Монстр

      Вернувшись в гостевую комнату, Эрик пошвырял обратно в сумку те немногие вещи, которые успели перекочевать на полку шкафа. Кровь тяжело бухала в висках, из груди рвался бессмысленный рык. Он знал, что в таком состоянии лучше не принимать никаких решений — прилив бешенства нужно было переждать, пересидеть, — но ему тошно было от одной мысли о том, чтобы остаться в этом доме еще хотя бы на день.       А потом в памяти всплыло лицо Чарльза и то, какими глазами он смотрел на Эрика в полицейском участке, когда забирал его вместе с Херд, и до этого — на обрыве, и еще раньше, на ферме, сразу после той ночи...       Эрик сел на кровать, спрятал голову в ладонях. Он сегодня же может уехать, скрыться от полиции, воспользовавшись старыми связями, и — ищи ветра в поле, но Чарльз... Чарльз держал его так крепко, будто только они двое и были важны на всем белом свете. Только они двое и то, что между ними происходило.       Он встал, посмотрел на часы: десять вечера. Подошел к окну. Розовый свет, которым был наполнен мир, медленно угасал, море серело. Воздух был влажным, по небу черными росчерками метались мелкие ночные птицы, и кто-то яростно возился и шуршал в кустах жасмина. Ветер холодил кожу.       Эрик прикрыл оконные створки, затолкал поглубже в шкаф сумку с вещами и вышел из комнаты. Пересек коридор, остановился перед дверью, ведущей в спальню Чарльза.       Постучал.       — Так нормально?       — Сильнее.       — Ты уверен?       — Да! Господи, Эрик... Не надо меня жалеть, давай уже...       Чарльз говорил отрывисто: выдох — слово, потом долгий вдох, и снова — выдох, и еще одно слово. Эрику казалось, что он готов бесконечно слушать эту рваную, захлебывающуюся нетерпением речь. Возможно, именно поэтому он и медлил — а вовсе не оттого, что боялся причинить Чарльзу боль.       Он подался вперед, слегка повел бедрами.       — Так? — в голосе его прорезалась непривычная, дразнящая интонация.       — Да-а-а. Я не... о, че-е-ерт...       Слова кончились, и теперь были только стоны, и яростные движения, когда уже плевать на все, и хочется только одного.       Не останавливаться. Никогда. Ни за что.       А потом Чарльз судорожно выгнулся, и Эрик не сдержался. Он рухнул на кровать, тяжело дыша. Положил голову Чарльзу на плечо: влажное, горячее, оно ходило под ним ходуном. Из открытого окна тянуло свежестью, и Эрик протянул руку и накрыл их обоих одеялом. Чарльз в ответ пробормотал «спасибо», чмокнул его в губы и, отвернувшись, засопел. Эрик какое-то время просто лежал, прислушиваясь к себе. Пустота, пришедшая на смену возбуждению, стремительно заполнялась новым, непривычным пока чувством, — царапающей душу нежностью.       ...Все случилось быстро. Эрик постучался, Чарльз открыл ему, впустил и запер дверь. Выключил верхний свет, зажег настольную лампу, под которой были навалены раскрытые книги. Тут же стояли два бокала с вином. Эрик выхлебал свой тремя большими глотками, почти не почувствовав вкуса. Вкрадчивое тепло растеклось по телу. Он поставил бокал обратно, шагнул вперед, Чарльз же наоборот — отступил. Сделал шаг, другой, третий, пока не уперся спиной в книжные полки, вздымающиеся до самого потолка: корешки цвета старых изумрудов и осеннего пламени. Посмотрел снизу вверх, приоткрыл рот.       «Я люблю тебя», — подумал Эрик.       — Я люблю тебя, — сказал Чарльз.       Эрик сделал последний шаг к нему, прижал к полкам, раздвинул коленом его ноги, языком — губы. Чарльз застонал, подался навстречу, и алая ярость внутри засветилась вдруг ярко, плавясь до ослепительно-белого, выжигающего мозг желания. Эрик качнулся назад, развернул Чарльза спиной к себе, задышал в шею, дурея от ставшего за эти дни родным запаха волос и кожи. Одновременно он стягивал с него джинсы вместе с бельем, лапал везде, где только мог дотянуться, и в животе все сжималось от того, как Чарльз стонал, толкаясь ему в ладонь — резко, яростно. Тише, тише, шептал ему Эрик, давай без фанатизма, ты же сейчас... и получал в ответ лишь бессвязные всхлипы, которые ясно говорили ему, что пора притормозить, но в то же время притормозить-то и не давали.       Он все-таки пересилил себя и отстранился. Чарльз застыл, руки его, раскинутые в стороны, вцепились в поперечины книжного шкафа, плечи вздрагивали, как у большой, осторожной птицы. Эрик помедлил, разглядывая его — полуобнаженного, словно распятого, — перевел дыхание и хрипло велел:       — В постель.       Чарльз повернулся, глянул помутневшими глазами. Стянул с себя футболку, медленно подошел к кровати. Вытащил из-под подушки тюбик со смазкой и презервативы, бросил их на одеяло. Эрик выгнул бровь. Приблизился, протянул руку, толкнул. Опустился сверху, поцеловал. Заставил лечь на живот, навалился...       — Так нормально?       — Сильнее...       — Эрик!       Его кто-то звал, и голос доносился будто бы из-под толщи воды.       — Просыпайся. Эрик, черт побери, да что с тобой?       Он почувствовал хватку чьих-то ладоней на своих плечах. Открыл глаза. Комната мерцала в льющемся из окна лунном свете. Чарльз нависал над ним, тревожно вглядываясь в лицо.       — Что с тобой? — повторил он.       Эрик приподнялся на локтях, сел.       — Да снова плохой сон приснился, — пробормотал он. — Я тебя разбудил?       Вместо ответа Чарльз протянул руку, бережно отер пот с его лба.       — Это не просто плохой сон, — сказал он. — Ты кричал, Эрик.       — Прости.       Чарльз встал, прошел к столу, зажег лампу. Повернулся, ничуть не смущаясь своей наготы.       — Что с тобой случилось?       Эрик глянул на него исподлобья.       — Что ты имеешь в виду?       — Ты и до этого говорил, что тебе снятся кошмары. — Чарльз сел обратно на кровать, скрестив ноги, задумчиво подпер подбородок рукой. — Но у подобных расстройств сна всегда есть причина. Какое-то событие. Что произошло, Эрик?       — Не знаю.       — Значит, нужно это узнать.       — Зачем?       — Чтобы справиться с этим, — ответил Чарльз мягко. — Кошмары становятся более частыми, я правильно понимаю?       Эрик кивнул.       — Они начались, когда я приехал сюда, — сказал он. — Не сразу, конечно. Сначала я просыпался раз в несколько ночей. Потом — каждую ночь. Было только два исключения...       — Какие?       — Когда мы спали вместе.       — Но сегодня это не сработало, — заметил Чарльз.       — Да.       — Ты обращался с этим к врачу?       Эрик покачал головой.       — Я попросил рецепт на сильное снотворное. Думал, это поможет. Но стало только хуже, и я бросил пить таблетки.       — Ты помнишь, что именно кричал во сне?       — Нет.       Чарльз помедлил.       — Ты разговаривал с кем-то, — тихо сказал он. — Умолял его — или ее — перестать. Я слышал несколько фраз. «Не надо», и «Хватит, пожалуйста». И еще ты звал маму. Что тебе снилось?       Эрик долго молчал. В саду проснулась и запела какая-то птица.       — Не помню, — ответил он наконец. — Кажется, Воронье взгорье.       — То самое Воронье взгорье? Утес возле вашей фермы?       — Да.       — Погоди... Так ты поэтому выходил по ночам из дома? Чтобы побывать там?       Эрик кивнул, пораженный тем, как быстро, без малейших усилий, Чарльз его раскусил.       — Я хотел понять, откуда взялся этот сон.       — И?       — Ничего не вышло. Каждый раз я поворачивал обратно и шел к реке.       — Почему?       — Не знаю. Может, боялся, что действительно все вспомню.       Чарльз закусил губу.       — Что-то еще есть в твоем сне? Образы, запахи, звуки? Ощущения?       Эрик сглотнул.       — Холод, — проговорил он. — Лед внутри меня: в животе, в ногах. Мне холодно и... очень страшно. И это как-то связано со смертью мамы, — он вдруг резко поднял голову. — Что-то плохое случилось со мной на Вороньем взгорье, и из-за этого она умерла. Я что-то не то сделал, когда был ребенком.       — Эдия умерла от рака, — негромко сказал Чарльз. — Здесь нет твоей вины.       — И еще...       — Что, Эрик?       — Во сне кто-то есть. Мужчина.       — Твой отец?       — Нет. Он разговаривает со мной... слишком ласково. Отец никогда таким не был.       — Что это за мужчина? Он что-то делает?       Эрик пожал плечами.       — Не знаю. Я не вижу его лица. Раз за разом он просто говорит со мной. Потом сон обрывается, и я просыпаюсь.       Чарльз задумался о чем-то.       — Надо ехать туда, — решительно произнес он. — Вдруг это поможет тебе вспомнить хоть что-то. И ехать надо прямо сейчас. Одевайся.       — Чарльз, ты рехнулся? Сейчас два часа ночи! Возвращайся обратно в постель, а со своими снами я как-нибудь разберусь сам.       Ксавье помотал головой.       — Не разберешься — это во-первых, — жестко сказал он. — А во-вторых... ты правда ничего не понимаешь?       Эрик скрестил руки на груди.       — Что я должен понимать?       — Твоя мать умерла десять лет назад, — медленно начал Чарльз, глядя прямо на него. — Это повлияло на всю твою жизнь, это почти наверняка сделало тебя более жестким, замкнутым, одиноким. И, возможно, сон, который ты видишь после того, как вернулся в Порт-Патрик — туда, где потерял маму, — связан именно с ее смертью. Но... есть вероятность, что тогда произошло что-то еще. Ты сам об этом говоришь: что-то случилось с тобой на Вороньем взгорье — нечто настолько ужасное, что оно до сих пор откликается в тебе и заставляет просыпаться среди ночи. И в этом замешан какой-то мужчина.       Ну вот, это наконец-то прозвучало. Пусть не прямо, но Чарльз выразился достаточно ясно. И от его слов внутри у Эрика все оборвалось: словно его худшие опасения, высказанные вслух, мгновенно стали правдой, из смутных подозрений превратились в реальность — стыдную, неприглядную, мерзкую.       Он гневно выдохнул:       — Я понимаю, к чему ты клонишь, Чарльз. И да, наверное, это правда. Но знаешь... тем лучше, что я ничего не помню. Я не хочу в этом копаться, понимаешь? Даже если что-то такое там и было... прошло десять лет! Я вырос и меньше всего хочу туда возвращаться.       Чарльз смотрел на него, не мигая.       — Десять лет — не так уж и много, — тихо сказал он. — Ты не думал, что этот мужчина, если он, конечно, существовал, до сих пор живет в Порт-Патрике? И, может быть, продолжает этим заниматься?       Эрик изменился в лице. До него вдруг дошло, о чем именно говорит Чарльз.       — Ты имеешь в виду Томми?       Чарльз кивнул.       — Если с тобой действительно случилось что-то плохое, когда ты был ребенком, это вполне могло повториться, — сказал он. — Поэтому нам нужно узнать, что за мужчина тебе снится, и что именно он с тобой... сделал. Возможно, ты что-то вспомнишь, оказавшись на Вороньем взгорье. Так что одевайся.       На этот раз Эрик не стал спорить. Он вылез из-под одеяла, нагнулся, подобрал с пола свою одежду.       — Ты не считаешь, что это глупо? — спросил он, застегивая джинсы.       — Может, и глупо, — парировал Чарльз. — Но есть крохотный шанс, что эта глупость позволит нам найти убийцу Томми, а значит — спасет тебя от тюрьмы. Если ты думаешь, что я не воспользуюсь такой возможностью, значит, ты очень плохо меня знаешь.       ***       Они оставили пикап в конце улицы, на которой стояла ферма Леншерров, и пошли дальше пешком: по полю, потом через мост и вверх, в гору, по протоптанной туристами тропе. В лесу Чарльз зажег фонарь, и его мощный белый луч шарил по темному подлеску, выискивая дорогу. Эрик молчал; теперь сцены из сна всплывали в памяти одна за другой. Он сжимал кулаки и шептал: возьми себя в руки, успокойся, дыши, но ничего не мог с собой поделать — с каждым шагом изнутри поднималась паника, пока еще контролируемая, пока еще незаметная со стороны, однако достаточно ощутимая.       Голая вершина Вороньего взгорья была залита светом луны, и Чарльз выключил фонарь. Развалины Дабхельма — остатки башни с рваной кромкой поверху и лабиринт каменных стен, — темнели на фоне неба и моря. Дальше земля обрывалась.       Эрик подошел к краю. Короткая жесткая трава под ногами росла над пустотой, внизу, страшно далеко отсюда, виднелась бледная полоска пляжа. Эрик представил себе тело Томми, распластанное там, на песке, и сделал шаг назад. Обернулся, посмотрел на Чарльза.       — Помнишь, мы играли тут в бегство от Лунных птиц? — спросил тот.       — Нет, — ответил Эрик.       Он помнил, конечно, — как такое забудешь? — но хотел, чтобы Чарльз продолжал говорить, спасая их обоих от этой треклятой тишины, в которой ему уже чудился далекий пока хруст веток и шуршание листьев под чьими-то тяжелыми шагами.       — Мы забирались сюда вечером, на закате, а потом, когда последний луч солнца тонул в море, засекали время и как можно быстрее бежали вниз, к мосту, — прошептал Чарльз. — Ровно через три минуты с этой башни в воздух поднималась стая хищных Лунных птиц, и нужно было добраться до реки раньше, чем они догнали бы нас. Бегущая вода их задерживала...       Чарльз замолчал и шагнул вперед. Остановился возле самых развалин, протянул руку к древним камням. И то ли силуэт его, черным оттиском проступивший на залитой серебром стене замка, стал катализатором, то ли что-то еще — прохлада летней тьмы, звон неспящей птицы в орешнике, — но Эрик вдруг вспомнил.       Вспомнил — и провалился из этой ночи в другую, десятилетней давности.       Сегодня на лугу у реки, прямо возле их фермы, устраивали какое-то представление, но Эрик помогал отцу с новорожденными ягнятами и примчался на берег уже после того, как все закончилось. Народ, расхватав с лотков остатки яблок в карамели, расходился по домам. Эрик прошел к сцене, где старшие скауты разбирали декорации под командованием мистера Хаммонда — потного, раскрасневшегося от успеха и усердия.       — Леншерр? — окликнул его Хаммонд. — Ты где был? Почему не помогал нам на представлении?       — Я не смог, сэр, — ответил Эрик, жалея, что не надел сегодня форменную скаутскую курточку цвета хаки и желтый галстук. — Ягнята, сэр.       — А-а-а, ну, ягнята — это святое. — Хаммонд посветлел лицом. — Ладно. Иди вон туда, помоги ребятам.       — Да, сэр! — счастливый от того, что оказался полезным, Эрик бросился к дальнему краю сцены, где двое парней снимали с каркаса легкие фанерные щиты с намалеванным на них пейзажем, на фоне которого разворачивался спектакль.       — Собирай их в стопку, — буркнул один из них.       — Что хоть за представление-то было? — шепотом спросил его Эрик.       — Да фигня какая-то, — пробасил тот в ответ. — Что-то про святого Дэвида. Муть, в общем.       Минут через десять они погрузили щиты в фургон, и Хаммонд, утерев пот со лба, объявил:       — На сегодня все свободны. Каркас разберем завтра.       Солнце садилось. Эрик тоскливо посмотрел в сторону фермы. Идти туда не хотелось. Он пожалел, что Чарльз остался дома: было бы здорово сейчас сыграть с ним в лесу — в разбойников, или в Нарнию, или в хоббитов. Чарльз обожал эту игру и всегда брал себе роль Фродо, и Эрик не возражал: ему нравилось быть Сэмом, он чувствовал странную похожесть их характеров, и так же, как Сэмуайз Гэмджи, он отдал бы все за Чарльза... то есть, за Фродо, конечно. За Фродо.       Решено: хоббиты. В конце концов, сейчас можно сыграть в одиночку, а завтра выманить Чарльза из дома как можно раньше и вместе вернуться сюда, чтобы закончить их путешествие к Роковой горе.       Эрик в последний раз оглянулся на ферму, белевшую за лугом, и направился к лесу. Углубился в подлесок, взял курс точно на вершину утеса. Здесь багровый закатный свет казался гуще и злее, и оттого жутко было до мурашек. Эрик перепрыгнул через поваленный ствол, обогнул поросший мхом валун, огляделся по сторонам и торопливо шагнул в свою собственную сказку. Словно наяву он услышал приближение тварей — сонное, ленивое фырканье, мелкие чихи, невнятный чуждый говор, сопровождавшиеся треском валежника и топотом ног. Его преследовали орки Урукхая, а над деревьями кружили гадкие черные птицы, и Эрик сунул руку в карман и сжал в ладони свой оберег — гладкий, словно обточенный морскими волнами, желудь. Пожалел, что вместо темной курточки надел слишком приметный желтый дождевик — не смог удержаться, такой он был яркий, новый, да еще и в цвет резиновых сапог, — и на секунду задумался о том, чтобы скинуть его и вернуться за ним утром, но представил лицо мамы, и отбросил эту мысль.       Деревья расступились, обнажая лысую макушку Вороньего взгорья. Закатный свет почти угас. Эрик внимательно огляделся.       И застыл.       Кто-то стоял там, среди древних камней. Эрик вгляделся в полумрак. Мужчина. Высокий, странно одетый. Лицо скрыто капюшоном. Он медленно поднял обе руки, словно показывая, что безоружен.       — Эрик?       Голос был смутно знакомым, и Эрик, поколебавшись, сделал несколько шагов вперед. Разглядел зеленый, кажется, плащ и какое-то подобие кольчуги, блеснувшей в сумраке.       Шагнул еще — и вдруг оказался совсем рядом с незнакомцем.       — Ну, привет, — весело проговорил тот. — Я давно тебя жду.       — Кто вы? — спросил Эрик.       — А ты сам как думаешь? — с любопытством спросил незнакомец.       — Фарамир? — предположил Эрик. — Князь Итилиэна?       Мужчина рассмеялся и протянул руку.       — Пойдем со мной, — сказал он.       На самом деле Эрику очень хотелось развернуться и броситься наутек, но он не смел: вот она сказка, самая настоящая — куда там до нее каким-то дурацким хобгоблинам! — и он будет последним дураком, если упустит свой шанс. Это как если бы Бильбо все-таки остался дома, Люси никогда бы не заглянула в шкаф, а Дигори не отправился бы за целебным яблоком для своей мамы. К тому же — сказки ведь обязаны заканчиваться хорошо, разве нет?..       И он сделал последний шаг и крепко ухватился за руку незнакомца.       — Ты готов? — спросил тот.       — Да, сэр Фарамир, — прошептал Эрик в ответ.       — Я хочу, чтобы ты был очень послушным, — произнес князь Итилиэна едва слышно, подтолкнул его в спину, и они вошли в круг из камней.       ...яркий свет фонаря, и мягкие руки на плечах, и едва различимый успокаивающий шепот, дрожью отдающийся внутри, принадлежали этому миру. «Эрик, все хорошо, сейчас ты взрослый, ты сильный, ты больше никому не позволишь так поступать с тобой, — говорил Чарльз, обнимая его, и Эрик чувствовал его горячее, живое дыхание. — Это было, но уже давно в прошлом. Все позади, мы разберемся с этим вместе, мой хороший, все позади...»       Они спустились к машине. Эрик облокотился о капот, вытащил сигарету, закурил и рассказал все Чарльзу.       — Значит, это и правда случилось, — тихо сказал тот, глядя в сторону. Луна скрылась, и рассвет был близок; воздух становился все прозрачнее, все звонче пели птицы, а где-то совсем рядом шумела река, убегающая к морю.       — Да.       — Мне очень жаль Эрик.       Он промолчал, потому как — ну что тут скажешь?       — Тебе нужна будет помощь. — Голос Чарльза был усталым, почти никаким. — Профессиональная помощь. Работа с психотерапевтом. Если ты позволишь, доктор Марко...       — Нет, — жестко оборвал его Эрик. — Никаких психотерапевтов. Я уже говорил тебе, что не буду в этом копаться. Было и было.       Чарльз повернулся к нему, явно собираясь поспорить, но передумал, разглядев выражение лица Эрика.       — Хорошо, — сказал он. — Это только тебе решать. Просто... если ты изменишь свое решение, я помогу.       — Спасибо.       — Получается, ты не видел, кто это? — спросил Чарльз спустя какое-то время.       — Нет. Он был в плаще с капюшоном.       — А голос?       — Голос знакомый, — вяло ответил Эрик. — Но вспомнить, чей он, я не могу.       — Может быть, позже, — с надеждой сказал Чарльз.       — Может быть.       Они сели в машину. Эрик завел мотор, и пикап пополз по тряской дороге мимо луга, мимо фермы, мимо дома Робертсонов. Чарльз молчал, но когда они свернули на Хилл-драйв, неожиданно заговорил:       — Мне не дает покоя этот плащ. Ну кто будет ходить по лесу, вырядившись, словно эльф? И если это не выкрутасы твоего подсознания, значит...       — Что?       — Ты говоришь, в тот вечер здесь показывали какой-то спектакль?       — Угу. Ты думаешь?..       — Да! — перебил его Чарльз. — Там был Хаммонд. Хаммонд возглавляет местное историческое общество. Так что наверняка они ставили что-то про старые времена...       — Вроде бы про святого Дэвида, — буркнул Эрик.       — Тогда и плащ вполне объясним. Вот тебе и ответ: этот тип участвовал в представлении.       — Звучит разумно, — осторожно проговорил Эрик. — И что дальше?       — Все просто. Если это случилось прямо перед тем, как умерла твоя мама, нам известна дата. Первое марта. А значит, можно найти информацию о том, что это было за представление, а главное — кто в нем играл.       ***       У ворот особняка дежурили ранние пташки — грузный лысеющий мужчина и наглая девица с пирсингом в губе. Увидев пикап Леншерра, оба оживились, вскинули фотоаппараты, защелкали вспышкой. Эрик привычным уже жестом прикрыл глаза ладонью. Ему пришлось затормозить, чтобы дождаться, пока откроются ворота — те управлялись кнопкой с брелока. Воспользовавшись заминкой, мужик подскочил к окну со стороны Чарльза и сделал еще один снимок, от которого тот не успел увернуться.       — Куда ездили? — почти весело выкрикнул репортер, опуская камеру. — Утром на пляже, поди-ка, еще один детский труп найдут, а?       Девица рассмеялась. Эрик сжал зубы и резко тронулся с места, рискуя не вписаться в медленно открывающиеся створки ворот.       — В редакцию поедем около двенадцати, — сказал Чарльз перед тем, как они разошлись по своим комнатам. — А пока постарайся поспать. Если что — приходи.       Но уснуть Эрику не удалось: около шести утра его телефон, все эти дни равнодушно молчавший, вдруг завибрировал. На экране высветился незнакомый номер. Отвечать не хотелось, но это могла оказаться Херд или кто-то из ее людей.       — Слушаю, — сказал Эрик осторожно.       В трубке послышалось чье-то громкое дыхание, а затем раздался голос:       — Леншерр, ты?       Высокий, чуть захлебывающийся — было непонятно, принадлежал он мужчине или женщине.       — Да. Кто вы?       — Леншер-р-р... — дыхание в трубке стало прерывистым, как будто незнакомцу не хватало воздуха. — Вот это удача. Неужели я буду у тебя первым?       — Кто вы? — холодно повторил Эрик.       — Кто я — не важно, — заклокотал голос. — Важно, кто есть ты. А ты — детоубийца, насильник, исчадие Ада, и за все, что ты сделал, ты расплатишься дважды — сначала здесь, в мире людей, а затем там — за гранью смерти, в мире демонов и вечных мук, где тебе самое место, Леншерр...       Эрик повесил трубку.       Телефон зазвонил снова. Другой номер — и снова незнакомый.       Он сбросил звонок. Потом еще раз. И еще.       Посыпались сообщения — по одному, по два, по три в минуту. Они были полны ненависти, и гнева, и ослепительной жажды мести. Сначала он еще пытался их читать — с каким-то мрачным мазохистским удовольствием, — но после того, как их количество перевалило за три десятка, сдался и просто отключил телефон.       Эрик догадывался, что произошло. Он слышал о сетевых троллях, преследовавших тех, кого подозревали или судили по обвинению в тяжких преступлениях. Тролли эти паслись на специальных форумах, где делились друг с другом подробностями нашумевших криминальных дел, но главное — собственными жестокими фантазиями, связанными с обвиняемыми и их родными. Видимо, кто-то слил номер Эрика на один из таких форумов, и теперь он с невероятной скоростью разлетался по сети.       Он не стал говорить об этом Чарльзу.       — Интервью! — завопила Оливия, едва они зашли к ней в кабинет. — Интервью с вами обоими, эксклюзивное! С прямой трансляцией на сайт и в Фейсбук.       — Нет, Лив, прости, — Чарльз покачал головой. — Эрик в жизни на такое не согласится. Правда, Эрик?       — Святая правда, — ответил тот словами, подслушанными вчера у Рэнди.       — Ладно, — фыркнула Оливия. — Я другого и не ждала. Так вы говорите, нужна подшивка «Голоса Порт-Патрика»? Десятилетней давности?       — Газета тогда еще выходила? — уточнил Чарльз.       — Да, сайт полностью заменил печатную версию лет пять назад. Так что подшивка есть. — Оливия прошла в дальний конец кабинета, присела на корточки перед шкафом, покопалась там минуту и вытащила потрепанную канцелярскую папку, пухлую от газет. — Вот, — она водрузила папку на стол. — Нужный год, ровно пятьдесят два выпуска. Вам какой?       — Первое марта или ближайший к нему, — ответил Чарльз.       Лив склонилась над подшивкой, аккуратно отделяя одну газету от другой.       — Так, вот он. Номер от пятого марта. Что именно ищем?       — Что-нибудь о спектакле, который ставили местные жители. Скорее всего, про святого Дэвида.       Оливия зашуршала листами, запахло пылью и старой бумагой.       — Господи, ну и верстка, — пробормотала она. — Стоп, нашла. Третья полоса. Вот, слушайте. «Первого марта в Порт-Патрике отмечали День святого Дэвида, покровителя Уэльса. Преподобный Блэквуд организовал благотворительную ярмарку на лугу возле реки Дабх, а вечером местное Общество любителей истории устроило театрализованное представление, основанное на жизнеописании Святого Дэвида. Режиссером спектакля выступил Эдвард Хаммонд, бессменный председатель Общества...»       Эрик и Чарльз переглянулись.       — «...Главные роли исполнили местные жители: преподобный Блэквуд сыграл святого Дэвида, сержант полиции Оливер Фолли изобразил молодого короля Артура, миссис Рита Уорлок перевоплотилась в Нон Валлийскую, а владелец бакалейной лавки мистер Август Ганн исполнил роль монаха Павлиния...»       Оливия указала на фотографию, запечатлевшую участников спектакля сразу после представления — разномастную труппу актеров-любителей в самодельных костюмах, явно перешитых из одежды с блошиного рынка. В центре стоял святой Дэвид — викарий Блэквуд, облаченный в темно-пурпурную рясу. По левую руку от него широко улыбался в камеру Август Ганн. А по правую руку...       — Лив, подожди! — Чарльз склонился над подшивкой. Выпрямился, глянул на Эрика. — Узнаешь?       Эрик всмотрелся. Рядом с Блэквудом стоял человек в кольчуге и изумрудно-зеленом плаще с капюшоном. Король Артур. Он же Фарамир, наместник Гондора, князь Итилиэна. Он же сержант Оливер Фолли, теперь — детектив-инспектор Фолли.       Мир погас, отодвинулся, и Эрик оцепенел, оглох: словно кто-то взрезал его голову по шву, распотрошил и набил ватой. Его замутило. Он сглотнул, отвернулся, уставился в окно, за которым была припаркована черно-белая полицейская машина.       — Что такое? — спросила Оливия нетерпеливо. — Вы что-то знаете?       Чарльз закусил губу:       — Лив, тебе это точно не понравится...       — Не надо ничего говорить, — прервал его Эрик. — У нас нет никаких доказательств.       — А это — не доказательство? — задохнулся от возмущения Чарльз. — Это — не оно? Плащ, кольчуга...       Эрик покачал головой, скрестил руки на груди. Рот его скривился в печальной усмешке:       — Воспоминания пацана, да еще и десятилетней давности, — против слов офицера полиции?       — Вы о чем? — Голос Оливии вдруг сел до шепота. — При чем здесь Фолли?       Повисло молчание. Эрик, хмыкнув, отошел к открытому окну.       — Здесь можно курить? — спросил он.       — Валяй, — Оливия махнула рукой в сторону пепельницы, стоящей на заваленном бумагами подоконнике, и повернулась к Чарльзу. — Ну так что? Я жду объяснений.       — Послушай, Лив, — тот заговорил, тщательно подбирая слова. — Это не моя история. Я бы все рассказал тебе хоть сейчас, но просто не имею права. Тем более что у нас пока нет никаких точных сведений — только догадки...       — Ты сам сказал, что фотография в газете — доказательство, — перебила его Лив. — Доказательство чего? Это как-то связано с убийством Томми?       — Это не моя история, — упрямо повторил Чарльз.       Эрик молчал, выпуская дым в теплое небо, и Оливия наконец сдалась.       — Ладно, — она пожала плечами. — Как всегда, придется разбираться во всем самой.       — Прости, — вздохнул Чарльз. — Слушай, мы заберем эту газету с собой?       Оливия нахмурилась.       — Я могу отсканировать полосу, — сказала она. — Или просто сними ее на свой смартфон, какие проблемы?       Чарльз замялся, но Эрик, затушив окурок в пепельнице, резко развернулся и подошел к столу. Щелкнул замками папки, вытащил номер от пятого марта, сложил газету пополам и сунул под мышку.       — На всякий случай, — пояснил он в ответ на возмущенный взгляд Оливии. Потом посмотрел на Чарльза. — Что дальше?       — Звоним Херд. Самим нам с этим не справиться. Спасибо большое, Лив.       — Всегда пожалуйста, — пробормотала она.       Как только за ними захлопнулась дверь, Оливия брезгливо сдвинула на край стола пыльную подшивку и села за ноутбук. Зашла на сетевой диск редакции, отыскала папку «АРХИВ», а в ней — нужный ей год и номер. Щелкнула по папке «Выход», нашла пдф-файл с третьей полосой. Создала в почтовой программе новое письмо, выбрала адрес — <oliverfolly@gmail.com> — в теме письма написала «Есть вопрос!!!!» и прикрепила изображение.       «Фолли, что за хрень? — быстро отстучала она в поле для текста. — Что произошло десять лет назад, при чем тут ты и это дурацкое представление? А главное — как это связано с Леншерром и делом Робертсона? Нет, я, конечно, могу направить официальный запрос твоему начальству...»       Откинувшись на стул, она перечитала письмо, а потом, секунду подумав, щелкнула по кнопке «Отправить».