Сила не в жетоне, не в пушке. Сила — в обмане. Когда лжешь напропалую, а весь мир готов тебе подыграть. И как только все вокруг соглашаются с тем, что им в душе противно, считай, ты взял их за яйца…*
*pov Картман* Стоя у руин бывшей церкви Южного Парка, в моей голове была лишь одна мысль... «В какой момент своей жизни я свернул не туда?» Справа от меня стоял Кайл Брофловски — моя правая рука и моя истинная любовь. Большой, сильный, хладнокровный, непоколебимый и… РЫЖИЙ! Я настолько сильно любил его для того, чтобы в полной мере осознавать все его недостатки, но также настолько сильно ненавидел для того, чтобы заметить краем глаза дрожь в его руках. Вы, должно быть, думаете, что должно быть наоборот? Я так не считаю. Просто любить кого-то — легко, а вот ненавидеть… Для любви не нужен постоянный мозговой процесс. Во всяком случае, мы не в силах осознать его в полной мере. А вот для ненависти… Ты должен изо дня в день думать обо всех бесячих тебя мелочах, чертах характера, движениях, словах. Поддерживать постоянную ненависть тяжело. Но еще тяжелее любить вопреки ей. Я ненавидел этот тремор в его руках, скрежет идеально ровных еврейских зубов в минуты сильного стресса, громкий храп, когда он спал, нежность, которую он изредка проявлял ко мне в порыве чувств. То, что он заставлял меня выходить из зоны комфорта, ощущать себя неуютно за плохие поступки. За то, что заставлял чувствовать себя дерьмом в моменты слабости, и за неимоверную поддержку, которую он давал после этого. Я ненавидел его за то, что любил. Но все равно продолжал ненавидеть и любить. — Вопрос… Ты умрешь за меня? — Да. — Слишком просто. Будешь ли ты жить для меня? — Да. — Осторожно. Никогда не произноси эту клятву не подумав. Страсть приводит к уступкам, уступки — к подчинению. Ты хочешь этого? — Хочу… — Скажи это. Проси… — Прошу. — О боже, как ты… хорош… liebhen. ** Он так прекрасен… И я умру за него ровно в такой же степени, что и он за меня. А может быть, и больше. Этот бой для тебя, мой дорогой еврейчик. ЗА тебя…***
*pov Кенни* Мы слишком долго думали над этим планом. Но он все равно остался таким же глупым и безнадежным. Сегодня могут умереть все, кого я по-настоящему люблю и ценю. Но эту жертву я готов принять. В этой войне с самим собой я потерял так много… Но в то же время приобрел нечто настолько ценное, что за него и умереть не грех. В очередной раз. Моя семья, мои друзья, моя любовь... Я так сильно старался ради вас, но все равно разрушил все. И пусть добро здесь не в фаворитах, я все равно верю в то, что Город Грехов падет. Если и не от нашей руки, то вместе с нами… — Ну что, уебки, — слегка наигранно радостно начал Картман, — время рвать жопы! — Пора, жиртрест! — в унисон ответили все присутствующие. И, не говоря больше ни слова, мы ступили в руины наших поломанных судеб…***
Помещение, в которые мы вошли, оказалось слишком темным для того, чтобы что-либо разглядеть. Мы сделали еще пару неуверенных шагов, свет на складе зажегся, и нашему взору предстал Оябун на пару со своими приспешниками. — Неплохое местечко здесь вышло, не так ли, друзья мои? — чересчур радостно воскликнул Оябун, стоя на втором этаже. — О, да… — саркастично ответил Картман, оглядывая полуразрушенные стены. — Сделать из католической церкви наркопритон определенно было лучшей идеей, узкоглазый! — Ох, кто же это у нас тут? — умиленно отозвался японец, облокачиваясь на балконные перила второго яруса. — Кенни, неужто ты решил привести всех своих друзей себе на подмогу? — Да пошел т… — тут мое возмущение резко оборвалось на полуслове. За спиной Оябуна стоял не кто иной, как Чаки… — ТЫ… Японец лишь громко рассмеялся в ответ. Настолько громко и настолько сильно, что даже Чаки слегка напрягся. — Ох… — утирая слезу, заговорил наконец Оябун. — Ты и правда настолько глуп, Кенни? Я лишь раздраженно скрежетал зубами, пытаясь восстановить все события последних месяцев. — Тогда позволь напомнить тебе, моя дорогая принцесса. Чаки — моя правая рука! — воодушевленно продолжил японец, избавляя меня от последующих мозговых усилий. — Кенни! — Ёбаный в рот! — Боже мой, они убили Кенни! — Св-сволочи! — Не. Может. Быть, — пребывая в полнейшем шоке, промямлил я. — Это же… — О да, моя принцесса, да! А ты думал, ты у нас один такой особенный?! Чаки один из самых ценных экземпляров после тебя! Он видит будущее! — Моё почтение, принцесса. — И это ты называешь почтением, хуй узкоглазый?! А ну живо освободи меня, иначе не сносить тебе твоей тупой головы! — Прошу прощения, достопочтенная принцесса. Твои непутёвые похитители уже понесли строгое наказание. Чаки явно перестарался. — Ну и нахрена это всё? Значит, Джимми — тоже ваших грязных рук дело? — Ты очень догадлив, мой дорогой Кеннет. Я думаю, ты уже догадался и о том, что это далеко не всё, что мы приготовили для вашего проклятого города. — Но зачем? — Видишь ли, Кеннет… Таким экземплярам, как ты, не место в этом насквозь прогнившем захолустье. И если гора не идёт к Магомеду… — Хотите сказать, что всё это ради того, чтобы прибрать меня к рукам?! — Именно так, мой друг. Иначе ты сгниёшь вместе с ним. А этого мы допустить никак не можем. А посему Южный Парк будет стёрт с лица земли и твоя губительная связь с ним оборвётся раз и навсегда. — Но… — попытался вставить свое слово Картман. — Но что?! — смешливо отозвался уже сам Чаки. — Вы все просчитались, тупоголовые уродцы! — И то верно, — резко перехватил его речь японец. — Да-да! Чаки видит будущее! Думаешь, так просто было отследить тебя, мелкий засранец?! — обращаясь уже непосредственно ко мне, продолжил он. — О не-е-ет! Это все Чаки! Он следил за тобой с самого нашего появления здесь… И до Тони, и после, и во время! Каждый твой шаг, каждое твое действие, каждую твою смерть! Даже та ржавая колымага, где ты занимался всякими непотребствами с этим отморозком, была оставлена нами! Тебе самой судьбой было предрешено оказаться сейчас здесь! — Так, значит… вся эта брехня про возрождение «дома» действительно была брехней?! — дрожащим голосом спросил я. — Ты как никогда прав… — с ухмылкой ответил Оябун. Мое тело резко сковал неописуемый ужас от осознания происходящего… Оябун с самого начала предвидел каждый наш шаг. Каждый МОЙ шаг! Сделка с Тони, их приезд, сотрудничество с Якудзе, все мои смерти, переезды, Крейг… — Ну все, блять! — не выдержал затянувшего молчания жиртрест. — Хана тебе, узкоглазый! — Картман стремительно (насколько это было возможно) попытался достать оружие, но прежде чем он успел его использовать, раздался оглушительный выстрел…***
Внезапный глухой звук и последующий за ним удар вернул всех нас на землю. — Картман! — первым закричал Кайл, разрывая затянувшееся эхо от пистолета. Когда я, Крейг и Маркус наконец повернули головы в сторону «сладкой парочки», было уже слишком поздно. Эрик лежал на холодном бетоне практически без чувств, а из его груди резкими и непрерывными толчками сочилась густая красная жидкость… Кайл едва успел ухватить его за голову, чтобы тот не разбил ее об пол. — Только что, — гробовым голосом сказал я, — ты предрешил свою судьбу, ублюдок. Собрав всю свою ненависть в один огромный горящий ком, я готовился сделать самое страшное, на что был способен, — призвать их. Но не прошло и пары минут, как я почувствовал какие-то странные вибрации, похожие на землетрясение. — Что это? — еле слышно спросил у Чаки Оябун. — Не знаю. Этого я не… Но не успел он договорить, как разрушительная волна сбила с ног абсолютно всех присутствующих на складе. Мне понадобилось всего пару секунд, чтобы понять, что причиной этого «катаклизма» стал не кто иной, как Кайл Брофловски. Его душераздирающий крик, полный боли и отчаяния, продолжал разливаться по всему складу, спровоцировав образование огромной трещины в шатком фундаменте полуразрушенного здания. Звуковая волна продолжала оглушать и разрушать все на своем пути до тех пор, пока Кайл не потерял сознание от бессилия. — Что за… — едва успел молвить Чаки, поднимаясь. — Чего вы стоите как истуканы?! Убейте этих уродцев нахрен! — недолго думая, рявкнул он. Не успев толком прийти в себя, я тут же услышал множественные выстрелы из оружия всевозможного калибра. Но ни одно из них не достигло своей цели. Открыв глаза, я на удивление обнаружил вокруг себя полупрозрачный синий купол, по инерции созданный Крейгом, чтобы защитить нас. — Я не смогу держать их долго, — еле сдерживая слезы, подал голос Такер, смотря мне прямо в глаза. — Уходи, — едва слышно прошептал я, начиная накапливать огонь ярости внутри себя. — Кенни, не надо… — тут же отозвался он, все еще продолжая держать. — Я сказал, УХОДИ! — уже громче повторил я, чувствуя стремительно разгорающейся жар в груди. — Кенни, ты… — Ты ведь не глупый мальчик, Кенни. Ты должен понимать, что разрушение и смерть — неотъемлемая часть моей работы. Я ведь Сатана. Но ты мне нравишься, Кенни. Правда нравишься. И в знак моих самых добрых намерений я скажу тебе кое-что очень важное. И если ты действительно тот, кем я тебя помню и считаю, то ты запомнишь мои слова… — И что же это за слова? — Ты… — …можешь контролировать это. — Что? — на мгновение придя в себя, отозвался я. — Ты не обязан выбирать тьму, Кенни, — уже громче продолжил Крейг. — Ты в праве выбирать свою судьбу! Как и все мы! Что посеешь — то и пожнешь! И тут меня осенило… — Ты можешь выбрать свет, Кенни! И как бы я ни хотел, чтобы ты примкнул ко мне, я всеми фибрами своей проклятой души верю в то, что ты выберешь свет! В это же мгновение огонь в моей груди погас, а проклятые души, что мчались ко мне прямиком из ада, остановились на полпути. Я снова открыл глаза и увидел ярко-голубой свет, исходящий от Крейга. — Я не позволю тебе этого… — прошептал он. После этих слов голубой свет стал исходить уже от всего его тела. Закрыв синим куполом меня, Кайла и Картмана, он глубоко вздохнул, и, подержав его еще какое-то время, Такер надавил что было сил, испустив всю энергию, что копилась в нем все эти годы, образовывая мощнейший взрыв за всю историю Южного Парка, полностью стирая с лица земли Якудзе, Маркуса, склад и весь этой проклятый город…Этот подлый город… Кого не может развратить — пачкает. Он замарал тебя…