The Burning Ground/Сожженная Земля

В сочинении Евагрия Понтийского суть учения о главных грехах сформулирована в самом начале следующими словами: «Есть восемь всех главных помыслов, от которых происходят все другие помыслы. Первый помысел чревоугодия, и после него — блуда, третий — сребролюбия, четвёртый — печали, пятый — гнева, шестой — уныния, седьмой — тщеславия, восьмой — гордости. Чтоб эти помыслы тревожили душу, или не тревожили, это не зависит от нас, но чтоб они оставались в нас надолго или не оставались, чтоб приводили в движение страсти, или не приводили, — это зависит от нас». В честь прибывших гостей был пир. Все собрались в большом зале длинного дома. Пир только начался и Харальд произносил тост, когда Эри зашла в зал. Она замешкалась, переодеваясь в своих покоях. Все платья теперь были велики и одежда болталась на ней, без пояса никак нельзя было обойтись. И вот пока она пыталась хоть как-то привести себя в подобающий вид, пир начали без нее. -…За наших друзей и за удачный союз! Сколл! — продолжал Харальд, когда Эри вошла в большой зал. Харальд застыл. Он не переставал любоваться своей женой. Его глаза светились счастьем и радостью каждый раз, когда он видел ее. Харальд поспешил подать ей руку и усадить рядом с собой. Все поприветствовали королеву новым тостом. После этого Эри села на свое место. Хальфдан, который сидел рядом с Бьорном по правую руку от Прекрасноволосого, не спускал с нее своих больших карих глаз. Теперь, когда он мог рассмотреть девушку вблизи она казалось ему совершенно неземным созданием. Ее худое лицо, тонкие руки, глаза, которые стали еще больше, на осунувшимся личике, словно не отпускали его. Пока Харальд произносил очередной тост и все вокруг кричали, и пили, он продолжал глядеть на Эриель. Внезапно девушка, почувствовав на себе пристальное внимание, посмотрела в его сторону… Грустные карие глаза встретились с яркими пылающими глазами Хальфдана, которые теперь теплились каким-то добрым теплым светом. Эриель глядела в них и не могла оторваться. Его и ее глаза встретились, и не могли расстаться друг с другом. Время как-будто застыло для них двоих, шум, веселье и заздравные чаши… все это неслось мимо. Грустные карие глаза смягчились, теплые карие глаза смотрели прямо и не хотели отступать. Хальфдан не слышал, как его о чем-то спросил Флоки, не слышал и нового тоста своего брата, кубок которого снова был наполнен вином. Не слышал он и рассказа Железнобокого о подробностях будущего похода на Франкию. Он видел лишь эти большие грустные карие глаза, в которых застыли страдание, боль и где-то глубоко еще теплилась доброта, то тепло, которое было ценней всего золота мира. Она еще была жива… Эриель тоже не могла отвести своего взора. Это было сильнее ее. Она словно читала длинную историю, легенды о далеких странствиях и потерях, жестоких битвах, а также странной нежности, которая была в глазах Хальфдана. Его губы сами прошептали непонятные для нее слова. Эри очнулась только тогда, когда рядом зазвучал хриплый низкий голос Харальда.  — Эри, любовь моя, с тобой все в порядке? — Харальд был немного обеспокоен.  — Да, да. Все хорошо, я просто задумалась — поспешила ответить она. Хальфдан отвел свой взор. В это время Железнобокий расспрашивал Харальда как и кого тренирует Эриель. Харальд с гордостью стал пояснять.  — Но, к сожалению, я сам не очень гожусь в ученики — рассмеялся Харальд.  — Ты слишком горяч и вспыльчив, — с улыбкой пояснила Эриель — и к тому же, хоть ты и очень искусный, и храбрый воин, ты слишком большой.  — То есть, — не понял Прекрасноволосый.  — Прости, но ты массивный как Бьорн, поэтому тебе приходится тяжелей, чем тому же Бёдвару — пояснила Эри.  — А кто же подойдет? Например? — заинтересовался Железнобокий, имея ввиду себя, Хальфдана и Флоки.  — Хальфдан — немного смутившись ответила она. Карие глаза снова встретились вместе.  — Мой брат? — удивился Харальд.  — Да — тихо ответила Эри не отводя глаз от Хальфдана.  — Что же, Хальфдан — усмехнулся Прекрасноволосый — ты, помниться, как-то изъявил желание повоевать с такой бойкой женщиной? Тебе предоставляется шанс. Она и вправду творит чудеса. Я был бы рад, если бы мой брат обладал такой же ловкостью. Если ты, конечно, не передумал.  — Я с радостью соглашусь перенять твое мастерство — ответил Хальфдан, который неожиданно для себя самого поднялся с места и уже не мог не от кого скрыть своих устремленных на девушку глаз. — Если ты сама не против обучать меня, Эриель.  — Да, Хальфдан, я согласна — также, не отрывая глаз, ответила Эри. *** Хальфдан не мог заснуть всю ночь. Он видел перед собой эти грустные большие карие глаза, этот нежный добрый свет, за который он был готов перерезать всех и каждого, кто бы причинил им боль. Он не слишком понимал женщин и считал их изменчивыми, теперь он сам не мог понять себя, Он хотел видеть эти глаза, защитить это хрупкое и нежное тело, освободить ее, и больше никогда не отдавать своему жестокому беспощадному старшему брату, хотел видеть ее улыбку, слышать ее смех, кружить ее в веселом быстром танце и никогда больше не видеть ее слез, и страданий. Больше никогда… Эриель тоже не могла заснуть этой ночью. Карие глаза Хальфдана, устремленные на нее во время пира… В них не было той жестокости и хищных огней как у его брата. Какое-то тепло светилось и грело, и не хотело отпускать. Эриель чувствовала покой, безмятежность и нечто такое, чего она сама еще никогда не чувствовала. Что же это было… Знали лишь боги и звезды, которые снова рассыпались по темному небосклону, напоминая огромный сияющий полог, который в ту ночь подарил двум совершенно разным людям, принадлежащим разным мирам, то необычное и волшебное мгновение, которое случается лишь раз в жизни, укрыв их от людских глаз, и всего дурного на земле.