***
Три приступа рвоты спустя Дин сидит, прислонившись к дверному косяку ванной, положив одну руку Касу на голову и зажав в другой телефон. К этому времени он уже измотан непреходящей тревогой, но в последний час Касу вроде бы даже получше. Во всяком случае, у него больше не было кровотечений и пугающих признаков потери сознания. Последнее сообщение от Сэма гласит: «В общем, так: после некоторых видов химиотерапии температура бывает, но убедись, что не выше 38. И да, ему нужны электролиты, так что поищи калий, или бананы, или Gatorade. И ты делал прививку от гриппа? Нам обоим срочно нужны прививки, у Каса сейчас иммунная система ни к черту, он подвержен инфекциям». Дин перечитывает все это, пытаясь вспомнить, когда в последний раз делал прививку, и тут Кас подает голос. — Часы, — произносит он невнятно. — Что? — Дин поворачивается к нему. Он наклоняется ближе, чтобы Кас мог говорить шепотом, не повышая голос. — Тебе что-то нужно? Хочешь еще воды? — Можно увидеть… часы? — просит Кас. Оглядываясь по сторонам, Дин понимает, что Касу не видно часов, которые стоят у изножья кровати. Обычно из такого положения он бы видел часы, глядя поверх колен в спальню. Но сейчас их загораживает Дин. Дин смотрит на часы. — Пол-одиннадцатого, — сообщает он, пытаясь не выдавать голосом разочарования оттого, что еще далеко даже до полуночи. Каса тошнит уже часами. (Сколько, он сказал, это будет продолжаться? Двадцать четыре часа? Это же целая вечность.) — Нет, я… хочу их видеть, — шепчет Кас. Дин смотрит на него в некотором замешательстве, но послушно двигается: поднимается на ноги, осторожно перешагивает через Каса и садится на корточках возле ванны — на том же месте, где сидел три приступа рвоты назад. Кас чуть перемещается на полу, чтобы видеть циферблат часов через дверной проем. — Так лучше? — спрашивает Дин, все еще не очень понимая, зачем Касу смотреть на часы. — Мне нравится видеть… как движется стрелка. Секундная стрелка, — объясняет Кас. Он делает передышку. Дин недоуменно смотрит на него. — Видеть, что… время идет. И значит, это не Ад. В этот момент у Дина в руке вибрирует телефон — пришло новое сообщение от Сэма, — но Дин даже не замечает его. С пересохшим ртом он смотрит на часы — на то, как обходит круг секундная стрелка. Внезапно все, о чем он может думать, — это о том, как ужасно, противоестественно эластично тянулось время в Аду; как оно замедлялось; как запиналось и останавливалось. И как одна жуткая секунда могла длиться бесконечно, превращаясь в вечность. Кас прав. В Аду время просто не проходило. Дин смотрит на часы поверх плеч Каса и с облегчением убеждается, что секундная стрелка медленно ползет, описывая круг. Совсем не быстро — даже наоборот, удручающе медленно. Но она движется. — Ты не в Аду, — уверяет Дин, наклоняясь ближе, чтобы Кас наверняка услышал его. — Ты не в Аду. Честное слово. Время идет. — Он снова кладет руку Касу на голову и шепчет ему на ухо: — Это закончится. Обещаю. Кас кивает под ладонью Дина и делает медленный вдох. Потом говорит: — Иногда я думаю… я не выдержу час. Но я выдержу минуту. — Он вздыхает еще раз. — Но только если время на самом деле идет. Так что я смотрю на часы. Дин легонько гладит его по голове, и вместе они смотрят, как идет время.***
Секундная стрелка медленно ползет вперед, описывая бесконечные круги. В какой-то момент Касу удается ненадолго задремать, и Дин использует эту возможность, чтобы тихо позвонить в клинику доктора Клайна. Там оказывается круглосуточная дежурная служба, и после детальных расспросов ночная сестра подтверждает, что состояние Каса «по большей части стабильное». Она сообщает Дину, в каких пределах должны оставаться его жизненные показатели и какие признаки сигнализируют изменения к худшему и требуют немедленной реакции. Дин записывает все это и обещает перезвонить и отвезти Каса в больницу, если какие-то из этих симптомов у него обнаружатся. Благодаря потоку сообщений от Сэма и советам медсестры у Дина скоро накапливается целый список дел, которые занимают его время и отвлекают от неприятных мыслей. Он проверяет пульс и дыхание Каса каждые пятнадцать минут, кратковременно отлучается к автомату с водой, где добывает три бутылки напитка Gatorade (c электролитами!), и находит среди пузырьков Каса таблетки калия. Когда Кас просыпается, Дин уговаривает его пить и помогает ему держать бутылку. Раз в полчаса Дин меряет его температуру градусником, который нашел в ящике тумбы у кровати. Температура устойчиво держится на отметке 37.8, что, если верить и Сэму, и дежурной сестре, не идеально, но приемлемо. Дремота Каса длится недолго. Скоро приступы тошноты возвращаются, и возвращаются с удручающей регулярностью. Дин помогает ему справиться с каждым из них. Несколько раз Кас приходит в себя настолько, что вовсе выгоняет Дина из ванной, каждый раз закрывая за ним дверь и включая душ. Дин уверен, что это из-за диареи, и он хотел бы помочь и с этим, но Кас, кажется, провел в этом месте черту и вообще не пускает Дина в ванную. Это досадно, и Дин шагает по комнате, волнуясь все больше и готовясь вышибить дверь, если придется. Но каждый раз Кас справляется сам и минут через десять открывает дверь, хотя вид у него всегда слабый и бледный. После каждого такого эпизода Дин моет туалет, хотя Кас не перестает слабо протестовать, что может сделать это сам. Однажды приходится помыть и пол (Кас настаивает, что, по крайней мере, сам он чист, но уж на то, чтобы оттирать пол, у него явно нет сил). Так что Дин перетаскивает Каса на кровать, несмотря на новые протесты, и устраивает его там, пока сам отмывает пол ванной и подготавливает для Каса новое гнездо — расстилает на полу запасную простыню на всякий случай, а сверху кладет чистую подушку и одеяло. К тому моменту, как Дин заканчивает обустраивать гнездо, оказывается, что Кас начал самостоятельно ковылять по направлению к ванной. Когда Дин замечает его за этим занятием, Кас уже сидит на втором стуле. Дина слегка раздражает, что Кас не дает о себе заботиться — в конце концов, он бы мог прекрасно лежать в кровати все это время, а Дин носил бы ему горшки и лотки. Но, очевидно, Кас твердо намерен попытаться сделать все сам и убежден, что расположиться необходимо именно в ванной. Этот разговор уже состоялся у них несколько раз, и спорить с Касом невозможно. Помогая ему пройти остаток пути до ванной, Дин замечает, что Кас начал беспрестанно шептать: «Прости, прости меня, прости…» — Прекрати извиняться, — требует Дин, помогая ему лечь на пол. Он подкладывает под голову Каса подушку. — Тебе точно не надо помочь помыться? — Нет… — отвечает Кас, натягивая одеяло вокруг плеч. Его внезапно охватывает приступ дрожи, но он все равно пытается произнести: — Нет… н-нет. Ты не должен ничего… этого делать. Ты не должен… Прости меня, Дин. Прости… Как Дин ни пытается, он больше не может успокоить Каса. От жара тот стал неугомонным и тревожным, и его «прости» не прекращаются. В конце концов поток извинений прерывается, только когда Каса снова начинает тошнить.***
Ночь длится бесконечно. Дин теряет счет приступам рвоты где-то после пятнадцатого.***
Наконец появляются периоды, когда Кас дышит относительно ровно, свернувшись в своем гнездышке из одеяла и подушки, и Дин может позволить себе опереться на бортик ванны и на минуту закрыть глаза. В следующее мгновение он, вздрогнув, просыпается от крайне неприятного кошмара, в котором Кастиэль тонет в водостоке во время какого-то сезона дождей, кругом сверкают молнии, а Дин пытается вытащить его из водоворота. Открыв глаза, Дин обнаруживает, что привалился к бортику ванны, болезненно изогнув шею, и рядом на корточках сидит Кастиэль, одной рукой сжимая обернутое вокруг себя одеяло, а другой тряся Дина за плечо. — Все в порядке, — извещает его Кас и садится на пол, устало прислонившись к унитазу. — Ты просто заснул. — Который час? — хрипит Дин, протирая глаза. — Три часа утра, — отвечает Кастиэль. После этого он поворачивается к унитазу, и его снова тошнит.***
Намного позже, после еще нескольких скверных приступов рвоты, самый тяжелый этап, кажется, наконец позади. Кас снова свернулся на полу, теперь беспокойно ворочаясь в припадках жара и озноба, которые находят на него время от времени. Дин решает попробовать сбить температуру способом, который посоветовала дежурная сестра. Он достает из мини-холодильника несколько кубиков льда и заворачивает их во влажную ткань, после чего садится за спиной у Каса и прикладывает лед к его шее сзади, придерживая голову Каса другой рукой. Глаза Каса медленно открываются. Он не смотрит ни на что конкретно, а только уставляет пустой взгляд в фаянсовую ногу унитаза перед собой. Но потом он шепчет — так тихо, что Дин едва слышит: — Хорошо… — Это кубики льда, — поясняет Дин. — Сестра сказала, что может помочь. — Славно… — шепчет Кас. Неясно, имеет ли он в виду лед или руку Дина у себя на лбу (его лоб все еще горячий, и рука Дина, должно быть, кажется прохладной в сравнении). Больше Кас ничего не говорит, и уже понятно, что он устает от разговоров, поэтому Дин молча сидит рядом, прижимая лед к его шее и держа ладонь у него на голове. Мерное тиканье часов и медленное, неровное дыхание Каса кажутся единственными звуками во всем мире. Проплывают минуты. Дин сидит позади Каса на корточках, неудобно согнувшись, и скоро у него начинают ныть колени. Он пересаживается, пробуя вытянуть одну ногу вдоль спины Каса, подогнув вторую под себя. Подогнутая нога затекает, но Дин остается сидеть, глядя, как секундная стрелка часов описывает полную минуту, затем еще одну, и еще. «Я не выдержу час, но я выдержу минуту, — думает он. Потом мысленно повторяет то, что уже говорил себе ранее: — Держись, ты можешь». Еще минуту спустя Дин снова пересаживается. Он находит способ сделать это, не толкая Каса в спину. Когда все кубики льда растаяли, Дин со скрипом поднимается на ноги и идет за новыми. Потом садится обратно рядом с Касом, не обращая внимание на боль в коленях, и снова прикладывает лед к теплой коже на его шее. «Не выдержу час, но выдержу минуту». «Держись. Ты можешь». «Не выдержу час, но выдержу минуту». Каса не тошнит уже почти час — может быть, лед и правда помогает? И эти кубики растаяли. Дин идет, набирает еще и повторяет все снова. И снова. И снова.***
От жужжания телефона Дин вздрагивает. Он по-прежнему сидит возле Каса, экспериментируя с мокрым полотенцем и кубиками льда в разных местах его шеи и головы. (Кажется, Каса успокаивает, когда Дин гладит его влажным полотенцем по шее сзади, поэтому Дин делает так уже какое-то время.) Сейчас Кас, похоже, наконец забылся в драгоценной дреме — когда на кафельном полу дребезжит телефон, он даже не шевелится. Дин поспешно хватает телефон, пока Кас не проснулся. Это сообщение от Сэма. «Я выезжаю, — пишет Сэм. — Буду у вас до заката». Дин устало оглядывается. Только теперь он замечает, что через пыльные окна спальни пробивается тусклый свет. Он щурится на часы и обнаруживает, что уже семь утра. «Вы как там?» — спрашивает Сэм. «Веселимся всю ночь», — пишет Дин. «Черт, — отвечает Сэм. — Он в порядке?» «Держится. Подробности потом, — пишет Дин. — Езжай осторожно». Потом ему приходит в голову мысль, и он добавляет: «Эй, можешь захватить для него шапку?» Сэм отвечает: «Ладно, а как же его серая?» «Она испортилась». «Испортилась?» — переспрашивает Сэм. «Стирать нужно, — отвечает Дин. — Попробуй найти новую. Он потерял часть волос. Кажется, стесняется этого». «Понял», — присылает Сэм. И еще через пару секунд: «Никогда не видел Каса стесняющимся». Дин пишет в ответ: «Да. Забавно, что ангела волнуют волосы». Потом добавляет: «То есть он же уже потерял перья, и ничего». Пауза. Сэм что-то пишет, стирает и снова пишет. Наконец приходит сообщение: «Мы не знаем, насколько он переживал из-за перьев». Дин долгое время глядит на сообщение Сэма и теперь вспоминает, как в магазине Кас говорил о том, что скучает по крыльям. Он смотрит вниз на Каса. В ванную пробивается косой свет, и в бледных утренних лучах Кастиэль отчего-то выглядит особенно слабым. Свернувшийся на полу ванной под мятым одеялом, он похож на раненого зверька. И ведь по сути так и есть: он и есть сейчас раненый зверек. Дин вдумчиво разглядывает его, изучая ослабленную человеческую оболочку, в которой Кас оказался пойман. Эта оболочка — сейчас единственный дом Каса. Оболочка, которая стала его неотъемлемой частью, почти слилась с ним, превратилась в его собственную в результате причудливого стечения обстоятельств. Дин протягивает руку и снова кладет ее Касу на голову — очень нежно, стараясь не разбудить его, но желая как-то прикрыть оголившийся участок кожи под его волосами. Несколько оставшихся пучков спутанных темных волос вяло лежат на его голове, и Дин легонько поглаживает по одной пряди большим пальцем. Кас шевелится, перекладывая руки на кафельном полу, и Дин убирает руку обратно ему на шею — прикосновение там обычно его успокаивает. Кас расслабляется с тихим вздохом и не просыпается. Дин продолжает гладить его по шее. Он смотрит на спину Каса и думает: «Крыльев нет». Крыльев нет, перьев нет, а скоро и волос не будет. Наконец он отвечает Сэму, набирая сообщение одной рукой: «Да, верно. В общем, привези шапку». «Сделаю», — пишет Сэм.***
— Как думаешь, ты теперь сможешь немного поспать? — предлагает Дин. — Я могу помочь тебе лечь в кровать. Я уже поменял простыни, кстати. Горничная оставила свежий комплект. Уже далеко за полдень. За утро Кас постепенно очнулся от своей полукомы и ожил до такого состояния, что даже может сидеть, прислонясь спиной к ванне и подперев руки коленями. Рвота прекратилась уже несколько часов назад, с тех пор он попил еще воды и сейчас даже жует крекер. Хотя обкусывает края печенья он буквально по крошкам. Полевая мышь съела бы его в десять раз быстрее. Кроме того, он притих — отвечает на вопросы Дина односложно и едва смотрит ему в глаза. Дина это тревожит, но он не вынуждает Каса к разговору — кажется, лучше дать ему прийти в себя в своем темпе. — Постель свежая и прохладная, — добавляет Дин, пытаясь соблазнить Каса. Он улыбается оптимистичной улыбкой, но Кас не возвращает ее — он даже не смотрит на Дина. — Тебе понравится, — говорит Дин. — Гораздо удобнее, чем на полу в ванной, честное слово. Кас медленно кивает, но отвечает: — Мне надо помыться сначала. — Он отъедает от печенья еще молекулу, осторожно откусывая крошку с краешка, после чего приподнимается и откладывает крекер на край раковины так бережно, словно это драгоценный артефакт. — Мне нужно в душ, — говорит он и начинает вставать на ноги. Дин подхватывает его под локоть, чтобы помочь. И снова Кас не поднимает глаз, избегая взгляда Дина. — Может, позволишь помочь тебе помыться? — предлагает Дин, не будучи уверен, что Кас достаточно твердо стоит на ногах. — Или я могу поставить в ванну стул. Ты посидишь, а я тебя помою. Кас искоса бросает взгляд на Дина, встречаясь с ним глазами лишь мимолетно. — Я могу и сам, — настаивает он. — Я всегда так делаю в это время. Через двадцать четыре часа. На самом деле после химиотерапии прошло только двадцать два часа, но Дин не поправляет его. После этого Кас предпринимает видимое усилие, чтобы выпрямиться и не опираться на Дина, и даже отталкивает Дина ладонью в грудь по направлению к двери. — Ты и так уже очень много для меня сделал, — добавляет Кас таким формальным тоном, словно он дипломат, благодарящий иностранного посла. — Спасибо тебе большое за содействие. Я справлюсь. — С этими словами он захлопывает дверь ванной у Дина перед лицом. Дин вздыхает. Понятно, что Касу нужна приватность хоть в каких-то вещах. Тем не менее, это беспокоит Дина, особенно учитывая логистику душа, которая — если подумать — крайне сложная и требует немало сил. Пол скользкий, мыло скользкое, и даже чтобы снять одежду, требуется наклоняться и балансировать на одной ноге. А еще нужно перешагнуть через бортик ванны. Ну как Кас со всем этим справится, когда он на ногах-то еле стоит? Что если он поскользнется? Что если упадет? Что если ударится головой? Что если он потеряет сознание прямо в душе? Что если он захлебнется? Дин еще несколько секунд шагает под дверью ванной. Но Кас действительно делал это один уже долгое время. (Хотя через двадцать четыре часа, а не через двадцать два!) Наконец Дин заставляет себя отвернуться. На несколько минут он занимает себя уборкой номера: моет оставшуюся посуду в кухонной раковине и открывает окно, чтобы немного проветрить комнату. Потом выбрасывает перчатки в мусор и споласкивает руки: теперь уже ясно, что Касу лучше, а значит он, наверное, больше не токсичен. Когда Дин встряхивает свежее одеяло над чистыми простынями на кровати, в ванной раздается глухой стук. — Кас? — окликает Дин, поспешно подходя к двери. Он резко стучит в дверь. — Кас, что это было? Ты в порядке? Сначала ответа нет. Потом следует слабое, нетвердое: «Я просто уронил мыло...» — едва слышное из-за воды в душе. Но дальше раздается еще один стук. На этот раз он громче и тяжелее, и за ним следуют звуки борьбы, резкий вздох и треск чего-то рвущегося. — Кас, я захожу! — объявляет Дин и отступает на шаг, готовясь выбить дверь, но в последний момент его посещает мысль попробовать ручку. К его удивлению, дверь открывается. На этот раз Кас не запер ее. Дин распахивает дверь и обнаруживает Каса на коленях в ванне, голого и мокрого. Сверху на него хлещет вода из душа. Нижнюю половину тела он частично прикрывает душевой занавеской, которую сжимает в руке. Край занавески сорван с нескольких колец. Дину видны только оголенные бок и спина Каса. Но у Дина сжимается сердце, ему физически больно видеть, каким уязвимым выглядит Кас, каким беспомощным, каким бледным, худым и слабым, когда сидит так, на коленях, съежившись под струей из душа. Его голова опущена, и по слипшимся тонким прядям поредевших волос стекает вода. На боках отчетливо выделяются ребра, и в центре спины резким хребтом выступает позвоночник. На руках видны темные, устрашающие синяки; оказывается, что синяки есть и в других местах: по всему телу — на его спине, боках и ногах, — некоторые даже в виде странных линий, похожих на следы когтей, как будто его ранило дикое животное. Дин замечает и пару покрасневших воспаленных линий у Каса на животе — вероятно, какие-то полузажившие хирургические шрамы, которые Кас пытается прикрыть занавеской. Все это ужасно. И все же, как бы ужасно это ни выглядело, каким-то невероятным образом Кас все равно прекрасен. Прекрасен, и ужасен, и беззащитен, и искалечен одновременно. Увидев Дина, он пытается встать, прикрываясь душевой занавеской, и Дин разрывается между желанием помочь и желанием не вторгаться в его личное пространство. Кас умудряется подняться, но едва удерживается на ногах, и занавеска с треском срывается с еще одного кольца. Дин торопится на помощь, однако Кас отшатывается так поспешно, что теряет равновесие и с силой врезается в стену. Он делает попытку обернуть оторванный край занавески вокруг бедер, явно стараясь прикрыться. Странно видеть его таким смущенным — раньше Каса никогда не волновали вопросы наготы. Но теперь что-то изменилось. Теперь изменилось все. Дин хватает одно из полотенец с держателя над унитазом и передает ему. Полотенце немедленно вымокает насквозь, но это хоть какое-то прикрытие. Кас отпускает занавеску и вцепляется в полотенце, оборачивая его вокруг талии. Дин помогает ему завязать края узлом, деликатно не глядя вниз (очевидно, что Кас остро ощущает свою наготу, и Дин не хочет стеснять его еще больше). — Ну вот, — говорит Дин, закрепив полотенце. — Видишь, ничего страшного. — Но, взглянув на Каса, он замечает, что тот в молчании уставился на водосток. Что-то в выражении лица Каса заставляет Дина взять его за плечи и попытаться поймать его взгляд. Кас отказывается на него смотреть. — Эй, эй… Кас, ничего страшного. Ничего страшного, — уверяет Дин. Кас качает головой и говорит, почти что философски: — Знаешь, забавно. Я раньше думал — даже надеялся, наверное, — что, может быть… что когда-нибудь мы, может быть… Он останавливается. Повисает пауза. — Что когда-нибудь мы что? — спрашивает Дин. Кас не отвечает. Вода бьет по кафельной плитке на стене и теперь стекает и по волосам Дина тоже, и по лицам их обоих. Кас наконец поднимает глаза на Дина. Он произносит тихо: — Я не хотел, чтобы ты видел меня в таком состоянии. — Я знаю, — отвечает Дин, так как это было очевидно с самого начала. — Я знаю. — Не в таком состоянии… — говорит Кас, снова опуская глаза. В этот момент он, кажется, впервые замечает, что Дина задевает струя из душа. — Ты промок, — обеспокоенно хмурится он. — Твоя одежда испортится. — Одной рукой он легонько толкает Дина в грудь, пытаясь заставить его выйти из-под душа. Дин отказывается двигаться. — Плевать на одежду. — Но она же мокнет, — возражает Кас, указывая на кофту Дина, которая, действительно, уже насквозь мокрая. — Плевать на одежду, — настаивает Дин. — Я куплю еще одежды. Кас лишь качает головой и снова пытается оттолкнуть Дина, и Дин восклицает, внезапно закипая от досады и едва сдерживаясь, чтобы не встряхнуть его: — Ты что, не понимаешь?! Я куплю еще одежды, но я не найду другого Кастиэля! Ты — единственный Кас, что у меня есть. Ты что, не понимаешь? Ты — единственный, Кас, и ты должен позволить мне помочь! Пожалуйста… Я должен помочь! — Внезапно Дин чувствует настоящее отчаяние оттого, что Кас постоянно отстраняется, закрывает дверь, отталкивает Дина, извиняется, избегает его взгляда. Конечно, Дин помогал всю ночь, но кажется, Кас так и не смирился с его присутствием. Дин практически умоляет: — Я должен помочь, Кас, пожалуйста, позволь мне помочь! Я не могу по-другому! Струя из душа бьет, не переставая, и уже начинает остывать: Дин чувствует, что горячая вода заканчивается, но Кас, похоже, не замечает. На этот раз что-то в голосе Дина, кажется, тронуло его. Он кивает и говорит — таким тихим шепотом, что Дин едва слышит: «Ладно. Ладно». И, когда Дин тянет его к себе, Кас не сопротивляется. Он наконец поворачивается к Дину и прячет лицо у него на шее, обняв его руками за пояс. — Ладно, ладно, — повторяет Кас снова. Он опирается на Дина и все продолжает кивать. Вода становится прохладной, но Дин не хочет отпускать Каса ни на секунду — только не сейчас. Они стоят так долгое время, вцепившись друг в друга, пока Дин не чувствует, что Кас начал дрожать. — Вода холодная, — говорит Дин, и Кас рассеянно отвечает: «Да, точно…» — пока Дин поспешно закрывает кран. После этого Дин укутывает Каса в несколько слоев белых полотенец — сперва помогая ему заменить полотенце вокруг бедер на сухое, затем обернув его еще несколькими сверху. Кас почти в ступоре, дрожит и спотыкается от усталости, и Дин помогает ему перешагнуть через бортик ванны и практически на себе относит его в кровать. Он устраивает Каса в постели и наматывает еще одно полотенце на его голову в качестве импровизированного головного убора. Пока Дин подтыкает вокруг него простыни и одеяло, Кас снова бормочет: «Ладно, Дин, ладно» — и поглаживает Дина по руке, после чего забывается во сне. Засыпая, он так и продолжает держать Дина за руку. Одежда Дина действительно насквозь мокрая. Но это совершенно неважно.