело не вынесло такого экстаза, и как только судороги прекратились, я потерял сознание. Я плохо помню, когда и куда кончил Картман, что он говорил, и что говорил я… Помню только одну единственную фразу, сказанную им перед тем, как мы провалились в глубокий сон. — Это ужасно… Это прекрасно…